Исторический детерминизм как помеха миру
О самоисполняющихся пророчествах.
Скелетор не планировал возвращаться так скоро, но, кажется, есть пара важных слов, которые не стоит оставлять в пещере. Взялся я за книжку Ричарда Лебова Between Peace and War: The Nature of International Crisis. Скорее всего, дочитаю - и что-то скажу всё в той же пещере. А сегодня процитирую пару абзацев из оригинального предисловия. И - да, добавлю к этому практически значимые, актуальные комментарии.
Собственно, в предисловии Лебов рассуждает о фундаментальных и непосредственных причинах войн. И отмечает, что среди историков популярна детерминистская идея о том, что первые являются если не определяющими, то как минимум намного более важными. Словом, популярен детерминизм, восходящий к Фукидиду ("Фукидид" - четвёртое слово первого предложения). По поводу этой популярности Лебов (который склонен уделять особое внимание непосредственным причинам кризиса) делает следующее замечание:
Psychological experiments support the hypothesis that people tend to increase their estimates of the probability of an outcome once it has occurred. Baruch Fischoff, a psychologist, speculates that one cause of this is that “it is quite flattering to believe, or lead others to believe, that we would have known all along what we could only know with outcome knowledge, that is, that we possess hindsightful foresight.” The historian Georges Florovsky sees the tendency toward determinism as implicit in the process of retrospection itself: “In retrospect, we seem to perceive the logic of the events which unfold themselves in a regular and linear fashion according to a recognizable pattern with an alleged inner necessity. So that we get an impression that it really could not have happened otherwise.”
[Примерный перевод]
Психологические эксперименты подтверждают гипотезу о том, что люди склонны повышать свои оценки вероятности исхода после того, как он реализовался. Психолог Барух Фишофф полагает, что одна из причин этого заключается в том, что «весьма лестно верить или заставлять других верить, что мы всегда знали бы то, что мы могли бы знать только при известном исходе, то есть что мы обладаем ретроспективным предвидением». Историк Жорж Флоровский считает тенденцию к детерминизму имплицитной самому процессу ретроспекции: «В ретроспективе мы, кажется, чувствуем логику событий, которые разворачиваются регулярно и линейно в соответствии с узнаваемым паттерном с предполагаемой внутренней необходимостью. Так, что у нас складывается впечатление - иначе и быть не могло».
Здесь, конечно, особой похвалы заслуживает стремление привлечь к делу современные автору достижения психологии (книга вышла в 1980 г., а упомянутые эксперименты были проведены в 70-х). Отказ от допущения о "неограниченно рациональном историке" позволяет существенно обогатить методический арсенал, и этой возможностью едва ли стоит пренебрегать. Ко второй цитате так же можно "подшить" общее наблюдение: естественное стремление человека выстраивать линейные причинно-следственные цепочки едва ли можно считать единственно правильным, и его тоже можно попытаться обуздать - хотя восприятие причинно-следственных матриц оказывается делом куда как более сложным.
Впрочем, это всё общие рассуждения. Они убеждают только лучших, для остальных у Лебова есть хороший конкретный пример. Сначала он делает замечание, с которым сложно спорить: несмотря на то, что историки могут расходиться по очень многим пунктам в отношении Первой мировой, в вопросе о причинах этой войны большинство держится "детерминистский консенсус". И далее следует такой комментарий:
The extent to which “creeping determinism,” as Fischoff calls it, colors our thinking can be seen by examining the outcome and significance of the Cuban missile crisis. Had that crisis led to war the next generation of historians, assuming there was one, would have portrayed the crisis and the war that followed as the natural even inevitable result of almost twenty years of Cold War between the Soviet Union and the United States. Ideology, the nuclear arms race, competition for spheres of influence, and domestic payoffs of aggressive foreign policies would all have been described as important underlying causes of the war. In retrospect, World War III would appear as unavoidable as World War I.
[Примерный перевод]Степень, с которой «ползучий детерминизм», как его называет Фишофф, влияет на наше мышление, можно оценить, изучая исход и значение Карибского кризиса. Если бы этот кризис привел к войне, следующее поколение историков - допустим, оно было бы - изобразило бы кризис и последовавшую за ним войну как естественный и даже неизбежный результат почти двадцатилетней холодной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Идеология, гонка ядерных вооружений, конкуренция за сферы влияния и внутренние выгоды от агрессивной внешней политики - все это можно было бы назвать важными глубинными причинами войны. В ретроспективе Третья мировая война казалась бы столь же неизбежной, как и Первая.
