Ф.Инголл. "Последний из Бенгальских улан". Глава 18. "Создание магазина".
Глава 18. "Создание магазина". Оглавление предыдущих глав.
Первые курсанты должны были прибыть в Академию в январе 1948 года, хотя официальное открытие было намечено не раньше конца следующего года. Прежде, чем они прибыли, я все еще боролся, чтобы подготовить помещения для проживания и разобраться в различных недоработках в Какуле. Из-за нехватки средств мне постоянно приходилось выпрашивать, занимать и воровать.
Я узнал, что правительство Пакистана приняло решение не размещать какие-либо войска на племенной территории. Эта новая политика означала закрытие двух военных баз в Размаке и Ване, на каждой из которых размещалась целая бригадная группа с офицерскими клубами и всеми обычными сооружениями. Я написал командирам этих двух бригад и президентам офицерских клубов с просьбой пожертвовать Академии мебель, предметы обстановки, посуду - фактически все, что им больше не нужно. Их реакция была великолепна: грузовики за грузовиками прибывали в Какул, теперь нам было достаточно, чтобы все обустроить. Кроме того, они прислали гербы двух бригад, которые висели в их клубах, а также полковые эмблемы других британских подразделений, которые там служили. Все они были размещены в Академии, и два вестибюля по сей день называются как комнаты бригад Размака и Ваны.
Другая проблема Какула заключалась в том, что бывшей учебной школе не требовался большой плац, и у нее было только одно футбольное поле, одна хоккейная площадка и несколько волейбольных площадок. Я хотел намного больше. Чтобы удовлетворить наши потребности, и с учетом дальнейшего расширения, нужно было иметь плац достаточный для размещения двух батальонов, как минимум, четыре футбольных и хоккейных поля, площадки для баскетбола и волейбола, а также беговую дорожку Олимпийского размера. Я решил, что беговая дорожка будет устроена на старом поле для гольфа, которое использовалось офицерами во времена Артиллерийской школы. Но местность - хотя и достаточно обширная для всех объектов, которые я хотел - очень неровная и должна была быть перекопана в некоторых местах, чтобы срезать склон холма, на котором стояла Академия. Где бы найти тяжёлых монстров, способных справиться с этим?
Идея пришла мне в баре Клуба офицеров Пинди: я украду взвод механического оборудования. Так получилось, что в этом баре я встретил молодого британского офицера-инженера, который выглядел довольно подавленным. Я спросил, что случилось, и узнал, что его подразделение собираются расформировать. Он должен вернуться в Англию и оставить своих пенджабских «мусульман», как он их называл.
«Они отличные, - сказал он, вспоминая недавние моменты в Бирме, - Я буду скучать по ним».
Я ударил, пока железо было горячо: «А вы не хотели бы устроить своим людям настоящее прощание - бурра-хану (большой праздник, пир)?»
Если он сможет перегнать свою технику в Какул, сказал я ему, и адски поработает недельку, я бы устроил такую бурра-хану, которую они запомнят на всю оставшуюся жизнь. Как коммандант Академии я заверил его, что улажу это с командованием. Полагаю, мои красные петлицы впечатлили его, во всяком случае, он согласился на мой план с готовностью.
Кстати о петлицах. На этой фотографии хорошо видна разница между формой генералов и бригадиров. Слева направо - генерал сэр Дуглас Грейси, фельдмаршал сэр Клод Окинлек, бригадир Френсис Инголл.
Еще до полудня следующего дня молодой инженерный офицер и его подразделение появились в Какуле со своими большими бульдозерами, грейдерами и другой тяжелой техникой. И они сделали чудесную работу, за несколько дней Академия выровняла всю местность, в которой нуждалась. Я был в восторге - как и его люди, потому что я сдержал свое обещание и устроил им памятную бурра-хану.
К сожалению, все обернулось по-другому, когда мне пришлось просить денег у финансистов, чтобы заасфальтировать тармаком новый плац. Поскольку у меня не было полномочий командовать передвижениями инженерного подразделения, командование армии было не очень довольно. Они подсчитали стоимость переброски людей и техники в Какул, и обратно в Равалпинди, расход масла и бензина, даже износ оборудования. Затем прислали счет на 104 тысячи рупий и сказали, что вычтут его из моего жалования!
