Leonard Cohen - Everybody Knows
Как же достали там-сям рассеянные проходные фразы про неразвитость гражданского общества в России... Что, черт побери, они значат? "Неразвито" - по сравнению с кем/чем?
В Советском Союзе любая независимая от партии-государства публичная активность либо уголовно преследовалась (правозащита, политическое и религиозное инакомыслие, бизнес и др.), либо - принуждалась к вяжущим компромиссам (КСП, экологические дружины, рок-клубное движение), либо - выталкивалась за пределы открытого публичного пространства (на кухни, в подвалы, "в леса", самиздат и т.д.). Этот прессинг и ограничения в конце концов были обращены обществом в плюс: неофициальный, субкультурный, маргинальный статус какого-либо сообщества, поступка, произведения трактовался едва ли не как единственный верный знак подлинности, интеллектуальной значимости, достойности. И так - годами, десятилетиями. Государство вело холодную войну с внешним миром, пуляло ракетами в космос, громоздило тяжелую индустрию, а общество оставалось рахитом, лишенным мускулов для автономного, эмансипированного действия.
Перестройка в этом смысле "открыла шлюзы". Она же экспериментальным путем показала, что общественная жажда гражданских прав и свобод куда менее насущна, нежели, к примеру, воля к экономической независимости и состоятельности (не говоря уж о клондайке гедонистического потребления). Сектор неправительственных организаций рос как на дрожжах, экспортировались и кустарно изобретались технологии мониторингов и самоуправления, влияния и контроля, продвижения и адвокации интересов... Но все это в огромной мере - за счет индивидуальных и групповых усилий бывших диссидентов и "молодых идеалистов", а также готовности международных организаций, фондов и институтов консультативно лечить неизбежные болезни резкого роста и ресурсно поддерживать демократический транзит.
Сейчас уже можно говорить: надежды, что насыщение потребительского спроса и на избавление от "экономики хронического дефицита" постепенно поднимет людей на следующие ступеньки "пирамиды Маслоу", не оправдались. И практика, и теория дали капитальный сбой: "предприниматель", "продвинутый потребитель" и "гражданин" - это качества и состояния, которые нельзя рассматривать как ступени одной и той же "эволюционной лестницы". " Гражданские организации как институт - окрепли, а активность граждан значительно снизилась" - вот и весь итог 90-ых.
Столь же зависшими оказались авансы, выдаваемые "новым неформалам", онлайновым сообществам и участникам низовых социальных движений. Даже если делать сноску на авторитарные политические тенденции, число "профессионалов гражданского влияния" и групп, прошедших путь от "стихийной инициативы на основе общности проблем" к стабильно, стратегически, системно работающим гражданским институтам (в формате НПО или любой другой ОРГАНИЗАЦИИ), за последние пять-семь лет оказалось обескураживающе малым.
Текущий кризис создал краткосрочный всплеск внимания к активистским субкультурам, производящим разного рода протестные знаки (адресованных властям, собственникам, управляющим, "социальным соседям", единомышленникам и т.д.). Для совершенствования системы социальной сигнализации (о неблагополучии, несправедливости, притеснениях и др.), это, безусловно, хорошо, но, к сожалению, почти ничего не добавляет к уже имеющимся доблестям гражданского общества: последнее и так было искушено по части предъявлении законных претензий и выноса проблемы в блоги или масс медиа. Предстояло учиться модерировать сложные социальные конфликты (на осях "общество - государство", "общество - бизнес", "светское - религиозное" и др.), продвигать грамотный, рациональный гражданский заказ на государственные услуги... Однако ресурсный кризис, анти-оранжевая паранойя властей, радикализация общественных настроений и "моральный износ" активистских сред привели к тому, что гражданское общество оказалось отброшено на те стадии развития, которые казались уже пройденными, пережитыми (деинституциализация, вымывание профессионалов, с уровня комплексных, программных действий - к авральным проектам, ситуативным акциям, "обозначению присутствия" etc).
+ + +
Под стать нынешнему настроению - "Знаем мы давно" Коэна и Робинсон (1988). С ее костлявой мрачноватой депрессивностью в духе немецкого экспрессионизма, предвещающего скорый конец мира и "отмирание омертвевших социальных тканей".
