Выбор оперативного направления
После возвращения из Ледяного Похода и освобождения Области Войска Донского от большевиков перед командованием Добровольческой Армии встал вопрос о выборе направления дальнейших действий. Набор вариантов, собственно, был невелик, учитывая, что в отношении немецких оккупантов поневоле пришлось занять позицию "ни войны, ни мира". Для войны у белых добровольцев явно недоставало сил, сотрудничество же с захватчиками большинству из них однозначно претило, а главное - моментально уравняло бы их в нравственном отношении с большевиками. Так что вырисовывались три основные перспективы.
Антон Иванович Деникин, главнокомандующий Добровольческой Армии летом 1918 года
Именно на его плечи легла основная тяжесть принимаемых решений.
Первая перспектива горячим головам из числа добровольцев-первопоходников, а особенно - из числа вновь прибывшего пополнения казалась самой очевидной - наступать на Москву, пользуясь слабостью большевиков и неорганизованностью их воинства, громить наспех сколоченные шайки революционных матросов и революционных рабочих, освобождать Россию, пока большевицкая власть не успела толком окрепнуть. После окончания Гражданской войны, в эмиграции, когда поражение Белого Движения сделалось свершившимся фактом, сторонники этой идеи принялись активно поднимать её на щит, обвиняя Деникина в отсутствии политической воли, в трусости, в нерешительности, в стратегической безграмотности... Да в чём только его ни обвиняли. Между тем, в отсутствии внятно урегулированных отношений с немцами (а белые и не могли с ними эти отношения урегулировать, не сделавшись при этом предателями!) наступление на Москву было чистейшей воды авантюрой. Во-первых, немцы очень даже запросто могли бы ударить добровольцам в спину. С учётом соотношения сил - они без труда раздавили бы малочисленную Добровольческую Армию. Во-вторых, даже если бы немцы и не ударили белым в спину, ничто не мешало им двинуться за Добровольческой Армией следом на почтительном расстоянии, занимая освобождённые от большевиков города и устанавливая там свою власть. То есть, поход на Москву в 1918 году, при всей заманчивости подобной перспективы, означал бы, что белая армия привела бы за собой на хвосте немцев прямо в Москву.
Кроме того, даже если бы немцы не тронулись бы с места, в тылу у белых оставалась 80-тысячная группировка красных во главе с командармом Сорокиным. Который легко мог бы сам ударить наступающим добровольцам в тыл. Никакой уверенности в том, что немцы не пропустят Сорокина через свои порядки, у Деникина быть не могло. А такой удар в тыл малочисленной Добровольческой Армии неминуемо обернулся бы её разгромом. Таким образом, "московская директива - 1918" окончательно отходила в разряд малонаучной фантастики.
Немецкий "порядок" на оккупированной Украине.
Совершенно логично, что Деникин не желал такой участи для центральных областей России.
На второе стратегическое направление Деникина усиленно подталкивал Краснов. Это было направление на Царицын. Овладение Царицыном открывало бы перед белыми перспективу объединения двух антибольшевицких фронтов - Южного и Восточного. В результате, как виделось сторонникам данного варианта, вокруг "совдепии" замыкалось кольцо окружения. Но, как известно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги...
"Овраг" первый: непонятно было, с кем вообще Добровольческая Армия теоретически могла объединиться в Поволжье? Судя по "Очеркам Русской Смуты" и последующим публикациям Деникина, он не имел чёткого представления о составе и идеологии антибольшевицких сил, поднявших восстание в Поволжье. Эсеро-меньшевицкий КомУч, по понятным причинам, симпатий не вызывал, желания сражаться за него - тем более. Лидеры Добровольческой Армии нахлебались "феврализма" по самые глазные яблоки и на собственном горьком опыте убедились в гибельности для армии пути революционной демократии. А именно этот путь отстаивали лидеры КомУча. О Каппеле на тот момент на Юге практически ничего ещё не было известно. Предполагать прибытие в Омск Колчака и последующий офицерский переворот в его пользу не могли тем более. Объединяться с чехами? Но чехи как раз не стремились принять участие в русской междоусобице, они торопились поскорее покинуть Россию от греха подальше - а то как бы советская власть не выдала их немцам на расправу. Наступать "навстречу" чехам в то время, когда сами чехи наступают в противоположном направлении было бы стратегическим абсурдом, и Деникин прекрасно это понимал.
