ПИСЬМА ОБ ЭВОЛЮЦИИ (54). «Выдвиженцы» и «старая гвардия»
Продолжая социальную и классовую характеристику рабочих «выдвиженцев» 20-х и 30-х годов, и их противостояния со всеми «бывшими», невозможно обойти молчанием и другую сторону их социального положения: конфликт со «старой партийной гвардией». Нельзя сказать, что советская печать молчала об этом конфликте, хотя подавался он поначалу мягко, с юмором, как на данной картинке: наркома Луначарского, «старого большевика», укоряют за невнимание к выдвиженцам.
Рисунок В. Шекспира. 1925 год. «Слона и не приметил. После появившихся в печати статей о недостаточно внимательном отношении к выдвиженцам, т. Луначарский назначил беседу с выдвиженцами.
В Наркомпросе.
- Вы кто?
- Я выдвиженец, тов. нарком.
- Странно... Я вас всё как-то не замечал».
Рисунок 1926 года. В медленном движении «выдвиженцев» упрекали не только «бывших»
Вот ещё одна заметка из печати 1930 года на близкую тему.
На первый взгляд может показаться, что здесь выдвиженцем возмущается старый царский бюрократ, работавший в государственном аппарате с 1903 года. Но если вспомнить, что большевизм, по слову Ленина, «существует как течение политической мысли и как политическая партия с 1903 года», то шутка получается, как минимум, обоюдоострая: она одинаково бьёт и против «бывших», и против «старой гвардии».
О том, как смотрели на выдвиженцев «бывшие», можно судить по уже приводившемуся в этой серии отзыву сменовеховца Николая Устрялова (1929): «Тут великая историческая роль Сталина. Он окружил власть нерассуждающими, но повинующимися солдатами от политики: мамелюками... Поразительно ловкими маневрами, быть может, даже бессознательно, как медиум... партийный диктатор завершил процесс формальной дереволюционизации, всесторонней мамелюкизации правящего слоя. Прощай, допотопный, подпольный, подлинный революционизм! Здравствуй, новая, прекрасная, великая государственная лойальность! Да здравствует усердие вместо сердца и цитата вместо головы! Слава вечным словесам утверждения: «принято единогласно». ...«Und der Esel schrie: J-a, J-a!...» (Neitzsche).» [«И осёл ревел: И-а, и-а (да, да)!» (Ницше).]» Устрялов предсказывал, что в будущем Сталина, вполне вероятно, «в один прекрасный день забрыкают собственные ослы, жаждущие спокойных стойл». А ведь Устрялов представлял, пожалуй, наиболее благожелательную и сочувственно настроенную к выдвиженцам часть «бывших»! Тем не менее даже он презрительно третировал их как «ослов».
А в партийной среде примерно в это же самое время гулял такой анекдот. «Сталин и Ворошилов собрались на прогулку верхом, и к ним подводят двух ослов. Они спрашивают: а почему ослов? - А это товарищи выдвиженцы, они скоро лошадями будут!» Как видим, и тут опять «ослы». И вот через этот строй озлобленной враждебности и неприятия с обеих сторон выдвиженцам приходилось пробиваться. В печать подобные язвительные шуточки мало попадали, хотя, например, в стихах Василия Лебедева-Кумача за 1931 год находим такие строчки о враге советской власти:
...Это он создал особый жаргон.
Скользкий, озлобленный, гадкий.
Воблу зовёт «выдвиженкой» он,
Селёдку зовет «делегаткой».
