СТИХИ БОРИСА АЛПЕРСА (записки комментатора) - 2
Предисловие - здесь.
* * *
<1>
Вс. Мейерхольду
Любимец молодого поколенья,
В наш трезвый век - романтик, Чайльд-Гарольд,
Других путей искатель, Мейерхольд,
Один, - спасающий театр от тленья.
Кто устоит от сладкого плененья
Твоих речей, неистовый герольд,
С тобою в путь к Изольде из Изольд
Мы все плывем без страха и сомненья.
Крепчает ветер, паруса все туже,
Заветные все ближе острова,
И с высоты мачтовых полукружий
Уже летят звенящие слова:
Эй, кормчий, правь! Смотри, в сребристой дали
Крутые берега на солнце засверкали
<2>
Вс. Мейерхольду
Снег разгулялся за окном,
Покрыл деревья, крыши, камни,
И противоположный дом
Глядит сердитее в глаза мне.
Опять наступят холода
И сердце заживет зимою,
И вновь промчится предо мною
Ночей бессонных череда.
Вновь театральные затеи
Воскресит чудодей и маг,
Чье имя в прозе и в стихах
Мне всех других имен милее.
Вновь за полуночным столом
Витий журнальных совещанье,
Две свечи, птичка с бубенцом,
Ненужное воспоминанье!
Теперь меня волнуешь ты,
Но свистнет время, пыль вскрутится
И новых будней вереница
Сотрет любимые черты.
<3>
Вальс близится уже к концу
Плывут медлительные звуки
И по уставшему лицу
Скользнула тень душевной скуки.
Слабеют флейты и тромбон,
В анданте переходит престо
Осталось: вежливый поклон
И даму отвести на место.
<4>
На вечереющий пейзаж
Гляжу ленивее и реже,
Дома и улицы все те же,
Дорога ровная все та ж.
Однообразная зима,
Мне сумерки твои знакомы,
Твои паденья и изломы,
Как почерк давнего письма.
И эти дни и вечера,
Где нет ни радости, ни злобы,
Одни холодные сугробы,
Метелей вечная игра.
Здесь жизнь проходит без следа,
Она под мертвою луною
Блеснет снежинкою ночною
На миг, и сгинет навсегда.
<5>
И вот опять начало октября
И снова окна заложили ватой
И на прогулке золотит заря
Дворцы и Летний сад и мрамор статуй.
И гулко бьет отчетливый торец
Один минуты золотого бега,
Летит быстрей взмыленный жеребец
И ждет столица северного снега.
Но вдруг прорвет немую тишину
Труба и барабанные раскаты.
И вытянувшись в длинную струну
Пройдут в поход по улице солдаты.
И встрепенется от глухой тоски
Фигура отставного генерала,
Ведь осень грустная не раз встречала
Походные, Российские полки.
<6>
ОСЕНЬ 1914 ГОДА
Повис туман над Петроградом,
Над далью крепостных бойниц,
Один Адмиралтейский шпиц
Взлетел над облетевшим садом.
С Сенатской площади раскаты
Донес походный барабан,
И, разорвав густой туман,
Прошли петровские солдаты.
И ждет притихшая столица
Ночного гула над Невой,
И в скверах странною мечтой
Встревожены стальные лица.
И под гудки таксомоторов,
Под дымкой бледного утра,
Литого посетил Петра
Генералиссимус Суворов.
<7>
Ах, любовь солдата с девкою
Сладость теплых, грязных рук
Не встречайте вы с издевкою
Двух сердец согласный стук.
Каждый вечер с сердцем пламенным
На заплеванный гранит
Из казармы серокаменной
На любовь солдат спешит.
И от грязи проституточной
Непристойностей, щипков
Девка для любви нешуточной
Вырвалась на милый зов.
И весною в марте месяце
У осолнечной Невы
С девкою солдат вам встретится
Символ пламенной любви.
Ус надменный завивается
Словно шляпное перо
И качается, вихляется
Вывихнутое бедро.
И дойдя по грязной улице
До назначенных ворот
При прощаньи поцелуются,
Оботрут рукою рот.
Ах, любовь солдата с девкою
Сладость теплых грязных рук
Не встречайте вы издевкою
Поцелуя сладкий звук.