Я случайно встретился с премьер-министром, м-ром Лиакатом Али Ханом, сразу после поступления счета, и почистил грудь всему этому делу (честно рассказать что было, опровергнуть подозрения или ошибочное мнение о ком-либо). Он смеялся, дразня меня всеми слухами, которые слышал о моем «организованном грабеже» школ и колледжей, и о моей репутации, как я наступал на определенные пальцы, если не мог получить то, что хотел.
«Давайте мне этот счет, вы даку (бандит), - улыбнулся он, - Это одна из лучших историй основания нашей страны. Вы больше не услышите об этом. Кстати, где вы взяли средства на оплату бурра-ханы? Или тоже незаконно?»
Нет, сказал я ему, это была честная сделка. Через несколько недель после прибытия в Пакистан я попросил разрешения на поездку в Индию по срочным делам. Как мне было хорошо известно, Пакистан должен был получить треть всех активов Индии. Также я знал, что мы никогда не получим нашу долю Индийской военной академии, как это можно разделить? Но частные фонды совсем другое дело. Я вылетел в Дели, взял служебную машину из гаража Верховного командования и поехал в Дехра-Дун, где находилась ИВА. Я знал, что уходящий британский коммандант все еще там, и убедил его отдать мне нашу долю частных фондов. Это было всего около 4 тысяч рупий, но достаточно для начала. Возникла небольшая задержка с получением денег, и мне пришлось обратиться к генерал-майору Калванту Сингху, новому индийскому начальнику Генштаба; когда я учился в Штабном колледже в Кветте, он был там в руководстве. Наконец я получил деньги и положил их в банк «Гриндли» в Нью-Дели, который перевел их на счет, открытый мной для Академии в их отделении в Пешаваре.
Премьер-министр сказал только: «Вам точно надо заниматься бизнесом».
В конце 1947 года я мотался между Командованием армии в Равалпинди и Академией в Какуле. Один - два из инструкторов уже въехали, и было около дюжины солдат, которые охраняли помещения и склады. Мы немного нервничали, что на Академию могут совершить набег, потому что в Кашмире начались проблемы, а мы были всего в нескольких милях от границы.
Все началось в октябре, когда племена старой Северо-западной пограничной провинции объединились и, воспользовавшись неразберихой после Раздела, вторглись в Кашмир. Хари Сингх, махараджа Кашмира, размышлял, кого выбрать, Индию или Пакистан, или остаться независимым, законный вариант, на который все правящие князья имели право согласно Законам о Разделе. Большинство населения его государства были мусульманами, с другой стороны, он сам и кашмирская интеллигенция были индуистами. Пока он колебался, массы племен вторглись. Афридии, масуды и вазиры, все они много поколений сражались с англичанами, были хорошо вооружены и жили ради добычи и разрушения. Это было далеко от Карачи и правительства Пакистана; по-видимому, они ничего не знали о назревающей на границах проблеме, отсюда и их приказ вывести войска из племенных районов. Но это решение имело последствия, которые все еще чувствуются и сегодня.
Фотография из газеты тех лет.
Множество горцев вторглись в Кашмир и могли достичь столицы Сринагар практически без сопротивления, но они остановились, чтобы разграбить город Барамулла, изнасиловать и убить монахинь в монастыре. Тем временем Индийское правительство оказало давление на Хари Сингха, он решил передать свое государство в Индию, и через несколько часов Индийская армия уже была в его стране, перекрыв дороги в столицу. Постепенно они изгнали племена из Кашмира.
Правительство Пакистана было возмущено. Кашмир, по мнению пакистанцев, принадлежал им, в конце концов, более 90% там были мусульманами. Они рассматривали присутствие Индийской армии в Кашмире как личное оскорбление. Раздались призывы к священной войне, и подразделения Пакистанской армии помчались на север, чтобы противостоять индийцам. Ситуация была передана в арбитраж Организации Объединенных Наций, хотя между Индией и Пакистаном не было официального состояния войны, случались частые боевые столкновения.