Были ли выдвиженцы противниками революции, какими их, возможно, хотел бы видеть Устрялов? Нет, не были. В целом они были антибуржуазной силой, точно так же, как французские термидорианцы были силой антифеодальной. И выдвиженцы сполна проявили это в «левом повороте» 1928-1929 годов, когда сделали свой выбор не в пользу правых Бухарина, а в пользу «центристов». В качестве типичного представителя поколения «выдвиженцев» можно взять, например, Л.И. Брежнева - первого «выдвиженца», возглавившего позднее партию и страну. Или таких сталинских наркомов и деятелей, как Устинов, Косыгин, Громыко... Отличались ли реальные взгляды того же Брежнева (о которых можно судить, например, по его высказываниям в доверительной, непарадной обстановке) от взглядов «старой гвардии»? Да, конечно. Почему? Да просто потому, что они отражали довольно эклектичное мировоззрение той социальной среды, выходцами из которой и были «выдвиженцы»: «сырой массы» рабочих и небогатого крестьянства. И классовых корней которой они ещё не утратили. Завоевания революции «выдвиженцы» совершенно искренне ценили, потому что именно она дала им всё, распахнула перед ними все двери, и вовсе не хотели их потери. Лишь когда поколение «выдвиженцев», то есть Брежнева-Громыко, в силу своего возраста отошло от власти, реставрация, то есть открытая буржуазная контрреволюция, двинулась дальше.
Но в 20-е годы представители «старой гвардии» имели ещё неоспоримое преимущество перед выдвиженцами. Все посты в высшем, а во многом и в среднем звене партийного руководства, были по умолчанию закреплены за ними. Выразителей и защитников своих интересов выдвиженцы тоже должны были искать и находить среди старшего поколения, и ими становились такие старые большевики, как Сталин, Молотов и другие вожди сталинцев, а не кто-то из более молодого поколения партийцев. Конечно, для выдвиженцев настоящим «подарком судьбы» стала борьба в среде «старой гвардии», которая освобождала им дорогу. И крушение старых революционеров с «подпольным стажем» и дооктябрьской биографией вызывало у них, вероятно, чувство злорадства. В чём-то скрытое, а в чём-то - и явное.
Вот, пожалуй, даже поразительный в своей откровенности и остроте рисунок из печати 1926 года - то есть в разгар драки сталинцев и бухаринцев с левой оппозицией.
Представим себе на минуту эмоции опальных представителей «старой гвардии», когда они смотрели на этот рисунок. «Подпольный стаж» в революции - это уже не вечный политический капитал! Революционные заслуги до 1917 года и во время гражданской войны теперь «не принимают во внимание»! Заслуги «старой гвардии» переставали быть бронёй и охранной грамотой от утраты высоких постов (а с конца 1927 года - и от исключения из партии, ареста, ссылки...). Печать второй половины 20-х годов пестрит ехидными ироническими насмешками над излюбленными мемами (как сказали бы теперь) и маркерами «старой гвардии». То есть «подпольным стажем», риторическими вопросами-восклицаниями типа: «за что кровь проливали?», «за что боролись?» и т.д. Из печати 1926-1927 годов:
Сейчас мало кто из читателей поймет, что в чрезвычайно популярной в 1939 году повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» мошенник «старик Яков», выдающий себя за «старого партизана-чапаевца, орденоносца, политкаторжанина» - это тоже крайне жёсткая пародия на старого революционера. Другой герой повести, иностранный шпион, изображающий из себя дядю главного героя, то и дело обращается к «старику Якову» с пафосными риторическими вопросами вроде таких:
- За это ли боролся ты и страдал? Звенел кандалами и взвивал чапаевскую саблю! А когда было нужно, то шёл, не содрогаясь, на эшафот?..
«Старик Яков сурово покачал плешивой головой. Нет! Не за это он звенел кандалами, взвивал саблю и шёл на эшафот. Нет, не за это!»
Это новое, насмешливо-ироническое отношение к «былым заслугам» усваивала и принимала и та часть «старой гвардии», которая представляла интересы выдвиженцев. Уже в 70-е годы В.М. Молотов заговорил с сыном одного из старых большевиков, Ивана Кванталиани, арестованного в 1937 году (цитируется по книге Ф. Чуева, выделение моё):
- А за что отец был арестован? - спросил Молотов.
- Кажется, правый. С 1905 года член партии. Три раза сидел, как большевик.
- Да хотя бы с наполеоновских времён. Когда-то был большевиком, потом, видимо, не стал большевиком.
