Дневник 1978-79. Глава 14. Капланян, Кориолан, Абрамян!!!!
Тринадцатая глава
Хорен Абрамян - Кориолан
Вся эта запись посвящена только одному спектаклю - но какому! Это была потрясающая постановка, я ее до сих пор помню в деталях. И совсем не так плохо я ее тогда описал, хотя иногда употреблял много лишних эпитетов и бессмысленно восторженных фраз. Впрочем, еще раз напомню, что было мне тогда осьмнадцать лет, а юность редко дружит с лаконизмом.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
31 октября 1978 года
Пространство трагедии
Рачия Капланян - талантливейший и театральнейший интерпретатор Шекспира. Ему подвластны гигантские, глобальные решения в его трагедиях и их размах. Причем Капланян человек театра в прямом смысле - интеллектуальные вопросы и замыслы Шекспира он реализует в зрелищных сценах-метафорах или просто в картинном и эффектном декорационном построении.
Вспомним его гигантские образы, созданные декорацией в "Ричарде III". Весь этот трон + мизансцена, когда леди Анна падает на поднятую вверх лестницу - и медленно опускается на распластанном плаще. Или Ричарда, сдергивающего плащ с покойника в сцене объяснения с леди Анной. Именно площадью, пространством виртуозно владеет Капланян - и из огромных плащей, подъемов и поворотов лестиниц и, конечно, путем точного распределения актеров на этих декорациях в "Ричарде III" соткано Капланяном то, что называется пространством трагедии.
Он также мастер цвета и контраста. Ричард - как прыщ на полированной поверхности трона. А в конце он, как какое-то насекомое, умещается на крошечной площадке своеобразной спинки трона.
Это было впечатляюще и по-шекспировски иронично-точно.
Сильная личность с тяжелым взглядом
А вот теперь "Кориолан", чуть ли не впервые в СССР! И я даже не понял, почему впервые в СССР, настолько глубоко и хорошо эта пьеса поставлена Капланяном, как будто не было трудностей, как будто существуют давние традиции.
Надо сказать, что если в "Ричарде" построение сцен и режиссура грандиозны, но скупы, то в "Кориолане" приходится делать скидки на национальный темперамент. Есть излишества, некоторые эпизоды напоминают армянский базар.
Но вообще режиссура цельна и очень сильна. Концепция Кориолана не категорична, не односторонняя. Х. Абрамян играет Марция без прикрас, совсем не идеализированно. Он огромен, тяжел, с таким же тяжелым взглядом и коротко остриженной квадратной головой. Далеко не красавец, но человек явно исключительный, что называется, сильная личность.
Он ненавидит плебеев лютой ненавистью, не за какие-то недостатки, а вообще, но и народ ненавидит его.
Великолепно сделана самая первая сцена Кориолана - он идет по площади, а римские горожане встречают его дружным свистом, знаком презрения. Этот свист будет стоять в его ушах до конца. Кориолана передернет при воспоминании об этом.
Преданный войнам и боям
Кориолан - Абрамян - воин, полководец, человек страстно преданный войнам и боям. У него хищно горят глаза при известии о войне, в бою он страшен и неприятен.
Удивительно, натуралистично и одновременно театрально построены Капланяном сцены боя у Кориоли. Он вводит сцены, которых нет у Шекспира: Кориолан отшвыривает девушку, просящую у него пощады, и убивает ее близкого или любимого. Потом, когда Кориолан, бежав из Рима, опять придет в Кориоли и будет бродить по улицам, эта девушка отшатнется от него - и танцующие вакхические танцы люди обратятся в бегство. Эта линия столкновений Кориолана с неизвестной девушкой из племени вольсков удивительно верно введена режиссером и углубляет образ героя.
Кориолан жесток в бою, грубоват, но честен, ненавидит изворотливость и ложь. Он человек с сильнейшей волей и цельный почти до примитивности, а потому неожиданно наивен - он ведь доверяется своему врагу Авфидию.
