Магеллановедение-2: ЮНОСТЬ И ИЗМЕНА (История пряностей-11)
"Еще Колумб, КАК ИЗВЕСТНО, отправился в плавание не для того, чтобы открыть Америку, о существовании которой тогда еще не подозревали, а стремясь достичь Индии. И когда весь мир уже понял, что Колумб находится в заблуждении (сам он так и не осознал этого и всю жизнь был убежден, что высадился в одной из провинций китайского богдыхана), Испания из-за этого случайного открытия отнюдь не отказалась от поисков пути в Индию, ибо за первыми минутами радости последовало досадное разочарование". Стефан Цвейг. "Магеллан. Человек и его деяние", 1938
Я, честно говоря, давно не читал такого оголтелого европоцентриста, как г-н Цвейг. "Весь мир уже", видите ли, понял… Магеллан, видите ли, проклал дорогу "для всего человечества". А вот где жило тогда (и живет сейчас), мне хотелось бы знать, подавляющее большинство представителей этого самого человечества? В Европе, что ли?
Вот еще: "В течение двух-трех десятилетий немногие сотни маленьких кораблей, выходящих из Кадиса, Палоса, Лиссабона, открывают больше неведомых земель, чем открыло человечество[!] за сотни тысяч лет своего существования". Гы… В этих "открытых" землях, выходит, вовсе даже не люди жили…
Ну, ладно, читаем дальше:
"Заявление пылкого фантаста Колумба, что на Сан-Доминго и Эспаньоле золото пластами лежит под землей, оказалось враньем. Там не нашли ни золота, ни пряностей, ни даже "черной слоновой кости" - тщедушные индейцы не годились в невольники [точно - не люди!] Покуда Писарро еще не разграбил сокровищниц инков, покуда еще не была начата разработка Потосийских серебряных рудников, открытие Америки не представляло - в коммерческом отношении - никакой ценности, и алкавшие золота кастильцы были меньше заинтересованы в колонизации и покорении Америки, чем в том, чтобы, обогнув ее, как можно скорее попасть в райские края драгоценных камней и пряностей. Согласно распоряжениям короля, непрерывно продолжались попытки обогнуть вновь открытую terra firma, чтобы прежде португальцев ворваться в подлинную сокровищницу востока, на "Острова пряностей". Одна экспедиция следовала за другой.
Но вскоре испанцам при поисках пути в вожделенную Индию довелось пережить то же разочарование, что и некогда португальцам при первых попытках обогнуть Африку. Ибо и эта вновь открытая часть света, Америка, оказалась куда более обширной, чем можно было предположить вначале. Повсюду, на юге и на севере, где бы их суда ни пытались прорваться в Индийский океан, они наталкивались на неодолимую преграду - земную твердь. Повсюду, как широкое бревно поперек дороги, лежит перед ними этот протяженный материк - Америка. Прославленные конквистадоры тщетно пытали счастья, силясь найти где-нибудь проход, пролив - paso, estrecho. Колумб в ЧЕТВЕРТОЕ СВОЕ ПЛАВАНИЕ поворачивает к западу, чтобы возвратиться через Индию, и наталкивается все на ту же преграду.
Экспедиция, в которой участвует Веспуччи, столь же тщетно обследует все побережье Южной Америки - чтобы пробраться к "Островам пряностей", Молуккским островам. Кортес в четвертой своей "реляции" торжественно обещает императору Карлу искать проход у Панамы. Кортереал и КАБОТ направляют свои суда вглубь Ледовитого океана, чтобы открыть пролив на севере, а Хуан де Солис, думая обнаружить его на юге, далеко поднимается вверх по Ла-Плате. Но тщетно! везде, на севере, на юге, в полярных зонах и тропиках все тот же незыблемый вал - земля и камни. Мало-помалу начинает исчезать всякая надежда из Атлантического океана проникнуть в тот, другой, некогда увиденный Нуньесом де Бальбоа с панамских высот. Уже космографы вычерчивают на картах Южную Америку сращенной с Южным полюсом, уже бесчисленные суда потерпели крушение во время этих бесплодных поисков, уже Испания примирилась с мыслью навеки остаться отрезанной от земель и морей богатейшего Индийского океана, ибо нигде, решительно нигде не находится вожделенный paso - со страстным упорством разыскиваемый пролив". Снова Цвейг
Ну, уж очень романтически мужик пишет - я так не умею. У меня, наоборот, от чтения его панегириков Магеллану складывается облик не героя, а довольно мерзенького такого типа (да и сам Цвейг мельком обмалвливается: "даже верный его спутник Пигафетта должен признать, что офицеры просто ненавидели Магеллана". Надо полагать, было за что…)
Но - начнем с начала (сложившуюся на момент выхода на сцену Магеллана обстановку см. ЗДЕСЬ, а индекс всей "Истории пряностей" лежит ЗДЕСЬ).
