Дневник. 1983-86 год. Глава 3. Запрещенный спектакль
Вторая глава
Юрий Иванович Еремин
"Обретение". Инсценировка романа Иона Друце "Белая церковь". Про этот спектакль я попробовал тогда написать по горячим следам. По-моему, на генеральном прогоне, впечатления от которого и изложены, он смотрелся лучше, чем впоследствии. Унгуряну сам испортил свою постановку, выхолостил, убрал религиозный подтекст, но не помогло. Все равно запретили.
Жаль. Хотя бы потому, что там были блестящие работы Вл. Сошальского и Нины Афанасьевны Сазоновой. Их лишили отличных ролей, а зрителей - удовольствия наблюдать за ними в этих ролях.
Но такое уж было время, суровое, несправедливое.
А для начала я попробовал что-то сформулировать про главного режиссера ЦАТСА Юрия Еремина. Получился невнятный бред. Но как уж вышло.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
17 августа 1983 года
Еремин в профиль и анфас
Свойство Ю. Еремина как режиссера - расширение сценического пространства вглубь. Он никогда не удовлетворяется игровой площадкой, использует второй, внутренний план.
В "Счастье моем" (я уже писал об этой постановке в дневнике), гармоничном и сурово-лиричном спектакле, изнутри выглядывает портрет учительницы главной героини, одушевленный, оживленный воображением режиссера ради раскрытия подтекста, душевных мучений Виктории или как фон, оттеняющий ее поступки.
В том же спектакле - сложная система дверей, замысловатая кривая движения героев, как будто режиссер восстанавливает жизнесходство. Но так как есть двери, а нет стен, лукаво намекает на условность и тщетность ее побороть.
В "Автомобиле на веранде", странной пьесе о постаревших Геке Финне и Томе Сойере, которую Еремин сейчас репетирует, тоже за игровым пространством, точно, но бедновато обтянутом зеленым толем, что должно обозначать веранду, окруженную зеленью, и обозначает это вполне примитивно, существует прошлое героев, хорошо известное всем. И потому оно живет в тенях на задней стене веранды, где возникают фигуры юных Тома и Гека, Бекки Тэтчер и тети Полли, на фоне леса, на фоне других предметов.
Потом молодые Том и Гек выходят на сцену, меняются местами со старыми, сосуществуют, играют вместе. Всё это создает непосредственность действия, свойственное современному театру, часто одновременно показывающему прошлое и настоящее. И это обогащает неглубокую и средненькую пьесу Бернарда Сабота.
Владение этим приемом, нехитрым, но очень и очень действенным, Еремин демонстрирует и в "Законе вечности", и в "Часах без стрелок", но в нем в больших масштабах, используя поворотный круг большой сцены. Будущее выплывает в грандиозной картине, настоящее (время действия спектакля - блокада Ленинграда), в более камерных сценах, порой вырастающих в величественные символы, хотя немного высокопарные. (Какая-то дикая хрень, но уж извините)
Вот такие штрихи к портрету Юрия Еремина, не самое главное, но важное.
Еще его качество, замеченное мною на его репетициях - чувство времени, ритма, которое он постоянно старается привить актерам, но те, даже талантливые, не всегда это воспринимают и выполняют.
24 августа 1983 года
Необузданный Потемкин
"Обретение" называется спектакль И. Унгуряну по роману И. Друце "Белая церковь". Но его содержание не соответствует такому названию. Спектакль структурно сложен и неравноценен, неуравновешен.
Роман охватывает весь исторический кусок Второй Русско-турецкой войны сверху донизу, от молдавской крестьянки Екатерины, через молдавское и русское духовенство, Потемкина до Екатерины II. Но полноценно драматически, динамически цельно вырисована лишь фигура Потемкина, его сложная личность, его возвышение, варварские необузданные фантазии, его муки совести и смерть.
