Corsica III
I II
Утром Люк нашел в туалете ящерицу. Я лежал с открытыми глазами, вставать было рано. Он невольно разбудил меня, когда пошел в душ: на двухъярусной кровати лежащий сверху чувствует все движения соседа снизу, но не наоборот. Ящерица сидела в пластиковом ведре. Я попросил Люка вынести ее на улицу и не делать ей больно и закрыл глаза. Когда я вышел из душа в свою очередь, ящерица снова сидела в ведре: я подумал, что она успела вернуться домой с улицы, но оказалось, Люк просто забыл ее выпроводить.
Мы завтракали у девушек вдвоем с Брайаном: Люка с нами не было, и с этих пор он всегда куда-то уходил рано утром и манкировал утренней встречей с противоположным полом. На вопросы о том, что он делает утром, он отвечал, что предпочитает встать пораньше и выпить где-нибудь кофе с первой утренней сигареткой, слушая разговоры местных жителей.
Я же слушал болтовню Сандры и думал, что комната девушек похожа на номер в старинном борделе, какие есть в Париже на улице Сен-Дени: огромная низкая кровать, напольное зеркало и балки вдоль потолка (последний элемент имеет отношение не к назначению, а к возрасту здания). Каролин не выпускала из рук айфон, ее беглые пальцы беспрестанно теребили тактильный экран. Я пытался понять, ищет ли она что-то в Интернете или набирает сообщение.
Мы с Брайаном пришли, когда девушки уже заканчивали трапезу, поэтому через какое-то время остались вдвоем за столом. Сандра перестала разговаривать: она чистила зубы всухую посреди комнаты. Я поинтересовался, экономит ли она таким образом воду. Она промямлила, что это просто привычка. Каролин лежала на кровати, мне были видны с моего места только ее голые ноги, стоящие на полу. Она была в коротких шортах, как почти всегда.
- Мне кажется, вы могли бы побольше со мною общаться, уж коли я ваш гость, - произнес я. - Вы почти со мною не разговариваете. Сандра демонстративно чистит зубы, а Каролин погружена в свой айфон. С кем она там всё время эсэмэсится, со своим парнем?
Сандра улыбнулась моему вопросу и кивнула. Я допил кофе и сполоснул стакан в ванной.
С этого дня начиналась наша культурная программа: по мысли организатора, мы должны были чередовать работу на стройке с лекциями по истории и географии Корсики и прочими культурными мероприятиями. Лекции проходили в Торрионе: в соответствии с названием, это была огромная башня, бывшая когда-то частью военных укреплений. С площадки на крыше открывался великолепный вид на гавань, но на самом верху мы были лишь однажды, лекции же проходили в конференц-зале.
Торрионе находился недалеко от стройки, только нужно было пораньше повернуть налево. На площадке перед башней были начерчены классики, а в другом конце шахматная доска впечатляющих размеров. Башня и здания вокруг служили школой для местных детей; полагаю, их было немного. Я живо представил себе турниры воспитателей, играющих детишками вместо фигур ("Поль, d4 - e5! Кууууда пошел! Я сказал e5!").
На первом этаже башни неприкаянно стояли баскетбольные ворота и были свалены в кучу какие-то парты. Мы поднялись по крутой лестнице и вошли в конференц-зал с картинами местных художников на стенах. При ближайшем ознакомлении выяснилось, что у живописцев некоторые проблемы с законами перспективы, но это не могло нас смутить в это прекрасное субботнее утро.
В зале были сиденья с откидным столиком для письма, который крепился к правому подлокотнику.
Первая лекция была посвящена местной геологии. Вел ее старец по имени Бернар, худой, весь в пигментных пятнах. Нам представили его как человека, который едва не нашел в этом городе нефть. Бернар выглядел совсем древним: на вид я дал бы ему девяносто, что подтверждалось и тем, что наш руководитель приходился ему учеником, а Жан-Пьеру было не меньше семидесяти. Между прочим, в последний день работ в церкви, после торжественной части и вручения грамот, я с разинутым ртом наблюдал, как допотопный Бернар садится на скутер и бодро газует вон из ворот.
Докладчик поведал нам кучу полезного о песчанике, который мы дробили кувалдами еще вчера, и о граните, который встречается здесь реже. У Бернара были чертежи и диаграммы, нарисованные собственноручно, и разворачивать и держать их ему помогала жена. И то и другое было очень трогательно.