- Всегда был большевиком. Мать получала за него персональную пенсию, когда реабилитировали...
Заслуги «хотя бы с наполеоновских времен» лишились всякой цены. С середины 30-х годов все привычные маркеры «старой гвардии» (дооктябрьский стаж, участник революционного движения и гражданской войны, награждён орденами и т.д.) вызывали едва ли не обратную реакцию: удвоенное недоверие. Вот неплохая к тому иллюстрация:
К. Ротов. Рисунок 1935 года «Анкета и жизнь. Как иногда следует читать анкету»
В 30-е годы словечко «выдвиженец» постепенно выходило из употребления в печати, исчезало из оборота. Потому что выдвиженцы приобрели почти те же права, что и участники «старой гвардии». Но значило ли это, что социальное противостояние между «выдвиженцами» и «старой гвардией» само собой улеглось, угасло и рассосалось? Отнюдь нет. Как раз наоборот, оно достигло максимального накала. Мы можем судить об этом, скажем, по такому характерному наблюдению Лиона Фейхтвангера из его книги «Москва, 1937», тогда же, в 1937 году, изданной в переводе в СССР. Книга разбита на небольшие главки, и эта главка так и называется: «Два класса - борцы и работники». Вот она целиком:
«Два класса - борцы и работники. Всё же я заметил в Советском Союзе одно разделение. Молодая история Союза отчётливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший борец не всегда является хорошим работником, и вовсе не обязательно, что человек, совершивший великие дела в период гражданской войны, должен быть пригоден в период строительства. Однако естественно, что каждый, у кого были заслуги в борьбе за создание Советского Союза, претендовал и в дальнейшем на высокий пост, и так же естественно, что к строительству были в первую очередь привлечены заслуженные борцы, хотя бы уже потому, что они были надёжны. Однако ныне гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых ими постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима».
Ясно, что «классом работников» Фейхтвангер называет «выдвиженцев», а «классом борцов» - более старшее поколение революционеров. При этом Фейхтвангер всячески подчёркивает социальное единство советского общества. То есть противостояние «двух классов - борцов и работников» показалось иностранному гостю едва ли не самым резким социальным противоречием в СССР 1937 года!
А вот наблюдение Н. Устрялова в январе 1935 года, вскоре после убийства С.М. Кирова и ареста Зиновьева и Каменева, когда конфликт «выдвиженцев» и «старой гвардии» близился к кульминации: «Революция, вступившая в конструктивную свою фазу, вызывает к себе бессильную ярость негативных революционеров первой эпохи и, в свою очередь, расправляется с ними. Даже те из них, кто не точил в прямом смысле ножа, расхаживали по Москве живой иронией и оппозицией. Реакция генлинии жестка, - но будем надеяться, что этот жёсткий удар будет в то же время и коротким. Тогда его целесообразность - вне сомнения».
Рисунок Ю. Ганфа 1934 года
Фёдор Раскольников (1892-1939), представитель старой гвардии, в августе 1939 года адресовавший Сталину обличительное открытое письмо, в котором он, в частности, писал: «Где старая гвардия? Её нет в живых. Вы расстреляли её, Сталин».
После 1936-1938 годов преобладание представителей «старой гвардии» сохранилось только на самом верхнем этаже государственной власти. В Политбюро с этим было покончено позднее, в 1953-1964 годах. Октябрь 1964 года стал последней точкой в этом процессе, когда лидером страны, Первым секретарём ЦК партии, впервые стал «выдвиженец» (хотя Советское государство ещё около года, до декабря 1965-го, формально возглавлял старый большевик).