Иными словами - предложить набор объективных причин начала Третьей мировой было бы совсем несложно. И, добавим, было бы совсем несложно пришить к этом пять-десять комментариев прозорливых людей, предвещавших апокалипсис в ближайшие пять-десять-двадцать лет ( в книжке Мюллера соответствующие цитаты имеются). Так же, как у нас любят подшивать в дело о Второй мировой комментарий Ленина к Версалю.
Можно сказать, что этот аргумент - контрфактуальный. Мы не можем строго доказать, что историки говорили бы именно так. Однако, для демонстрации детерминистской логики он подходит. А проблема этой логики в том, что она является замкнутой, тавтологичной. Всё случившееся можно объяснить объективными причинами. Ну а если что-то не случается, то можно сказать, что объективные причины в этом случае не были достаточно сильны.
Здесь можно вспомнить ещё один пример - не состоявшуюся битву за мировое господство между Великобританией и США. Этот пример особенно интересен в сравнении с очень популярной теорией о конкуренции между Германией и Великобританией как главной причине Первой мировой. Поскольку успехи Германии в выплавке чугуна и продаже отвёрток в конце XIX в. меркли на фоне аналогичных успехов США. Однако, с немцами британцы в XX в. воевали аж дважды, а с американцами повоевать не пришлось. Хотя соответствующие сравнения делались на уровне Одела планирования американского флота в 1918 г.:
Four great Powers have arisen in the world to compete with Great Britain for commercial supremacy on the seas - Spain, Holland, France, Germany. Each one in succession has been defeated by Britain and her fugitive Allies. A fifth commercial power, the greatest one yet, is now arising to compete for at least commercial equality with Britain. Already the signs of jealousy are visible. Historical precedent warns us to watch closely the moves we make or permit to be made.
[Примерный перевод]В мире было четыре великие деражавы, боровшиеся с Великобритание за торговое господство на море - Испания, Голландия, Франция, Германия. Каждая была последовательно разбита Британией и её меняющимися союзниками. Пятая торговая держава, величиайшая среди бывших, сейчас поднимается, чтобы бороться как минимум за торговое равенство с Британией. И признаки зависти уже видны. Исторический прецедент заставляет нас внимательно относитя как к шагам, которые делаем мы, так и к шагам, которые мы позволяем делать.
Здесь интересная даже не теоретическая возможность "объективного" толкования причин гипотетической войны между Великобританией и США, а та лёгкость, с которой этот пример ускользает от внимания сторонников "экономического детерминизма".
Детерминистская концепция "объективных причин, делающих войну неизбежной" выходит далеко за рамки исторической науки. Она, овладевая массами и особо важными умами, превращается в самоисполняющееся пророчество. Причём тут может быть сразу два негативных последствия - если, конечно, считать войну чем-то негативными.
Первое возникает во время предшествующего войне кризиса. Стоит одной из сторон убедить себя в том, что война неизбежна, как шансы на разрешение кризиса начинают стремиться к нулю - а спасительная мысль о том, что неизбежность эта есть лишь фантом ума, а не объективная реальность, уже не может прийти в особо важную голову. Тут все, конечно, вспомнили худшего Мольтке - "война неизбежна, чем раньше, тем лучше".
Вторая же проблема возникает при завершении войны (как будто других проблем мало). Идея "неизбежной войны" порождает кажущуюся многим главной дилемму, возникающую при решении вопроса о прекращении войны: "текущие издержки vs будущие проблемы". Стремление использовать текущую войну для разрешение фундаментального противоречия представляется правильным постольку, поскольку "любое перемирие означает новую войну через Х лет". Вот этот, второй аргумент, плотно завязан на идее детерминизма. И здесь всегда нужно уверенно говорить: "нет, не означает. Новая война может случиться, а может и не случиться".
Подытожим. Исторический детерминизм как таковой является теорией контрпродуктивной - несложно заметить, что он, будучи логически последовательным, делает изучение истории вообще бесполезным. Любая конкретизация детерминистской концепции либо ведёт к циклической аргументации и выводит концепцию за пределы научной (любой контрпример отбрасывается как не соответствующий в полной мере теории), либо - заканчивается опровержением концепции через контрпример. Самое же важное в том, что исторический детерминизм, принятый политиками, превращается в самоисполняющееся пророчество. В случае с войной это - особенно плохо.