Культпрограмма продолжалась на морском кладбище: об этой достопримечательности городка я узнал еще до приезда, из Википедии. В общем, это было нормальное морское кладбище, какие бывают в приморских городах, но я видел этот жанр впервые. Нещадно палило солнце.
Мы решили спастись от жары, отправившись на пляж. Это был другой пляж, не тот, что вчера: собственно, мы почти не бывали дважды на одном и том же, такое там было разнообразие в этом плане. По приезде нас снабдили картой пляжей: от контуров города отходили в разные стороны стрелки, и каждая вела к фотографии кусочка моря и песка. Мы ехали в фургоне Эрика: это была одна из его двенадцати машин. Я устроился на переднем сиденье, рядом с Мишелем, который был за рулем, и самим Эриком. Дорога была узкой и извилистой, но Мишель водил бесстрашно, да еще время от времени забавлялся тем, что дергал руль из стороны в сторону в течение секунд десяти. Фургон раскачивался как сумасшедший, и из задней части доносились визг и проклятия.
Когда на обратном пути мне выпало ехать в чреве фургона, я ощутил на собственной шкуре, что это значило: фургон не был предназначен для пассажиров, в нем транспортировали инструменты строительной фирмы Эрика. Нам в шутку велели не шуметь особо, пока мы внутри, а не то подумают, что мы нелегалы. Сидений в кузове не было: был какой-то стремный ящик с клеммами, кусок пенопласта и грязный коврик. Лучшее место было на ящике, но оно обычно доставалось девочкам. Впрочем, стабильности и оно не гарантировало, потому что ящик возило по полу; нужно было держаться за стены или за соседа. На стене висело ружье в чехле, я держался за ручку, к удовольствию насмешника Эрика, который наблюдал это в зеркале. Держать руку всё время на ружье, это истинно по-корсикански.
Эрик и Мишель балдели от песни про мадмуазель Валери, которая звучала на всем пути до пляжа и обратно. Аккорды там были как в Vamos a la playa, и пел ее чувак со странным выговором; вместо "Валери" он произносил "Варри". Я думал, что он негр, пока не вернулся с Корсики и не посмотрел клип в Интернете. Мадмуазель Валери так навязла у нас в зубах, что почти до конца работ ее напевали все. Хотя никто бы не признался, что песня ему нравится.
После пляжа мне удалось убедить Сандру, что я стал бы гораздо чище и благодушнее, если бы ходил мыться к ним, счастливым обладательницам горячей воды. Оставалось заручиться согласием Каролин, а Каролин была суровая девчонка.
Вечером был ресторан: мы впервые пошли не в U Mulinu, где обедали на неделе, а в специальное место, где подавали, в частности, коронное блюдо этого городка: баклажаны, фаршированные мясом. За окном был ливень, а мы сидели как раз вдоль голых окон без штор, в углу. Должно быть, днем оттуда открывался необыкновенный вид на море, но сейчас за окнами было черно, и казалось, что дождь вот-вот прорвется внутрь. За моей спиной ужинала многочисленная немецкая семья; когда мне прискучивал разговор за нашим столом, я прислушивался к обрывкам их фраз. Под столом сидел черный лабрадор. Брайан, тянувшийся ко всему живому, спросил по-английски, как его зовут: Поллукс.
Этим вечером мы были одни, без старших. Разговор был в силу этого более непринужденным. Люка мне было почти не слышно: он сидел, должно быть, на другом конце стола. Напротив меня сидела Каролин, облачившаяся ради этого момента в зеленое платье и распустившая волосы. Неожиданно она казалась очень интересной, хотя и старше своего возраста. Назавтра ей должно было исполниться двадцать пять; я узнал об этом определенно раньше остальных, хотя и не помню, при каких обстоятельствах.
Вместо Люка я слышал Сандру:
- Я знаю один анекдот, но он немножко про секс, - она смущенно хихикнула, но быстро собралась и продолжила. - Что общего между снегом и мужчинами? Никогда не знаешь, сколько будет сантиметров и сколько это продлится.
Все засмеялись, кроме китаянки Ли, которая не поняла шутку, Брайана, который играл с Поллуксом, и меня, не смеющегося чужим шуткам, особенно бородатым. Зато у меня зародился план.
- Это как говорить с моей младшей сестрой, - продолжала щебетать Сандра, но я пропустил начало темы. - Я ей звоню, и она на все вопросы отвечает: "Да!.. Нет!.. А я знаю?.."
