Corsica I
- Ты веришь в знаки? - спросил Брайан.
- В знаки? - я задумался. Как обычно, я не был уверен в том, что правильно его понял: прежде всего, из-за его акцента, но еще и потому, что до этого мы говорили о чем-то решительно другом.
- Я чувствую, что что-то очень странное случится, прежде чем мы покинем это место.
- Черт, - я фыркнул. - Нет уж, довольно с меня странностей.
Однако слова Брайана запали мне в душу, и с той минуты я ждал События.
Девятнадцать дней без плейера, компьютера и Интернета.
Девятнадцать дней ледяного душа, без горячей воды дома.
Девятнадцать дней без необходимости мыть посуду.
Девятнадцать дней я говорил только по-французски и по-итальянски.
Я работал на стройке - да, я умею кое-что делать своими руками, хотя скажу честно, каменщик из меня хреновый. Я был на стройке на Корсике, на самом юге этого юга Франции, где Франции-то совсем и нет, а до Италии (Сардинии) четырнадцать километров, и чтобы ее увидеть, нужно дойти до площади Маникелла, где площадка для петанка и какие-то пацаны всё время бросают тяжелые металлические шары в песок.
Как я сюда попал? Я увидел, прямо в фойе моей резиденции, объявление о том, что в сентябре будет стройка на Корсике, что добровольцев будут кормить и дадут койку. Мне было грустно, я хотел убийственно тяжелого ручного труда, чтобы не думать о том, что лезло в голову, и потом, это был мой единственный шанс искупаться в море в этом году.
Почти все из группы, как я, попали на остров по объявлению (это сейчас мне вспоминаются "Десять негритят", но тогда я об этом не думал). Да, нас было десять - половину составляло франкофонное ядро, потом были два итальянца (отличные, кстати, ребята, что один, что другой), Мишустикс, китаянка Ли и канадский китаец Брайан.
Франкофонное ядро делилось на трех француженок и двух бельгийцев. Одна француженка, самая младшая в группе, была сама по себе, а две остальные девушки знали друг друга с детства, потому что их мамы знали друг друга с детства, и все время держались вместе. Бельгийцы были парень и девушка. Девушка не будет играть важной роли в этой истории, а вот парень будет. Его зовут Люк, и я о нем еще много скажу.
Были еще две французские девушки, но они были не частью волонтерской группы, а сезонными рабочими. (Когда я говорю "рабочими", представляется замызганный мужик в комбинезоне и каске, но Солен и Армель были весьма ничего, даже в каске.) С ними нас было двенадцать, как апостолов, да и делом мы занимались вроде богоугодным: реставрировали церковь, хотя две рабочие недели непрофессионального труда мало что изменили - мы пришли на руины и оставили после себя руины.
Уходя из библиотеки, где работал, я взял большую книгу о Корсике, такой энциклопедический очерк с красивыми фотографиями. Оттуда я узнал, что для корсиканцев четко существуют два мира - видимый и невидимый, и второй не менее реален, чем первый; что там гадают на яичной скорлупе и на бараньих лопатках; что, чтобы избавиться от настойчивого поклонника, девушка должна показать ему локоть и демонстративно повернуться спиной, а если не поможет, то испустить специальный насмешливый крик, и тогда юноша будет опозорен. И что корсиканцы не женятся по вторникам и никогда не начинают новое дело в пятницу или в понедельник (наша стройка началась как раз в пятницу: вы теряете корни, ребята).
Когда я спустился по трапу (в самолете я читал Мишеля Деона, сидя в проходе; слева сидели два шумных молчела, я ничего не видел в иллюминаторе, а еще там кормили только за деньги), то первым моим впечатлением был горный кряж с одной стороны и, после Парижа, вязкий вечерний южный воздух.
Мы сели в две машины, чтобы добраться до места - мальчики в одну, девочки в другую. Я пожал руки мальчикам, но так как я не запоминаю имен в момент знакомства, потом пришлось переспрашивать. Я сел вперед, рядом с водителем - стариком в кепке. Впоследствии я узнал, что он в четырнадцать лет работал в реставрируемой нами церкви, когда там устроили цех. Молол горох.
- Завтра уже приступим, - сказал он с блаженной улыбкой. Тем не менее, в работе он не участвовал, и больше я его почти не видел.
В машине играла Mutatis mutandis Жюльетт. Мы почти не говорили, только мы с водителем обменялись парой ничего не значащих фраз. Вскоре - было уже темно - мы въехали в город и остановились на площади со статуей легионера посредине. На нижнем уровне пьедестала сидел лев, а сам легионер держал в одной руке знамя, а в другой шпагу, и поза его выдавала смертельную усталость.