Тем временем горцы медленно возвращались на свои земли, граничащие с Афганистаном, некоторые из них проходили через Абботтабад. Совершенно недисциплинированные - их малики (лидеры) почти или совсем не контролировали их - они прибывали группами по 100, или около того, человек, стреляя из винтовок на улицах, и в какой-то момент контролировали базар, забирая себе все, что им приглянулось. Местная полиция, у которой не было сил и мало опытных старших офицеров, была не способна бороться с этими жестокими бандитами. Одно время казалось, что они могут совершить набег на Какул, всего в 5 милях отсюда. Но постепенно большинство ушло дальше, к своим родным землям. Однако, местные жители, шинвари, были обеспокоены всеми этими событиями. Некоторые из них устроили небольшой набег на Какул. Я был в то время в отъезде, и только на следующий день узнал, что произошло.
Одним из первых офицеров, прибывших в Академию, был полковник Аттикар Рахман*, мой главный инструктор. Он был очень способным человеком, мне повезло получить его. Его отец был выдающимся врачом, который вместе с женой и семьей жил в южной Индии, где он провел много лет на службе у низама Хайдарабада. Доктор Рахман и его жена только что прибыли в Пакистан и, как и многие другие мусульманские беженцы, были вынуждены лишиться всех своих материальных благ - за исключением украшений миссис Рахман. Пока они были со своим сыном в Какуле, миссис Рахман хранила свои драгоценности под кроватью. Кто-то, вероятно, слуга, рассказал шинвари. Они совершили налет в то место, и нашли драгоценности. Но их услышали в спальне миссис Рахман. Несколько офицеров ворвались, и трое из непрошенных гостей были пойманы, но остальные скрылись с основной добычей.
Естественно, все в Какуле были чертовски взвинчены. Я не оправдываю, но ситуация полностью вышла из-под контроля. Следует помнить, что были очень смутные времена, и хаос был обычным делом. Офицеры, несомненно, перегнули: якобы, они пытали трех пленников с помощью резиновых шлангов и зажженных сигарет, и заперли их на гауптвахте. Никогда, никогда не запирайте гражданских на военной гауптвахте. На следующий день я вернулся в Какул и пошел в свой кабинет, но никто не упомянул об инциденте. Я не имел ни малейшего представления об этом. В тот же день офицеры решили отвезти своих пленников в горы, в бунгало полковника Рахмана, для дальнейшего допроса на месте преступления. Произошло неизбежное: трое шинвари попытались сбежать. Они оказались на пути колонны грузовиков, спускавшихся по склону на большой скорости, и один был сбит, другой прыгнул в 20-футовую пропасть и сломал ногу, впрочем, третий был пойман невредимым.
Колонна грузовых машин остановилась, и сержант, командовавший ей, послал за своим командиром в Абботтабад. Никто, увы, не подумал отправить за мной. История достигла Абботтабада за считанные минуты и распространилась по всему базару. Вскоре пара сотен горцев наступала на Какул. Суперинтендант полиции также услышал эту историю, и имел мужество собрать пару сипаев и проследовать за процессией в Какул.
Все еще не подозревая об этой бомбе замедленного действия, я работал в своем кабинете. Внезапно я услышал стрельбу на холме снаружи. Я вызвал батальонного адъютанта. Я все еще не подозревал об истинной причине проблемы. Кажется, я подумал, что кто-то из сипаев впал в бешенство (дословно - стал берсерком), и бегает, стреляя из винтовки, и прочее.
Майор С.Д. Мехди, ротный командир ПВА, 1948г.
Через минуту пришел адъютант батальона - капитан «Киллер» Мехди**, отличный парень, стойкий как скала.
- Что, черт возьми, происходит, Киллер?
- Реально, не знаю, сэр. Похоже на выстрел .303, как по мне.
-Проклятье, чел, по-быстрому! Бери мой джип.
Мы прыгнули в джип и ринулись вниз по холму. На полпути, посреди дороги, была масса людей. Я не мог поверить своим глазам. Горцы, казалось, были повсюду. Когда мы подъехали, я увидел начальника полиции. Он беспомощно прислонился к передней части грузовика, белый, как простыня, и два его сипая стояли рядом. Они были разоружены. Их винтовки отняли, как только они вышли из полицейской машины.