"Овраг" второй - географические особенности предполагаемого театра военных действий. Безлюдные и безводные степи, Волга, на которой безраздельно господствовала большевицкая военная флотилия, отсутствие рокадных железных дорог. Всё это, по авторитетному мнению Антона Керсновского, даже в 1919-м году, когда на Восточном фронте командовал Колчак, силы Деникина многократно возросли за счёт человеческих ресурсов Кубани, Ставрополья и Донбасса, грозило белым катастрофой. Тем более гарантированной была бы эта катастрофа в 1918-м году. Не будем также забывать про наличие крупных красных сил (всё той же 80-тысячной группировки Сорокина) на фланге, которые легко могли бы обойти белых и выйти им в тыл - тем более, что в этом случае им не пришлось бы прорываться через немцев. В общем, приходится согласиться с выводом генерала М.В. Алексеева - толкового и образованного стратега - о том, что истинная цель Краснова, толкавшего Добровольческую Армию на Царицын, состояла в том, чтобы её погубить. К слову, сам Краснов, попытавшись со своей Донской Армией (куда более многочисленной чем Добровольческая) сунуться под Царицын в июле 1918 года, потерпел там оглушительное фиаско, хотя войска Сорокина к этому времени надёжно приковала к себе Добровольческая Армия.
П.Н. Краснов
Ну, и, наконец, "овраг" третий и самый главный состоял в том, что Краснов усиленно звал немецких оккупантов в Воронеж и Царицын. Таким образом, согласившись брать Царицын вместе с Красновым, Добровольческая Армия либо автоматически становилась союзницей немцев, либо, что более вероятно, учитывая, что оккупанты неограниченными силами тоже не располагали и подставлять под пули свои "истинно-арийские" головы явно не торопились, обречена была бы прокладывать путь на Царицын для немцев, которые вошли бы туда без сопротивления.
Третьей же перспективой развития Белой Борьбы явилось то, что в итоге и реализовалось - второй поход на Кубань с целью ликвидации группировки Сорокина и освобождения Кубанской области. Этот вариант давал Деникину реальный шанс надёжно обезопасить собственные тылы (с последующим наступлением действительно на Москву), отсечь красных от кубанского и ставропольского хлеба и кавказской нефти, расширить базу Добровольческой Армии (которой атаман Краснов уже начал бесцеремонно намекать, что она - "кот, который живёт за счёт проститутки"), а заодно - выполнить свои обязательства перед кубанскими казаками и соединиться со своими ранеными, оставленными в кубанских станицах. Деникин в "Очерках Русской Смуты" прямо отмечает, что кубанские казаки охотно записывались добровольцами именно в расчёте на скорое освобождение их станиц от большевизма и что в случае поворота армии на север или на восток их боеспособность грозила упасть практически до нуля. В лице кубанского казачества белые имели надёжный элемент - но только до тех пор, пока в казаках жила надежда на скорое возвращение к родным куреням. Да и раненые, оставленные на попечении казаков в ходе Ледяного Похода оказывались бы гарантированно брошены на растерзание.
Современная картинка, пусть и не без некоторых неточностей, но довольно адекватно
представляющая основные силы Добровольческой Армии на лето 1918 года.
На ней, справа налево - дроздовец, корниловец и кубанский казак.
Отказ от Второго Кубанского похода ставил под угрозу эту спайку.
Все перечисленные выше соображения в конечном итоге и определили решение Деникина двинуть армию во Второй Кубанский поход. С точки зрения оператики - поход окончился полным успехом, несмотря на понесённые Добровольческой Армией тяжёлые потери. С точки зрения стратегии - именно успех 2-го Кубанского похода дал белым возможность развивать дальнейшие операции в Донбассе, на Украине и на Московском направлении. Любой другой вариант действий летом 1918 года грозил не только разгромом Добровольческой Армии, с таким трудом сохранённой в нечеловеческих условиях Ледяного Похода, но и оккупацией если не всей России, то значительной её части немцами.