Кориолан Абрамяна не только не хвастун, он по-настоящему скромен.Это постоянно проявляется в его поведении, это не рисовка, а совершенно искренняя убежденность в незначительности своих подвигов. Во время сцены триумфа в Риме больше всего радости проявляет Кориолан при встрече с женой, матерью и сыном.
Хотя его не назовешь примерным мужем. В спектакле сцена разговора после битвы переведена в термы, где Кориолан развратно ощупывает полуголую девицу. Эта сцена введена или для показа разложения общества, или для еще одного штриха к образу Кориолана, но она порождает сомнение в своей обязательности (эк изящно я выразился!), менее всего оправдана.
Другого народа у них нет
Конфликт народ - Марций созревает к середине первого действия. Сициний Велут и Юний Брут, простые завистники, мелкие и недалекие и явно неблагородные люди - накачивают римских граждан. Кориолан не может себя изменить. В его посадке головы, в фигуре - заложена прямота, породившая прямоту мышления. Марций не может покривить душой, физически не может, мы чувствует это колебание мускулов и бессильность (sic!) перебороть свою силу. Это парадокс - в железной силе Марция его главная слабость, если неспособность врать можно назвать слабостью.
Кориолан знает, что достоин быть консулом, он действительно достоин этого! Но есть обычай - моли голоса у народа. Марций идет на это, и всю сцену "выпрашивания" голосов Абрамян проводит, как желчный фарс с трагической подкладкой.
Ненависть к хвастовству, похвальбе своими ранами соединяется с ненавистью к народу. И сейчас самое время поставить вопрос: а достоин ли этот народ любви? Рассмотрим это, исходя из спектакля.
Капланян создал массового героя трагедии, добился собирательности и точности всех четырех самых действующих горожан.
Они не глупы, не подлы, они ограничены и эгоистичны. Для этих граждан нет блага Родины, Рима, а есть их благо, это и помогает трибунам прогнать Кая Марция с помощью народа.
Народ недалек, но осознает свою ошибку раньше, чем трибуны. И этот момент - одна из самых сильнодействующих сцен спектакля. В разнообразных позах, согнутые, разбросанные бедой, внезапно их постигшей, стоят горожане, и вспоминают, кто что сказал, когда изгоняли Кориолана. Кто-то говорил: Жаль, а один вдруг с ужасом вспомнил: он крикнул "да здравствует!" Эта сцена и живописна, и страшна, она трогает до слез, народ тоже станет подлинно трагическим лицом.
Герой-изменник
А пока он изгнал Кориолана, который сбросил все попытки притворства - и буйствует, обвиняет.
Жуток момент, когда Кориолана называют изменником - это трагичнейший парадокс! его, его, героя, столько раз спасшего Рим нарекли изменником, Кориолан не может больше оставаться, он уходит, и даже его несгибаемая, дьявольски гордая и цельная натура не выдерживает, Абрамян кричит, с надрывом, страшно, хрипло, и бьется в подобии истерики о городскую стену.
Актер в этот момент обращает своего героя в фигуру трагическую. И трагедия порождена его же характером. Невозможно сосуществование исключительной личности и посредственной серой массы обывателей - так наз. "народа".
И театр со всей полнотой это показывает. И вот то, что Абрамян сумел добиться трагического звучания при казалось бы отталкивающей, неприятной внешности героя, при всех его отрицательных сторонах, главная заслуга актера, актера редкого, настоящей кавказской школы, подобного Рамазу Чхиквадзе. Абрамян так же пластичен, ни одного движения не пропадает, владеет голосом, гибким и выразительным, и исключительным проникновением в суть драмы героя.
Римлянин в стане вольсков
Но на изгнании Кая Марция трагедия не кончена, впереди новые испытания и сцены.