Лев Троцкий ещё в 1930 году так подводил итог деятельности поколения «старых большевиков»: «Революция - суровая школа. Она не жалеет позвоночников, ни физических, ни моральных. Целое поколение вышло в тираж, истрепалось нервно, израсходовалось духовно. Сохранились немногие... Ленин не раз издевался над так называемыми «старыми большевиками», и даже говаривал, что революционеров в 50 лет следовало бы отправлять к праотцам. В этой невесёлой шутке была серьёзная политическая мысль. Каждое революционное поколение становится на известном рубеже препятствием к дальнейшему развитию той идеи, которую оно вынесло на своих плечах. Политика вообще быстро изнашивает людей, а революция тем более. Исключения редки».
Любопытно сопоставить это со словами И. Сталина, сказанными в 1940 году о старшем поколении большевиков: «Вот возьмите лучшего полководца нашей страны Суворова, он монархист, был феодал, дворянин, сам граф, но практика ему подсказала, что нужно некоторые устои ломать и он выдвигал людей, отличившихся в боях. И только в результате этого, он создал вокруг себя группу, которая ломала все. Его недолюбливали, потому что он нарушал традиции цеховщины. Вот он не очень способный полководец, но позвольте, у него такая фамилия, такие связи во дворе, такой милый, как же его не любить. А он двигал малоизвестных людей, ломал устои цеховщины. Его за это не любили, однако, он создал вокруг себя группу способных людей, хороших полководцев. То же самое, если взять Ленина. Как Ленин ковал кадры? Если бы он видел только таких, которые лет 10-15 просидели в партийной среде на руководящей работе и проч. и не замечал тех молодых, которые растут как грибы, но они способные люди, если бы он этого не замечал и не ломал традиций стажа, пропал бы. Партия, литература, армия - всё это организмы, у которых некоторые клетки надо обновлять, не дожидаясь того, когда отомрут старые. Если мы будем ждать, пока старые отомрут, и только тогда будем обновлять, мы пропадём, уверяю вас... И у нас в партии тоже - стариков, которые никогда не старятся душой, которые способны воспринимать всё молодое, - таких стариков мало».
Однако, разумеется, было бы совершенно неправильно сводить причины событий 1937-1938 годов к «конфликту поколений». Тут налицо был острый классовый конфликт, классовая борьба, а правящая партия и её основные поколения, как и в 1928 году, просто оказались рассечены линией этого противостояния. Поговорим об этом далее.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ
Рисунок В. Шекспира. 1925 год. «Слона и не приметил. После появившихся в печати статей о недостаточно внимательном отношении к выдвиженцам, т. Луначарский назначил беседу с выдвиженцами.
В Наркомпросе.
- Вы кто?
- Я выдвиженец, тов. нарком.
- Странно... Я вас всё как-то не замечал».
Рисунок 1926 года. В медленном движении «выдвиженцев» упрекали не только «бывших»
Вот ещё одна заметка из печати 1930 года на близкую тему.
На первый взгляд может показаться, что здесь выдвиженцем возмущается старый царский бюрократ, работавший в государственном аппарате с 1903 года. Но если вспомнить, что большевизм, по слову Ленина, «существует как течение политической мысли и как политическая партия с 1903 года», то шутка получается, как минимум, обоюдоострая: она одинаково бьёт и против «бывших», и против «старой гвардии».
О том, как смотрели на выдвиженцев «бывшие», можно судить по уже приводившемуся в этой серии отзыву сменовеховца Николая Устрялова (1929): «Тут великая историческая роль Сталина. Он окружил власть нерассуждающими, но повинующимися солдатами от политики: мамелюками... Поразительно ловкими маневрами, быть может, даже бессознательно, как медиум... партийный диктатор завершил процесс формальной дереволюционизации, всесторонней мамелюкизации правящего слоя. Прощай, допотопный, подпольный, подлинный революционизм! Здравствуй, новая, прекрасная, великая государственная лойальность! Да здравствует усердие вместо сердца и цитата вместо головы! Слава вечным словесам утверждения: «принято единогласно». ...«Und der Esel schrie: J-a, J-a!...» (Neitzsche).» [«И осёл ревел: И-а, и-а (да, да)!» (Ницше).]» Устрялов предсказывал, что в будущем Сталина, вполне вероятно, «в один прекрасный день забрыкают собственные ослы, жаждущие спокойных стойл». А ведь Устрялов представлял, пожалуй, наиболее благожелательную и сочувственно настроенную к выдвиженцам часть «бывших»! Тем не менее даже он презрительно третировал их как «ослов».