- Точно! - подхватила Леа. - С моей та же история. И еще она никогда не рассказывает, с кем тусуется. Да какое мне вообще дело, я всё равно знаю всех твоих друзей, дура, я просто пытаюсь быть с тобой приветливее!
Мы поблагодарили хозяйку ресторана за гостеприимство, и нашей душе захотелось продолжения праздника. Чуть подальше по улице мы поднялись по какому-то крыльцу и оказались в незнакомой мне просторной комнате довольно спартанского вида: большой стол, разномастные стулья, какая-то битая посуда. На потолке висела голая лампочка. Как я понял потом, это был дом нашего руководителя, и именно здесь жила половина группы: то есть, конечно, не совсем здесь: их комнаты располагались выше по лестнице. То помещение, где мы устроились, служило чем-то вроде прихожей.
Каролин ушла рано, и Брайан ушел с нею вместе. То ли он считал своим долгом проводить девушку, то ли, как и я, не был уверен, что найдет дорогу, если уйдет раньше остальных, но один. Я сострил что-то по поводу этого совместного исчезновения.
- Ну нет, за Каролин можешь быть спокоен, риска нет, - сказала Сандра с хитрой улыбкой.
Мы играли в скопу с итальянцами: это стало возможно, когда мы наконец врубились в правила с их объяснений. В регионах Маттео и Андреа играли немного по-разному, и каждый был убежден, что именно его скопа - настоящая итальянская. В разгар партии оказалось, что в колодах не хватает карт; это как-то катастрофически должно было сказаться на результатах игры, поэтому мы бросили. В этот момент появились Эрик и Мишель с бутылкой вина; кажется, их было даже две, но я уже не уверен. Мишель показал какой-то фокус на обнаружение загаданной карты, очень впечатливший Люка, который хотел непременно ему научиться и проигнорировал просьбу забить мне сигарету с помощью своей гильзозабивательной машинки. Пришлось теребить его снова. После полутора лет воздержания я снова курил каждый день; конечно, не много, но стабильно, и это была вина Люка.
Я спустился с крыльца на узкую улицу. Моросил дождь. От вина, сигарет и карт путались мысли.
Утром Люк нашел в туалете ящерицу. Я лежал с открытыми глазами, вставать было рано. Он невольно разбудил меня, когда пошел в душ: на двухъярусной кровати лежащий сверху чувствует все движения соседа снизу, но не наоборот. Ящерица сидела в пластиковом ведре. Я попросил Люка вынести ее на улицу и не делать ей больно и закрыл глаза. Когда я вышел из душа в свою очередь, ящерица снова сидела в ведре: я подумал, что она успела вернуться домой с улицы, но оказалось, Люк просто забыл ее выпроводить.
Мы завтракали у девушек вдвоем с Брайаном: Люка с нами не было, и с этих пор он всегда куда-то уходил рано утром и манкировал утренней встречей с противоположным полом. На вопросы о том, что он делает утром, он отвечал, что предпочитает встать пораньше и выпить где-нибудь кофе с первой утренней сигареткой, слушая разговоры местных жителей.
Я же слушал болтовню Сандры и думал, что комната девушек похожа на номер в старинном борделе, какие есть в Париже на улице Сен-Дени: огромная низкая кровать, напольное зеркало и балки вдоль потолка (последний элемент имеет отношение не к назначению, а к возрасту здания). Каролин не выпускала из рук айфон, ее беглые пальцы беспрестанно теребили тактильный экран. Я пытался понять, ищет ли она что-то в Интернете или набирает сообщение.
Мы с Брайаном пришли, когда девушки уже заканчивали трапезу, поэтому через какое-то время остались вдвоем за столом. Сандра перестала разговаривать: она чистила зубы всухую посреди комнаты. Я поинтересовался, экономит ли она таким образом воду. Она промямлила, что это просто привычка. Каролин лежала на кровати, мне были видны с моего места только ее голые ноги, стоящие на полу. Она была в коротких шортах, как почти всегда.
- Мне кажется, вы могли бы побольше со мною общаться, уж коли я ваш гость, - произнес я. - Вы почти со мною не разговариваете. Сандра демонстративно чистит зубы, а Каролин погружена в свой айфон. С кем она там всё время эсэмэсится, со своим парнем?
Сандра улыбнулась моему вопросу и кивнула. Я допил кофе и сполоснул стакан в ванной.