Leonard Cohen - Everybody Knows (концертное)
Знаем мы давно
Знаем мы давно, что краплёны карты
Знаем мы давно: не с чего ходить
Знаем, что вернулись с войны солдаты
Знаем, что чужие, а не свои
Знаем мы давно, что неравны силы
Что бедным - дуля, богатым - приз
Так уж суждено -
Знаем мы давно.
Знаем мы давно, что корабль потонет
Знаем мы давно, капитан нам лжёт
Знаем хорошо мы пустое чувство
Будто умер брат или верный пёс
Знаем, что ответы найдём в карманах
Знаем, как нужны шоколадки дамам
И доброе вино -
Знаем мы давно.
Знаем, как меня ты любишь, детка,
Знаем хорошо, что верна ты мне
Знаем, дверь свою запираешь крепко
Ну разве что в ту ночь или может две
Знаем мы давно, что ты осторожна
Но их так много было - проколоться можно
И всплывёт оно -
И знаем мы давно.
Знаем мы давно, знаем мы давно.
Нам всё равно.
Знаем мы давно.
И знаем мы давно, час расплаты близок
Знаем, повезёт одному из нас
И знаем мы давно, что жить будем вечно
Надо лишь ширнуться по паре раз
Знаем мы давно, что игра нечиста
Что негру в поле до темна трудиться
За твоё тряпьё -
Всё знаем мы давно.
И знаем мы давно, что Холера будет
Знаем - на неё управы нет
Знаем, что в земле нагие люди
Будут спать миллионы лет
Мы знаем, у тебя ничего спросят
Но к ложу твоему приколочен счётчик -
Доказуемо
Всё, что знаем мы давно.
И знаем мы давно, твой путь был нелёгок
Знаем мы давно про твою беду
От кровавого креста Голгофы
До купальников Малибу
Знаем мы давно, что рвётся нить
На Святое Сердце хоть раз взгляни
Пока здесь оно -
Всё знаем мы давно.
Знаем мы давно, знаем мы давно
Так суждено
Знаем мы давно
Перевел Алексей Толкачев (спасибо bezumnypiero ).
+ + +
Антон Нестеров. Канада: малый поэтический атлас - «Иностранная литература» 2006, №11 - о поэтике Леонарда Нормана Коэна:
"В этом мире, где все - вовсе не то, за что оно себя выдает, но при этом общество держится на молчаливой конвенции, что реальность - такова, как ее описывают СМИ, где, по словам одного из главных идеологов парижского Мая 1968 года Ги Дебора, "Финансист выходит петь, адвокат становится осведомителем полиции, булочник демонстрирует свои литературные предпочтения, актер правит, повар философствует о тонкостях стряпни как о вехах всемирной истории. Каждый из них может появиться в спектакле, чтобы публично, а иногда и тайно, предаться деятельности, совершенно иной, чем специальность, в которой он прежде смог заявить о себе. Там, где обладание «информационным статусом" - статусом популярности в средствах массовой информации - приобрело неизмеримо большую значимость, чем стоимость того, что кто-либо из них был способен создать реально, считается нормальным, что этот статус оказывается легко передаваемым и предоставляет право также блистать в любом другом месте", Леонард Коэн - с его песнями о Че Геваре (" The Partisan") или стихами, где память о Второй мировой войне перемешана с днем сегодняшним, с эротикой и иронией - своего рода анахронизм.
Он понимает, что обречен говорить в условиях утраты памяти, когда СМИ уничтожили само чувство истории: "Естественной сферой деятельности истории было памятное, то есть нечто объемлющее все события, последствия которых долго бы оставались явными. И поэтому история была как раз таким знанием, которое должно было бы постоянно испытываться и поддерживаться пониманием... Поэтому история и была мерой той самой неподдельной новизны. Но в интересах всякого, кто торговал новизной, было уничтожить все средства для ее измерения. Сейчас социальную значимость приписывают лишь преходящему, а также тому, что станет преходящим сразу после того, как переймет эстафету, то есть заменит собой предыдущее преходящее. Именно на основе такой сиюминутности, когда одна безликая пустышка сменяет другую, СМИ и воссоздают своего рода вечность, заполненную шумной и кичливой ничтожностью". И теперь все, что остается - опираться на личную историю человека, на его «я».