Итак, захудалый дворянчик четвертого разряда Фернандиш Мягальянш из португальского захолустья в прямом смысле этого слова (по-португальски название его родной области Тразуш-Монтиш как раз и означает «за горами») начинает свою известную нам трудовую деятельность в 25-летнем возрасте как "сверхштатный" матрос и солдат экспедиции Франсишку Алмейды, посланной в марте 1505 г. для завоевания "Индий".
Через четыре года, после активного участия во множестве боев и еще большем количестве грабежей и зверств (из письма д'Албукерки королю Мануэлу о взятии Гоа в 1510 году - это было чуть позже, но и раньше было не гуманнее: «Затем я распорядился жечь город в течение четырех дней и в это время никому не давать пощады... Мавров было убито шесть тысяч. Это действительно было великое дело, и оно было хорошо сделано»), весной 1509 г. он отправляется с флотилией Диогу Сикейры к городу Малакка (который Цвейг почему-то именует "нынешним Сингапуром") на одноименном полуострове в одноименном проливе (который Цвейг зачем-то переименовывает в "Сингапурский"). Первый набег был неудачным, но Магеллан в его ходе отличился (да нет, в храбрости и уме ему не откажешь, конечно)…
"Вернувшиеся из плена португальцы рассказывали, сколь изумителен и богат этот город, сколько кораблей ежегодно приходит в гавань, какие роскошные товары они видели на базарах, где встречаются купцы из разных стран - важные арабы из Каира, Мекки и Адена, бойкие гуджаратцы, осторожные китайцы, буги, любящие решать торговые споры ударом криса, молчаливые яванцы, веселые жители Пегу. «84 языка встречаются здесь», - говорили они изумленным слушателям.
И продолжали: Малакка не знает себе равных. Это город, самой природой предназначенный для торговли. Здесь лук и чеснок ценятся выше, чем мускатный орех, бензойная смола и другие драгоценные вещи.
Рассказывали они также, что сюда, в Малакку, приходят шерстяные ткани, стекло с позолотой из Венеции, опиум - из Мекки, тридцать видов одежд и сорок видов других товаров - из Камбея и Адена, серебро и рубины - из Пегу, шелка и фарфор - из Китая, перец и золото - с Суматры, рис, мясо, оружие - с Явы, корица и мускатный орех - с Молукк и островов Банда. Число иностранных купцов с их челядью так велико, что живут они в отдельных предместьях, из которых Упех - самое большое, и управляются своими старейшинами - шахбандарами. Рассказывали они и о великолепном дворце султана, вход в который украшают бронзовые львы, и о султанской сокровищнице, находящейся рядом с дворцом, и об огромных мечетях, самая большая из которых находится в Упехе, куда по пятницам устремляются толпы «мавров» разных национальностей. «А малайская знать и богатые купцы, - сообщали они, - живут приятнейшей жизнью в окруженных рощами, садами и водоемами больших домах. Дома эти расположены за городом, а в самом городе они также имеют богатые дома. У них много рабов и прислужников, исполняющих все их желания». И. Можейко, Л. Седов, В. Тюрин, С КРЕСТОМ И МУШКЕТОМ, 1966
Летом 1511 г. Малакку захватывает д'Албукерки, и у стен этого города - как и в Гоа - сражается и Магеллан. Но для нас важнее то, что в том же году он участвует в экспедиции Антониу де Абреу, посланной из Малакки к островам Банда и Молуккам, причем один ее корабль под командой Франсишку Серрана отправился дальше, к Северным Молуккским островам - о нем как раз и будет следующий пост.
