Если бы жизнь была бесконечной
Сложно, конечно, говорить наверняка, но сейчас я думаю, что 1-е июля для меня всегда будет особым днем, потому что в этот день родилась моя любимая бабушка.
Удивительно: две трети моей жизни прошли без нее и только одна треть - с ней, но я всегда чувствую ее внутри своей души. Она занимает в ней место, не пропорциональное совместно прожитому времени, и у меня нет ощущения разрыва - только острая горечь утраты.
То, что со дня ее смерти прошло уже тридцать семь лет (гигантский срок по меркам отдельно взятой жизни!), не укладывается в моей голове так же, как год назад не укладывались тридцать шесть. Я не чувствую эти годы как годы необратимой разлуки, и меня не покидает ощущение, будто мы расстались недавно…
От этой ложной недавности мне и легко, и тяжело. С одной стороны, еще не успело развеяться тепло нашей взаимной привязанности, и оно продолжает греть меня своими ласковыми лучами; с другой - остается острота потери и не происходит привыкания.
Я предполагала, что вчерашний день будет днем переменной душевной облачности, когда на голубое небо светлых воспоминаний периодически набегают серые тучи осознания очевидных фактов, и потому спланировала его заранее: купила билеты в консерваторию и торт.
А еще я записалась на экскурсию по усадьбе Нарышкиных, которую неоднократно вам показывала. В такой день мне очень хотелось побывать в месте, прочно ассоциированном с бабулей.
Если честно, у меня сохраняется ощущение, что она никуда не уехала с Большой Филевской…И что дом номер 69 остается ее актуальным адресом. Не Митинское кладбище, куда я не могу заставить себя поехать, а Большая Филевская, 69.
У меня остается немало ее фотокарточек и вещей (хотя большинство их давно превратилось в прах), но все они - ничто в сравнении с тем, что хранится в сердце.
И все-таки мне дорого и важно прикасаться к осязаемым признакам того, что она была на этом свете. Прикасаться и понимать, что это не выдумка и не сказка, а реальность, пусть и датированная прошлым…
Я достаю их крайне редко, а все вместе они собрались, пожалуй, впервые за сорок лет - ради группового фото.
Я смотрю на них не так, как смотрят на забытых родней стариков, а как на маленьких сирот, чье будущее туманно и полно всевозможных рисков, но точно существует.
Очевидно, что пользоваться даже частью этого нехитрого наследия невозможно. Я не подпишу в бабулину книжку телефоны своих знакомых, не положу в ее очечник свои очки, не открою ее ключами дверь, поскольку тех замков, которые ими отпирались, давным-давно не существует…
И я никогда не протру толстые стекла ее очков, потому что мне бесконечно дорога их чудом сохранившаяся заляпанность, соединяющая сегодняшний день с теми днями…
А вот клипсам и чашкам посчастливилось продолжать полноценную жизнь.
Наверно, «активное долголетие» - это как раз про них.
Настолько активное, что и в субботнее утро старая посуда собралась за праздничным завтраком.
Если любовь к порядку у меня от мамы, то к колбасе - от бабули. Все мои пищевые пристрастия - от нее, причем я поняла это буквально на днях.
Удивительно, как прочно мы присваиваем какие-то привычки, и как преданно они шествуют с нами по жизни.
Я прекрасно знаю, что любит мама и отлично помню, что любили папа и бабуля. Все они непривередливы в еде, но за каждым стоят предпочитаемые блюда, так вот мои предпочтения полностью совпадают только с бабулиными.
Само собой, мама тоже отмечала этот день. Разговаривая утром по телефону, мы поделились планами друг с другом, и выяснилось, что она шагнула дальше меня: приготовила оливье, который был постоянным участников прежних застолий. Я до оливье не додумалась.
Идея поехать на экскурсионную прогулку и пойти на концерт была чудесной: оставшись дома, я бы грустила и докучала мужу ностальгическим нытьем.
Что бы я ни делала в то утро, щемило мне сердце; даже томик Гоголя, который я изредка беру почитать на балконе.
У нас сохранилось несколько книг из серии «школьная библиотека». Она не называется так официально, но включает все произведения из программы средней школы.
На разные праздники и просто так бабуля мне их дарила. В советские годы, когда книжная продукция была дефицитом, это был лучший подарок. Впрочем, я до сих пор считаю книгу подарком, пусть и не лучшим.