Недаром одна из ранних пластинок Коэна, с уже упоминавшейся песней о Че или песенкой "Устаревшая революция", называлась "Songsfromtheroom" ("Песни из комнаты", 1969). "Песни из личного пространства". Постель как эпицентр политического сопротивления - в свое время эту мысль предельно овеществил Джон Леннон, устроив с Йоко Оно знаменитую «постельную забастовку». Нонконформизм Коэна - очень точный сплав политики и эротики, - в этом он опять же, сближается с Кортасаром. Не политический призыв к восстанию, а призыв к неповиновению миру сему, как он есть. Отказ от конвенций, от любых метафизических гарантий. При этом и для Кортасара, и для Коэна, все, что делается по-настоящему, - политика. В программном тексте «Как произносить стихи», написанном во время войны во Вьетнаме, на волне всеобщей политизации, Коэн говорит:
"Эпоха требует выражения? Ни в каком выражении эпоха не нуждается. Мы видели фотографии азиатских матерей, у которых убили детей, - что до мук, которые ты испытываешь в связи с органом, который ты так привык мять в руках, - они никому не интересны. Выражение на твоем лице - оно никогда не передаст ужас того мгновения. И не пытайся: ты лишь заслужишь презрение тех, кто чувствует куда глубже тебя. Мы видели хроникальные съемки - видели, каковы люди, когда им выпадает невыносимая боль. А про тебя все знают - ты хорошо питаешься, за то, что ты тут стоишь, тебе платят. Ты играешь людям, пережившим катастрофу. Это заставляет вести себя потише. Произнеси слова, сообщи информацию, отойди в сторону".
Бомбы, напалм и прочее дерьмо уничтожили не только деревья и хижины. Они уничтожили сцену. По-твоему, твоя профессия не уничтожена, как все прочее? Сцены больше нет. Нет рампы. Ты - среди людей, в самой гуще. Будь поскромнее. Выговори слова, передай информацию, отойди в сторону. Будь сам по себе. Нé фига влезать на котурны.
Это - внутренний пейзаж. То, что внутри. То, что только твое. Уважай эту самость материала. Эти отрывки - они написаны молча. Смелость - в том, чтобы проговорить их… Стихотворение - не рекламный призыв. Оно ничем тебе не поможет. Оно не заставит других считать тебя тонко чувствующим человеком.
Стихотворение - всего лишь информация. Конституция страны, которая у тебя внутри. И если ты декламируешь ее направо и налево - из самых благих побуждений, - ты не лучше политиков, которых ты презираешь. Ты - всего лишь зазывала, размахивающий флагом и выкрикивающий дешевые лозунги, чтобы разбудить в окружающих патриотизм эмоций. Думай о словах как о науке, а не искусстве. О стихотворении - как об отчете. Тебя позвали выступить перед Клубом первооткрывателей при Национальном географическом обществе. О риске восхождения на горные вершины эти люди знают все. Тебе оказали честь, молча принимая риск восхождения как факт. Не надо, пользуясь их гостеприимством, красоваться тем, что ты рисковал. Расскажи им о высоте вершины, снаряжении, специфике восхождения и о том, сколько времени оно у тебя заняло".
Leonard Cohen - Everybody Knows (видеоколлаж)
Everybody knows that the dice are loaded
Everybody rolls with their fingers crossed
Everybody knows that the war is over
Everybody knows the good guys lost
Everybody knows the fight was fixed
The poor stay poor, the rich get rich
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows that the boat is leaking
Everybody knows that the captain lied
Everybody got this broken feeling
Like their father or their dog just died
Everybody talking to their pockets
Everybody wants a box of chocolates
And a long stem rose
Everybody knows
Everybody knows that you love me baby
Everybody knows that you really do
Everybody knows that you've been faithful
Ah give or take a night or two
Everybody knows you've been discreet
But there were so many people you just had to meet
Without your clothes
And everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
And everybody knows that it's now or never
Everybody knows that it's me or you
And everybody knows that you live forever
Ah when you've done a line or two
Everybody knows the deal is rotten
Old Black Joe's still pickin' cotton
For your ribbons and bows
And everybody knows
And everybody knows that the Plague is coming
Everybody knows that it's moving fast
Everybody knows that the naked man and woman
Are just a shining artifact of the past
Everybody knows the scene is dead
But there's gonna be a meter on your bed
That will disclose
What everybody knows
And everybody knows that you're in trouble
Everybody knows what you've been through
From the bloody cross on top of Calvary
To the beach of Malibu
Everybody knows it's coming apart
Take one last look at this Sacred Heart
Before it blows
And everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Oh everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows
В Советском Союзе любая независимая от партии-государства публичная активность либо уголовно преследовалась (правозащита, политическое и религиозное инакомыслие, бизнес и др.), либо - принуждалась к вяжущим компромиссам (КСП, экологические дружины, рок-клубное движение), либо - выталкивалась за пределы открытого публичного пространства (на кухни, в подвалы, "в леса", самиздат и т.д.). Этот прессинг и ограничения в конце концов были обращены обществом в плюс: неофициальный, субкультурный, маргинальный статус какого-либо сообщества, поступка, произведения трактовался едва ли не как единственный верный знак подлинности, интеллектуальной значимости, достойности. И так - годами, десятилетиями. Государство вело холодную войну с внешним миром, пуляло ракетами в космос, громоздило тяжелую индустрию, а общество оставалось рахитом, лишенным мускулов для автономного, эмансипированного действия.