Его роль - единственная настоящая роль, с развитием характера, где можно показать многое и есть где и куда разойтись. В. Сошальский неглубоко забирает, но колоритен, мощен, очень темпераментен, почти не переигрывает, у него всё до крайности, и веселье, и муки. Он широк, щедр, демократичен (не аристократ, а явно бывший мужик, это уж Сошальский вовсю подчеркнул), мучается как-то удальски, ухарски.
Две кульминации в его судьбе (в пределах спектакля) - две кульминации всего действия. Сначала бал, где он должен сойтись с какой-то там княжной в импровизированной солдатской землянке. Бал охватывает всю огромную сцену и звучит сильно, здорово.
Очень ярка по замыслу следующая сцена: под музыку, едкую и злую, но легкую, веселящиеся гости бала медленно и постепенно исчезают, уплывают на поворотном круге, и только пара, танцующая цыганочку, задерживается ярким пятном, а из темноты возникает молдавская деревня, опустошенная войной, точнее, ее ощущение.
Исполнена эта сцена была не до конца отточенно, но это выйдет.
Другая кульминация - Потемкин и Захар, камердинер Екатерины, которому светлейший дает 200 рублей, чтобы тот выпил за его здоровье и раскрывает душу, сцена трагикомическая и сыгранная на точном и ровном дыхании. Потемкин противоречив и драматичен, у него есть мечта, есть высокие идеалы, и умирает он достойно.
Всё, что нашел. Потемкин - Сошальский
Обмякшая Екатерина Вторая
Его линия, и его окружение, среди коего Екатерина II - Н. Сазонова (не исторически, а драматургически Екатерина нужна здесь для раскрытия еще одной грани Потемкина - политика и ревнивого бывшего любовника одновременно), старая и какая-то обмякшая, беззлобная, не величественная абсолютно, вот что лучшее в спектакле, и вот что звучит, играет и запоминается.
Кроме того есть множество духовных лиц, много рассуждающих о Боге, сыпящих цитатами из Евангелия, кстати и весьма прочувствованно. Актеры блеклы, неинтересны, мизансцены архистатуарны, сверхнеподвижны, создают огромные возможности для зажимов, и особенно жутко зажат В. Баринов, хотя ему фактически нечего играть. Всё это смотрится тяжело, для ума понятно, но не одухотворено, не одушевлено, и все рассуждения о религии повисают в воздухе, остаются чистой констатацией.
Фигура отца Паисия дает большие возможности для крупной, тонкой, насыщенной актерской игры, но П. Вишняков изображает просто дряхлого старца со слабым голосом.
Так же и Екатерина по прозвищу Маленькая. Л. Голубкина пытается вдохнуть в нее жизнь, но роли все равно нет, текст повествователен и не драматичен. Хотя сцена с омовением ее ног Паисием, несмотря на, мягко говоря, неброскую игру актеров, своим содержанием производит впечатление.
Монотонно и однообразно
Но все патриотически-молдавские эпизоды спектакля крайне статичны, скучны и как-то формальны, сделаны по необходимости, а не от души, или, что скорее, вышли неживыми, не хватило живого дыхания или материал оказался плохо переведенным в драму.
Декорации Сумбаташвили масштабны, но весьма просты, огромные полотнища, то ли стены монастыря (там намеки на фрески обозначены), то ли хмурое небо над несчастной Молдавией.
В сцене кабинета Потемкина золотистый альков-шатер, в сцене Екатерины сверху спущено еще одно полотнище, блистающее, роскошное. А остальное выезжает на круге и довольно скупо: остов храма, диваны, столы.
Только в эпизоде бала использована сцена в глубину, и это самый яркий момент.
Актерских работ почти нет, хотя актеров играет много, но все как-то монотонно и однообразно, хотя на среднем, нормальном уровне.
26 августа
Без Бога жить нельзя
Спектакль будет переделываться, так что я поторопился запечатлеть, но правильно - тем интереснее будет результат.
Идея его - не нашенская, несколько с религиозным окрасом. Присутствует мысль, что священнослужители - это лучшая часть народа, его авангард, и подспудно, что без Бога, без веры в него жить нельзя.