С этого дня начиналась наша культурная программа: по мысли организатора, мы должны были чередовать работу на стройке с лекциями по истории и географии Корсики и прочими культурными мероприятиями. Лекции проходили в Торрионе: в соответствии с названием, это была огромная башня, бывшая когда-то частью военных укреплений. С площадки на крыше открывался великолепный вид на гавань, но на самом верху мы были лишь однажды, лекции же проходили в конференц-зале.
Торрионе находился недалеко от стройки, только нужно было пораньше повернуть налево. На площадке перед башней были начерчены классики, а в другом конце шахматная доска впечатляющих размеров. Башня и здания вокруг служили школой для местных детей; полагаю, их было немного. Я живо представил себе турниры воспитателей, играющих детишками вместо фигур ("Поль, d4 - e5! Кууууда пошел! Я сказал e5!").
На первом этаже башни неприкаянно стояли баскетбольные ворота и были свалены в кучу какие-то парты. Мы поднялись по крутой лестнице и вошли в конференц-зал с картинами местных художников на стенах. При ближайшем ознакомлении выяснилось, что у живописцев некоторые проблемы с законами перспективы, но это не могло нас смутить в это прекрасное субботнее утро.
В зале были сиденья с откидным столиком для письма, который крепился к правому подлокотнику.
Первая лекция была посвящена местной геологии. Вел ее старец по имени Бернар, худой, весь в пигментных пятнах. Нам представили его как человека, который едва не нашел в этом городе нефть. Бернар выглядел совсем древним: на вид я дал бы ему девяносто, что подтверждалось и тем, что наш руководитель приходился ему учеником, а Жан-Пьеру было не меньше семидесяти. Между прочим, в последний день работ в церкви, после торжественной части и вручения грамот, я с разинутым ртом наблюдал, как допотопный Бернар садится на скутер и бодро газует вон из ворот.
Докладчик поведал нам кучу полезного о песчанике, который мы дробили кувалдами еще вчера, и о граните, который встречается здесь реже. У Бернара были чертежи и диаграммы, нарисованные собственноручно, и разворачивать и держать их ему помогала жена. И то и другое было очень трогательно.
Культпрограмма продолжалась на морском кладбище: об этой достопримечательности городка я узнал еще до приезда, из Википедии. В общем, это было нормальное морское кладбище, какие бывают в приморских городах, но я видел этот жанр впервые. Нещадно палило солнце.
Мы решили спастись от жары, отправившись на пляж. Это был другой пляж, не тот, что вчера: собственно, мы почти не бывали дважды на одном и том же, такое там было разнообразие в этом плане. По приезде нас снабдили картой пляжей: от контуров города отходили в разные стороны стрелки, и каждая вела к фотографии кусочка моря и песка. Мы ехали в фургоне Эрика: это была одна из его двенадцати машин. Я устроился на переднем сиденье, рядом с Мишелем, который был за рулем, и самим Эриком. Дорога была узкой и извилистой, но Мишель водил бесстрашно, да еще время от времени забавлялся тем, что дергал руль из стороны в сторону в течение секунд десяти. Фургон раскачивался как сумасшедший, и из задней части доносились визг и проклятия.
Когда на обратном пути мне выпало ехать в чреве фургона, я ощутил на собственной шкуре, что это значило: фургон не был предназначен для пассажиров, в нем транспортировали инструменты строительной фирмы Эрика. Нам в шутку велели не шуметь особо, пока мы внутри, а не то подумают, что мы нелегалы. Сидений в кузове не было: был какой-то стремный ящик с клеммами, кусок пенопласта и грязный коврик. Лучшее место было на ящике, но оно обычно доставалось девочкам. Впрочем, стабильности и оно не гарантировало, потому что ящик возило по полу; нужно было держаться за стены или за соседа. На стене висело ружье в чехле, я держался за ручку, к удовольствию насмешника Эрика, который наблюдал это в зеркале. Держать руку всё время на ружье, это истинно по-корсикански.
Эрик и Мишель балдели от песни про мадмуазель Валери, которая звучала на всем пути до пляжа и обратно. Аккорды там были как в Vamos a la playa, и пел ее чувак со странным выговором; вместо "Валери" он произносил "Варри". Я думал, что он негр, пока не вернулся с Корсики и не посмотрел клип в Интернете. Мадмуазель Валери так навязла у нас в зубах, что почти до конца работ ее напевали все. Хотя никто бы не признался, что песня ему нравится.
