О наших и не наших (3).
3. Немного обобщений
Читая политико-экономическую публицистику, завернутую зачастую в наукообразную форму, приходится только удивляться, как авторы ухитряются заблудиться в трех или четырех «соснах». Хотя понятно, что за тем или иным вариантом заблуждений стоит вполне конкретный политико-экономический интерес. Например, идеологи, связанные с промышленным, производственным капиталом (хотя бы и государственным, как в СССР) умаляют значение торгово-финансовых отношений. Англо-саксонские идеологи - тоже упрощают модель экономики до вселенской биржи. Однако, и те, и другие полагают, что никакой автономии у производственных и торговых отношений нет, а экономика - это не взаимодействие этих автономных, но тесно сопряженных сфер, доминирование одной из них. Не говоря уже о том, что есть еще, как минимум, одна столь же сопряженная с этими экономическими сферами, но тоже автономная «полусфера» производственных и потребительских стандартов, подчиненная автономной от экономики сфере государства.
Однако в торговой и даже в финансовой сфере есть свои собственные технологии и свое производство услуг и «продуктов» (например, тех же денег как особого товара). А внутри производственной корпорации или сети есть своя подчиненная сфера обмена. Причем на каждом уровне - от ремесленника или от артели и бригады, до глобальной корпорации и отрасли имеют место свои собственные варианты производственных, обменных отношений, стандартов и правил. И в целом каждый таксон общественной структуры представляет собой матрешку, внутри которой есть, как минимум, три «матрешки» поменьше.
Эти три сопряженные сферы - производство, обмен и стандарты(правила) достаточно легко разглядеть, пощупать, доказать их существование. Доказать автономное существование сложнее именно из-за вложенных «матрешек». Экономист марксистской школы всегда приведет примеры и назовет нормой подчинение обмена производству. Его оппонент из «маржиналистов», наоборот, докажет, что все самое главное в экономике, да и вообще в жизни происходит на бирже, поэтому норма - это подчинение производства товарно-денежному обмену. Представители «австрийской школы» идут немного дальше в этом споре, и упирают на цивилизованные стандарты, как самое важное для биржи.
Однако все это представления столетней давности, консервируемые ради запудривания мозгов образованным обывателям. Философская и математическая мысль с тех пор убежали далеко вперед. Например, понятие «фрактал» благодаря красивым узорам, выкладываемым в соцсетях, сейчас известно почти всем. Если же немного напрячь пространственное воображение, то можно представить себе не двухмерный, а трехмерный фрактал в виде «объемного узора». А там, глядишь, если даже не представим, то допустим возможность существования четырехмерного пространственно-временного фрактала.
Кроме того в современной философии достаточно хорошо развиты теории «порядка из хаоса» (И.Пригожин), а также теория «автопоэза» (Матурана и Варела). Автопоэз, то есть самсозидание, и описывает динамику автономных сфер в живых системах. А народы и человечество в целом к ним, естественно, относятся.
Теперь, на достигнутом уровне восприятия сложности, можно добавить к трем уже названным «матрешкам» еще одну, которую не так просто опознать. Первые три сферы, несмотря на четырехмерную динамику, еще можно упрощенно представить как условно неизменный объект (между кризисами). Четвертая «матрешка» представляет собой политическую сферу на каждом уровне и имеет основанием как раз любые кризисы, переходные состояния. То есть как раз она отвечает за формирование нового «порядка из хаоса». Между тем в политической публицистике и тем более в обывательском представлении сопряженные сферы политики и государства также почти не различаются, как и производство с обменом. Более того «государство» уже четыре сотни лет почитается как синоним страны, где «внутри государства» обитает народ. Однако государство и шире - сфера стандартов и правил (регулируемая также традицией, а не только государством) отвечает за поддержание статус-кво и соблюдение правил, а политика - ровно наоборот - за формирование новых правил в случае кризиса (в том числе предсказуемого, как приход зимы и т.д.). То есть уже по своим функциям эти две сферы никак не могут быть не то что тождественными, но даже совмещенными, только сопряженными. Хотя внутри государства тоже есть своя политика, а внутри политики - свои политические институты, отвечающие за стабильность правил игры по выработке новых правил. И так далее. То есть, еще раз повторю, - обобщенная общественная структура представляет собой не что иное как четырехмерный (динамический) фрактал, в каждом узле которого соединены по четыре «матрешки» - производство, обмен, правила (стандарты) и игра по поводу правил.