Я излишне сурово отозвался об игре П. Вишнякова - отца Паисия, он в целом всё делает верно, в тоне - но нет того особого ощущения святости, необычности, внеземности этого необыкновенного человека, хотя, возможно, всё это еще придет.
Однако нравственный тонус постановки совпадает с религиозным, очень настойчиво звучит идея о Боге в душе, в том числе и сквозь образ Потемкина это просвечивает. Он ищет и при смерти обретает Бога, или истину, как осторожно говорится, все равно.
Но эти идеи не пойдут чистыми на зрителя, их придется или затушевать, или убрать. Да надо бы облечь их в более подвижную, живую форму, сделать более удобовоспринимаемыми, ибо голый текст, даже прекрасно произнесенный, в театре мертв и не воздействует.
Тем не менее или наоборот, как следовало ожидать, спектакль вскоре после премьеры был запрещен и снят с репертуара, затушевать его религиозный смысл не удалось, политработники из ГлавПУра, хоть и тупые, все просекли. Весть о запрете спектакля разнеслась по кругам театралов, и на его последнем представлении в ЦАТСА случился аншлаг, зал был переполнен впервые за много-много лет.
Я участвовал в том спектакле, в массовке, пригласил на него много родственников. За кулисами мы "отметили" премьеру, а заодно и запрет, и когда я вышел из театра, чтобы ехать домой вместе с приглашенными мной родственниками, я старался молчать, не открывать рот - дабы не дохнуть винными парами. В связи с чем моя покойная тетя даже удивилась моей торжественной серьезности.
Потом, в перестройку, спектакль возобновили под названием "Имя странного Потемкина", но об этом я уже ничего не знаю
Владимир Сошальский и Нина Сазонова. Прекрасные артисты. Фотографий спектакля нет. Как и других постановок ЦАТСА того периода. Будто и не было ничего. Кануло в вечность. Только я пытаюсь что-то восстановить
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год
Юрий Иванович Еремин
"Обретение". Инсценировка романа Иона Друце "Белая церковь". Про этот спектакль я попробовал тогда написать по горячим следам. По-моему, на генеральном прогоне, впечатления от которого и изложены, он смотрелся лучше, чем впоследствии. Унгуряну сам испортил свою постановку, выхолостил, убрал религиозный подтекст, но не помогло. Все равно запретили.
Жаль. Хотя бы потому, что там были блестящие работы Вл. Сошальского и Нины Афанасьевны Сазоновой. Их лишили отличных ролей, а зрителей - удовольствия наблюдать за ними в этих ролях.
Но такое уж было время, суровое, несправедливое.
А для начала я попробовал что-то сформулировать про главного режиссера ЦАТСА Юрия Еремина. Получился невнятный бред. Но как уж вышло.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
17 августа 1983 года
Еремин в профиль и анфас
Свойство Ю. Еремина как режиссера - расширение сценического пространства вглубь. Он никогда не удовлетворяется игровой площадкой, использует второй, внутренний план.
В "Счастье моем" (я уже писал об этой постановке в дневнике), гармоничном и сурово-лиричном спектакле, изнутри выглядывает портрет учительницы главной героини, одушевленный, оживленный воображением режиссера ради раскрытия подтекста, душевных мучений Виктории или как фон, оттеняющий ее поступки.
В том же спектакле - сложная система дверей, замысловатая кривая движения героев, как будто режиссер восстанавливает жизнесходство. Но так как есть двери, а нет стен, лукаво намекает на условность и тщетность ее побороть.
В "Автомобиле на веранде", странной пьесе о постаревших Геке Финне и Томе Сойере, которую Еремин сейчас репетирует, тоже за игровым пространством, точно, но бедновато обтянутом зеленым толем, что должно обозначать веранду, окруженную зеленью, и обозначает это вполне примитивно, существует прошлое героев, хорошо известное всем. И потому оно живет в тенях на задней стене веранды, где возникают фигуры юных Тома и Гека, Бекки Тэтчер и тети Полли, на фоне леса, на фоне других предметов.
