Личные воспоминания о событиях из немецкого танка в битве под Сталинградом (Часть II)
Часть I
Гитлерюгенд
Я оказался в Гитлерюгенде. Был принят закон, по которому существовала только одна юношеская организация, и молодежная группа при моей церкви перешла в Гитлерюгенд. Мне он нравился. Все мои друзья состояли в нем. Мой отец сказал, что мне лучше быть там, потому что при данных обстоятельствах и ему, и мне не поздоровилось бы, если бы я покинул эту организацию.
Гитлерюгенд, National Geographic
Когда я ушел из школы в 15 лет, мой отец, железнодорожник, устроил меня подмастерьем у слесаря на железной дороге. Первым вопросом при заявке на работу был: “ Вступил ли ты в Гитлерюгенд?” Если бы я никогда не был членом этой организации, то, скорее всего, не смог бы устроиться на эту работу-таким образом на молодых людей оказывали косвенное давление (не через закон) для того, чтобы они вступали в Гитлерюгерг.
Но я должен признать, что мне там нравилось. Мы были бедными- у меня было мало одежды, а ту, что была, шила моя мать. В Гитлерюгенде же мне выдали коричневую рубашку. Мой отец никогда бы не купил мне такую, так как нам это было не по карману, а я на одном из собраний получил пакет-для дома. В нем было две рубашки. Мой отец ненавидел форму, но был вынужден был мириться с тем, что я ее ношу. Он понимал, что это значит.
Мы, гитлерюгендцы, маршировали с барабанами и свастикой- я так гордился тем, что мы вышагивали в сопровождении фанфар. Все это происходило в обстановке строжайшей дисциплины.
Мне нравились лагеря, расположенные в живописных местах- например, в замке Турингена. Все мы, молодые люди, имели возможность много заниматься спортом. Когда нам хотелось поиграть в футбол на улице в нашем бедном районе, ни у кого не было мяча, поскольку на него не было денег, а в Гитлерюгерге весь необходимый инвентарь был в нашем распоряжении. Откуда там были средства? Скорее всего, это были пожертвования, переданные производителями оружия. Гитлера наделили властью для того, чтобы подготовиться к войне - она должна была спасти Германию от экономического краха.
Я помню те времена, когда в стране было 7 миллионов безработных. Однако Гитлер пришел к власти, и полтора года спустя практически не осталось никого, кто не был бы трудоустроен. На доках стали строить военные корабли-Бисмарк, Юджин, Убо. В Германии даже стало не хватать рабочих рук. Людям это нравилось, но мой отец говорил, что если работа есть только для того, чтобы готовиться я к войне, то здесь что-то не так.
В Гитлерюгенде мы научились стрелять и бросать гранаты, сидеть в окопах и нападать оттуда. Мы проводили грандиозные военные учения. Нас собирали вокруг костров, где мы пели нацистские песни: “Пусть еврейская кровь капает с наших ножей” и тому подобные. Мои родители были шокированы всем этим варварством, в которое мы постепенно скатывались. Но я никогда не ставил это под сомнение. Нас готовили к тому, чтобы мы воевали на войне.
Несколько лет спустя немцы оккупировали огромные территории, в 4-5 раз превышающие размер Великобритании. Мы удерживали эти территории за счет того, что немецкая молодежь была подготовлена в гитлеровских лагерях. Я верил, что мы, немцы, сможем исправить тот хаос, в котором погряз мир.
В танковой дивизии
В 18 лет меня призвали и командировали в панцердивизию. Я очень гордился, что в таком раннем возрасте меня отобрали для танковой дивизии. Учения были очень тяжелыми. Я приходил домой в своей форме и считал, что дела шли великолепно. Наши инструкторы говорили нам, что они выбьют из нас индивидуализм и воспитают на его месте нацистский социалистический дух. Им это удалось. Когда мы подходили к Сталинграду, я все еще верил в это.
Наш офицерский состав в Вермахте почти полностью состоял из землевладельцев-аристократов с приставкой “фон”. Постоянно усиливалась военная пропаганда. Мы узнали, что “мы” должны что-то сделать с Польшей во имя мировой свободы до того, как они нападут на нас...Первого сентября 1939 года мы напали на Польшу. Когда взорвалась бомба в Берлине, нам сказали, что это акт терроризма против всех нас, свободолюбивых людей. То же самое говорят и сейчас, когда готовятся к новой войне. Та же самая атмосфера лжи и дезинформации.