<8>
Счастливее меня извозчик
На козлах легоньких саней,
Вся жизнь его гораздо проще
Под мерный ход морозных дней.
Весь день нестись в сугробах снега,
Взрывать серебряную пыль
И только в быстроте разбега
Ловить наскучившую быль.
И клятвы слушать равнодушно
И поцелуи за спиной,
Веленью седока послушно,
Летя над спящею Невой.
И сколько раз следить измены
У двери низких кабаков
Сейчас же после нежной сцены
И после клятв и страстных слов.
И утром по столице хмурой,
При свете блеклых фонарей
Плестись на лошади понурой
Без дум, без песен и страстей.
<9>
Встает мутнеющим пятном
Пролет Александринской арки
И на Фонтанке мокнут барки
Под резким, проливным дождем.
Ацетиленовый фонарь
Осветит крытую пролетку,
Панель, чугунную решетку
И едкую, сырую гарь.
И одинокий пешеход
Столетний призрак Петрограда,
Бредет и смотрит за ограду
В чернило <так!> неприветных вод…
<10>
ЯПОНСКОЙ АКТРИСЕ ГОНАКО
Так странно видеть средь снегов
Ее полуденный румянец
И поступь легкую шагов -
Похожую на странный танец.
И серебристые меха
Спускающиеся на плечи…
И словно музыка стиха
Ее медлительные речи.
Средь шума улицы одна
Невестой всех, ничьей женою
Какой насмешливой судьбою
На север злой занесена.
<11>
Прочтя страниц пятьсот романа,
Где пишется неравный брак,
Люблю твой стиль сухого плана,
Реалистический Бальзак.
Где предложенья бесконечны
В вопросах роковой любви,
Где женщины так безупречны
От Сен-Жермена до Греви.
Где мы страданиям не верим
В убежищах бретанских гор
Где счета нет глухим потерям,
Где женский так задумчив взор.
И даже в духоте гостиных,
Средь карьеристов, модных дам
Растет любовь существ невинных
Неравных по своим годам.
Где психология героев
Ведется в пятьдесят страниц
И автор ничего не скроет
Из жизни действующих лиц.
С физиономией буржуя,
Тебя не разгадает всяк,
Как прадеда тебя люблю я,
Реалистический Бальзак.
<12>
Осенний день померкнул и затих
Пустое небо смотрится уныло
И все о том, что сердце схоронило
Ведет рассказ мой неумелый стих.
И осени чуть слышная свирель
Поет как прежде голосом знакомым
И желтый лист, кружась над низким домом
Задумчиво выводит букву «Л».
<13>
Точно маленькие главы
Эти медленные дни
Для игрушечной забавы
Кем-то злым сочинены.
Точно хмурого поэта
Надоевший, толстый том
Это длительное лето,
Пыльный путь и дачный дом.
Безнадежные страницы,
Словно нету им конца
Разве лишь во сне приснится
Август милый у крыльца.
Только вдруг сегодня рано
Оглянулся поутру
Главы скучного романа
Разметались на ветру,
Сыплет дождик, мокнет галка,
Роща в золоте листвы
Здравствуй, Август, и не жалко
Недочитанной главы.
<14>
Под тению берез зеленых,
На склоне голубой реки
Сидела парочка влюбленных -
Изысканные мотыльки.
Катились медленные воды,
В них отражались облака,
Кисейной юбочки разводы
И элегантность пиджака.
И всем приятны были: дама,
В нее влюбленный кавалер,
Лишь лаял злобно и упрямо
Один ревнивый фокстерьер.
<15>
А. Л. ГРИПИЧУ
Воспеть, забыв о Кузмине,
Вас и совместную прогулку
По улицам и переулкам
На Петербургской стороне.
Приятно солнечной весной
Дарить прохожим комплименты
И, предаваясь сантиментам
Мечтать над Малою Невой.
Приятно встретить невзначай
Весенней девушки улыбку,
Кивнуть ей будто по ошибке
И прокричать вослед «прощай!».
От солнца и ходьбы устав,
Распить бутылку лимонаду,
Ведь больше ничего не надо!
Как этот день, - так жизнь проста!
1914 г.