Потом молодые Том и Гек выходят на сцену, меняются местами со старыми, сосуществуют, играют вместе. Всё это создает непосредственность действия, свойственное современному театру, часто одновременно показывающему прошлое и настоящее. И это обогащает неглубокую и средненькую пьесу Бернарда Сабота.
Владение этим приемом, нехитрым, но очень и очень действенным, Еремин демонстрирует и в "Законе вечности", и в "Часах без стрелок", но в нем в больших масштабах, используя поворотный круг большой сцены. Будущее выплывает в грандиозной картине, настоящее (время действия спектакля - блокада Ленинграда), в более камерных сценах, порой вырастающих в величественные символы, хотя немного высокопарные. (Какая-то дикая хрень, но уж извините)
Вот такие штрихи к портрету Юрия Еремина, не самое главное, но важное.
Еще его качество, замеченное мною на его репетициях - чувство времени, ритма, которое он постоянно старается привить актерам, но те, даже талантливые, не всегда это воспринимают и выполняют.
24 августа 1983 года
Необузданный Потемкин
"Обретение" называется спектакль И. Унгуряну по роману И. Друце "Белая церковь". Но его содержание не соответствует такому названию. Спектакль структурно сложен и неравноценен, неуравновешен.
Роман охватывает весь исторический кусок Второй Русско-турецкой войны сверху донизу, от молдавской крестьянки Екатерины, через молдавское и русское духовенство, Потемкина до Екатерины II. Но полноценно драматически, динамически цельно вырисована лишь фигура Потемкина, его сложная личность, его возвышение, варварские необузданные фантазии, его муки совести и смерть.
Его роль - единственная настоящая роль, с развитием характера, где можно показать многое и есть где и куда разойтись. В. Сошальский неглубоко забирает, но колоритен, мощен, очень темпераментен, почти не переигрывает, у него всё до крайности, и веселье, и муки. Он широк, щедр, демократичен (не аристократ, а явно бывший мужик, это уж Сошальский вовсю подчеркнул), мучается как-то удальски, ухарски.
Две кульминации в его судьбе (в пределах спектакля) - две кульминации всего действия. Сначала бал, где он должен сойтись с какой-то там княжной в импровизированной солдатской землянке. Бал охватывает всю огромную сцену и звучит сильно, здорово.
Очень ярка по замыслу следующая сцена: под музыку, едкую и злую, но легкую, веселящиеся гости бала медленно и постепенно исчезают, уплывают на поворотном круге, и только пара, танцующая цыганочку, задерживается ярким пятном, а из темноты возникает молдавская деревня, опустошенная войной, точнее, ее ощущение.
Исполнена эта сцена была не до конца отточенно, но это выйдет.
Другая кульминация - Потемкин и Захар, камердинер Екатерины, которому светлейший дает 200 рублей, чтобы тот выпил за его здоровье и раскрывает душу, сцена трагикомическая и сыгранная на точном и ровном дыхании. Потемкин противоречив и драматичен, у него есть мечта, есть высокие идеалы, и умирает он достойно.
Всё, что нашел. Потемкин - Сошальский
Обмякшая Екатерина Вторая
Его линия, и его окружение, среди коего Екатерина II - Н. Сазонова (не исторически, а драматургически Екатерина нужна здесь для раскрытия еще одной грани Потемкина - политика и ревнивого бывшего любовника одновременно), старая и какая-то обмякшая, беззлобная, не величественная абсолютно, вот что лучшее в спектакле, и вот что звучит, играет и запоминается.