Скелетор не планировал возвращаться так скоро, но, кажется, есть пара важных слов, которые не стоит оставлять в пещере. Взялся я за книжку Ричарда Лебова Between Peace and War: The Nature of International Crisis. Скорее всего, дочитаю - и что-то скажу всё в той же пещере. А сегодня процитирую пару абзацев из оригинального предисловия. И - да, добавлю к этому практически значимые, актуальные комментарии.
Собственно, в предисловии Лебов рассуждает о фундаментальных и непосредственных причинах войн. И отмечает, что среди историков популярна детерминистская идея о том, что первые являются если не определяющими, то как минимум намного более важными. Словом, популярен детерминизм, восходящий к Фукидиду ("Фукидид" - четвёртое слово первого предложения). По поводу этой популярности Лебов (который склонен уделять особое внимание непосредственным причинам кризиса) делает следующее замечание:
Psychological experiments support the hypothesis that people tend to increase their estimates of the probability of an outcome once it has occurred. Baruch Fischoff, a psychologist, speculates that one cause of this is that “it is quite flattering to believe, or lead others to believe, that we would have known all along what we could only know with outcome knowledge, that is, that we possess hindsightful foresight.” The historian Georges Florovsky sees the tendency toward determinism as implicit in the process of retrospection itself: “In retrospect, we seem to perceive the logic of the events which unfold themselves in a regular and linear fashion according to a recognizable pattern with an alleged inner necessity. So that we get an impression that it really could not have happened otherwise.”
[Примерный перевод]
Психологические эксперименты подтверждают гипотезу о том, что люди склонны повышать свои оценки вероятности исхода после того, как он реализовался. Психолог Барух Фишофф полагает, что одна из причин этого заключается в том, что «весьма лестно верить или заставлять других верить, что мы всегда знали бы то, что мы могли бы знать только при известном исходе, то есть что мы обладаем ретроспективным предвидением». Историк Жорж Флоровский считает тенденцию к детерминизму имплицитной самому процессу ретроспекции: «В ретроспективе мы, кажется, чувствуем логику событий, которые разворачиваются регулярно и линейно в соответствии с узнаваемым паттерном с предполагаемой внутренней необходимостью. Так, что у нас складывается впечатление - иначе и быть не могло».
Здесь, конечно, особой похвалы заслуживает стремление привлечь к делу современные автору достижения психологии (книга вышла в 1980 г., а упомянутые эксперименты были проведены в 70-х). Отказ от допущения о "неограниченно рациональном историке" позволяет существенно обогатить методический арсенал, и этой возможностью едва ли стоит пренебрегать. Ко второй цитате так же можно "подшить" общее наблюдение: естественное стремление человека выстраивать линейные причинно-следственные цепочки едва ли можно считать единственно правильным, и его тоже можно попытаться обуздать - хотя восприятие причинно-следственных матриц оказывается делом куда как более сложным.
Впрочем, это всё общие рассуждения. Они убеждают только лучших, для остальных у Лебова есть хороший конкретный пример. Сначала он делает замечание, с которым сложно спорить: несмотря на то, что историки могут расходиться по очень многим пунктам в отношении Первой мировой, в вопросе о причинах этой войны большинство держится "детерминистский консенсус". И далее следует такой комментарий:
The extent to which “creeping determinism,” as Fischoff calls it, colors our thinking can be seen by examining the outcome and significance of the Cuban missile crisis. Had that crisis led to war the next generation of historians, assuming there was one, would have portrayed the crisis and the war that followed as the natural even inevitable result of almost twenty years of Cold War between the Soviet Union and the United States. Ideology, the nuclear arms race, competition for spheres of influence, and domestic payoffs of aggressive foreign policies would all have been described as important underlying causes of the war. In retrospect, World War III would appear as unavoidable as World War I.
[Примерный перевод]Степень, с которой «ползучий детерминизм», как его называет Фишофф, влияет на наше мышление, можно оценить, изучая исход и значение Карибского кризиса. Если бы этот кризис привел к войне, следующее поколение историков - допустим, оно было бы - изобразило бы кризис и последовавшую за ним войну как естественный и даже неизбежный результат почти двадцатилетней холодной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Идеология, гонка ядерных вооружений, конкуренция за сферы влияния и внутренние выгоды от агрессивной внешней политики - все это можно было бы назвать важными глубинными причинами войны. В ретроспективе Третья мировая война казалась бы столь же неизбежной, как и Первая.