Меня призвали в 1941 году- 22 июня, когда началась операция “Барбаросса”. Я тогда находился на учениях. Когда была объявлена война против Советского Союза, моя танковая дивизия находилась во Франции. Вначале военная дисциплина немецкой армии была намного лучше, чем в войсках других стран. Мы вошли в Советский Союз относительно легко. Мою 22-ю панцердивизию перебросили туда лишь к зиме 1941 года. Во Франции погода была терпимой: первая часть путешествия была приятной, несмотря на то, что была зима. В Германии было холоднее, а в Польше шел снег. В Советском Союзе все было белым-бело.
Мы тогда твердо верили в то, что умереть, сражаясь за отечество, было бы огромной честью для каждого. Мы прошли через город в Советском Союзе- он назвался Таненбург. Ранее тут шли бои с участием танков. Мы наблюдали картину, к которой восемнадцатилетние подростки не были готовы. Мы даже не подозревали, через что нам предстоит пройти- знали только , что обязаны исполнять приказы.
Я принялся раздумывать: несмотря на то, что большинство сожженных танков были русские, один из них был немецкий- совсем как мой,- и я не мог понять, как танкист сумел выбраться из него, потому что это казалось невозможным. Тут-то я и понял, что он, вероятно, не выбрался, а погиб прямо в танке.
В первый раз за все время я осознал, что мне не хотелось умирать. Рассуждать о великих битвах было интересно и увлекательно, но чем это было в реальности? Мой национал-социалистический дух никак не мог защитить меня от пуль. Так в мое сознание закрались первые сомнения.
Мы вошли в Крым в составе 11-ой армии Манштейна. Наше наступление началось поздней зимой/ранней весной. Тогда я принял участие в моем первом сражении. Мы выиграли.
Но однажды когда я ехал в танке, произошел один отрезвляющий случай. По уставу мне было не положено останавливать танк. Остановишь-и ты мертв. Я подъезжал к узкому мосту, который мне нужно было переехать. Когда я приблизился, то увидел троих русских солдат, несших своего раненого товарища, в сопровождении немецких охранников. Когда они увидели меня, они бросили раненого. Я остановился для того, чтобы не задавить его. Мой командир приказал мне ехать. Мне пришлось переехать раненого... Он от этого скончался. Так я стал убийцей. Я полагал, что убить кого-то в сражении было нормальным, но это не относилось к беззащитному человеку. Это тоже заставило меня сомневаться. Но если думать об этом постоянно, то можно сойти с ума.
После сражения нам дали медали. Это было замечательно. Мы взяли Крым. Брать деревни и побеждать армию противника было воодушевляющим занятием. Потом нас перебросили на поезде на материк для того, чтобы присоединиться к генералу Паулюсу. Это было весной 1942 года. Я принимал участие в передвижении к Волге. Мы побили Тимошенко. Я лично принимал участие во многих битвах. Затем мы двинулись на Сталинград.
По пути нас время от времени собирали политкомиссары- для оперативной сводки. Наш комиссар был майором нашего подразделения. Мы сидели на траве, а он был в центре. Он сказал, что нет необходимости стоять в его присутствии. Майор спросил: “Как вы думаете, почему вы находитесь в России?” Я стал гадать по поводу его намерения подловить нас в чем-нибудь.
Кто-то сказал: "Чтобы защитить честь нашего Отечества.” Майор сказал, что это ерунда, которую рассказывает Геббельс, а мы воюем не за лозунги, а за реальные вещи. Он сказал, что когда мы разобьем пролетарскую армию отбросов, тогда наши битвы на юге закончатся.
Куда мы направимся после? Ответ был- к нефтяным залежам на Кавказе и Каспии. После? Мы не имели представления. Скажем, если бы мы продвинулись около 700 км на юг, то мы очутились бы в Ираке. В то же время Роммель, который вел бои в районе дельты Нила, двинулся бы на восток и тоже вошел бы в Ирак. Без захвата этих важных нефтяных ресурсов, сказал он, Германия не может быть лидирующей державой. И теперь, глядя на сегодняшнюю ситуацию- все опять сводится к нефти.
Часть III
Часть IV
Часть V