Кроме того есть множество духовных лиц, много рассуждающих о Боге, сыпящих цитатами из Евангелия, кстати и весьма прочувствованно. Актеры блеклы, неинтересны, мизансцены архистатуарны, сверхнеподвижны, создают огромные возможности для зажимов, и особенно жутко зажат В. Баринов, хотя ему фактически нечего играть. Всё это смотрится тяжело, для ума понятно, но не одухотворено, не одушевлено, и все рассуждения о религии повисают в воздухе, остаются чистой констатацией.
Фигура отца Паисия дает большие возможности для крупной, тонкой, насыщенной актерской игры, но П. Вишняков изображает просто дряхлого старца со слабым голосом.
Так же и Екатерина по прозвищу Маленькая. Л. Голубкина пытается вдохнуть в нее жизнь, но роли все равно нет, текст повествователен и не драматичен. Хотя сцена с омовением ее ног Паисием, несмотря на, мягко говоря, неброскую игру актеров, своим содержанием производит впечатление.
Монотонно и однообразно
Но все патриотически-молдавские эпизоды спектакля крайне статичны, скучны и как-то формальны, сделаны по необходимости, а не от души, или, что скорее, вышли неживыми, не хватило живого дыхания или материал оказался плохо переведенным в драму.
Декорации Сумбаташвили масштабны, но весьма просты, огромные полотнища, то ли стены монастыря (там намеки на фрески обозначены), то ли хмурое небо над несчастной Молдавией.
В сцене кабинета Потемкина золотистый альков-шатер, в сцене Екатерины сверху спущено еще одно полотнище, блистающее, роскошное. А остальное выезжает на круге и довольно скупо: остов храма, диваны, столы.
Только в эпизоде бала использована сцена в глубину, и это самый яркий момент.
Актерских работ почти нет, хотя актеров играет много, но все как-то монотонно и однообразно, хотя на среднем, нормальном уровне.
26 августа
Без Бога жить нельзя
Спектакль будет переделываться, так что я поторопился запечатлеть, но правильно - тем интереснее будет результат.
Идея его - не нашенская, несколько с религиозным окрасом. Присутствует мысль, что священнослужители - это лучшая часть народа, его авангард, и подспудно, что без Бога, без веры в него жить нельзя.
Я излишне сурово отозвался об игре П. Вишнякова - отца Паисия, он в целом всё делает верно, в тоне - но нет того особого ощущения святости, необычности, внеземности этого необыкновенного человека, хотя, возможно, всё это еще придет.
Однако нравственный тонус постановки совпадает с религиозным, очень настойчиво звучит идея о Боге в душе, в том числе и сквозь образ Потемкина это просвечивает. Он ищет и при смерти обретает Бога, или истину, как осторожно говорится, все равно.
Но эти идеи не пойдут чистыми на зрителя, их придется или затушевать, или убрать. Да надо бы облечь их в более подвижную, живую форму, сделать более удобовоспринимаемыми, ибо голый текст, даже прекрасно произнесенный, в театре мертв и не воздействует.
Тем не менее или наоборот, как следовало ожидать, спектакль вскоре после премьеры был запрещен и снят с репертуара, затушевать его религиозный смысл не удалось, политработники из ГлавПУра, хоть и тупые, все просекли. Весть о запрете спектакля разнеслась по кругам театралов, и на его последнем представлении в ЦАТСА случился аншлаг, зал был переполнен впервые за много-много лет.
Я участвовал в том спектакле, в массовке, пригласил на него много родственников. За кулисами мы "отметили" премьеру, а заодно и запрет, и когда я вышел из театра, чтобы ехать домой вместе с приглашенными мной родственниками, я старался молчать, не открывать рот - дабы не дохнуть винными парами. В связи с чем моя покойная тетя даже удивилась моей торжественной серьезности.
Потом, в перестройку, спектакль возобновили под названием "Имя странного Потемкина", но об этом я уже ничего не знаю
Владимир Сошальский и Нина Сазонова. Прекрасные артисты. Фотографий спектакля нет. Как и других постановок ЦАТСА того периода. Будто и не было ничего. Кануло в вечность. Только я пытаюсь что-то восстановить
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год