Предыдущая глава Сцена из спектакля "Отелло" Т. Чхеидзе в театре имени К. Марджанишвили. Больше ни одной фотографии не нашел
Два интересных и неоднозначных спектакля. Я был к ним чересчур требователен, суров и критичен. Хотя в грузинском "Отелло" играли два великих актера - Отар Мегвинетухкцеси и Нодар Мгалоблишвили. Это незабываемо.
Да и теперь, читая свои старые записи, могу вспомнить спектакли в подробностях. Значит, не зря писал.
Что еще важно: пока Грузия была под российской "оккупацией" - о чем они нынче любят явкать - там развивалась культура, работали театры, снималось интересное, самобытное кино и так далее. Когда же они ударились в "независимость", то есть, сменили российскую "оккупацию" на американскую, всё захирело и пропало, от культуры осталось одно пепелище, а зарабатывать деньги они все равно едут в Россию.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
25 июня 1983 года
Отелло в интеллектуальном регистре
"Отелло" в постановке Т. Чхеидзе - неоправданное зрелище. Спектакль вторичен по отношению к эфросовскому, но лишен логики и разнообразия. Так же использована современная музыка, типа "рок". Отелло переведен в интеллектуальный регистр. Мегвинетухуцеси - неплохой актер, когда надо думать и мало действовать, он архистатичен, как и Волков, но Волков в спектакле Эфроса занимал место себе под силу, он и не рвался в главные герои.
Мегвинетухуцеси мнит себя трагиком-премьером и не тянет, эта роль ему не подходит, не в его средствах, как писали до революции, и сопротивляется ему.
Когда Отелло разогревается, все нормально, есть удачные, тонкие моменты, хорошая реакция на первые подозрения Яго, не гнев, а грусть, он так и знал (это занятно). Но когда требуется страсть, взрыв, Мегвинетухуцеси грызет кулисы и фальшив, хотя довольно натурально бьется в эпилептическом припадке. Финал же актер провел как-то бесцветно, бормотал что-то себе под нос, видимо, устал после приступов и вымученных вспышек страстей.
Яго - Н. Мгалоблишвили - традиционен, завистник и карьерист, но сыгран ровно и сильно. Он неравнодушен к Дездемоне, не чужд страстям, но во вспышках естествен и раскован. Есть в нем некая ущербность, комплекс неполноценности, смердяковщина, во всей его маленькой фигурке, выразительном, но уклончиво-завистливо лакейском взгляде, оборванной, бесформенной одежонке, лохмах волос, есть задавленность и ущемленность вместе с дикой хитростью и умом.
А в "интеллектуальном" Отелло - Мегвинетухуцеси - ума немного, он слаб и податлив, не то что доверчив.
Дездемона - М. Джанашиа - прелестна, но еще что-либо сказать о ней трудно, только одна Яковлева смогла создать из этой невыразительной роли сильный образ.
Режиссерский сарай
Режиссерские решения то традиционны, то странны. С одной стороны, мы видим претензию на психологическую драму, борьбу умов и интеллектов (так хотел, вероятно, Т. Чхеидзе).
Но вместе с тем царит всепоглощающая и иногда самоцельная условность. Место действия - то ли сарай, то ли военная палатка, везде валяются мешки, стоит пушка с начала до конца. За мешками прячется Отелло, мешком он долго и садистски душит Дездемону.
Другая условная деталь - почти все герои начинают монологи еще в присутствии партнера, который их по пьесе и по реальности слышать не должен. Для чего это, я понять не в состоянии.
Кроме рок-музыки, используется запись католической молитвы, гремящей и грозной, под нее Отелло убивает.
Начинается спектакль с конца. Отелло в цепях стегают плетьми, кидают на пол, и он начинает финальный монолог, стирая с лица темную краску. Далее он фактически не черный, а нормального цвета, африканское происхождение - лишь в курчавых волосах, как намек. Но это понятно. Сирано без бутафорского носа, Отелло без негритянского грима - в духе современного театра.
Но перестановка шекспировских сцен в спектакле часто не оправдана ничем.
Пожалуй, режиссер усиленно подчеркнул чуждость Отелло в этом мире венецианцев, Монтано очень раздосадован, когда Отелло присылают к нему на Кипр, и раздраженно кидает ему цепь губернатора. Сюда же избиение Отелло после убийства, а Яго - по крайней мере, на сцене - никто не трогает, не обращает на него внимания.
Ни катарсиса, ни урока
И самый финал: Отелло покончил с собой, вскрыв вены зубами (черт знает что!), падает, появляется Дездемона (как символ, воспоминание, это ладно), они пропадают во тьме, и Монтано произносит реплику из начала второго акта:
"Не видно ли чего в морской дали?
Нет, ровно ничего, сплошные волны
Ни паруса. Пустынный горизонт"
И нисходит ощущение апатии, безысходности, исчезает катарсис, нет трагического урока, прозрения, оно и не было сыграно, прочувствовано актером, на нем не настаивает режиссер, разряжая всю трагедию в ничто, в пустоту.
Финал оригинален, но не зачеркивает ли он частицу шекспировской сути?
Капланян и гигантское кладбище
И снова Шекспир. Р. Капланян, крупный режиссер, автор великого "Кориолана" (
я здесь уже выкладывал запись, ему посвященную), театрально яркого "Ричарда III", поставил впервые в СССР "Генриха VI", конечно, в сокращенном виде.
Спектакль зрелищен, интересно выполнен. Со смертью каждого персонажа на сцене устанавливается крест, и в финале возникает образ гигантского кладбища. Это очень здорово задумано и сделано, но всё носит рационально-холодноватый оттенок, оставляет равнодушным, скучно, неинтересно.
Беда в том, что нет одного или нескольких актеров, могущих сочетать свое мастерство с могучей режиссурой.
Актеры все на среднем, посредственном уровне, играют монотонно, однообразно, и от всего веет скукой и холодом, несмотря на мастерскую режиссуру.
Только финал прошибает, Ричард Глостер слышит крик ребенка, будущего наследника трона и втыкает яростно крест, и раздается карканье, злобное и страшное. Горбун на кладбище - точный финальный кадр.
Из актеров, с оговорками, можно отметить А. Хандикяна - Генриха VI, но он тоже ясен и традиционен (по сравнению с английской традицией исполнения, даже похож на А. Хауарда в этой роли) и О. Тухакяна - Ричарда, мелковатого, но своеобразного, лысого, безобразного, еще не выявившего своей сути. А так всё дюжинно, и будь покрупнее актеры, было бы намного лучше.
Нет восточного базара, но ушла и яркость, многоцветность, а получилась скучная сероватая аскетичность.
В "Короле Джоне" было больше выдумки, фантазии. Абрамян как режиссер тоже вполне серьезен и правомерен.
Программка спектакля по Генриху Шестому. Про войну Алой и Белой розы
Мои дневники И снова дневник. 1983 год