Антон Иванович Деникин, главнокомандующий Добровольческой Армии летом 1918 года
Именно на его плечи легла основная тяжесть принимаемых решений.
Первая перспектива горячим головам из числа добровольцев-первопоходников, а особенно - из числа вновь прибывшего пополнения казалась самой очевидной - наступать на Москву, пользуясь слабостью большевиков и неорганизованностью их воинства, громить наспех сколоченные шайки революционных матросов и революционных рабочих, освобождать Россию, пока большевицкая власть не успела толком окрепнуть. После окончания Гражданской войны, в эмиграции, когда поражение Белого Движения сделалось свершившимся фактом, сторонники этой идеи принялись активно поднимать её на щит, обвиняя Деникина в отсутствии политической воли, в трусости, в нерешительности, в стратегической безграмотности... Да в чём только его ни обвиняли. Между тем, в отсутствии внятно урегулированных отношений с немцами (а белые и не могли с ними эти отношения урегулировать, не сделавшись при этом предателями!) наступление на Москву было чистейшей воды авантюрой. Во-первых, немцы очень даже запросто могли бы ударить добровольцам в спину. С учётом соотношения сил - они без труда раздавили бы малочисленную Добровольческую Армию. Во-вторых, даже если бы немцы и не ударили белым в спину, ничто не мешало им двинуться за Добровольческой Армией следом на почтительном расстоянии, занимая освобождённые от большевиков города и устанавливая там свою власть. То есть, поход на Москву в 1918 году, при всей заманчивости подобной перспективы, означал бы, что белая армия привела бы за собой на хвосте немцев прямо в Москву.
Кроме того, даже если бы немцы не тронулись бы с места, в тылу у белых оставалась 80-тысячная группировка красных во главе с командармом Сорокиным. Который легко мог бы сам ударить наступающим добровольцам в тыл. Никакой уверенности в том, что немцы не пропустят Сорокина через свои порядки, у Деникина быть не могло. А такой удар в тыл малочисленной Добровольческой Армии неминуемо обернулся бы её разгромом. Таким образом, "московская директива - 1918" окончательно отходила в разряд малонаучной фантастики.
Немецкий "порядок" на оккупированной Украине.
Совершенно логично, что Деникин не желал такой участи для центральных областей России.
На второе стратегическое направление Деникина усиленно подталкивал Краснов. Это было направление на Царицын. Овладение Царицыном открывало бы перед белыми перспективу объединения двух антибольшевицких фронтов - Южного и Восточного. В результате, как виделось сторонникам данного варианта, вокруг "совдепии" замыкалось кольцо окружения. Но, как известно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги...
"Овраг" первый: непонятно было, с кем вообще Добровольческая Армия теоретически могла объединиться в Поволжье? Судя по "Очеркам Русской Смуты" и последующим публикациям Деникина, он не имел чёткого представления о составе и идеологии антибольшевицких сил, поднявших восстание в Поволжье. Эсеро-меньшевицкий КомУч, по понятным причинам, симпатий не вызывал, желания сражаться за него - тем более. Лидеры Добровольческой Армии нахлебались "феврализма" по самые глазные яблоки и на собственном горьком опыте убедились в гибельности для армии пути революционной демократии. А именно этот путь отстаивали лидеры КомУча. О Каппеле на тот момент на Юге практически ничего ещё не было известно. Предполагать прибытие в Омск Колчака и последующий офицерский переворот в его пользу не могли тем более. Объединяться с чехами? Но чехи как раз не стремились принять участие в русской междоусобице, они торопились поскорее покинуть Россию от греха подальше - а то как бы советская власть не выдала их немцам на расправу. Наступать "навстречу" чехам в то время, когда сами чехи наступают в противоположном направлении было бы стратегическим абсурдом, и Деникин прекрасно это понимал.
