На пути перемен
Голодные 90-е вплотную прижали меня к началу 1993 года. Я понял, что надо что-то менять, когда вновь избранный директор Института (в это сложно поверить, но в Академии наук тогда директора институтов избирались сотрудниками, не только научными, право голоса имели и уборщицы) собрал общее собрание и загробным голосом объявил, что Москва урезает финансирование еще на 50%. “Еще” - это потому что такое урезание было уже третьим с начала года, и все незащищенные статьи бюджета уже были вырезаны под корень, включая материально-техническое обеспечение, командировочные, и оставалась только зарплата без фонда экономического стимулирования.
Директор, фамилия которого была созвучной расстрелянного до перестройки партийного функционера, мрачно обрисовал нам текущую бюджетную ситуацию и предложил всем написать добровольные заявления о снижении зарплаты на 50%. Учитывая, что цены только что взлетели на 500%, а зарплату не платили уже месяца три, народ встретил это предложение, которое было озвучено, как требование, мягко говоря, без особого энтузиазма.
Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что с наукой, несмотря на все ее преимущества в плане работы, надо завязывать и искать что-то более выгодное для моего желудка. Выбора особо не было - разгружать вагоны по ночам, как при студенчестве, здоровья уже не хватало, а вот новомодные тренды, связанные с приватизацией госимущества меня манили стабильной большой зарплатой, интересной работой и длинными ногами сотрудниц.
Конечно, устроится в организации нового тренда было не просто, но мне повезло. Во-первых, в эти структуры уже эмигрировали мои знакомые и приятели, которые могли замолвить слово перед людьми, принимающими кадровые решения, во-вторых, ученая степень кандидата наук открывала мне двери во многие организации, ну а в-третьих, я в то время обладал оптимальным соотношением молодости и достаточного опыта работы. В довершение всего органом приватизации, куда я устроился, руководил Николай Васильевич, тот самый бывший министр сельского хозяйства, который защитил диссертацию, посадив коров на цепи, и которому я в этом деле помогал (когда-нибудь напишу про эту историю).
На новой работе было много нового не только для меня, но и для всего дружного коллектива. Было очень интересно осваивать новации, опыта исполнения которых еще не было в нашей стране. Например, аукционы. Мы видели их только в фильме “12 стульев”, а тут приходилось по чистому листу писать регламенты, сценарии поведения, даже одежду и атрибутику подбирали. Помню, что деревянный молоток, которым аукционист стучит по специальной дощечке, заказывали в специальной мастерской за жуткие деньги. Аукциониста выписали из соседней губернии, он работал телеведущим и имел опыт проведения аж двух аукционов.
Это был еще тот артист. Не помню, был ли у него смокинг и цилиндр, но выглядел он как заслуженный артист, и на тренировках (а как же без них перед первым аукционом) благодаря подвешенному языку и новым тогда еще обращением “дамы и господа” сразил все дамские сердца наших молодых сотрудниц. В результате, естественно, он переспал с бывшим ученым секретарем института, и они оба явились на первый аукцион с похмелья...
Однако опыт не пропьешь и провел он первый аукцион безукоризненно со стороны продавца. А вот покупатели, естественно для первого раза, не раз ошибались, путались в ценах и в правилах поднятия карточек и фиксирования цены, но все обошлось. Особой конкуренции тогда не было, как, впрочем, и сговора среди покупателей. Все это пришло позже.
Вообще мы были очень наивные. Тогда все ощущали эйфорию от перемен, казалось, что все новое дается легко и без последствий. Не было еще осознания, что лакомые куски государственной собственности, распродаваемых порой практически за бесценок, служат приманкой для мошенников и спекулянтов нового типа, которые фарцуют не жвачкой, а заводами и авиакомпаниями.
Продолжение
1993