Внутри Гоголя обнаружился фантик, который на протяжении сорока лет выполняет функцию закладки. Я решила продолжить чтение с места, обозначенного ирисом «Кис-кис».
Этим местом оказалась страница 388 - глава вторая всем известной гоголевской повести.
Вообще-то я обожаю Гоголя, и всегда с сочувствием относилась и к Ивану Ивановичу, и к Ивану Никифоровичу, считая приятелей упрямыми дураками, рассорившимися на пустом месте.
Но вчера я поймала себя на том, что испытываю в связи с детально описываемой эскалацией их конфликта новое чувство - нарастающее раздражение в адрес их токсичного окружения.
Вот он - Иван Никифорович, вплотную приблизившийся к примирению в затянувшейся размолвке. Он готов сделать шаг навстречу второму упертому барану - Ивану Ивановичу.
И что? Примирение сорвалось, и еще двадцать два года (вплоть до того дня, когда автор случайно повстречался с заклятыми врагами) два Ивана судятся друг с другом.
Двадцать два года!
А ведь в их тяжбу вовлечено большое количество зрителей и болельщиков, каждый из которых извлекает из конфликта свою собственную выгоду. Все эти юристы, городничие, писари и проч. делают все, чтобы ссора продолжалась.
Раньше я как будто не замечала их на гоголевских страницах, а теперь их гадкие физиономии предстали во всей красе.
Ну, вляпались два самолюбивых соседа в историю, не сдержались, зацепились слово за слово, повздорили и никак не могут выпутаться, пойти на взаимные уступки. Так вы, окружающие их господа, ведите себя порядочно! Остановите и помогите погасить пламя без ожогов, а не развлекайтесь, грея руки на чужих распрях!
Понятно, что порядочность неприбыльна: на что бы жил городской судья, если бы не взаимные претензии двух врагов?
А писари, оформляющие иски? Им выгодны тяжбы и невыгодны примирения…
«Тьфу!» - плюнула я в их сторону, закрыла книгу и отправилась на экскурсию.
Поездка по моей любимой линии метрополитена - всегда маленький праздник.
Как водится, первым делом я подошла к нашему подъезду и задрала голову.
Если бы жизнь была бесконечной, в этот день мы все собрались на пятом этаже за круглым столом. В комнате было бы тесно, шумно и весело…
Новые жильцы нашей квартиры исключительно чистоплотны: как ни приеду, у них все время стирка.
Кстати, я много раз показывала вам наш балкон, но ни разу не упомянула те два отверстия над ним, которые значили для меня очень много.
Когда-то в них гнездились ласточки. Они строили круглые гнезда и выводили в них птенцов. Летними вечерами родители вылетали из гнезда за кормом, и, пока они не возвращались обратно, я тревожилась за потомство.
Осознание того, что над нашим балконом зародилась жизнь, наполняло меня трепетной радостью.
В ожидании экскурсионной прогулки я села на лавочку у пруда.
Если бы жизнь была бесконечной, рядом со мной сидела бы бабуля, и мы болтали бы на разные темы…
Вчера на экскурсии я оказалась в окружении людей, которым интересен наш парк, и несмотря на то, что ни один из них не знал о том, что он наш, я была горда и счастлива. Во мне пылало чувство робкого преимущества, которое обычно ощущает хозяин, когда демонстрирует гостям свежеотремонтированные владения.
Я была готова заглянуть в глаза каждому: «Ну, как? Вам нравится, правда?», но сдержалась.
Субботняя прогулка с экскурсоводом Николаем Даниленко оказалась такой захватывающей, что я планирую посвятить ей отдельный пост, а сегодня лишь замечу, что благодаря ей, вчерашний день получился идеальным.
Четыре часа в парке пролетели незаметно.
Я только и успела, что заехать домой, чтобы принять душ, поменять джинсы, футболку и кроссовки на платье и туфли, и поспешить в консерваторию.
Удобно, что от нашего дома до ее Большого зала есть прямой автобусный маршрут.
У входа в зал всегда празднично, даже если это просто симфонический концерт.
Конечно, никаких сомнений по поводу выбора аксессуаров вчера у меня не было. Внимательный читатель узнает клипсы с первой фотокарточки.
Симфоническая музыка, которая выше и сильнее всех слов, была великолепной. Я не знаю, есть ли что-то лучше нее.