А в партийной среде примерно в это же самое время гулял такой анекдот. «Сталин и Ворошилов собрались на прогулку верхом, и к ним подводят двух ослов. Они спрашивают: а почему ослов? - А это товарищи выдвиженцы, они скоро лошадями будут!» Как видим, и тут опять «ослы». И вот через этот строй озлобленной враждебности и неприятия с обеих сторон выдвиженцам приходилось пробиваться. В печать подобные язвительные шуточки мало попадали, хотя, например, в стихах Василия Лебедева-Кумача за 1931 год находим такие строчки о враге советской власти:
...Это он создал особый жаргон.
Скользкий, озлобленный, гадкий.
Воблу зовёт «выдвиженкой» он,
Селёдку зовет «делегаткой».
Были ли выдвиженцы противниками революции, какими их, возможно, хотел бы видеть Устрялов? Нет, не были. В целом они были антибуржуазной силой, точно так же, как французские термидорианцы были силой антифеодальной. И выдвиженцы сполна проявили это в «левом повороте» 1928-1929 годов, когда сделали свой выбор не в пользу правых Бухарина, а в пользу «центристов». В качестве типичного представителя поколения «выдвиженцев» можно взять, например, Л.И. Брежнева - первого «выдвиженца», возглавившего позднее партию и страну. Или таких сталинских наркомов и деятелей, как Устинов, Косыгин, Громыко... Отличались ли реальные взгляды того же Брежнева (о которых можно судить, например, по его высказываниям в доверительной, непарадной обстановке) от взглядов «старой гвардии»? Да, конечно. Почему? Да просто потому, что они отражали довольно эклектичное мировоззрение той социальной среды, выходцами из которой и были «выдвиженцы»: «сырой массы» рабочих и небогатого крестьянства. И классовых корней которой они ещё не утратили. Завоевания революции «выдвиженцы» совершенно искренне ценили, потому что именно она дала им всё, распахнула перед ними все двери, и вовсе не хотели их потери. Лишь когда поколение «выдвиженцев», то есть Брежнева-Громыко, в силу своего возраста отошло от власти, реставрация, то есть открытая буржуазная контрреволюция, двинулась дальше.
Но в 20-е годы представители «старой гвардии» имели ещё неоспоримое преимущество перед выдвиженцами. Все посты в высшем, а во многом и в среднем звене партийного руководства, были по умолчанию закреплены за ними. Выразителей и защитников своих интересов выдвиженцы тоже должны были искать и находить среди старшего поколения, и ими становились такие старые большевики, как Сталин, Молотов и другие вожди сталинцев, а не кто-то из более молодого поколения партийцев. Конечно, для выдвиженцев настоящим «подарком судьбы» стала борьба в среде «старой гвардии», которая освобождала им дорогу. И крушение старых революционеров с «подпольным стажем» и дооктябрьской биографией вызывало у них, вероятно, чувство злорадства. В чём-то скрытое, а в чём-то - и явное.
Вот, пожалуй, даже поразительный в своей откровенности и остроте рисунок из печати 1926 года - то есть в разгар драки сталинцев и бухаринцев с левой оппозицией.