После пляжа мне удалось убедить Сандру, что я стал бы гораздо чище и благодушнее, если бы ходил мыться к ним, счастливым обладательницам горячей воды. Оставалось заручиться согласием Каролин, а Каролин была суровая девчонка.
Вечером был ресторан: мы впервые пошли не в U Mulinu, где обедали на неделе, а в специальное место, где подавали, в частности, коронное блюдо этого городка: баклажаны, фаршированные мясом. За окном был ливень, а мы сидели как раз вдоль голых окон без штор, в углу. Должно быть, днем оттуда открывался необыкновенный вид на море, но сейчас за окнами было черно, и казалось, что дождь вот-вот прорвется внутрь. За моей спиной ужинала многочисленная немецкая семья; когда мне прискучивал разговор за нашим столом, я прислушивался к обрывкам их фраз. Под столом сидел черный лабрадор. Брайан, тянувшийся ко всему живому, спросил по-английски, как его зовут: Поллукс.
Этим вечером мы были одни, без старших. Разговор был в силу этого более непринужденным. Люка мне было почти не слышно: он сидел, должно быть, на другом конце стола. Напротив меня сидела Каролин, облачившаяся ради этого момента в зеленое платье и распустившая волосы. Неожиданно она казалась очень интересной, хотя и старше своего возраста. Назавтра ей должно было исполниться двадцать пять; я узнал об этом определенно раньше остальных, хотя и не помню, при каких обстоятельствах.
Вместо Люка я слышал Сандру:
- Я знаю один анекдот, но он немножко про секс, - она смущенно хихикнула, но быстро собралась и продолжила. - Что общего между снегом и мужчинами? Никогда не знаешь, сколько будет сантиметров и сколько это продлится.
Все засмеялись, кроме китаянки Ли, которая не поняла шутку, Брайана, который играл с Поллуксом, и меня, не смеющегося чужим шуткам, особенно бородатым. Зато у меня зародился план.
- Это как говорить с моей младшей сестрой, - продолжала щебетать Сандра, но я пропустил начало темы. - Я ей звоню, и она на все вопросы отвечает: "Да!.. Нет!.. А я знаю?.."
- Точно! - подхватила Леа. - С моей та же история. И еще она никогда не рассказывает, с кем тусуется. Да какое мне вообще дело, я всё равно знаю всех твоих друзей, дура, я просто пытаюсь быть с тобой приветливее!
Мы поблагодарили хозяйку ресторана за гостеприимство, и нашей душе захотелось продолжения праздника. Чуть подальше по улице мы поднялись по какому-то крыльцу и оказались в незнакомой мне просторной комнате довольно спартанского вида: большой стол, разномастные стулья, какая-то битая посуда. На потолке висела голая лампочка. Как я понял потом, это был дом нашего руководителя, и именно здесь жила половина группы: то есть, конечно, не совсем здесь: их комнаты располагались выше по лестнице. То помещение, где мы устроились, служило чем-то вроде прихожей.
Каролин ушла рано, и Брайан ушел с нею вместе. То ли он считал своим долгом проводить девушку, то ли, как и я, не был уверен, что найдет дорогу, если уйдет раньше остальных, но один. Я сострил что-то по поводу этого совместного исчезновения.
- Ну нет, за Каролин можешь быть спокоен, риска нет, - сказала Сандра с хитрой улыбкой.
Мы играли в скопу с итальянцами: это стало возможно, когда мы наконец врубились в правила с их объяснений. В регионах Маттео и Андреа играли немного по-разному, и каждый был убежден, что именно его скопа - настоящая итальянская. В разгар партии оказалось, что в колодах не хватает карт; это как-то катастрофически должно было сказаться на результатах игры, поэтому мы бросили. В этот момент появились Эрик и Мишель с бутылкой вина; кажется, их было даже две, но я уже не уверен. Мишель показал какой-то фокус на обнаружение загаданной карты, очень впечатливший Люка, который хотел непременно ему научиться и проигнорировал просьбу забить мне сигарету с помощью своей гильзозабивательной машинки. Пришлось теребить его снова. После полутора лет воздержания я снова курил каждый день; конечно, не много, но стабильно, и это была вина Люка.
Я спустился с крыльца на узкую улицу. Моросил дождь. От вина, сигарет и карт путались мысли.