А затем на целых два года следы Магеллана теряются, но в конце 1513 г. он появляется в Португалии, затем воюет уже на суше - в Марокко.
"Тут происходит событие довольно темного свойства. Однажды ночью из несметных стад исчезает несколько десятков овец, и тотчас же распространяется злонамеренный слух, будто Магеллан и его товарищ тайком продали маврам часть отнятой у них добычи или же по небрежности дали врагу возможность ночью похитить скот из загонов... Оба эти человека, за годы службы в Индии имевшие сотни раз случай обогатиться, но вернувшиеся из этого Эльдорадо на родину нищими, были запятнаны одним и тем же позорным обвинением".
Это снова Цвейг. Романтик явно не видит ничего дурного в том, чтобы обогщаться в "Индиях": "Сперва ведется мирная меновая торговля с туземными властителями, затем, как только налицо окажется достаточное количество солдат, у князьков попросту отнимают их владения, а следовательно, и все их добро". (Романтик все же кое о чем умолчал - не просто "отнимают": «Город был сожжен и ограблен, - пишет историк о взятии д'Албукерки Сохара, - пленные подверглись обычной варварской процедуре: у них были отрезаны уши и носы»).
А вот что до возвращения на родину нищим… Вероятно, Цвейг запамятовал свое же драматическое описание того, как тонул корабль, на котором Магеллан плавал в 1510 году. Известно также, что его сбережения присвоили наследники португальского купца, с которым Магеллан вел торговые дела (нищий? Вел торговые дела?)
Как бы то ни было, в 1515-1516 годах Магеллан разработал в Лиссабон свой проект плавания западным путем к "островам пряностей", который был категорически отвергнут королем Мануэлем (и Цвейг весьма драматически описывает эту сцену: "…как бы там ни было, но во время аудиенции Магеллан еще раз изъявил намерение в дальнейшем, как и прежде, кровью и жизнью служить Португалии. И только резкий отказ вызвал в нем тот внутренний перелом, который неминуемо совершается в жизни каждой творческой личности".)
Угу, перелом, конечно. Вот в чем Магеллану не откажешь - так это в железной воле и бульдожьей хватке (и сам Цвейг, кстати, пишет: "…нов не его проект, но та не допускающая возражений уверенность, с которой Магеллан утверждает существование западного пути в Индию").
Позицию короля Португалии нет нужды объяснить "дурным советчиком - досадой" и т.п. Она вполне здрава: ну, какой смысл попу рвать, когда и так весь в шоколаде? Зачем искать новый путь в "Индии" с испанского Востока, когда прекрасно известен старый путь со своего собственного Запада?
(Сам же Цвейг пишет: "Плавание в Каликут, каких-нибудь десять лет назад провозглашенное беспримерным подвигом Васко да Гамы и прославленное летописцами и поэтами, теперь под силу любому капитану португальского торгового флота. От Лиссабона до Момбасы, от Момбасы до Индии известен каждый риф, каждая бухта. Уже нет нужды ни в лоцманах, ни в "мастерах астрономии".)
В общем, Магеллан покидает Португалию и в октябре 1517 года прибывает в Севилью - предварительно выкрадя все государственные секреты Португалии, до которых мог дотянуться. А вот это уже прямая измена. В том, что он (как уверяет Цвейг - с согласия короля Португалии) покинул его службу и перешел на испанскую, никакого криминала для тех лет нет. Но, пишет далее сам Цвейг, "в ту эпоху великих открытий каждая нация, из коммерческой ревности, неусыпно следила, чтобы результаты экспедиции сохранялись в тайне. Лаговые записи кормчих, судовые журналы капитанов, карты и портуланы немедленно сдавались в Лиссабонскую Tesoraria. Король Мануэл указом от 13 ноября 1504 года под страхом смертной казни запретил "сообщать какие-либо сведения о судоходстве по ту сторону реки Конго, дабы чужестранцы не могли извлечь выгоды из открытий, сделанных Португалией".