Современные концерты очень хороши. Вы одновременно наслаждаетесь и виртуозным исполнением, и безупречной акустикой, и мастерством слова, поскольку чаще всего в роли конферансье выступают искусствоведы, которые готовят к концертному вечеру короткие авторские рассказы о композиторе или истории создания произведения.
В Большом зале консерватории разрешается и фотографировать, и снимать видео. Такое дружелюбное отношение к зрителям меня очаровывает.
Пока я слушала Бизе, Дебюсси и Равеля, за окном пролился первый июльский дождь. Свежесть, которую он оставил на память, была очень приятна.
Несмотря на позднее время, горожане разгуливали по улицам, а в многочисленных кафе раздавался смех и стоял оживленный гвалт.
То, что Москва никогда не спит, это правда. Но вторая правда заключается в том, что она никогда не перестает есть.
И мне еще предстоял ужин.
Обязательным атрибутом настоящего дня рождения для меня остаются торт и свечи. Периодами я люблю сладкое, периодами - нет, но день рождения без торта, без загадывания желаний и задувания свечей я считаю неполноценным. Как Новый год без шампанского.
И вчера я воткнула в торт не обычную свечу, а из коробки, которая была куплена в далекие времена жизни на «Пионерской» к маминому 25-летию. В мае 1966 года в упаковке было 50 штук. После празднования осталась половина.
Кстати, то, что свечки имеют желтый цвет, не следствие их долгой жизни, а исходный тон. На коробке он указан откровенно: желтый.
Допустить такого расточительства, как сожжение нескольких свечек, я, разумеется, не могла. Где теперь найдешь такие - купленные в 1966 году твоими близкими?
Это не просто раритет. Это сокровище, которое следует расходовать с величайшей бережливостью (но и не растягивать на столько, чтобы оно пережило всех, кому дорого).
Хранить свечи в кладовой, где они благополучно пролежали несколько десятилетий, я не намерена. Свечи должны гореть и исполнять желания, и мне хотелось завершить бабулин день этим трогательным ритуалом…
…Бабуль, я загадала желание. Оно точно тебе понравится, я знаю. И точно сбудется.
Если бы жизнь была бесконечной, эту свечку задула бы ты. Если бы жизнь была бесконечной…
Удивительно: две трети моей жизни прошли без нее и только одна треть - с ней, но я всегда чувствую ее внутри своей души. Она занимает в ней место, не пропорциональное совместно прожитому времени, и у меня нет ощущения разрыва - только острая горечь утраты.
То, что со дня ее смерти прошло уже тридцать семь лет (гигантский срок по меркам отдельно взятой жизни!), не укладывается в моей голове так же, как год назад не укладывались тридцать шесть. Я не чувствую эти годы как годы необратимой разлуки, и меня не покидает ощущение, будто мы расстались недавно…
От этой ложной недавности мне и легко, и тяжело. С одной стороны, еще не успело развеяться тепло нашей взаимной привязанности, и оно продолжает греть меня своими ласковыми лучами; с другой - остается острота потери и не происходит привыкания.
Я предполагала, что вчерашний день будет днем переменной душевной облачности, когда на голубое небо светлых воспоминаний периодически набегают серые тучи осознания очевидных фактов, и потому спланировала его заранее: купила билеты в консерваторию и торт.
А еще я записалась на экскурсию по усадьбе Нарышкиных, которую неоднократно вам показывала. В такой день мне очень хотелось побывать в месте, прочно ассоциированном с бабулей.
Если честно, у меня сохраняется ощущение, что она никуда не уехала с Большой Филевской…И что дом номер 69 остается ее актуальным адресом. Не Митинское кладбище, куда я не могу заставить себя поехать, а Большая Филевская, 69.
У меня остается немало ее фотокарточек и вещей (хотя большинство их давно превратилось в прах), но все они - ничто в сравнении с тем, что хранится в сердце.
И все-таки мне дорого и важно прикасаться к осязаемым признакам того, что она была на этом свете. Прикасаться и понимать, что это не выдумка и не сказка, а реальность, пусть и датированная прошлым…
Я достаю их крайне редко, а все вместе они собрались, пожалуй, впервые за сорок лет - ради группового фото.
Я смотрю на них не так, как смотрят на забытых родней стариков, а как на маленьких сирот, чье будущее туманно и полно всевозможных рисков, но точно существует.