<16>
Памяти М. Ш.
Дорог уездных вьюжные разгоны
И город потонул в глухих снегах.
В вечернем воздухе, за взмахом взмах
Над колокольней кружатся вороны.
И все темней уклоны небосвода,
Недолгий день медлительно потух,
Звенит на крыше жестяной петух, -
Забытый страж полярного похода.
И город мертв. На молчаливой тризне
Метет зима недвижное кольцо,
И тень твоя на снежное крыльцо
Приходит плакать о погибшей жизни.
1914 г.
<17>
От станции пустой и сонной,
От вечереющих берез,
В состав тяжелый запряженный
В ночь мчится черный паровоз.
И путь ведет рукой железной
В леса, в овраги и кусты
И молнией промчит над бездной,
Швырнет на хрупкие мосты.
И только голос однозвучный
Томится в грохоте колес,
Чтоб оборвался путь докучный,
Чтоб сердце в пламени сожглось.
Но выверены повороты
И путь за семафором чист,
И за приборами дремоты
Не знает зоркий машинист,
И за расчисленными днями,
В скитаньях долгих, без числа,
Бессильное не слижет пламя
Испытанную сталь котла.
1916 г.
<18>
ГЕННАДИЮ ФИШУ
Среди болот ночной порою,
Неуловимы и легки,
Пленяют призрачной игрою
Блуждающие огоньки.
Но смотрит путник одинокий:
Во мгле проселочных дорог
Блеснет ли над холмом высокий
Села недвижный огонек...
Пленясь игрой воображенья
Ловить и числить не спеши
Изменчивые отраженья
В туманном зеркале души.
Внезапно в дым пустой совьются,
Погасят легкие лучи
И призраками насмеются
В беззвездной сумрачной ночи.
1920 год. Новороссийск.
<19>
В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И ОТДЫХА
Меж людей, истомленных и скучных
Мы прогуливались по дорожкам,
Чуть присыпанным желтым песком,
Мимо чахлых, бесцветных фонтанов
И лужаек с увядшими клумбами,
Мимо будок, тележек с мороженым,
С газированною водой.
Летний воздух дышал испареньями
Потных тел и визжал в металлических
Черных глотках, висевших раструбами
На высоких садовых столбах.
И над всем этим торжищем шумным,
Отражаясь в бассейне зеркальном,
Нам в лицо улыбалась Ирония,
Белым гипсом запеленутая,
Опершись на большое весло.
Были губы ее раздвинуты
В бессмысленной плотской улыбке,
И кольцо змеевидных волос
Опускалось на низкий,
Ни одною мыслью нетронутый лоб.
30-ые годы.
<20>
МОЕМУ ПОКОЛЕНИЮ
Как бы ни было нам это неприятно,
Но должны понять мы раз и навсегда:
В нашей жизни все погибло невозвратно,
Все исчезло в нашей жизни без следа.
Все еще бежим мы, не переставая,
Не задумываясь над путем своим,
И вцепившись в поручни трамвая
Над асфальтовою бездною висим.
А куда бежим, - уже давно не знаем,
И зачем спешим, - нам тоже невдомек,
Только б двигаться с каким-нибудь трамваем,
Только б выполнять нам заданный урок.
Нам бы следовало всем остановиться,
Оглядеться нужно бы по сторонам,
Посмотреть внимательно друг другу в лица
И в себя вглядеться следовало б нам.
Но куда там! Мало ли что надо!
С каждым днем все безоглядней, все быстрей
Мчимся к бездне, как евангельское стадо
Бесов, воплотившихся в свиней.
38-ой год.
<21>
А. М. Файко
Нет, жизнь не повторяется, она
Бредет с тобою старческой походкой,
Как ты - больна, как ты - раздражена,
Попахивая табаком и водкой.
Она не знает страсти, как и ты,
Она уже не хочет быть счастливой,
Лишь рот кривит в усмешке похотливой
На празднике весенней красоты.
Ну что ж? И ты ведь был когда-то молод,
И ты горел и плакал и любил,
Узнай теперь, что значит этот холод,
Что веял на тебя, когда ты, полный сил
Стоял беспечно у чужих могил,
Не веря, что и для тебя когда-то
Придет неотвратимо ночь расплаты.