Толпа была в ужасном настроении. Они хлынули к нам, когда Мехди остановил джип, стреляя из ружей в воздух и крича на нас. Ни Мехди, ни я не были вооружены, но мы протолкнулись сквозь толпу, чтобы поговорить с полицейским и выяснить, что происходит. В конце концов, стало ясно, что армейский грузовик сбил шинвари, но лишь позже я понял, почему. Я схватил ближайшего мужчину и спросил, где тело.
«Пикхе (сзади)», кратко ответил он, указывая на заднюю часть грузовика.
С большим опасением я обошел грузовик. Труп свисал с заднего борта, очень неприятное зрелище: половина головы отсутствовала, везде была кровь. Теперь я понял, почему собравшиеся кричали о возмездии. Я забрался на борт и на мгновение остановился, глядя на них: туги (убийцы), увешанные бандольерами, ножами, пистолетами и винтовками. Если не считать взгляда через прицел винтовки 0.303, я был, вероятно, первым британским офицером, которого они когда-либо увидели лицом к лицу. Их представления о забаве состояли в том, чтобы убить кого-нибудь из моей расы, выхолостить и засунуть его гениталии в рот. Я был не совсем готов к такому блюду.
Шекспир вложил прекрасную речь в уста Марка Антония, но я думаю, что превзошел его в тот день. Хотя я знал, что большая часть моей аудитории говорит на пушту, я был вынужден говорить на урду, поскольку я не знал пушту, и в любом случае урду был языком Пакистана. Я говорил о мусульманских героях: Каид-и-Азаме, Халиде, Тарике и других. Я обещал, что полное расследование проведет сам генерал-губернатор. Я обещал шикарные похороны для жертвы и бурра-хану после этого для скорбящих. Наконец слова дошли до них, они решили, что я что-то новое и странное - британский офицер, который на их стороне. Слышались приглушенные голоса «Шахбаш» (Браво, хорошо).
Я оглянулся на Мехди, который был недалеко и благородно поддерживал меня. Я спрыгнул с заднего борта, присоединился к нему и вернулся к джипу. Постепенно толпа начала расходиться. Со вздохом облегчения мы подобрали суперинтенданта полиции и отступили в Академию. Я позвонил заместителю комиссионера в Абботтабаде и сообщил, что произошло. Он отреагировал немедленно, отправил своих людей на базар и собрал огромное количество еды, а затем договорился, чтобы подрядчик приготовил ее на поле рядом с кладбищем.
На заходе солнца мы все собрались на кладбище, и тело было предано земле. Речей было в изобилии, в том числе еще одна, более короткая, от меня - снова обещание полноценного расследования. Это было бы нормальной процедурой при такого рода случаях, но дело было забрано из рук военных по приказу Карачи, и под эгидой правительства Северо-западной Границы начато бесконечное гражданское расследование. Когда я покидал Пакистан в 1951 году, оно еще не было завершено. Само собой, разумеется, было задействовано множество политиков, и я думаю, что Армия сделала бы эту работу быстрее и чище. Позже я узнал, что все офицеры, якобы причастные к делу, были оправданы. Так закончился этот очень беспорядочный день. Я был рад пережить его с целой шкурой.
Будучи первым комендантом новой Академии, я чувствовал, что в мои обязанности входит не только развернуть шоу, так сказать, и обеспечить постоянный приток молодых офицеров в Пакистанскую армию, но и быть уверенным, что учреждение способствует созданию определенного esprit de corps в кадетах. Для этого мне нужно было найти способ вдохновить их - создать традицию, которая дала бы им чувство наследия, которым они могли бы гордиться.
У Пакистана, конечно, не было ни истории, ни традиций. Государству было всего несколько месяцев. Говорят, что концепция земли под названием Пакистан («Земля чистых») возникла в 1920-х годах - мечта поэта Икбала. Мечта стала реальностью, а реальность означала неоперившуюся страну без общего прошлого. За исключением одного: подавляющее большинство пакистанцев были мусульманами. Поэтому я решил, что вдохновение Академии должно исходить из великой мусульманской культуры и традиций четырнадцати столетий.