Я осмотрелся. Огромная крытая галерея - раньше здесь была монастырская столовая, как нам объяснили. Люк отошел в сторону и закурил. Кажется, он чувствовал себя не в своей тарелке и готовился выдержать тот удар, который судьба приготовила для него здесь, на Корсике.
Мы забросили рюкзаки в то место, куда нас поселили, - большая комната с белыми стенами и двумя белыми кроватями о двух ярусах, - я вызвался быть хранителем ключей, которых нам дали один комплект на всех, и пошли ужинать.
Я боялся немного за питание, но оказалось, что в этом плане лучшего желать было невозможно. Место, где мы собрались, и где нам предстояло обедать и ужинать каждый день, кроме выходных, когда нас баловали изысками корсиканской кухни в других ресторанах, называлось U Mulinu, сиречь мельница. Мельницы, впрочем, рядом не наблюдалось - точнее, была одна, но далеко.
Пока еда не была готова, мы присели на террасе, сдвинув столы, и мне досталось место во главе стола, что было ужасно неудобно, потому что из-за тесноты мой стул нависал над бордюром, и проезжавшие за моей спиной машины едва меня не задевали.
Позже, когда нас уже пригласили внутрь помещения, я огляделся: ни одного привлекательного женского лица. Люк нервно курил на другом конце стола.
Я, впрочем, был готов к тому, что в группе (или стоит сказать "в бригаде"?) будут одни парни (о, так было бы настолько лучше!), но идея организатора состояла в том, чтобы была половина девочек, половина мальчиков.
С нами сидели, кроме организатора Жан-Пьера, еще трое "взрослых". Эрик и Мишель приехали из Тулузы. Эрику было под шестьдесят, он был во всем типичным южанином, балагуром, выдающим шуточки не самого высокого пошиба, любителем чувственных удовольствий (в том числе охоты) и вообще рубахой-парнем. У него была собственная строительная фирма, а еще он был обладателем двенадцати машин (некоторые были здесь), но держался очень просто.
Мишель был похож на русского братка. Это был мрачный (хотя ведь он улыбался, и часто), весь татуированный качок с цепью на шее. Если акцент Эрика был приколен, то Мишель говорил так, что его не понимали даже французы. Вдобавок в уголке рта у него всегда торчала сигарета, и он не делал никаких усилий для того, чтобы быть понятым. Если ты показывал, что не уловил смысл его фразы, он просто повторял ее без изменений до тех пор, пока ты не разбирал по крайней мере общий смысл.
Пьер был единственным местным, с которым мы тесно общались. Попадались нам и другие корсиканцы - не так уж и часто, кстати, поскольку город крошечный, туристический, - но они в свое время приехали из других мест. Пьер был настоящим красавцем: высокий, статный, будто выточенное из камня мужественное лицо обрамляли с двух сторон пряди волос - немного засаленных, но это не портило харизму Пьера. В тот же вечер я узнал, что он говорит еще по-итальянски (он действительно хорошо говорил по-итальянски, и с нашими итальянцами общался на их языке - как, впрочем, и я) и по-английски. Время спустя я узнал, что мать Пьера англичанка, однако на этом языке он говорил как француз. Лингвистические таланты Пьера позволили ему получить диплом и удостоверение гида и водить экскурсии, чем он, в основном, и жил.
После ужина мы пошли прогуляться по городу. Та часть, где мы жили и работали, называлась Верхним городом: она возвышалась над морем на скале и было обнесена средневековым валом. Еще был Нижний город, рядом с портом: там мы бывали редко, потому что туда нужно было долго спускаться, а главное, еще дольше подниматься по бессчетным ступеням.
Почему-то компания была исключительно мужская: должно быть, девушкам было необходимо раньше лечь спать, чтобы с утра иметь свежий цвет лица на стройке. В этот прекрасный вечер мы сменили несколько мест; все вокруг были знакомы с Эриком и Мишелем и подходили здороваться. В одном из баров я попробовал чудесный миртовый ликер (и привез с Корсики бутылку).
В тот вечер мы определили места, которые каждый из нас занимал на двух двойных кроватях. Брайан залез наверх кровати, которая стояла ближе к окну; я был немного простужен, боялся сквозняков и туда не хотел, а Люк занял место снизу на второй кровати. Так я получил место наверху на ложе подальше от окна.
Думаю, мы заснули почти мгновенно, и наш сон тревожило только завывание ветра, колотящего ставнями о стены.