Очевидно, что пользоваться даже частью этого нехитрого наследия невозможно. Я не подпишу в бабулину книжку телефоны своих знакомых, не положу в ее очечник свои очки, не открою ее ключами дверь, поскольку тех замков, которые ими отпирались, давным-давно не существует…
И я никогда не протру толстые стекла ее очков, потому что мне бесконечно дорога их чудом сохранившаяся заляпанность, соединяющая сегодняшний день с теми днями…
А вот клипсам и чашкам посчастливилось продолжать полноценную жизнь.
Наверно, «активное долголетие» - это как раз про них.
Настолько активное, что и в субботнее утро старая посуда собралась за праздничным завтраком.
Если любовь к порядку у меня от мамы, то к колбасе - от бабули. Все мои пищевые пристрастия - от нее, причем я поняла это буквально на днях.
Удивительно, как прочно мы присваиваем какие-то привычки, и как преданно они шествуют с нами по жизни.
Я прекрасно знаю, что любит мама и отлично помню, что любили папа и бабуля. Все они непривередливы в еде, но за каждым стоят предпочитаемые блюда, так вот мои предпочтения полностью совпадают только с бабулиными.
Само собой, мама тоже отмечала этот день. Разговаривая утром по телефону, мы поделились планами друг с другом, и выяснилось, что она шагнула дальше меня: приготовила оливье, который был постоянным участников прежних застолий. Я до оливье не додумалась.
Идея поехать на экскурсионную прогулку и пойти на концерт была чудесной: оставшись дома, я бы грустила и докучала мужу ностальгическим нытьем.
Что бы я ни делала в то утро, щемило мне сердце; даже томик Гоголя, который я изредка беру почитать на балконе.
У нас сохранилось несколько книг из серии «школьная библиотека». Она не называется так официально, но включает все произведения из программы средней школы.
На разные праздники и просто так бабуля мне их дарила. В советские годы, когда книжная продукция была дефицитом, это был лучший подарок. Впрочем, я до сих пор считаю книгу подарком, пусть и не лучшим.
Внутри Гоголя обнаружился фантик, который на протяжении сорока лет выполняет функцию закладки. Я решила продолжить чтение с места, обозначенного ирисом «Кис-кис».
Этим местом оказалась страница 388 - глава вторая всем известной гоголевской повести.
Вообще-то я обожаю Гоголя, и всегда с сочувствием относилась и к Ивану Ивановичу, и к Ивану Никифоровичу, считая приятелей упрямыми дураками, рассорившимися на пустом месте.
Но вчера я поймала себя на том, что испытываю в связи с детально описываемой эскалацией их конфликта новое чувство - нарастающее раздражение в адрес их токсичного окружения.
Вот он - Иван Никифорович, вплотную приблизившийся к примирению в затянувшейся размолвке. Он готов сделать шаг навстречу второму упертому барану - Ивану Ивановичу.
И что? Примирение сорвалось, и еще двадцать два года (вплоть до того дня, когда автор случайно повстречался с заклятыми врагами) два Ивана судятся друг с другом.
Двадцать два года!
А ведь в их тяжбу вовлечено большое количество зрителей и болельщиков, каждый из которых извлекает из конфликта свою собственную выгоду. Все эти юристы, городничие, писари и проч. делают все, чтобы ссора продолжалась.
Раньше я как будто не замечала их на гоголевских страницах, а теперь их гадкие физиономии предстали во всей красе.
Ну, вляпались два самолюбивых соседа в историю, не сдержались, зацепились слово за слово, повздорили и никак не могут выпутаться, пойти на взаимные уступки. Так вы, окружающие их господа, ведите себя порядочно! Остановите и помогите погасить пламя без ожогов, а не развлекайтесь, грея руки на чужих распрях!
Понятно, что порядочность неприбыльна: на что бы жил городской судья, если бы не взаимные претензии двух врагов?
А писари, оформляющие иски? Им выгодны тяжбы и невыгодны примирения…
«Тьфу!» - плюнула я в их сторону, закрыла книгу и отправилась на экскурсию.
Поездка по моей любимой линии метрополитена - всегда маленький праздник.
Как водится, первым делом я подошла к нашему подъезду и задрала голову.