Нам пришла идея назвать четыре роты кадетского батальона в честь великих мусульманских героев прошлого: Халида, Тарика, Касима и Салахаддина (или Саладина, как у нас англизировали это имя). Идея зашла. Как я и надеялся, курсанты стали использовать названия своих рот и дорожили ими, и когда на спортивной площадке происходили соревнования между ротами, над холмами Какула раздавались кличи «Халид!» или "Тарик!" и так далее. Каждая рота немедленно обрела собственную индивидуальность, и зародился великий дух. Позже, развивая эту идею, я решил присвоить самому батальону титул и собственную личность. М-р Джинна, лидер Мусульманской лиги в Британской Индии и основатель Пакистана, стал Каид-и-Азамом (Отцом нации), титул большого уважения. Теперь я попросил главкома предложить м-ру Джинне назвать кадетский батальон «Собственным Каида-и-Азама» и назначить его старшим батальоном в Пакистанской армии. И это было одобрено***.
Следующим шагом было разработать и представить знамена. Полковые знамена всегда были наружным и видимым отражением духа и чести полка; величайшее бесчестье, которое могло постичь полк, была потеря знамени в бою. Сегодня их больше не выносят на активной службе, но полковой дух все еще заключен в них. Когда вручаются новые знамена, проводится специальная церемония, освящающая их перед вручением каким-нибудь выдающимся человеком. Традиционно все батальоны Британской и Имперской Индийской армии имели два знамени: Знамя короля, вышитое, и обычно с номером батальона в центре, и Батальонное знамя. Последнее могло быть приборного цвета части, и на нем вышивали боевые заслуги, пожалованные батальону в прошлых кампаниях. Было решено, что кадетский батальон ПВА также будет иметь два знамени.
В Командовании армии был создан комитет для обсуждения вопроса о знаменах, я был членом, а председателем пакистанский генерал-адъютант. Мы принесли два очень привлекательных проекта, один из которых включал «Юнион Джек», поскольку в то время, конечно, Пакистан был британским доминионом, и, по крайней мере, теоретически, король Георг VI был королем Пакистана. Никто из пакистанцев в комитете не подумал ставить под сомнение уместность этого проекта - даже председатель. Я тем более. Эти две разработки были отправлены на изготовление в Королевскую школу рукоделия в Лондоне. Я не знаю, кто окончательно утвердил эти образцы, но, как я обнаружил намного позже, это был не Министр обороны в Карачи.
Основатель Пакистана, Муххамад Али Джинна, на торжественной церемонии в одном из полков, Пешавар, июнь 1948г. Как видим, одно из знамен - Королевское, и сам Джинна не видит в этом проблемы. Пока...
Предполагалось, что знамена будут вручены Каид-и-Азамом лично на официальной церемонии открытия Академии в конце 1949 года. К сожалению, м-р Джинна умер в сентябре 1948 года. В любом случае, знамена дошли до нас только после церемонии открытия - и когда они, наконец, приехали из Англии, вызвали у меня глубокое огорчение. Но это будет через два года.
26 января 1948 года я впервые выступил перед постоянным персоналом и собравшимися «джентльменами кадетами» - я позаимствовал этот термин из Сандхерста - Пакистанской военной академии, колыбели будущей Пакистанской армии. Это был гордый момент для всех нас.
Однако организационные хлопоты продолжались, и я должен был продолжать обучение на максимальной скорости. Но были моменты, когда я задумывался над различными интригующими вопросами - например, о знаке кадетского батальона, который теперь назывался 1й пакистанский Собственный Каида-и-Азама батальон. Я дурачился на квадратных кусочках бумаги и, наконец, придумал дизайн, который меня порадовал. К моему восхищению, он был одобрен командованием, за одним исключением: нужен был девиз, сопутствующий значку. Был создан еще один комитет, в который вошли солдаты, ученые и мавлави (мусульманские религиозные учителя), и через неделю или две они выбрали подходящий отрывок из Корана Шарифа, священной книги мусульман: «Насрун МинаЛлахи Уа Фатхун Кариб», который можно примерно перевести как «Когда Бог с тобой, тогда победа близка». Как довольно остроумно сказал военный секретарь Главкома, Джим Уилсон из Стрелковой бригады****: «Я всегда думал, что лучше быть «под командованием » Бога, а не «при поддержке» Его» - отсылка к знакомым военным терминам.