Извиняюсь за столь длинное философское отступление, но я просто вынужден обозначить тот уровень сложности, с которым мы имеем дело при анализе явления «народ» и его соотношения с этносом, нацией, цивилизацией и прочими таксонами обществоведческой классификации. Поэтому очень прошу отдельных многомудрых критиков, оперирующих штампами упрощенных схем марксистской, либеральной или фашистской идеологий, даже не пытаться наставлять автора на путь истинный. Ибо погряз в автопоэзе и фракталах, и ничем не оттащишь, разве что еще более вкусным интеллектуальным чтивом. Проще отстать и почитать что-нибудь попроще из классиков.
Теперь можно вернуться к предмету аналитических рассуждений - народу как части автопоэтического единства, в котором также присутствует и этнические, и национальные узлы многоуровневой фрактальной сети. Самое время вспомнить гумилевскую классификацию этносов и прочих составляющих этносферы. Сразу же оговоримся - для середины ХХ века, в период тотального господства упрощенных идеологий, теория Л.Н.Гумилева была настоящим мировоззренческим прорывом, предвосхищая многие из философских достижений конца века. Однако из этого не следует, что она не заслуживает критики для дальнейшего развития. Как раз такого рода продуктивная критика и будет наилучшим выражением почтения к великому русскому ученому.
Во-первых, вслед за Гумилевым еще раз подчеркнем автономную сущность этносферы, но будем утверждать ее сопряженность с другими сторонами социальной жизни, от чего сам Гумилев открещивался, возможно, и для самосохранения, чтобы не ступать на опасное поле социальных наук. За примерами жертв среди выдающихся ученых, ступивших на это поле - Чаянов, Кондратьев, Флоренский, Лосев, далеко, увы, ходить не придется, да и сам Лев Николаевич вдоволь настрадался от простых, как «Правда», марксистов-ленинцев.
Введенная им этнологическая классификация - «консорция», «субэтнос», «этнос», «суперэтнос», была в самой последней статье от 1992 года дополнена гипотетическим уровнем «гиперэтнос», охватывающим взаимосвязи с природой всего человечества.
Однако строить классификацию этнологических таксонов подобно биологическим можно, но только с оглядкой на отличие предмета этих наук. В биологии не только виды, но и ниже уровнем - популяции существуют строго отдельно друг от друга. Соответственно, и таксоны линнеевской классификации основаны на упрощающем обобщении. В социуме такая автаркия случается разве что в самой глуши амазонских болот, даже в тундре Крайнего Севера отдельные этносы взаимодействуют, образуя сложное динамическое единство. Здесь верхние уровни классификации - не упрощенно-обобщенные виртуальные проекции нижних уровней, а реально существующие и выполняющие свои собственные, особые функции подсистемы более широких систем.
Более точным аналогом этнологической ветви общесоциологической классификации может быть структура материальной основы жизнедеятельности организма: клетка, ткань, орган, система органов, организм. Такая метафора позволяет понять, что субэтнос, как и суперэтнос не являются уменьшенной или увеличенной копией этноса, а имеют свои, только этому уровню присущие особенности функционирования, как и семья, поселение (аналог популяции), и человечество в целом как глобальная система, а не просто широко расселившийся вид homo sapiens. В шутливой форме мы уже обсуждали это соответствие человечества организму, где цивилизации (и спуерэтносы) - это подсистемы организма, нации (и этносы) - это его органы, а региональные и крупные городские субэтносы - ткани органов, вплоть до семейных «ячеек общества» как аналога клеток.
Взаимодействие сообщества людей с природой (вмещающим ландшафтом) неотделимо от выработанных этнической культурой социальных форм и производственных технологий. То есть этничность по Гумилеву является важным свойством, если не сущностью первой из четырех «матрешек», описывающих жизнедеятельность каждого автономного сообщества на любом уровне. Гумилевский «этнос» - уже достаточно сложный «орган», в котором сочетаются разнообразные хозяйственные уклады. В отличие от «субэтноса», где культура «возделывания» вмещающего ландшафта достаточно однородна, хотя обязательны «вкрапления» сопутствующих культур обмена, поддержания традиций (или стандартов) и работы с привычными кризисами. В других трех сферах тоже есть такие же «субэтносы» с аналогичными подсистемами. Но главное, что именно субэтнос объединяет множество популяций со сходной хозяйственной культурой и сопряженными культурами обмена, правилами и ритуалами. Но только взаимосвязанные между собой, у поселения староверов за океаном могут быть такие же хозяйственные традиции, как в средней полосе России, но частью субэтноса или этноса оно не является.
