Дмитрий БЫКОВ в программе "Родительское собрание": Почему срываются учителя? (начало)
Дмитрий БЫКОВ - писатель, публицист, журналист, критик, преподаватель литературы, радиоведущий.
Преподает в школе "Золотое сечение", читает лекции в американских университетах, преподавал в МГИМО.
С 1985 г. работает в "Собеседнике", с 1993 г. печатается в "Огоньке" (обозреватель - с 1997 г.). Сотрудничал или печатался почти во всех московских еженедельниках и нескольких ежедневных газетах, регулярно - в "Огоньке", "Профиле, "Вечернем клубе", "Столице", газете "Труд", "Общей газете" и "Новой газете".
Член Союза писателей с 1991 г. Выпустил несколько романов и стихотворных сборников, а также книжки статей и сказок. Награжден премией "Золотое перо России-2010″, которую присуждает Союз журналистов России.
Жена - Ирина Лукьянова, педагог, прозаик и переводчик. У Быкова двое детей и много домашних животных.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Быков,_Дмитрий_Львович
Программа "Родительское собрание" от 30 декабря 2018
Алексей Кузнецов: ― Это программа «Родительское собрание». В студии Алексей Кузнецов. За звукорежиссерским пультом Сергей Кузнецов. Было бы логично, если бы гостями были тоже Кузнецовы. Но нет. У нас, во-первых, сегодня один гость. Мы не будем это делать общей практикой. Но сегодня так получилось. И, во-вторых, фамилия гостя Быков. Я представляю поэта, писателя, журналиста и преподавателя литературы в школе «Золотое сечение» Дмитрия Быкова. Здравствуйте, Дмитрий!
Дмитрий Быков: ― Здравствуйте! И родители.
А. Кузнецов: ― И родителей. Да. И родители. В общем, во всех педагогических ипостасях. У нас сегодня такой… не совсем новогодняя тема. Но тема эта, которая последние два-три месяца звучит особенно громко, хотя и раньше, к сожалению, нельзя было пожаловаться на то, что она не звучало. Тема печальная. Учителя, как кажется, всё чаще и чаще, и все в более и резкой грубой форме стали срываться на своих учеников. Дело доходит уже до прямого рукоприкладства, до каких-то совершенно немотивированных, на первый взгляд, грубостей. В профессиональной среде, разумеется, уже возникла конспирологическая версия, что ничего особенного не происходит, просто именно средства массовой информации как-то педалируют, акцентируют, преувеличивают и так далее. Вот мы хотим попытаться сегодня разобраться в том, что это может быть, и насколько действительно есть ощущение, что этого становится больше. Или нет такого ощущения? Этого всегда было много. А сейчас, ну, просто подобралось как-то.
Д. Быков: ― Это было безусловно. Но сегодня это усиливается тем, что положение учителя, конечно, катастрофично. Оно будет ещё хуже. Мы вступаем в кризисные годы, ничем не отличающиеся от 90-х не в смысле криминального беспредела, не в смысле экономической нестабильности. Турбулентность это принято называть. По уязвимым категориям населения: врачам, учителям, офицерам, бюджетникам это ударит больнее всего. Конечно, учитель чувствует себя практически беззащитным. При всей формально декларируемой заботе государства о нём он подотчетен тысяче инстанций. Ему надо отчитываться постоянно. Он забюрократизирован. Ну, и кроме того дети пошли такие, с которыми сладить достаточно непросто. Социальные проблемы этих детей, проблемы с адаптацией в школе. И то, что учитель срывается, к сожалению, это неизбежно. А во фрустрированном обществе, в котором постоянно врут две явные приметы всегда. Первая примета - школьной травли, которых стало больше. И 2-я - истерические учителя, срывы которых приводят зачастую к совершенно дикой атмосфере в классе.
А. Кузнецов: ― Вот это было в конце… такое же похожее было в конце 80-х - начале 90-х?
Д. Быков: ― Было. Было. И просто, понимаете, вот страшную вещь приходится говорить, но уже и в 70-е это было. Учитель находится в центре моральных конфликтов, уже начиная вот с прозы Тендрякова 70-х годов. Много было тогда такой прозы у Полонского…
А. Кузнецов: ― Вы имеете в виду «60 свечей» Тендрякова…
Д. Быков: ― «60 свечей», конечно, «Расплату». А имею в виду и Полонского, прежде всего, конечно, «Драму из-за лирики» и впоследствии «Ключ без права передачи». С чем это связано? Учитель, хотим мы того или нет, - носитель этической позиции в обществе всегда. В каком смысле он моральный авторитет. А в обществе сейчас нет этической позиции, потому что общество сейчас кривое. Я не знаю, чье поведение сейчас этично. Вы посмотрите, какое количество свар и склок разворачивается сейчас на всех публичных площадках от Фейсбука до Малахова. Это кошмар! И эта тотальная склочность, она именно тем и вызвана, что люди не делают дело, у них нет консенсуса ни в какой области. Когда класс срывается в травлю, когда классу неинтересно, это травля может обернуться и против учителя. Я видел массу случаев, когда класс дружно не принимал хорошего педагога, потому что этот педагог тревожит уютный застой, в котором они живут. Классическая примета застоя - это начало школьной травли и конфликтов учитель - ученик.