Представим себе на минуту эмоции опальных представителей «старой гвардии», когда они смотрели на этот рисунок. «Подпольный стаж» в революции - это уже не вечный политический капитал! Революционные заслуги до 1917 года и во время гражданской войны теперь «не принимают во внимание»! Заслуги «старой гвардии» переставали быть бронёй и охранной грамотой от утраты высоких постов (а с конца 1927 года - и от исключения из партии, ареста, ссылки...). Печать второй половины 20-х годов пестрит ехидными ироническими насмешками над излюбленными мемами (как сказали бы теперь) и маркерами «старой гвардии». То есть «подпольным стажем», риторическими вопросами-восклицаниями типа: «за что кровь проливали?», «за что боролись?» и т.д. Из печати 1926-1927 годов:
Сейчас мало кто из читателей поймет, что в чрезвычайно популярной в 1939 году повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика» мошенник «старик Яков», выдающий себя за «старого партизана-чапаевца, орденоносца, политкаторжанина» - это тоже крайне жёсткая пародия на старого революционера. Другой герой повести, иностранный шпион, изображающий из себя дядю главного героя, то и дело обращается к «старику Якову» с пафосными риторическими вопросами вроде таких:
- За это ли боролся ты и страдал? Звенел кандалами и взвивал чапаевскую саблю! А когда было нужно, то шёл, не содрогаясь, на эшафот?..
«Старик Яков сурово покачал плешивой головой. Нет! Не за это он звенел кандалами, взвивал саблю и шёл на эшафот. Нет, не за это!»
Это новое, насмешливо-ироническое отношение к «былым заслугам» усваивала и принимала и та часть «старой гвардии», которая представляла интересы выдвиженцев. Уже в 70-е годы В.М. Молотов заговорил с сыном одного из старых большевиков, Ивана Кванталиани, арестованного в 1937 году (цитируется по книге Ф. Чуева, выделение моё):
- А за что отец был арестован? - спросил Молотов.
- Кажется, правый. С 1905 года член партии. Три раза сидел, как большевик.
- Да хотя бы с наполеоновских времён. Когда-то был большевиком, потом, видимо, не стал большевиком.
- Всегда был большевиком. Мать получала за него персональную пенсию, когда реабилитировали...
Заслуги «хотя бы с наполеоновских времен» лишились всякой цены. С середины 30-х годов все привычные маркеры «старой гвардии» (дооктябрьский стаж, участник революционного движения и гражданской войны, награждён орденами и т.д.) вызывали едва ли не обратную реакцию: удвоенное недоверие. Вот неплохая к тому иллюстрация:
К. Ротов. Рисунок 1935 года «Анкета и жизнь. Как иногда следует читать анкету»
В 30-е годы словечко «выдвиженец» постепенно выходило из употребления в печати, исчезало из оборота. Потому что выдвиженцы приобрели почти те же права, что и участники «старой гвардии». Но значило ли это, что социальное противостояние между «выдвиженцами» и «старой гвардией» само собой улеглось, угасло и рассосалось? Отнюдь нет. Как раз наоборот, оно достигло максимального накала. Мы можем судить об этом, скажем, по такому характерному наблюдению Лиона Фейхтвангера из его книги «Москва, 1937», тогда же, в 1937 году, изданной в переводе в СССР. Книга разбита на небольшие главки, и эта главка так и называется: «Два класса - борцы и работники». Вот она целиком:
«Два класса - борцы и работники. Всё же я заметил в Советском Союзе одно разделение. Молодая история Союза отчётливо распадается на две эпохи: эпоху борьбы и эпоху строительства. Между тем хороший борец не всегда является хорошим работником, и вовсе не обязательно, что человек, совершивший великие дела в период гражданской войны, должен быть пригоден в период строительства. Однако естественно, что каждый, у кого были заслуги в борьбе за создание Советского Союза, претендовал и в дальнейшем на высокий пост, и так же естественно, что к строительству были в первую очередь привлечены заслуженные борцы, хотя бы уже потому, что они были надёжны. Однако ныне гражданская война давно стала историей; хороших борцов, оказавшихся негодными работниками, сняли с занимаемых ими постов, и понятно, что многие из них теперь стали противниками режима».
Ясно, что «классом работников» Фейхтвангер называет «выдвиженцев», а «классом борцов» - более старшее поколение революционеров. При этом Фейхтвангер всячески подчёркивает социальное единство советского общества. То есть противостояние «двух классов - борцов и работников» показалось иностранному гостю едва ли не самым резким социальным противоречием в СССР 1937 года!