С завтрашнего дня мы вкалывали.
- В знаки? - я задумался. Как обычно, я не был уверен в том, что правильно его понял: прежде всего, из-за его акцента, но еще и потому, что до этого мы говорили о чем-то решительно другом.
- Я чувствую, что что-то очень странное случится, прежде чем мы покинем это место.
- Черт, - я фыркнул. - Нет уж, довольно с меня странностей.
Однако слова Брайана запали мне в душу, и с той минуты я ждал События.
Девятнадцать дней без плейера, компьютера и Интернета.
Девятнадцать дней ледяного душа, без горячей воды дома.
Девятнадцать дней без необходимости мыть посуду.
Девятнадцать дней я говорил только по-французски и по-итальянски.
Я работал на стройке - да, я умею кое-что делать своими руками, хотя скажу честно, каменщик из меня хреновый. Я был на стройке на Корсике, на самом юге этого юга Франции, где Франции-то совсем и нет, а до Италии (Сардинии) четырнадцать километров, и чтобы ее увидеть, нужно дойти до площади Маникелла, где площадка для петанка и какие-то пацаны всё время бросают тяжелые металлические шары в песок.
Как я сюда попал? Я увидел, прямо в фойе моей резиденции, объявление о том, что в сентябре будет стройка на Корсике, что добровольцев будут кормить и дадут койку. Мне было грустно, я хотел убийственно тяжелого ручного труда, чтобы не думать о том, что лезло в голову, и потом, это был мой единственный шанс искупаться в море в этом году.
Почти все из группы, как я, попали на остров по объявлению (это сейчас мне вспоминаются "Десять негритят", но тогда я об этом не думал). Да, нас было десять - половину составляло франкофонное ядро, потом были два итальянца (отличные, кстати, ребята, что один, что другой), Мишустикс, китаянка Ли и канадский китаец Брайан.
Франкофонное ядро делилось на трех француженок и двух бельгийцев. Одна француженка, самая младшая в группе, была сама по себе, а две остальные девушки знали друг друга с детства, потому что их мамы знали друг друга с детства, и все время держались вместе. Бельгийцы были парень и девушка. Девушка не будет играть важной роли в этой истории, а вот парень будет. Его зовут Люк, и я о нем еще много скажу.
Были еще две французские девушки, но они были не частью волонтерской группы, а сезонными рабочими. (Когда я говорю "рабочими", представляется замызганный мужик в комбинезоне и каске, но Солен и Армель были весьма ничего, даже в каске.) С ними нас было двенадцать, как апостолов, да и делом мы занимались вроде богоугодным: реставрировали церковь, хотя две рабочие недели непрофессионального труда мало что изменили - мы пришли на руины и оставили после себя руины.
Уходя из библиотеки, где работал, я взял большую книгу о Корсике, такой энциклопедический очерк с красивыми фотографиями. Оттуда я узнал, что для корсиканцев четко существуют два мира - видимый и невидимый, и второй не менее реален, чем первый; что там гадают на яичной скорлупе и на бараньих лопатках; что, чтобы избавиться от настойчивого поклонника, девушка должна показать ему локоть и демонстративно повернуться спиной, а если не поможет, то испустить специальный насмешливый крик, и тогда юноша будет опозорен. И что корсиканцы не женятся по вторникам и никогда не начинают новое дело в пятницу или в понедельник (наша стройка началась как раз в пятницу: вы теряете корни, ребята).
Когда я спустился по трапу (в самолете я читал Мишеля Деона, сидя в проходе; слева сидели два шумных молчела, я ничего не видел в иллюминаторе, а еще там кормили только за деньги), то первым моим впечатлением был горный кряж с одной стороны и, после Парижа, вязкий вечерний южный воздух.
Мы сели в две машины, чтобы добраться до места - мальчики в одну, девочки в другую. Я пожал руки мальчикам, но так как я не запоминаю имен в момент знакомства, потом пришлось переспрашивать. Я сел вперед, рядом с водителем - стариком в кепке. Впоследствии я узнал, что он в четырнадцать лет работал в реставрируемой нами церкви, когда там устроили цех. Молол горох.
- Завтра уже приступим, - сказал он с блаженной улыбкой. Тем не менее, в работе он не участвовал, и больше я его почти не видел.
В машине играла Mutatis mutandis Жюльетт. Мы почти не говорили, только мы с водителем обменялись парой ничего не значащих фраз. Вскоре - было уже темно - мы въехали в город и остановились на площади со статуей легионера посредине. На нижнем уровне пьедестала сидел лев, а сам легионер держал в одной руке знамя, а в другой шпагу, и поза его выдавала смертельную усталость.