Иными словами - предложить набор объективных причин начала Третьей мировой было бы совсем несложно. И, добавим, было бы совсем несложно пришить к этом пять-десять комментариев прозорливых людей, предвещавших апокалипсис в ближайшие пять-десять-двадцать лет ( в книжке Мюллера соответствующие цитаты имеются). Так же, как у нас любят подшивать в дело о Второй мировой комментарий Ленина к Версалю.
Можно сказать, что этот аргумент - контрфактуальный. Мы не можем строго доказать, что историки говорили бы именно так. Однако, для демонстрации детерминистской логики он подходит. А проблема этой логики в том, что она является замкнутой, тавтологичной. Всё случившееся можно объяснить объективными причинами. Ну а если что-то не случается, то можно сказать, что объективные причины в этом случае не были достаточно сильны.
Здесь можно вспомнить ещё один пример - не состоявшуюся битву за мировое господство между Великобританией и США. Этот пример особенно интересен в сравнении с очень популярной теорией о конкуренции между Германией и Великобританией как главной причине Первой мировой. Поскольку успехи Германии в выплавке чугуна и продаже отвёрток в конце XIX в. меркли на фоне аналогичных успехов США. Однако, с немцами британцы в XX в. воевали аж дважды, а с американцами повоевать не пришлось. Хотя соответствующие сравнения делались на уровне Одела планирования американского флота в 1918 г.:
Four great Powers have arisen in the world to compete with Great Britain for commercial supremacy on the seas - Spain, Holland, France, Germany. Each one in succession has been defeated by Britain and her fugitive Allies. A fifth commercial power, the greatest one yet, is now arising to compete for at least commercial equality with Britain. Already the signs of jealousy are visible. Historical precedent warns us to watch closely the moves we make or permit to be made.
[Примерный перевод]В мире было четыре великие деражавы, боровшиеся с Великобритание за торговое господство на море - Испания, Голландия, Франция, Германия. Каждая была последовательно разбита Британией и её меняющимися союзниками. Пятая торговая держава, величиайшая среди бывших, сейчас поднимается, чтобы бороться как минимум за торговое равенство с Британией. И признаки зависти уже видны. Исторический прецедент заставляет нас внимательно относитя как к шагам, которые делаем мы, так и к шагам, которые мы позволяем делать.
Здесь интересная даже не теоретическая возможность "объективного" толкования причин гипотетической войны между Великобританией и США, а та лёгкость, с которой этот пример ускользает от внимания сторонников "экономического детерминизма".
Детерминистская концепция "объективных причин, делающих войну неизбежной" выходит далеко за рамки исторической науки. Она, овладевая массами и особо важными умами, превращается в самоисполняющееся пророчество. Причём тут может быть сразу два негативных последствия - если, конечно, считать войну чем-то негативными.
Первое возникает во время предшествующего войне кризиса. Стоит одной из сторон убедить себя в том, что война неизбежна, как шансы на разрешение кризиса начинают стремиться к нулю - а спасительная мысль о том, что неизбежность эта есть лишь фантом ума, а не объективная реальность, уже не может прийти в особо важную голову. Тут все, конечно, вспомнили худшего Мольтке - "война неизбежна, чем раньше, тем лучше".
Вторая же проблема возникает при завершении войны (как будто других проблем мало). Идея "неизбежной войны" порождает кажущуюся многим главной дилемму, возникающую при решении вопроса о прекращении войны: "текущие издержки vs будущие проблемы". Стремление использовать текущую войну для разрешение фундаментального противоречия представляется правильным постольку, поскольку "любое перемирие означает новую войну через Х лет". Вот этот, второй аргумент, плотно завязан на идее детерминизма. И здесь всегда нужно уверенно говорить: "нет, не означает. Новая война может случиться, а может и не случиться".
Подытожим. Исторический детерминизм как таковой является теорией контрпродуктивной - несложно заметить, что он, будучи логически последовательным, делает изучение истории вообще бесполезным. Любая конкретизация детерминистской концепции либо ведёт к циклической аргументации и выводит концепцию за пределы научной (любой контрпример отбрасывается как не соответствующий в полной мере теории), либо - заканчивается опровержением концепции через контрпример. Самое же важное в том, что исторический детерминизм, принятый политиками, превращается в самоисполняющееся пророчество. В случае с войной это - особенно плохо.