Если бы жизнь была бесконечной, в этот день мы все собрались на пятом этаже за круглым столом. В комнате было бы тесно, шумно и весело…
Новые жильцы нашей квартиры исключительно чистоплотны: как ни приеду, у них все время стирка.
Кстати, я много раз показывала вам наш балкон, но ни разу не упомянула те два отверстия над ним, которые значили для меня очень много.
Когда-то в них гнездились ласточки. Они строили круглые гнезда и выводили в них птенцов. Летними вечерами родители вылетали из гнезда за кормом, и, пока они не возвращались обратно, я тревожилась за потомство.
Осознание того, что над нашим балконом зародилась жизнь, наполняло меня трепетной радостью.
В ожидании экскурсионной прогулки я села на лавочку у пруда.
Если бы жизнь была бесконечной, рядом со мной сидела бы бабуля, и мы болтали бы на разные темы…
Вчера на экскурсии я оказалась в окружении людей, которым интересен наш парк, и несмотря на то, что ни один из них не знал о том, что он наш, я была горда и счастлива. Во мне пылало чувство робкого преимущества, которое обычно ощущает хозяин, когда демонстрирует гостям свежеотремонтированные владения.
Я была готова заглянуть в глаза каждому: «Ну, как? Вам нравится, правда?», но сдержалась.
Субботняя прогулка с экскурсоводом Николаем Даниленко оказалась такой захватывающей, что я планирую посвятить ей отдельный пост, а сегодня лишь замечу, что благодаря ей, вчерашний день получился идеальным.
Четыре часа в парке пролетели незаметно.
Я только и успела, что заехать домой, чтобы принять душ, поменять джинсы, футболку и кроссовки на платье и туфли, и поспешить в консерваторию.
Удобно, что от нашего дома до ее Большого зала есть прямой автобусный маршрут.
У входа в зал всегда празднично, даже если это просто симфонический концерт.
Конечно, никаких сомнений по поводу выбора аксессуаров вчера у меня не было. Внимательный читатель узнает клипсы с первой фотокарточки.
Симфоническая музыка, которая выше и сильнее всех слов, была великолепной. Я не знаю, есть ли что-то лучше нее.
Современные концерты очень хороши. Вы одновременно наслаждаетесь и виртуозным исполнением, и безупречной акустикой, и мастерством слова, поскольку чаще всего в роли конферансье выступают искусствоведы, которые готовят к концертному вечеру короткие авторские рассказы о композиторе или истории создания произведения.
В Большом зале консерватории разрешается и фотографировать, и снимать видео. Такое дружелюбное отношение к зрителям меня очаровывает.
Пока я слушала Бизе, Дебюсси и Равеля, за окном пролился первый июльский дождь. Свежесть, которую он оставил на память, была очень приятна.
Несмотря на позднее время, горожане разгуливали по улицам, а в многочисленных кафе раздавался смех и стоял оживленный гвалт.
То, что Москва никогда не спит, это правда. Но вторая правда заключается в том, что она никогда не перестает есть.
И мне еще предстоял ужин.
Обязательным атрибутом настоящего дня рождения для меня остаются торт и свечи. Периодами я люблю сладкое, периодами - нет, но день рождения без торта, без загадывания желаний и задувания свечей я считаю неполноценным. Как Новый год без шампанского.
И вчера я воткнула в торт не обычную свечу, а из коробки, которая была куплена в далекие времена жизни на «Пионерской» к маминому 25-летию. В мае 1966 года в упаковке было 50 штук. После празднования осталась половина.
Кстати, то, что свечки имеют желтый цвет, не следствие их долгой жизни, а исходный тон. На коробке он указан откровенно: желтый.
Допустить такого расточительства, как сожжение нескольких свечек, я, разумеется, не могла. Где теперь найдешь такие - купленные в 1966 году твоими близкими?
Это не просто раритет. Это сокровище, которое следует расходовать с величайшей бережливостью (но и не растягивать на столько, чтобы оно пережило всех, кому дорого).
Хранить свечи в кладовой, где они благополучно пролежали несколько десятилетий, я не намерена. Свечи должны гореть и исполнять желания, и мне хотелось завершить бабулин день этим трогательным ритуалом…
…Бабуль, я загадала желание. Оно точно тебе понравится, я знаю. И точно сбудется.
Если бы жизнь была бесконечной, эту свечку задула бы ты. Если бы жизнь была бесконечной…