Впрочем, Цвейг не умалчивает о том, что "Магеллан, португальский дворянин и бывший капитан португальского флота, совершил преступление не менее тяжкое, нежели офицер нашего времени, передавший мобилизационные планы и секретные карты генерального штаба соседнему враждебному государству". Автор-романтик просто считает, что "творческая личность подчиняется иному, более высокому закону, чем закон простого долга"… Допустим. У меня только один вопрос: кто именно будет определять, какая личность является творческой, а какая - нет?
Продолжение следует
Я, честно говоря, давно не читал такого оголтелого европоцентриста, как г-н Цвейг. "Весь мир уже", видите ли, понял… Магеллан, видите ли, проклал дорогу "для всего человечества". А вот где жило тогда (и живет сейчас), мне хотелось бы знать, подавляющее большинство представителей этого самого человечества? В Европе, что ли?
Вот еще: "В течение двух-трех десятилетий немногие сотни маленьких кораблей, выходящих из Кадиса, Палоса, Лиссабона, открывают больше неведомых земель, чем открыло человечество[!] за сотни тысяч лет своего существования". Гы… В этих "открытых" землях, выходит, вовсе даже не люди жили…
Ну, ладно, читаем дальше:
"Заявление пылкого фантаста Колумба, что на Сан-Доминго и Эспаньоле золото пластами лежит под землей, оказалось враньем. Там не нашли ни золота, ни пряностей, ни даже "черной слоновой кости" - тщедушные индейцы не годились в невольники [точно - не люди!] Покуда Писарро еще не разграбил сокровищниц инков, покуда еще не была начата разработка Потосийских серебряных рудников, открытие Америки не представляло - в коммерческом отношении - никакой ценности, и алкавшие золота кастильцы были меньше заинтересованы в колонизации и покорении Америки, чем в том, чтобы, обогнув ее, как можно скорее попасть в райские края драгоценных камней и пряностей. Согласно распоряжениям короля, непрерывно продолжались попытки обогнуть вновь открытую terra firma, чтобы прежде португальцев ворваться в подлинную сокровищницу востока, на "Острова пряностей". Одна экспедиция следовала за другой.
Но вскоре испанцам при поисках пути в вожделенную Индию довелось пережить то же разочарование, что и некогда португальцам при первых попытках обогнуть Африку. Ибо и эта вновь открытая часть света, Америка, оказалась куда более обширной, чем можно было предположить вначале. Повсюду, на юге и на севере, где бы их суда ни пытались прорваться в Индийский океан, они наталкивались на неодолимую преграду - земную твердь. Повсюду, как широкое бревно поперек дороги, лежит перед ними этот протяженный материк - Америка. Прославленные конквистадоры тщетно пытали счастья, силясь найти где-нибудь проход, пролив - paso, estrecho. Колумб в ЧЕТВЕРТОЕ СВОЕ ПЛАВАНИЕ поворачивает к западу, чтобы возвратиться через Индию, и наталкивается все на ту же преграду.
Экспедиция, в которой участвует Веспуччи, столь же тщетно обследует все побережье Южной Америки - чтобы пробраться к "Островам пряностей", Молуккским островам. Кортес в четвертой своей "реляции" торжественно обещает императору Карлу искать проход у Панамы. Кортереал и КАБОТ направляют свои суда вглубь Ледовитого океана, чтобы открыть пролив на севере, а Хуан де Солис, думая обнаружить его на юге, далеко поднимается вверх по Ла-Плате. Но тщетно! везде, на севере, на юге, в полярных зонах и тропиках все тот же незыблемый вал - земля и камни. Мало-помалу начинает исчезать всякая надежда из Атлантического океана проникнуть в тот, другой, некогда увиденный Нуньесом де Бальбоа с панамских высот. Уже космографы вычерчивают на картах Южную Америку сращенной с Южным полюсом, уже бесчисленные суда потерпели крушение во время этих бесплодных поисков, уже Испания примирилась с мыслью навеки остаться отрезанной от земель и морей богатейшего Индийского океана, ибо нигде, решительно нигде не находится вожделенный paso - со страстным упорством разыскиваемый пролив". Снова Цвейг
Ну, уж очень романтически мужик пишет - я так не умею. У меня, наоборот, от чтения его панегириков Магеллану складывается облик не героя, а довольно мерзенького такого типа (да и сам Цвейг мельком обмалвливается: "даже верный его спутник Пигафетта должен признать, что офицеры просто ненавидели Магеллана". Надо полагать, было за что…)
Но - начнем с начала (сложившуюся на момент выхода на сцену Магеллана обстановку см. ЗДЕСЬ, а индекс всей "Истории пряностей" лежит ЗДЕСЬ).