В книге Инголл не описывает и не показывает, что он придумал. Скрещенные арабские мечи, полумесяц, звезда, аббревиатура ПВА и лента с девизом. На нашивке шефство "Собственный Каида-и-Азама". Наплечная дуга атрибутирована на одном сайте, как батальон ООН в Конго и на Новой Гвинее, но в свете описанного Инголлом, это, скорее, как раз кадетский батальон Академии.
Еще одна необходимость, приведшая к полетам художественной фантазии, был журнал Академии. Это, конечно, то, что можно было отдать на откуп другим, но именно я придумал название. Однажды вечером я стоял в своем саду, глядя на высокие горы, которые создавали такой прекрасный фон для Академии, и увидел, как серебристая молодая луна появилась над снежными вершинами.
Абботабад, современное фото.
Вот название для нашего журнала, подумал я: «Восходящий полумесяц». Я надеялся, что это будет символом будущего новой академии.
Помимо разных обременительных обязанностей было много других аспектов жизни Академии с которыми я баловался. Однажды я купил несколько воловьих повозок с деревянными колесами, их разобрали и облегчили, а затем оснастили осями от старых автомобилей и колесами с пневматическими шинами; они могли нести гораздо более тяжелую полезную нагрузку, чем с деревянными колесами, и животным намного легче перемещаться по крутым холмам Какула.
Вверху - классические воловьи повозки - на открытке и в 1947г. Внизу - усовершенствованные. как примерно и описал автор, в 1940е и 2000е годы.
В другой раз я купил несколько овец и организовал все на коммерческой основе. Выпас был хорошим, а оплата пастухам - минимальной. Когда овцы были забиты, их продали подрядчику столовой. Таким образом, курсанты получили хорошее мясо, а мы создали частные фонды Академии.
Неохотно я был вынужден признать, что нет никаких оснований для верховой езды в учебной программе. Но я был полон решимости, что мы не должны вообще отказаться от лошадей.
Я всегда был убежден, что верховая езда является большим преимуществом для офицера, дает ему выправку, уверенность и кругозор. Кроме того, Бирманская кампания во Второй мировой войне доказала, что, по крайней мере, в определенной местности, дни лошади еще далеко не сочтены.
Я слышал, что многие пони были отнесены к категории излишков после войны, поэтому сделал несколько осторожных запросов выяснить, что с ними произошло. Я разузнал, что на ближайших депо конского ремонта Моны и Саргодхи их довольно много. Я уже забыл, какое липовое объяснение я придумал, чтобы получить их, но вскоре у меня в Академии было 40 пони вместе с коновалами, конюхами и снаряжением. Я лично их отобрал, все были подходящего темперамента, вида и кондиции для поло. Я основал школу верховой езды в Какуле, в которой кадеты могли заниматься за небольшую плату, вскоре наши начинающие всадники ездили по всей сельской округе.
Мы также начали небольшие тренировки с клюшкой и мячом на полях для поло Абботтабада, и вскоре я обнаружил, что могу собрать достойную уважения команду: сначала два кадета, один из сержантов ремонта и я сам, позже три курсанта и я. И тогда, когда полки имели возможность собраться для игры в поло, мы выставляли сильный состав. Действительно, мы часто выходили победителями на турнирах в Абботтабаде, и даже в Равалпинди и Пешаваре.
Команда по поло ПВА, Абботтабад. 1949г. Инголл слева.
Шаг за шагом, одно небольшое достижение за другим, ПВА начала обзаводиться собственной жизнью и характером. Меня это очень удовлетворяло. Но пусть даже и так, оставались постоянные и неисчислимые осложнения.