Кориолан попадает к Туллу Авфидию. Авфидий, выписанный у Шекспира однолинейно, в спектакле становится одним из центральных образов. Актер Назаретян играет хищника, с плавными движениями, чрезвычайно хитрого. Он похож на тигра всем своим обликом, и своей изменчивой, коварной натурой противостоит гордой прямоте Кая Марция.
Кориолан одинок, он ожесточен и страдает из-за этого. Он идет на родной город. Единственное, что его утешает - любимые битвы, сражения, кровь! Но он одинок в стане вольсков, и сознает это (вспомним уже описанный эпизод на празднестве).
Кориолан подходит к Риму. Он в триумфе, хотя в глубине - в горе. Отослан назад выталикаваемый копьями старый друг Менений Агриппа.
Интеллектуальная кульминация
И приходят женщины.
Это интеллектуальная и психологическая кульминация спектакля - Капланян как будто забывает о своих красочных построениях, и строит искусное сражение умов.
Абрамян проводит эту сцену настолько тонко, что, кажется. видны, физически видны движения его души. Одна из глубочайших психологических шекспировских сцен нашла достойное воплощение в театре.
Самые дорогие, исконные чувства побеждают. Кориолан - человек, как он ни горд. Он может не простить граждан, но перед матерью устоять не в силах никто (к чему говорить лишние слова о достоинствах чисто драматургических этой сцены).
Finale grandioso
Авфидий может теперь расправиться с Кориоланом, доверчиво ему предавшимся (как вроде не подходит эпитет "доверчивый" к гордому герою, а тем не менее это верно).
Финал - грандиозен, финал поднимается до уровня символа всей эпохи Ренессанса, ее героев, ее титанов.
Две стены со страшной силой сплющивают Кориолана, только так можно прекратить жизнь мощного тела. Истошный вопль. Марций встает, бьется в агонии, и под напором стены падает.
Нет высоких слов достойной хвалы произносимых Авфидием (которые есть у Шекспира). Есть лишь смерть человека, который пал жертвой своего титанического характера и несоответствия его с подлым, мерзким и обыденным миром.
Программка того спектакля. Нашел недавно
Дневник 1978-79
Мои дневники
Хорен Абрамян - Кориолан
Вся эта запись посвящена только одному спектаклю - но какому! Это была потрясающая постановка, я ее до сих пор помню в деталях. И совсем не так плохо я ее тогда описал, хотя иногда употреблял много лишних эпитетов и бессмысленно восторженных фраз. Впрочем, еще раз напомню, что было мне тогда осьмнадцать лет, а юность редко дружит с лаконизмом.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
31 октября 1978 года
Пространство трагедии
Рачия Капланян - талантливейший и театральнейший интерпретатор Шекспира. Ему подвластны гигантские, глобальные решения в его трагедиях и их размах. Причем Капланян человек театра в прямом смысле - интеллектуальные вопросы и замыслы Шекспира он реализует в зрелищных сценах-метафорах или просто в картинном и эффектном декорационном построении.
Вспомним его гигантские образы, созданные декорацией в "Ричарде III". Весь этот трон + мизансцена, когда леди Анна падает на поднятую вверх лестницу - и медленно опускается на распластанном плаще. Или Ричарда, сдергивающего плащ с покойника в сцене объяснения с леди Анной. Именно площадью, пространством виртуозно владеет Капланян - и из огромных плащей, подъемов и поворотов лестиниц и, конечно, путем точного распределения актеров на этих декорациях в "Ричарде III" соткано Капланяном то, что называется пространством трагедии.
Он также мастер цвета и контраста. Ричард - как прыщ на полированной поверхности трона. А в конце он, как какое-то насекомое, умещается на крошечной площадке своеобразной спинки трона.
Это было впечатляюще и по-шекспировски иронично-точно.
Сильная личность с тяжелым взглядом
А вот теперь "Кориолан", чуть ли не впервые в СССР! И я даже не понял, почему впервые в СССР, настолько глубоко и хорошо эта пьеса поставлена Капланяном, как будто не было трудностей, как будто существуют давние традиции.