* * *
<1>
Вс. Мейерхольду
Любимец молодого поколенья,
В наш трезвый век - романтик, Чайльд-Гарольд,
Других путей искатель, Мейерхольд,
Один, - спасающий театр от тленья.
Кто устоит от сладкого плененья
Твоих речей, неистовый герольд,
С тобою в путь к Изольде из Изольд
Мы все плывем без страха и сомненья.
Крепчает ветер, паруса все туже,
Заветные все ближе острова,
И с высоты мачтовых полукружий
Уже летят звенящие слова:
Эй, кормчий, правь! Смотри, в сребристой дали
Крутые берега на солнце засверкали
<2>
Вс. Мейерхольду
Снег разгулялся за окном,
Покрыл деревья, крыши, камни,
И противоположный дом
Глядит сердитее в глаза мне.
Опять наступят холода
И сердце заживет зимою,
И вновь промчится предо мною
Ночей бессонных череда.
Вновь театральные затеи
Воскресит чудодей и маг,
Чье имя в прозе и в стихах
Мне всех других имен милее.
Вновь за полуночным столом
Витий журнальных совещанье,
Две свечи, птичка с бубенцом,
Ненужное воспоминанье!
Теперь меня волнуешь ты,
Но свистнет время, пыль вскрутится
И новых будней вереница
Сотрет любимые черты.
<3>
Вальс близится уже к концу
Плывут медлительные звуки
И по уставшему лицу
Скользнула тень душевной скуки.
Слабеют флейты и тромбон,
В анданте переходит престо
Осталось: вежливый поклон
И даму отвести на место.
<4>
На вечереющий пейзаж
Гляжу ленивее и реже,
Дома и улицы все те же,
Дорога ровная все та ж.
Однообразная зима,
Мне сумерки твои знакомы,
Твои паденья и изломы,
Как почерк давнего письма.
И эти дни и вечера,
Где нет ни радости, ни злобы,
Одни холодные сугробы,
Метелей вечная игра.
Здесь жизнь проходит без следа,
Она под мертвою луною
Блеснет снежинкою ночною
На миг, и сгинет навсегда.
<5>
И вот опять начало октября
И снова окна заложили ватой
И на прогулке золотит заря
Дворцы и Летний сад и мрамор статуй.
И гулко бьет отчетливый торец
Один минуты золотого бега,
Летит быстрей взмыленный жеребец
И ждет столица северного снега.
Но вдруг прорвет немую тишину
Труба и барабанные раскаты.
И вытянувшись в длинную струну
Пройдут в поход по улице солдаты.
И встрепенется от глухой тоски
Фигура отставного генерала,
Ведь осень грустная не раз встречала
Походные, Российские полки.
<6>
ОСЕНЬ 1914 ГОДА
Повис туман над Петроградом,
Над далью крепостных бойниц,
Один Адмиралтейский шпиц
Взлетел над облетевшим садом.
С Сенатской площади раскаты
Донес походный барабан,
И, разорвав густой туман,
Прошли петровские солдаты.
И ждет притихшая столица
Ночного гула над Невой,
И в скверах странною мечтой
Встревожены стальные лица.
И под гудки таксомоторов,
Под дымкой бледного утра,
Литого посетил Петра
Генералиссимус Суворов.
<7>
Ах, любовь солдата с девкою
Сладость теплых, грязных рук
Не встречайте вы с издевкою
Двух сердец согласный стук.
Каждый вечер с сердцем пламенным
На заплеванный гранит
Из казармы серокаменной
На любовь солдат спешит.
И от грязи проституточной
Непристойностей, щипков
Девка для любви нешуточной
Вырвалась на милый зов.
И весною в марте месяце
У осолнечной Невы
С девкою солдат вам встретится
Символ пламенной любви.
Ус надменный завивается
Словно шляпное перо
И качается, вихляется
Вывихнутое бедро.
И дойдя по грязной улице
До назначенных ворот
При прощаньи поцелуются,
Оботрут рукою рот.
Ах, любовь солдата с девкою
Сладость теплых грязных рук
Не встречайте вы издевкою
Поцелуя сладкий звук.