Перестройка в этом смысле "открыла шлюзы". Она же экспериментальным путем показала, что общественная жажда гражданских прав и свобод куда менее насущна, нежели, к примеру, воля к экономической независимости и состоятельности (не говоря уж о клондайке гедонистического потребления). Сектор неправительственных организаций рос как на дрожжах, экспортировались и кустарно изобретались технологии мониторингов и самоуправления, влияния и контроля, продвижения и адвокации интересов... Но все это в огромной мере - за счет индивидуальных и групповых усилий бывших диссидентов и "молодых идеалистов", а также готовности международных организаций, фондов и институтов консультативно лечить неизбежные болезни резкого роста и ресурсно поддерживать демократический транзит.
Сейчас уже можно говорить: надежды, что насыщение потребительского спроса и на избавление от "экономики хронического дефицита" постепенно поднимет людей на следующие ступеньки "пирамиды Маслоу", не оправдались. И практика, и теория дали капитальный сбой: "предприниматель", "продвинутый потребитель" и "гражданин" - это качества и состояния, которые нельзя рассматривать как ступени одной и той же "эволюционной лестницы". " Гражданские организации как институт - окрепли, а активность граждан значительно снизилась" - вот и весь итог 90-ых.
Столь же зависшими оказались авансы, выдаваемые "новым неформалам", онлайновым сообществам и участникам низовых социальных движений. Даже если делать сноску на авторитарные политические тенденции, число "профессионалов гражданского влияния" и групп, прошедших путь от "стихийной инициативы на основе общности проблем" к стабильно, стратегически, системно работающим гражданским институтам (в формате НПО или любой другой ОРГАНИЗАЦИИ), за последние пять-семь лет оказалось обескураживающе малым.
Текущий кризис создал краткосрочный всплеск внимания к активистским субкультурам, производящим разного рода протестные знаки (адресованных властям, собственникам, управляющим, "социальным соседям", единомышленникам и т.д.). Для совершенствования системы социальной сигнализации (о неблагополучии, несправедливости, притеснениях и др.), это, безусловно, хорошо, но, к сожалению, почти ничего не добавляет к уже имеющимся доблестям гражданского общества: последнее и так было искушено по части предъявлении законных претензий и выноса проблемы в блоги или масс медиа. Предстояло учиться модерировать сложные социальные конфликты (на осях "общество - государство", "общество - бизнес", "светское - религиозное" и др.), продвигать грамотный, рациональный гражданский заказ на государственные услуги... Однако ресурсный кризис, анти-оранжевая паранойя властей, радикализация общественных настроений и "моральный износ" активистских сред привели к тому, что гражданское общество оказалось отброшено на те стадии развития, которые казались уже пройденными, пережитыми (деинституциализация, вымывание профессионалов, с уровня комплексных, программных действий - к авральным проектам, ситуативным акциям, "обозначению присутствия" etc).
+ + +
Под стать нынешнему настроению - "Знаем мы давно" Коэна и Робинсон (1988). С ее костлявой мрачноватой депрессивностью в духе немецкого экспрессионизма, предвещающего скорый конец мира и "отмирание омертвевших социальных тканей".
Leonard Cohen - Everybody Knows (концертное)
Click to viewЗнаем мы давно
Знаем мы давно, что краплёны карты
Знаем мы давно: не с чего ходить
Знаем, что вернулись с войны солдаты
Знаем, что чужие, а не свои
Знаем мы давно, что неравны силы
Что бедным - дуля, богатым - приз
Так уж суждено -
Знаем мы давно.