Я осмотрелся. Огромная крытая галерея - раньше здесь была монастырская столовая, как нам объяснили. Люк отошел в сторону и закурил. Кажется, он чувствовал себя не в своей тарелке и готовился выдержать тот удар, который судьба приготовила для него здесь, на Корсике.
Мы забросили рюкзаки в то место, куда нас поселили, - большая комната с белыми стенами и двумя белыми кроватями о двух ярусах, - я вызвался быть хранителем ключей, которых нам дали один комплект на всех, и пошли ужинать.
Я боялся немного за питание, но оказалось, что в этом плане лучшего желать было невозможно. Место, где мы собрались, и где нам предстояло обедать и ужинать каждый день, кроме выходных, когда нас баловали изысками корсиканской кухни в других ресторанах, называлось U Mulinu, сиречь мельница. Мельницы, впрочем, рядом не наблюдалось - точнее, была одна, но далеко.
Пока еда не была готова, мы присели на террасе, сдвинув столы, и мне досталось место во главе стола, что было ужасно неудобно, потому что из-за тесноты мой стул нависал над бордюром, и проезжавшие за моей спиной машины едва меня не задевали.
Позже, когда нас уже пригласили внутрь помещения, я огляделся: ни одного привлекательного женского лица. Люк нервно курил на другом конце стола.
Я, впрочем, был готов к тому, что в группе (или стоит сказать "в бригаде"?) будут одни парни (о, так было бы настолько лучше!), но идея организатора состояла в том, чтобы была половина девочек, половина мальчиков.
С нами сидели, кроме организатора Жан-Пьера, еще трое "взрослых". Эрик и Мишель приехали из Тулузы. Эрику было под шестьдесят, он был во всем типичным южанином, балагуром, выдающим шуточки не самого высокого пошиба, любителем чувственных удовольствий (в том числе охоты) и вообще рубахой-парнем. У него была собственная строительная фирма, а еще он был обладателем двенадцати машин (некоторые были здесь), но держался очень просто.
Мишель был похож на русского братка. Это был мрачный (хотя ведь он улыбался, и часто), весь татуированный качок с цепью на шее. Если акцент Эрика был приколен, то Мишель говорил так, что его не понимали даже французы. Вдобавок в уголке рта у него всегда торчала сигарета, и он не делал никаких усилий для того, чтобы быть понятым. Если ты показывал, что не уловил смысл его фразы, он просто повторял ее без изменений до тех пор, пока ты не разбирал по крайней мере общий смысл.
Пьер был единственным местным, с которым мы тесно общались. Попадались нам и другие корсиканцы - не так уж и часто, кстати, поскольку город крошечный, туристический, - но они в свое время приехали из других мест. Пьер был настоящим красавцем: высокий, статный, будто выточенное из камня мужественное лицо обрамляли с двух сторон пряди волос - немного засаленных, но это не портило харизму Пьера. В тот же вечер я узнал, что он говорит еще по-итальянски (он действительно хорошо говорил по-итальянски, и с нашими итальянцами общался на их языке - как, впрочем, и я) и по-английски. Время спустя я узнал, что мать Пьера англичанка, однако на этом языке он говорил как француз. Лингвистические таланты Пьера позволили ему получить диплом и удостоверение гида и водить экскурсии, чем он, в основном, и жил.
После ужина мы пошли прогуляться по городу. Та часть, где мы жили и работали, называлась Верхним городом: она возвышалась над морем на скале и было обнесена средневековым валом. Еще был Нижний город, рядом с портом: там мы бывали редко, потому что туда нужно было долго спускаться, а главное, еще дольше подниматься по бессчетным ступеням.
Почему-то компания была исключительно мужская: должно быть, девушкам было необходимо раньше лечь спать, чтобы с утра иметь свежий цвет лица на стройке. В этот прекрасный вечер мы сменили несколько мест; все вокруг были знакомы с Эриком и Мишелем и подходили здороваться. В одном из баров я попробовал чудесный миртовый ликер (и привез с Корсики бутылку).
В тот вечер мы определили места, которые каждый из нас занимал на двух двойных кроватях. Брайан залез наверх кровати, которая стояла ближе к окну; я был немного простужен, боялся сквозняков и туда не хотел, а Люк занял место снизу на второй кровати. Так я получил место наверху на ложе подальше от окна.
Думаю, мы заснули почти мгновенно, и наш сон тревожило только завывание ветра, колотящего ставнями о стены.
С завтрашнего дня мы вкалывали.