<8>
Счастливее меня извозчик
На козлах легоньких саней,
Вся жизнь его гораздо проще
Под мерный ход морозных дней.
Весь день нестись в сугробах снега,
Взрывать серебряную пыль
И только в быстроте разбега
Ловить наскучившую быль.
И клятвы слушать равнодушно
И поцелуи за спиной,
Веленью седока послушно,
Летя над спящею Невой.
И сколько раз следить измены
У двери низких кабаков
Сейчас же после нежной сцены
И после клятв и страстных слов.
И утром по столице хмурой,
При свете блеклых фонарей
Плестись на лошади понурой
Без дум, без песен и страстей.
<9>
Встает мутнеющим пятном
Пролет Александринской арки
И на Фонтанке мокнут барки
Под резким, проливным дождем.
Ацетиленовый фонарь
Осветит крытую пролетку,
Панель, чугунную решетку
И едкую, сырую гарь.
И одинокий пешеход
Столетний призрак Петрограда,
Бредет и смотрит за ограду
В чернило <так!> неприветных вод…
<10>
ЯПОНСКОЙ АКТРИСЕ ГОНАКО
Так странно видеть средь снегов
Ее полуденный румянец
И поступь легкую шагов -
Похожую на странный танец.
И серебристые меха
Спускающиеся на плечи…
И словно музыка стиха
Ее медлительные речи.
Средь шума улицы одна
Невестой всех, ничьей женою
Какой насмешливой судьбою
На север злой занесена.
<11>
Прочтя страниц пятьсот романа,
Где пишется неравный брак,
Люблю твой стиль сухого плана,
Реалистический Бальзак.
Где предложенья бесконечны
В вопросах роковой любви,
Где женщины так безупречны
От Сен-Жермена до Греви.
Где мы страданиям не верим
В убежищах бретанских гор
Где счета нет глухим потерям,
Где женский так задумчив взор.
И даже в духоте гостиных,
Средь карьеристов, модных дам
Растет любовь существ невинных
Неравных по своим годам.
Где психология героев
Ведется в пятьдесят страниц
И автор ничего не скроет
Из жизни действующих лиц.
С физиономией буржуя,
Тебя не разгадает всяк,
Как прадеда тебя люблю я,
Реалистический Бальзак.
<12>
Осенний день померкнул и затих
Пустое небо смотрится уныло
И все о том, что сердце схоронило
Ведет рассказ мой неумелый стих.
И осени чуть слышная свирель
Поет как прежде голосом знакомым
И желтый лист, кружась над низким домом
Задумчиво выводит букву «Л».
<13>
Точно маленькие главы
Эти медленные дни
Для игрушечной забавы
Кем-то злым сочинены.
Точно хмурого поэта
Надоевший, толстый том
Это длительное лето,
Пыльный путь и дачный дом.
Безнадежные страницы,
Словно нету им конца
Разве лишь во сне приснится
Август милый у крыльца.
Только вдруг сегодня рано
Оглянулся поутру
Главы скучного романа
Разметались на ветру,
Сыплет дождик, мокнет галка,
Роща в золоте листвы
Здравствуй, Август, и не жалко
Недочитанной главы.
<14>
Под тению берез зеленых,
На склоне голубой реки
Сидела парочка влюбленных -
Изысканные мотыльки.
Катились медленные воды,
В них отражались облака,
Кисейной юбочки разводы
И элегантность пиджака.
И всем приятны были: дама,
В нее влюбленный кавалер,
Лишь лаял злобно и упрямо
Один ревнивый фокстерьер.
<15>
А. Л. ГРИПИЧУ
Воспеть, забыв о Кузмине,
Вас и совместную прогулку
По улицам и переулкам
На Петербургской стороне.
Приятно солнечной весной
Дарить прохожим комплименты
И, предаваясь сантиментам
Мечтать над Малою Невой.
Приятно встретить невзначай
Весенней девушки улыбку,
Кивнуть ей будто по ошибке
И прокричать вослед «прощай!».
От солнца и ходьбы устав,
Распить бутылку лимонаду,
Ведь больше ничего не надо!
Как этот день, - так жизнь проста!
1914 г.
<16>
Памяти М. Ш.
Дорог уездных вьюжные разгоны
И город потонул в глухих снегах.