Соответственно, на уровне этноса сосредоточены хозяйственные и прочие обслуживающие функции, обеспечивающие взаимосвязь субэтносов. Здесь более важными являются коммуникации обмена и обслуживающие их городские и «бродячие» субэтносы. Хотя вместе коммуникационные и базовые субэтносы формируют общий баланс производства, обмена и потребления, который в свою очередь является основой для функционирования суперэтноса.
На уровень суперэтносов отдельно вынесены функции поддержания культурных стандартов и правил, включая «иммунитет» от чужеродных агентов и «раковых клеток». Сюда же следует отнести «мембраны» - пограничные (лимитрофные) этносы и субэтносы, взаимодействующие с соседними цивилизациями (субэтносами). То есть, вообще говоря, в состав суперэтноса, кроме обычных этносов, входят отдельные «национально озабоченные» субэтносы, в которых гипертрофированы функции «третьей матрешки».
Впрочем, еще раз напомню, что все составные части социума находятся в непрерывной динамике, так что суперэтнос может быть основой и для имперской нации, и для союза наций - и то, и другое лишь разные формы существования единой цивилизации.
Наконец, на самом высшем уровне взаимодействия цивилизаций превалируют функции геополитической игры, накопления соответствующих знаний о кризисах и глубинной природе человеческих отношений. Как народы не существуют друг без друга, так и мировые религии, а равно научные школы имеют смысл лишь в глобальном взаимодействии. Однако, чтобы гипотетический гумилевский «гиперэтнос» был или стал реальностью, необходимо развитие имеющих глобальное значение субэтносов, озабоченных не производством, не обменом и не цивилизованными стандартами, а общими гуманитарными проблемами человечества и каждого человека. Исторически, в периоды глобальных кризисов такие субэтносы порождаются - назорейское сообщество в Иудее начала нашей эры, флорентийское сообщество на рубеже XV-XVI веков. Будет ли в истории человечества время, когда такое сообщество, сформировавшись, не разрушится, и станет направлять глобальное развитие, Бог его знает!
Однако, мы уже исчерпали терпение читателей и лимит теоретизирования, и пора уже перейти к практическому анализу животрепещущих вопросов. Не волнуйтесь, «дали будэ»…
Продолжение следует
Читая политико-экономическую публицистику, завернутую зачастую в наукообразную форму, приходится только удивляться, как авторы ухитряются заблудиться в трех или четырех «соснах». Хотя понятно, что за тем или иным вариантом заблуждений стоит вполне конкретный политико-экономический интерес. Например, идеологи, связанные с промышленным, производственным капиталом (хотя бы и государственным, как в СССР) умаляют значение торгово-финансовых отношений. Англо-саксонские идеологи - тоже упрощают модель экономики до вселенской биржи. Однако, и те, и другие полагают, что никакой автономии у производственных и торговых отношений нет, а экономика - это не взаимодействие этих автономных, но тесно сопряженных сфер, доминирование одной из них. Не говоря уже о том, что есть еще, как минимум, одна столь же сопряженная с этими экономическими сферами, но тоже автономная «полусфера» производственных и потребительских стандартов, подчиненная автономной от экономики сфере государства.
Однако в торговой и даже в финансовой сфере есть свои собственные технологии и свое производство услуг и «продуктов» (например, тех же денег как особого товара). А внутри производственной корпорации или сети есть своя подчиненная сфера обмена. Причем на каждом уровне - от ремесленника или от артели и бригады, до глобальной корпорации и отрасли имеют место свои собственные варианты производственных, обменных отношений, стандартов и правил. И в целом каждый таксон общественной структуры представляет собой матрешку, внутри которой есть, как минимум, три «матрешки» поменьше.
Эти три сопряженные сферы - производство, обмен и стандарты(правила) достаточно легко разглядеть, пощупать, доказать их существование. Доказать автономное существование сложнее именно из-за вложенных «матрешек». Экономист марксистской школы всегда приведет примеры и назовет нормой подчинение обмена производству. Его оппонент из «маржиналистов», наоборот, докажет, что все самое главное в экономике, да и вообще в жизни происходит на бирже, поэтому норма - это подчинение производства товарно-денежному обмену. Представители «австрийской школы» идут немного дальше в этом споре, и упирают на цивилизованные стандарты, как самое важное для биржи.