Надо сказать, что если в "Ричарде" построение сцен и режиссура грандиозны, но скупы, то в "Кориолане" приходится делать скидки на национальный темперамент. Есть излишества, некоторые эпизоды напоминают армянский базар.
Но вообще режиссура цельна и очень сильна. Концепция Кориолана не категорична, не односторонняя. Х. Абрамян играет Марция без прикрас, совсем не идеализированно. Он огромен, тяжел, с таким же тяжелым взглядом и коротко остриженной квадратной головой. Далеко не красавец, но человек явно исключительный, что называется, сильная личность.
Он ненавидит плебеев лютой ненавистью, не за какие-то недостатки, а вообще, но и народ ненавидит его.
Великолепно сделана самая первая сцена Кориолана - он идет по площади, а римские горожане встречают его дружным свистом, знаком презрения. Этот свист будет стоять в его ушах до конца. Кориолана передернет при воспоминании об этом.
Преданный войнам и боям
Кориолан - Абрамян - воин, полководец, человек страстно преданный войнам и боям. У него хищно горят глаза при известии о войне, в бою он страшен и неприятен.
Удивительно, натуралистично и одновременно театрально построены Капланяном сцены боя у Кориоли. Он вводит сцены, которых нет у Шекспира: Кориолан отшвыривает девушку, просящую у него пощады, и убивает ее близкого или любимого. Потом, когда Кориолан, бежав из Рима, опять придет в Кориоли и будет бродить по улицам, эта девушка отшатнется от него - и танцующие вакхические танцы люди обратятся в бегство. Эта линия столкновений Кориолана с неизвестной девушкой из племени вольсков удивительно верно введена режиссером и углубляет образ героя.
Кориолан жесток в бою, грубоват, но честен, ненавидит изворотливость и ложь. Он человек с сильнейшей волей и цельный почти до примитивности, а потому неожиданно наивен - он ведь доверяется своему врагу Авфидию.
Кориолан Абрамяна не только не хвастун, он по-настоящему скромен.Это постоянно проявляется в его поведении, это не рисовка, а совершенно искренняя убежденность в незначительности своих подвигов. Во время сцены триумфа в Риме больше всего радости проявляет Кориолан при встрече с женой, матерью и сыном.
Хотя его не назовешь примерным мужем. В спектакле сцена разговора после битвы переведена в термы, где Кориолан развратно ощупывает полуголую девицу. Эта сцена введена или для показа разложения общества, или для еще одного штриха к образу Кориолана, но она порождает сомнение в своей обязательности (эк изящно я выразился!), менее всего оправдана.
Другого народа у них нет
Конфликт народ - Марций созревает к середине первого действия. Сициний Велут и Юний Брут, простые завистники, мелкие и недалекие и явно неблагородные люди - накачивают римских граждан. Кориолан не может себя изменить. В его посадке головы, в фигуре - заложена прямота, породившая прямоту мышления. Марций не может покривить душой, физически не может, мы чувствует это колебание мускулов и бессильность (sic!) перебороть свою силу. Это парадокс - в железной силе Марция его главная слабость, если неспособность врать можно назвать слабостью.
Кориолан знает, что достоин быть консулом, он действительно достоин этого! Но есть обычай - моли голоса у народа. Марций идет на это, и всю сцену "выпрашивания" голосов Абрамян проводит, как желчный фарс с трагической подкладкой.
Ненависть к хвастовству, похвальбе своими ранами соединяется с ненавистью к народу. И сейчас самое время поставить вопрос: а достоин ли этот народ любви? Рассмотрим это, исходя из спектакля.
Капланян создал массового героя трагедии, добился собирательности и точности всех четырех самых действующих горожан.
Они не глупы, не подлы, они ограничены и эгоистичны. Для этих граждан нет блага Родины, Рима, а есть их благо, это и помогает трибунам прогнать Кая Марция с помощью народа.