Итак, захудалый дворянчик четвертого разряда Фернандиш Мягальянш из португальского захолустья в прямом смысле этого слова (по-португальски название его родной области Тразуш-Монтиш как раз и означает «за горами») начинает свою известную нам трудовую деятельность в 25-летнем возрасте как "сверхштатный" матрос и солдат экспедиции Франсишку Алмейды, посланной в марте 1505 г. для завоевания "Индий".
Через четыре года, после активного участия во множестве боев и еще большем количестве грабежей и зверств (из письма д'Албукерки королю Мануэлу о взятии Гоа в 1510 году - это было чуть позже, но и раньше было не гуманнее: «Затем я распорядился жечь город в течение четырех дней и в это время никому не давать пощады... Мавров было убито шесть тысяч. Это действительно было великое дело, и оно было хорошо сделано»), весной 1509 г. он отправляется с флотилией Диогу Сикейры к городу Малакка (который Цвейг почему-то именует "нынешним Сингапуром") на одноименном полуострове в одноименном проливе (который Цвейг зачем-то переименовывает в "Сингапурский"). Первый набег был неудачным, но Магеллан в его ходе отличился (да нет, в храбрости и уме ему не откажешь, конечно)…
"Вернувшиеся из плена португальцы рассказывали, сколь изумителен и богат этот город, сколько кораблей ежегодно приходит в гавань, какие роскошные товары они видели на базарах, где встречаются купцы из разных стран - важные арабы из Каира, Мекки и Адена, бойкие гуджаратцы, осторожные китайцы, буги, любящие решать торговые споры ударом криса, молчаливые яванцы, веселые жители Пегу. «84 языка встречаются здесь», - говорили они изумленным слушателям.
И продолжали: Малакка не знает себе равных. Это город, самой природой предназначенный для торговли. Здесь лук и чеснок ценятся выше, чем мускатный орех, бензойная смола и другие драгоценные вещи.
Рассказывали они также, что сюда, в Малакку, приходят шерстяные ткани, стекло с позолотой из Венеции, опиум - из Мекки, тридцать видов одежд и сорок видов других товаров - из Камбея и Адена, серебро и рубины - из Пегу, шелка и фарфор - из Китая, перец и золото - с Суматры, рис, мясо, оружие - с Явы, корица и мускатный орех - с Молукк и островов Банда. Число иностранных купцов с их челядью так велико, что живут они в отдельных предместьях, из которых Упех - самое большое, и управляются своими старейшинами - шахбандарами. Рассказывали они и о великолепном дворце султана, вход в который украшают бронзовые львы, и о султанской сокровищнице, находящейся рядом с дворцом, и об огромных мечетях, самая большая из которых находится в Упехе, куда по пятницам устремляются толпы «мавров» разных национальностей. «А малайская знать и богатые купцы, - сообщали они, - живут приятнейшей жизнью в окруженных рощами, садами и водоемами больших домах. Дома эти расположены за городом, а в самом городе они также имеют богатые дома. У них много рабов и прислужников, исполняющих все их желания». И. Можейко, Л. Седов, В. Тюрин, С КРЕСТОМ И МУШКЕТОМ, 1966
Летом 1511 г. Малакку захватывает д'Албукерки, и у стен этого города - как и в Гоа - сражается и Магеллан. Но для нас важнее то, что в том же году он участвует в экспедиции Антониу де Абреу, посланной из Малакки к островам Банда и Молуккам, причем один ее корабль под командой Франсишку Серрана отправился дальше, к Северным Молуккским островам - о нем как раз и будет следующий пост.
А затем на целых два года следы Магеллана теряются, но в конце 1513 г. он появляется в Португалии, затем воюет уже на суше - в Марокко.