В вечернем воздухе, за взмахом взмах
Над колокольней кружатся вороны.
И все темней уклоны небосвода,
Недолгий день медлительно потух,
Звенит на крыше жестяной петух, -
Забытый страж полярного похода.
И город мертв. На молчаливой тризне
Метет зима недвижное кольцо,
И тень твоя на снежное крыльцо
Приходит плакать о погибшей жизни.
1914 г.
<17>
От станции пустой и сонной,
От вечереющих берез,
В состав тяжелый запряженный
В ночь мчится черный паровоз.
И путь ведет рукой железной
В леса, в овраги и кусты
И молнией промчит над бездной,
Швырнет на хрупкие мосты.
И только голос однозвучный
Томится в грохоте колес,
Чтоб оборвался путь докучный,
Чтоб сердце в пламени сожглось.
Но выверены повороты
И путь за семафором чист,
И за приборами дремоты
Не знает зоркий машинист,
И за расчисленными днями,
В скитаньях долгих, без числа,
Бессильное не слижет пламя
Испытанную сталь котла.
1916 г.
<18>
ГЕННАДИЮ ФИШУ
Среди болот ночной порою,
Неуловимы и легки,
Пленяют призрачной игрою
Блуждающие огоньки.
Но смотрит путник одинокий:
Во мгле проселочных дорог
Блеснет ли над холмом высокий
Села недвижный огонек...
Пленясь игрой воображенья
Ловить и числить не спеши
Изменчивые отраженья
В туманном зеркале души.
Внезапно в дым пустой совьются,
Погасят легкие лучи
И призраками насмеются
В беззвездной сумрачной ночи.
1920 год. Новороссийск.
<19>
В ПАРКЕ КУЛЬТУРЫ И ОТДЫХА
Меж людей, истомленных и скучных
Мы прогуливались по дорожкам,
Чуть присыпанным желтым песком,
Мимо чахлых, бесцветных фонтанов
И лужаек с увядшими клумбами,
Мимо будок, тележек с мороженым,
С газированною водой.
Летний воздух дышал испареньями
Потных тел и визжал в металлических
Черных глотках, висевших раструбами
На высоких садовых столбах.
И над всем этим торжищем шумным,
Отражаясь в бассейне зеркальном,
Нам в лицо улыбалась Ирония,
Белым гипсом запеленутая,
Опершись на большое весло.
Были губы ее раздвинуты
В бессмысленной плотской улыбке,
И кольцо змеевидных волос
Опускалось на низкий,
Ни одною мыслью нетронутый лоб.
30-ые годы.
<20>
МОЕМУ ПОКОЛЕНИЮ
Как бы ни было нам это неприятно,
Но должны понять мы раз и навсегда:
В нашей жизни все погибло невозвратно,
Все исчезло в нашей жизни без следа.
Все еще бежим мы, не переставая,
Не задумываясь над путем своим,
И вцепившись в поручни трамвая
Над асфальтовою бездною висим.
А куда бежим, - уже давно не знаем,
И зачем спешим, - нам тоже невдомек,
Только б двигаться с каким-нибудь трамваем,
Только б выполнять нам заданный урок.
Нам бы следовало всем остановиться,
Оглядеться нужно бы по сторонам,
Посмотреть внимательно друг другу в лица
И в себя вглядеться следовало б нам.
Но куда там! Мало ли что надо!
С каждым днем все безоглядней, все быстрей
Мчимся к бездне, как евангельское стадо
Бесов, воплотившихся в свиней.
38-ой год.
<21>
А. М. Файко
Нет, жизнь не повторяется, она
Бредет с тобою старческой походкой,
Как ты - больна, как ты - раздражена,
Попахивая табаком и водкой.
Она не знает страсти, как и ты,
Она уже не хочет быть счастливой,
Лишь рот кривит в усмешке похотливой
На празднике весенней красоты.
Ну что ж? И ты ведь был когда-то молод,
И ты горел и плакал и любил,
Узнай теперь, что значит этот холод,
Что веял на тебя, когда ты, полный сил
Стоял беспечно у чужих могил,
Не веря, что и для тебя когда-то
Придет неотвратимо ночь расплаты.