Народ недалек, но осознает свою ошибку раньше, чем трибуны. И этот момент - одна из самых сильнодействующих сцен спектакля. В разнообразных позах, согнутые, разбросанные бедой, внезапно их постигшей, стоят горожане, и вспоминают, кто что сказал, когда изгоняли Кориолана. Кто-то говорил: Жаль, а один вдруг с ужасом вспомнил: он крикнул "да здравствует!" Эта сцена и живописна, и страшна, она трогает до слез, народ тоже станет подлинно трагическим лицом.
Герой-изменник
А пока он изгнал Кориолана, который сбросил все попытки притворства - и буйствует, обвиняет.
Жуток момент, когда Кориолана называют изменником - это трагичнейший парадокс! его, его, героя, столько раз спасшего Рим нарекли изменником, Кориолан не может больше оставаться, он уходит, и даже его несгибаемая, дьявольски гордая и цельная натура не выдерживает, Абрамян кричит, с надрывом, страшно, хрипло, и бьется в подобии истерики о городскую стену.
Актер в этот момент обращает своего героя в фигуру трагическую. И трагедия порождена его же характером. Невозможно сосуществование исключительной личности и посредственной серой массы обывателей - так наз. "народа".
И театр со всей полнотой это показывает. И вот то, что Абрамян сумел добиться трагического звучания при казалось бы отталкивающей, неприятной внешности героя, при всех его отрицательных сторонах, главная заслуга актера, актера редкого, настоящей кавказской школы, подобного Рамазу Чхиквадзе. Абрамян так же пластичен, ни одного движения не пропадает, владеет голосом, гибким и выразительным, и исключительным проникновением в суть драмы героя.
Римлянин в стане вольсков
Но на изгнании Кая Марция трагедия не кончена, впереди новые испытания и сцены.
Кориолан попадает к Туллу Авфидию. Авфидий, выписанный у Шекспира однолинейно, в спектакле становится одним из центральных образов. Актер Назаретян играет хищника, с плавными движениями, чрезвычайно хитрого. Он похож на тигра всем своим обликом, и своей изменчивой, коварной натурой противостоит гордой прямоте Кая Марция.
Кориолан одинок, он ожесточен и страдает из-за этого. Он идет на родной город. Единственное, что его утешает - любимые битвы, сражения, кровь! Но он одинок в стане вольсков, и сознает это (вспомним уже описанный эпизод на празднестве).
Кориолан подходит к Риму. Он в триумфе, хотя в глубине - в горе. Отослан назад выталикаваемый копьями старый друг Менений Агриппа.
Интеллектуальная кульминация
И приходят женщины.
Это интеллектуальная и психологическая кульминация спектакля - Капланян как будто забывает о своих красочных построениях, и строит искусное сражение умов.
Абрамян проводит эту сцену настолько тонко, что, кажется. видны, физически видны движения его души. Одна из глубочайших психологических шекспировских сцен нашла достойное воплощение в театре.
Самые дорогие, исконные чувства побеждают. Кориолан - человек, как он ни горд. Он может не простить граждан, но перед матерью устоять не в силах никто (к чему говорить лишние слова о достоинствах чисто драматургических этой сцены).
Finale grandioso
Авфидий может теперь расправиться с Кориоланом, доверчиво ему предавшимся (как вроде не подходит эпитет "доверчивый" к гордому герою, а тем не менее это верно).
Финал - грандиозен, финал поднимается до уровня символа всей эпохи Ренессанса, ее героев, ее титанов.
Две стены со страшной силой сплющивают Кориолана, только так можно прекратить жизнь мощного тела. Истошный вопль. Марций встает, бьется в агонии, и под напором стены падает.
Нет высоких слов достойной хвалы произносимых Авфидием (которые есть у Шекспира). Есть лишь смерть человека, который пал жертвой своего титанического характера и несоответствия его с подлым, мерзким и обыденным миром.
Программка того спектакля. Нашел недавно
Дневник 1978-79
Мои дневники