"Тут происходит событие довольно темного свойства. Однажды ночью из несметных стад исчезает несколько десятков овец, и тотчас же распространяется злонамеренный слух, будто Магеллан и его товарищ тайком продали маврам часть отнятой у них добычи или же по небрежности дали врагу возможность ночью похитить скот из загонов... Оба эти человека, за годы службы в Индии имевшие сотни раз случай обогатиться, но вернувшиеся из этого Эльдорадо на родину нищими, были запятнаны одним и тем же позорным обвинением".
Это снова Цвейг. Романтик явно не видит ничего дурного в том, чтобы обогщаться в "Индиях": "Сперва ведется мирная меновая торговля с туземными властителями, затем, как только налицо окажется достаточное количество солдат, у князьков попросту отнимают их владения, а следовательно, и все их добро". (Романтик все же кое о чем умолчал - не просто "отнимают": «Город был сожжен и ограблен, - пишет историк о взятии д'Албукерки Сохара, - пленные подверглись обычной варварской процедуре: у них были отрезаны уши и носы»).
А вот что до возвращения на родину нищим… Вероятно, Цвейг запамятовал свое же драматическое описание того, как тонул корабль, на котором Магеллан плавал в 1510 году. Известно также, что его сбережения присвоили наследники португальского купца, с которым Магеллан вел торговые дела (нищий? Вел торговые дела?)
Как бы то ни было, в 1515-1516 годах Магеллан разработал в Лиссабон свой проект плавания западным путем к "островам пряностей", который был категорически отвергнут королем Мануэлем (и Цвейг весьма драматически описывает эту сцену: "…как бы там ни было, но во время аудиенции Магеллан еще раз изъявил намерение в дальнейшем, как и прежде, кровью и жизнью служить Португалии. И только резкий отказ вызвал в нем тот внутренний перелом, который неминуемо совершается в жизни каждой творческой личности".)
Угу, перелом, конечно. Вот в чем Магеллану не откажешь - так это в железной воле и бульдожьей хватке (и сам Цвейг, кстати, пишет: "…нов не его проект, но та не допускающая возражений уверенность, с которой Магеллан утверждает существование западного пути в Индию").
Позицию короля Португалии нет нужды объяснить "дурным советчиком - досадой" и т.п. Она вполне здрава: ну, какой смысл попу рвать, когда и так весь в шоколаде? Зачем искать новый путь в "Индии" с испанского Востока, когда прекрасно известен старый путь со своего собственного Запада?
(Сам же Цвейг пишет: "Плавание в Каликут, каких-нибудь десять лет назад провозглашенное беспримерным подвигом Васко да Гамы и прославленное летописцами и поэтами, теперь под силу любому капитану португальского торгового флота. От Лиссабона до Момбасы, от Момбасы до Индии известен каждый риф, каждая бухта. Уже нет нужды ни в лоцманах, ни в "мастерах астрономии".)
В общем, Магеллан покидает Португалию и в октябре 1517 года прибывает в Севилью - предварительно выкрадя все государственные секреты Португалии, до которых мог дотянуться. А вот это уже прямая измена. В том, что он (как уверяет Цвейг - с согласия короля Португалии) покинул его службу и перешел на испанскую, никакого криминала для тех лет нет. Но, пишет далее сам Цвейг, "в ту эпоху великих открытий каждая нация, из коммерческой ревности, неусыпно следила, чтобы результаты экспедиции сохранялись в тайне. Лаговые записи кормчих, судовые журналы капитанов, карты и портуланы немедленно сдавались в Лиссабонскую Tesoraria. Король Мануэл указом от 13 ноября 1504 года под страхом смертной казни запретил "сообщать какие-либо сведения о судоходстве по ту сторону реки Конго, дабы чужестранцы не могли извлечь выгоды из открытий, сделанных Португалией".
Впрочем, Цвейг не умалчивает о том, что "Магеллан, португальский дворянин и бывший капитан португальского флота, совершил преступление не менее тяжкое, нежели офицер нашего времени, передавший мобилизационные планы и секретные карты генерального штаба соседнему враждебному государству". Автор-романтик просто считает, что "творческая личность подчиняется иному, более высокому закону, чем закон простого долга"… Допустим. У меня только один вопрос: кто именно будет определять, какая личность является творческой, а какая - нет?
Продолжение следует