А вот наблюдение Н. Устрялова в январе 1935 года, вскоре после убийства С.М. Кирова и ареста Зиновьева и Каменева, когда конфликт «выдвиженцев» и «старой гвардии» близился к кульминации: «Революция, вступившая в конструктивную свою фазу, вызывает к себе бессильную ярость негативных революционеров первой эпохи и, в свою очередь, расправляется с ними. Даже те из них, кто не точил в прямом смысле ножа, расхаживали по Москве живой иронией и оппозицией. Реакция генлинии жестка, - но будем надеяться, что этот жёсткий удар будет в то же время и коротким. Тогда его целесообразность - вне сомнения».
Рисунок Ю. Ганфа 1934 года
Фёдор Раскольников (1892-1939), представитель старой гвардии, в августе 1939 года адресовавший Сталину обличительное открытое письмо, в котором он, в частности, писал: «Где старая гвардия? Её нет в живых. Вы расстреляли её, Сталин».
После 1936-1938 годов преобладание представителей «старой гвардии» сохранилось только на самом верхнем этаже государственной власти. В Политбюро с этим было покончено позднее, в 1953-1964 годах. Октябрь 1964 года стал последней точкой в этом процессе, когда лидером страны, Первым секретарём ЦК партии, впервые стал «выдвиженец» (хотя Советское государство ещё около года, до декабря 1965-го, формально возглавлял старый большевик).
Лев Троцкий ещё в 1930 году так подводил итог деятельности поколения «старых большевиков»: «Революция - суровая школа. Она не жалеет позвоночников, ни физических, ни моральных. Целое поколение вышло в тираж, истрепалось нервно, израсходовалось духовно. Сохранились немногие... Ленин не раз издевался над так называемыми «старыми большевиками», и даже говаривал, что революционеров в 50 лет следовало бы отправлять к праотцам. В этой невесёлой шутке была серьёзная политическая мысль. Каждое революционное поколение становится на известном рубеже препятствием к дальнейшему развитию той идеи, которую оно вынесло на своих плечах. Политика вообще быстро изнашивает людей, а революция тем более. Исключения редки».
Любопытно сопоставить это со словами И. Сталина, сказанными в 1940 году о старшем поколении большевиков: «Вот возьмите лучшего полководца нашей страны Суворова, он монархист, был феодал, дворянин, сам граф, но практика ему подсказала, что нужно некоторые устои ломать и он выдвигал людей, отличившихся в боях. И только в результате этого, он создал вокруг себя группу, которая ломала все. Его недолюбливали, потому что он нарушал традиции цеховщины. Вот он не очень способный полководец, но позвольте, у него такая фамилия, такие связи во дворе, такой милый, как же его не любить. А он двигал малоизвестных людей, ломал устои цеховщины. Его за это не любили, однако, он создал вокруг себя группу способных людей, хороших полководцев. То же самое, если взять Ленина. Как Ленин ковал кадры? Если бы он видел только таких, которые лет 10-15 просидели в партийной среде на руководящей работе и проч. и не замечал тех молодых, которые растут как грибы, но они способные люди, если бы он этого не замечал и не ломал традиций стажа, пропал бы. Партия, литература, армия - всё это организмы, у которых некоторые клетки надо обновлять, не дожидаясь того, когда отомрут старые. Если мы будем ждать, пока старые отомрут, и только тогда будем обновлять, мы пропадём, уверяю вас... И у нас в партии тоже - стариков, которые никогда не старятся душой, которые способны воспринимать всё молодое, - таких стариков мало».
Однако, разумеется, было бы совершенно неправильно сводить причины событий 1937-1938 годов к «конфликту поколений». Тут налицо был острый классовый конфликт, классовая борьба, а правящая партия и её основные поколения, как и в 1928 году, просто оказались рассечены линией этого противостояния. Поговорим об этом далее.
(Продолжение следует).
ПОЛНОЕ ОГЛАВЛЕНИЕ СЕРИИ