"Овраг" второй - географические особенности предполагаемого театра военных действий. Безлюдные и безводные степи, Волга, на которой безраздельно господствовала большевицкая военная флотилия, отсутствие рокадных железных дорог. Всё это, по авторитетному мнению Антона Керсновского, даже в 1919-м году, когда на Восточном фронте командовал Колчак, силы Деникина многократно возросли за счёт человеческих ресурсов Кубани, Ставрополья и Донбасса, грозило белым катастрофой. Тем более гарантированной была бы эта катастрофа в 1918-м году. Не будем также забывать про наличие крупных красных сил (всё той же 80-тысячной группировки Сорокина) на фланге, которые легко могли бы обойти белых и выйти им в тыл - тем более, что в этом случае им не пришлось бы прорываться через немцев. В общем, приходится согласиться с выводом генерала М.В. Алексеева - толкового и образованного стратега - о том, что истинная цель Краснова, толкавшего Добровольческую Армию на Царицын, состояла в том, чтобы её погубить. К слову, сам Краснов, попытавшись со своей Донской Армией (куда более многочисленной чем Добровольческая) сунуться под Царицын в июле 1918 года, потерпел там оглушительное фиаско, хотя войска Сорокина к этому времени надёжно приковала к себе Добровольческая Армия.
П.Н. Краснов
Ну, и, наконец, "овраг" третий и самый главный состоял в том, что Краснов усиленно звал немецких оккупантов в Воронеж и Царицын. Таким образом, согласившись брать Царицын вместе с Красновым, Добровольческая Армия либо автоматически становилась союзницей немцев, либо, что более вероятно, учитывая, что оккупанты неограниченными силами тоже не располагали и подставлять под пули свои "истинно-арийские" головы явно не торопились, обречена была бы прокладывать путь на Царицын для немцев, которые вошли бы туда без сопротивления.
Третьей же перспективой развития Белой Борьбы явилось то, что в итоге и реализовалось - второй поход на Кубань с целью ликвидации группировки Сорокина и освобождения Кубанской области. Этот вариант давал Деникину реальный шанс надёжно обезопасить собственные тылы (с последующим наступлением действительно на Москву), отсечь красных от кубанского и ставропольского хлеба и кавказской нефти, расширить базу Добровольческой Армии (которой атаман Краснов уже начал бесцеремонно намекать, что она - "кот, который живёт за счёт проститутки"), а заодно - выполнить свои обязательства перед кубанскими казаками и соединиться со своими ранеными, оставленными в кубанских станицах. Деникин в "Очерках Русской Смуты" прямо отмечает, что кубанские казаки охотно записывались добровольцами именно в расчёте на скорое освобождение их станиц от большевизма и что в случае поворота армии на север или на восток их боеспособность грозила упасть практически до нуля. В лице кубанского казачества белые имели надёжный элемент - но только до тех пор, пока в казаках жила надежда на скорое возвращение к родным куреням. Да и раненые, оставленные на попечении казаков в ходе Ледяного Похода оказывались бы гарантированно брошены на растерзание.
Современная картинка, пусть и не без некоторых неточностей, но довольно адекватно
представляющая основные силы Добровольческой Армии на лето 1918 года.
На ней, справа налево - дроздовец, корниловец и кубанский казак.
Отказ от Второго Кубанского похода ставил под угрозу эту спайку.
Все перечисленные выше соображения в конечном итоге и определили решение Деникина двинуть армию во Второй Кубанский поход. С точки зрения оператики - поход окончился полным успехом, несмотря на понесённые Добровольческой Армией тяжёлые потери. С точки зрения стратегии - именно успех 2-го Кубанского похода дал белым возможность развивать дальнейшие операции в Донбассе, на Украине и на Московском направлении. Любой другой вариант действий летом 1918 года грозил не только разгромом Добровольческой Армии, с таким трудом сохранённой в нечеловеческих условиях Ледяного Похода, но и оккупацией если не всей России, то значительной её части немцами.