Знаем мы давно, что корабль потонет
Знаем мы давно, капитан нам лжёт
Знаем хорошо мы пустое чувство
Будто умер брат или верный пёс
Знаем, что ответы найдём в карманах
Знаем, как нужны шоколадки дамам
И доброе вино -
Знаем мы давно.
Знаем, как меня ты любишь, детка,
Знаем хорошо, что верна ты мне
Знаем, дверь свою запираешь крепко
Ну разве что в ту ночь или может две
Знаем мы давно, что ты осторожна
Но их так много было - проколоться можно
И всплывёт оно -
И знаем мы давно.
Знаем мы давно, знаем мы давно.
Нам всё равно.
Знаем мы давно.
И знаем мы давно, час расплаты близок
Знаем, повезёт одному из нас
И знаем мы давно, что жить будем вечно
Надо лишь ширнуться по паре раз
Знаем мы давно, что игра нечиста
Что негру в поле до темна трудиться
За твоё тряпьё -
Всё знаем мы давно.
И знаем мы давно, что Холера будет
Знаем - на неё управы нет
Знаем, что в земле нагие люди
Будут спать миллионы лет
Мы знаем, у тебя ничего спросят
Но к ложу твоему приколочен счётчик -
Доказуемо
Всё, что знаем мы давно.
И знаем мы давно, твой путь был нелёгок
Знаем мы давно про твою беду
От кровавого креста Голгофы
До купальников Малибу
Знаем мы давно, что рвётся нить
На Святое Сердце хоть раз взгляни
Пока здесь оно -
Всё знаем мы давно.
Знаем мы давно, знаем мы давно
Так суждено
Знаем мы давно
Перевел Алексей Толкачев (спасибо bezumnypiero ).
+ + +
Антон Нестеров. Канада: малый поэтический атлас - «Иностранная литература» 2006, №11 - о поэтике Леонарда Нормана Коэна:
"В этом мире, где все - вовсе не то, за что оно себя выдает, но при этом общество держится на молчаливой конвенции, что реальность - такова, как ее описывают СМИ, где, по словам одного из главных идеологов парижского Мая 1968 года Ги Дебора, "Финансист выходит петь, адвокат становится осведомителем полиции, булочник демонстрирует свои литературные предпочтения, актер правит, повар философствует о тонкостях стряпни как о вехах всемирной истории. Каждый из них может появиться в спектакле, чтобы публично, а иногда и тайно, предаться деятельности, совершенно иной, чем специальность, в которой он прежде смог заявить о себе. Там, где обладание «информационным статусом" - статусом популярности в средствах массовой информации - приобрело неизмеримо большую значимость, чем стоимость того, что кто-либо из них был способен создать реально, считается нормальным, что этот статус оказывается легко передаваемым и предоставляет право также блистать в любом другом месте", Леонард Коэн - с его песнями о Че Геваре (" The Partisan") или стихами, где память о Второй мировой войне перемешана с днем сегодняшним, с эротикой и иронией - своего рода анахронизм.
Он понимает, что обречен говорить в условиях утраты памяти, когда СМИ уничтожили само чувство истории: "Естественной сферой деятельности истории было памятное, то есть нечто объемлющее все события, последствия которых долго бы оставались явными. И поэтому история была как раз таким знанием, которое должно было бы постоянно испытываться и поддерживаться пониманием... Поэтому история и была мерой той самой неподдельной новизны. Но в интересах всякого, кто торговал новизной, было уничтожить все средства для ее измерения. Сейчас социальную значимость приписывают лишь преходящему, а также тому, что станет преходящим сразу после того, как переймет эстафету, то есть заменит собой предыдущее преходящее. Именно на основе такой сиюминутности, когда одна безликая пустышка сменяет другую, СМИ и воссоздают своего рода вечность, заполненную шумной и кичливой ничтожностью". И теперь все, что остается - опираться на личную историю человека, на его «я».