Однако все это представления столетней давности, консервируемые ради запудривания мозгов образованным обывателям. Философская и математическая мысль с тех пор убежали далеко вперед. Например, понятие «фрактал» благодаря красивым узорам, выкладываемым в соцсетях, сейчас известно почти всем. Если же немного напрячь пространственное воображение, то можно представить себе не двухмерный, а трехмерный фрактал в виде «объемного узора». А там, глядишь, если даже не представим, то допустим возможность существования четырехмерного пространственно-временного фрактала.
Кроме того в современной философии достаточно хорошо развиты теории «порядка из хаоса» (И.Пригожин), а также теория «автопоэза» (Матурана и Варела). Автопоэз, то есть самсозидание, и описывает динамику автономных сфер в живых системах. А народы и человечество в целом к ним, естественно, относятся.
Теперь, на достигнутом уровне восприятия сложности, можно добавить к трем уже названным «матрешкам» еще одну, которую не так просто опознать. Первые три сферы, несмотря на четырехмерную динамику, еще можно упрощенно представить как условно неизменный объект (между кризисами). Четвертая «матрешка» представляет собой политическую сферу на каждом уровне и имеет основанием как раз любые кризисы, переходные состояния. То есть как раз она отвечает за формирование нового «порядка из хаоса». Между тем в политической публицистике и тем более в обывательском представлении сопряженные сферы политики и государства также почти не различаются, как и производство с обменом. Более того «государство» уже четыре сотни лет почитается как синоним страны, где «внутри государства» обитает народ. Однако государство и шире - сфера стандартов и правил (регулируемая также традицией, а не только государством) отвечает за поддержание статус-кво и соблюдение правил, а политика - ровно наоборот - за формирование новых правил в случае кризиса (в том числе предсказуемого, как приход зимы и т.д.). То есть уже по своим функциям эти две сферы никак не могут быть не то что тождественными, но даже совмещенными, только сопряженными. Хотя внутри государства тоже есть своя политика, а внутри политики - свои политические институты, отвечающие за стабильность правил игры по выработке новых правил. И так далее. То есть, еще раз повторю, - обобщенная общественная структура представляет собой не что иное как четырехмерный (динамический) фрактал, в каждом узле которого соединены по четыре «матрешки» - производство, обмен, правила (стандарты) и игра по поводу правил.
Извиняюсь за столь длинное философское отступление, но я просто вынужден обозначить тот уровень сложности, с которым мы имеем дело при анализе явления «народ» и его соотношения с этносом, нацией, цивилизацией и прочими таксонами обществоведческой классификации. Поэтому очень прошу отдельных многомудрых критиков, оперирующих штампами упрощенных схем марксистской, либеральной или фашистской идеологий, даже не пытаться наставлять автора на путь истинный. Ибо погряз в автопоэзе и фракталах, и ничем не оттащишь, разве что еще более вкусным интеллектуальным чтивом. Проще отстать и почитать что-нибудь попроще из классиков.
Теперь можно вернуться к предмету аналитических рассуждений - народу как части автопоэтического единства, в котором также присутствует и этнические, и национальные узлы многоуровневой фрактальной сети. Самое время вспомнить гумилевскую классификацию этносов и прочих составляющих этносферы. Сразу же оговоримся - для середины ХХ века, в период тотального господства упрощенных идеологий, теория Л.Н.Гумилева была настоящим мировоззренческим прорывом, предвосхищая многие из философских достижений конца века. Однако из этого не следует, что она не заслуживает критики для дальнейшего развития. Как раз такого рода продуктивная критика и будет наилучшим выражением почтения к великому русскому ученому.
Во-первых, вслед за Гумилевым еще раз подчеркнем автономную сущность этносферы, но будем утверждать ее сопряженность с другими сторонами социальной жизни, от чего сам Гумилев открещивался, возможно, и для самосохранения, чтобы не ступать на опасное поле социальных наук. За примерами жертв среди выдающихся ученых, ступивших на это поле - Чаянов, Кондратьев, Флоренский, Лосев, далеко, увы, ходить не придется, да и сам Лев Николаевич вдоволь настрадался от простых, как «Правда», марксистов-ленинцев.
Введенная им этнологическая классификация - «консорция», «субэтнос», «этнос», «суперэтнос», была в самой последней статье от 1992 года дополнена гипотетическим уровнем «гиперэтнос», охватывающим взаимосвязи с природой всего человечества.