*Моххамед Аттик Рахман (1918-1996), родился в семье подполковника Королевской индийской медицинской службы. Учился в школе Св. Павла в Лондоне и Индийской военной академии в Дехра-Дуне, где получил Меч Чести и Серебряные шпоры как лучший джентльмен-кадет. Произведен в 1940г. в 4/12й полк Приграничных сил. С 1941г. воевал в Бирме, закончил Штабной колледж в Кветте, снова Бирма - был штабным офицером в 33й бригаде. Незадолго до окончания войны стал инструктором в Индийской военной академии. В 1947г. вступил в новорожденную Пакистанскую армию (за номером 103) на должность старшего инструктора в Пакистанскую военную академию. Впоследствии сделал большую карьеру - дослужился до генерал-лейтенанта и командира различных корпусов, стал губернатором сначала Западного Пакистана, затем Пенджаба. С 1971г. в отставке, военный историк.
**Сеид Джаффар Мехди (1921-2015), родился в Восточном Пенджабе в знатной семье, ведущей свою родословную от имама Хусейна. Вступил в Индийскую армию в 1941г., воевал в Бирме в составе 1/15го Пенджабского полка. Получил Военный Крест за выдающуюся храбрость. Официальное представление к награде описывает, что молодой офицер умело организовал засаду и уничтожил небольшой отряд японцев, подпустив их дозорных на 12 ярдов. Полковые и семейные предания более красноречивы - Мехди лично убил не менее 5-7 японцев, захватил самурайский меч (хранится в их семье до сих пор) и другие трофеи. При этом его люди куда-то подевались (то ли сбежали, то ли он оторвался слишком далеко) и он триумфально вернулся в полк с трофеями, когда его уже считали погибшим, его ботинки и ноги были в прямом смысле слова по колено в крови. Так появилось его прозвище до самого конца карьеры. После войны был переведен инструктором в Индийскую военную академию в Дехра-Дуне. Затем произошел Раздел Индии.
Награжденные 1/15го Пенджабского полка. Мехди стоит первый справа. Фельдмаршал Окинлек вручает Мехди орден, Дехра-Дун, декабрь 1946г. Мехди производят в полковники-комманданты (почетный шеф) 15го Пенджабского полка, 1975г. Мехди пожимает руку Председателю Совета министров СССР А.Н. Косыгину, 1967г.
Стал первым адъютантом Академии и командиром роты «Касим». Позже был инструктором в Штабном колледже в Кветте, занимал различные штабные и командные должности, включая части спецназначения. Вышел в отставку полковником в 1968г., писал книги.
***1й Пакистанский батальон официально был сформирован 25 января 1948г. в составе рот «Халид» и «Тарик». «Касим» и «Салах ад-Дин» сформированы 30 августа 1948г. Шефство Джинны присвоено в марте 1948г. Знамя вручено 4 февраля 1950г.
**** Сэр Александр Джеймс Уилсон (1921-2004). Сын генерал-майора, Винчестер и Оксфорд, в 1941г. прошел ускоренный курс Сандхерста, записался в Короля Шропширскую легкую пехоту, затем перевелся в Стрелковую бригаду. Побыл и инструктором в Оксфорде, и повоевал - в Тунисе, в Италии,в том числе, в тех же местах, что и Инголл - форсирование рек По, Адидже. После войны назначен адъютантом Индийской военной академии в Дехра-Дуне. В 1947г. был частным секретарем Главнокомандующего сэра Дугласа Грейси. Затем вернулся в Англию и Стрелковую бригаду. Среди прочего, воевал в Кении и побыл командующим на Кипре, преподавал, командовал различными частями. Всегда предпочитал стиль руководства «Делай, как я, следуй за мной», был хорошим организатором и т.д. Последнее звание и должность - генерал-лейтенант и командующий Юго-восточным округом. Вышел в отставку в 1977г. Имел множество почетных титулов и должностей, увлекался футболом и был спортивным обозревателем, занимался бизнесом и т.д. Сослуживцы отмечали его особое чувство юмора, иногда, правда, задевавшее несколько глубже, чем некоторые хотели бы, особенно при преподавании. Еще одно памятное высказывание (в бытность зам. командира 3го б-на Стрелковой бригады в БАОРе в 1959): «Солдаты должны наслаждаться службой, даже если это означает перекопать плац на футбольное поле».