Недаром одна из ранних пластинок Коэна, с уже упоминавшейся песней о Че или песенкой "Устаревшая революция", называлась "Songsfromtheroom" ("Песни из комнаты", 1969). "Песни из личного пространства". Постель как эпицентр политического сопротивления - в свое время эту мысль предельно овеществил Джон Леннон, устроив с Йоко Оно знаменитую «постельную забастовку». Нонконформизм Коэна - очень точный сплав политики и эротики, - в этом он опять же, сближается с Кортасаром. Не политический призыв к восстанию, а призыв к неповиновению миру сему, как он есть. Отказ от конвенций, от любых метафизических гарантий. При этом и для Кортасара, и для Коэна, все, что делается по-настоящему, - политика. В программном тексте «Как произносить стихи», написанном во время войны во Вьетнаме, на волне всеобщей политизации, Коэн говорит:
"Эпоха требует выражения? Ни в каком выражении эпоха не нуждается. Мы видели фотографии азиатских матерей, у которых убили детей, - что до мук, которые ты испытываешь в связи с органом, который ты так привык мять в руках, - они никому не интересны. Выражение на твоем лице - оно никогда не передаст ужас того мгновения. И не пытайся: ты лишь заслужишь презрение тех, кто чувствует куда глубже тебя. Мы видели хроникальные съемки - видели, каковы люди, когда им выпадает невыносимая боль. А про тебя все знают - ты хорошо питаешься, за то, что ты тут стоишь, тебе платят. Ты играешь людям, пережившим катастрофу. Это заставляет вести себя потише. Произнеси слова, сообщи информацию, отойди в сторону".
Бомбы, напалм и прочее дерьмо уничтожили не только деревья и хижины. Они уничтожили сцену. По-твоему, твоя профессия не уничтожена, как все прочее? Сцены больше нет. Нет рампы. Ты - среди людей, в самой гуще. Будь поскромнее. Выговори слова, передай информацию, отойди в сторону. Будь сам по себе. Нé фига влезать на котурны.
Это - внутренний пейзаж. То, что внутри. То, что только твое. Уважай эту самость материала. Эти отрывки - они написаны молча. Смелость - в том, чтобы проговорить их… Стихотворение - не рекламный призыв. Оно ничем тебе не поможет. Оно не заставит других считать тебя тонко чувствующим человеком.
Стихотворение - всего лишь информация. Конституция страны, которая у тебя внутри. И если ты декламируешь ее направо и налево - из самых благих побуждений, - ты не лучше политиков, которых ты презираешь. Ты - всего лишь зазывала, размахивающий флагом и выкрикивающий дешевые лозунги, чтобы разбудить в окружающих патриотизм эмоций. Думай о словах как о науке, а не искусстве. О стихотворении - как об отчете. Тебя позвали выступить перед Клубом первооткрывателей при Национальном географическом обществе. О риске восхождения на горные вершины эти люди знают все. Тебе оказали честь, молча принимая риск восхождения как факт. Не надо, пользуясь их гостеприимством, красоваться тем, что ты рисковал. Расскажи им о высоте вершины, снаряжении, специфике восхождения и о том, сколько времени оно у тебя заняло".
Leonard Cohen - Everybody Knows (видеоколлаж)
Everybody knows that the dice are loaded
Everybody rolls with their fingers crossed
Everybody knows that the war is over
Everybody knows the good guys lost
Everybody knows the fight was fixed
The poor stay poor, the rich get rich
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows that the boat is leaking
Everybody knows that the captain lied
Everybody got this broken feeling
Like their father or their dog just died
Everybody talking to their pockets
Everybody wants a box of chocolates
And a long stem rose
Everybody knows
Everybody knows that you love me baby
Everybody knows that you really do
Everybody knows that you've been faithful
Ah give or take a night or two
Everybody knows you've been discreet
But there were so many people you just had to meet
Without your clothes
And everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
And everybody knows that it's now or never
Everybody knows that it's me or you
And everybody knows that you live forever
Ah when you've done a line or two
Everybody knows the deal is rotten
Old Black Joe's still pickin' cotton
For your ribbons and bows
And everybody knows
And everybody knows that the Plague is coming
Everybody knows that it's moving fast
Everybody knows that the naked man and woman
Are just a shining artifact of the past
Everybody knows the scene is dead
But there's gonna be a meter on your bed
That will disclose
What everybody knows
And everybody knows that you're in trouble
Everybody knows what you've been through
From the bloody cross on top of Calvary
To the beach of Malibu
Everybody knows it's coming apart
Take one last look at this Sacred Heart
Before it blows
And everybody knows
Everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Oh everybody knows, everybody knows
That's how it goes
Everybody knows
Everybody knows