Однако строить классификацию этнологических таксонов подобно биологическим можно, но только с оглядкой на отличие предмета этих наук. В биологии не только виды, но и ниже уровнем - популяции существуют строго отдельно друг от друга. Соответственно, и таксоны линнеевской классификации основаны на упрощающем обобщении. В социуме такая автаркия случается разве что в самой глуши амазонских болот, даже в тундре Крайнего Севера отдельные этносы взаимодействуют, образуя сложное динамическое единство. Здесь верхние уровни классификации - не упрощенно-обобщенные виртуальные проекции нижних уровней, а реально существующие и выполняющие свои собственные, особые функции подсистемы более широких систем.
Более точным аналогом этнологической ветви общесоциологической классификации может быть структура материальной основы жизнедеятельности организма: клетка, ткань, орган, система органов, организм. Такая метафора позволяет понять, что субэтнос, как и суперэтнос не являются уменьшенной или увеличенной копией этноса, а имеют свои, только этому уровню присущие особенности функционирования, как и семья, поселение (аналог популяции), и человечество в целом как глобальная система, а не просто широко расселившийся вид homo sapiens. В шутливой форме мы уже обсуждали это соответствие человечества организму, где цивилизации (и спуерэтносы) - это подсистемы организма, нации (и этносы) - это его органы, а региональные и крупные городские субэтносы - ткани органов, вплоть до семейных «ячеек общества» как аналога клеток.
Взаимодействие сообщества людей с природой (вмещающим ландшафтом) неотделимо от выработанных этнической культурой социальных форм и производственных технологий. То есть этничность по Гумилеву является важным свойством, если не сущностью первой из четырех «матрешек», описывающих жизнедеятельность каждого автономного сообщества на любом уровне. Гумилевский «этнос» - уже достаточно сложный «орган», в котором сочетаются разнообразные хозяйственные уклады. В отличие от «субэтноса», где культура «возделывания» вмещающего ландшафта достаточно однородна, хотя обязательны «вкрапления» сопутствующих культур обмена, поддержания традиций (или стандартов) и работы с привычными кризисами. В других трех сферах тоже есть такие же «субэтносы» с аналогичными подсистемами. Но главное, что именно субэтнос объединяет множество популяций со сходной хозяйственной культурой и сопряженными культурами обмена, правилами и ритуалами. Но только взаимосвязанные между собой, у поселения староверов за океаном могут быть такие же хозяйственные традиции, как в средней полосе России, но частью субэтноса или этноса оно не является.
Соответственно, на уровне этноса сосредоточены хозяйственные и прочие обслуживающие функции, обеспечивающие взаимосвязь субэтносов. Здесь более важными являются коммуникации обмена и обслуживающие их городские и «бродячие» субэтносы. Хотя вместе коммуникационные и базовые субэтносы формируют общий баланс производства, обмена и потребления, который в свою очередь является основой для функционирования суперэтноса.
На уровень суперэтносов отдельно вынесены функции поддержания культурных стандартов и правил, включая «иммунитет» от чужеродных агентов и «раковых клеток». Сюда же следует отнести «мембраны» - пограничные (лимитрофные) этносы и субэтносы, взаимодействующие с соседними цивилизациями (субэтносами). То есть, вообще говоря, в состав суперэтноса, кроме обычных этносов, входят отдельные «национально озабоченные» субэтносы, в которых гипертрофированы функции «третьей матрешки».
Впрочем, еще раз напомню, что все составные части социума находятся в непрерывной динамике, так что суперэтнос может быть основой и для имперской нации, и для союза наций - и то, и другое лишь разные формы существования единой цивилизации.
Наконец, на самом высшем уровне взаимодействия цивилизаций превалируют функции геополитической игры, накопления соответствующих знаний о кризисах и глубинной природе человеческих отношений. Как народы не существуют друг без друга, так и мировые религии, а равно научные школы имеют смысл лишь в глобальном взаимодействии. Однако, чтобы гипотетический гумилевский «гиперэтнос» был или стал реальностью, необходимо развитие имеющих глобальное значение субэтносов, озабоченных не производством, не обменом и не цивилизованными стандартами, а общими гуманитарными проблемами человечества и каждого человека. Исторически, в периоды глобальных кризисов такие субэтносы порождаются - назорейское сообщество в Иудее начала нашей эры, флорентийское сообщество на рубеже XV-XVI веков. Будет ли в истории человечества время, когда такое сообщество, сформировавшись, не разрушится, и станет направлять глобальное развитие, Бог его знает!
Однако, мы уже исчерпали терпение читателей и лимит теоретизирования, и пора уже перейти к практическому анализу животрепещущих вопросов. Не волнуйтесь, «дали будэ»…
Продолжение следует