А. Кузнецов: ― С этим что-то можно сделать, не меняя ситуации в обществе? Или если ситуация будет оставаться такой, как сегодня, мы будем всё это наблюдать?
Д. Быков: ― Объективно говоря, нет, нельзя, потому что вы ничего не сделаете с ростом жестокости общества, если у общества нет каналов для вывода энергии. Она копится, выбраживает и превращается в свою противоположность, превращается в такую… ну, в тотальное безделье, которое вяло разнообразится драками. Значит, есть в принципе два реальных выхода. Первый - это создание в обществе - циничный очень выход, грязный - создание в обществе островков, которые застой затрагивает в меньшей степени. Создание таких оазисов. Эти оазисы были в 70-е. Это были разнообразные театры-студии, передовые классы, классы учителей-новаторов. Другое дело, что там создается абсолютно сектантская обстановка. И вот об этом сектантстве первым Полонский сказал в «Ключе без права передачи». Учитель-новатор - это очень хорошо. Но что если этот учитель превратится для детей в такой светоч? Мы будем получать ситуацию с элитными школами, в которых, как правило, нравы не лучше. И это будет ещё, ещё усугубляться. Это первый вариант. Второй - готовить таких учителей, которые готовы найти нестандартный психологический выход в трудном классе. Но я пока не вижу таких учителей. Я не вижу, где бы их готовили. Понимаете, вот я бываю иногда в педвузах. Обстановка в них мегазастойная. Это очень грустно. Там методика не поменялась с 50-х годов…
А. Кузнецов: ― И преподаватели не поменялись с 50-х годов.
Д. Быков: ― И преподаватели какие-то гимназические совершенно. Там это… Это по-прежнему остается таким глубоко застойным местом, и не говоря уже о том, что были… были же попытки как-то обновить там кадры. Ну, назначить Семёнова в МПГУ. Я это помню, я тогда там работал. Но сейчас, к сожалению, при нынешних данных, при нынешнем министре образования, при нынешней школьный политике очень затруднительно ждать каких-то радикальных новшеств. Я не знаю, откуда сейчас возьмётся учитель-новатор. Разве что он вырастет где-то, неважно, в Москве или не в Москве, но вырастет вот где-то в среде более-менее творческой. Но таких учителей, как Волков, скажем, достаточно известных, я точно вижу немного. Я вот был…
А. Кузнецов: ― Да и он, в общем, довольно мало работает в школе.
Д. Быков: ― Довольно… довольно одинок. Да. Я был сейчас вот, кстати, в эстонской гимназии. Пригласил меня довольно известный один учитель. И чтобы его не палить, не буду его называть. И он блестяще работает с детьми. Я просто с радостью это увидел. Но если вы могли себе представить, уровень его сложности там, разбираемой вот русской гимназии, раздираемой русскими, эстонцами, политиками, - да? - значит, всеми этими конфликтами, тоже застоявшимися и загноившимися, это очень нелегко. Поэтому такому одиночке я сейчас, во-первых, не позавидую. А, во-вторых, боюсь, что с сегодняшним ребёнком может справиться только учитель очень большого опыта и большого самообладания. И к тому же учитель, который не чувствует себя униженным. Хорошо бы, чтобы ему хотя бы платили.
А. Кузнецов: ― Ну, вот полное ощущение ещё совсем недавно было, что учителей со всех сторон окружили всеми возможными внутренними, внешними методами контроля…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … от прокуратуры до, так сказать, внутришкольных каких-то… И, казалось бы, такой зависимый в массе, несамостоятельный, человек должен был бы этого испугаться и, наоборот, стать, так сказать, скорее даже безразличным к тому, что дети творят.
Д. Быков: ― Нет.
А. Кузнецов: ― Наоборот, мы видим…
Д. Быков: ― Мы видим, что они…
А. Кузнецов: ― … всплеск агрессии.
Д. Быков: ― … срываются на детях. Ну, еще бы - он же не будет срываться, условно говоря, на инспекторе, директоре и т. д. На кого направлена всегда агрессия? На тех, кто не может ответить. И я учителей совершенно не оправдываю, хотя корпоративно, профессионально я, конечно,в душе на их стороне, но приходится признать, что действительно учителя, доведенные до отчаяния безнадегой, а это профессия ведь без вертикальной мобильности…
А. Кузнецов: ― Да, да.
Д. Быков: ― Куда вы денете…
А. Кузнецов: ― Да.
Д. Быков: ― Да? Куда они… У них нет возможности после 40 лет выходить на пенсию, хотя им не легче, чем танцовщикам в балете. У них нет возможности превращаться в городских методистов, переходить преподавать в вуз. У них в перспективе вертикальной мобильности нет. Учитель после 40 - это уже фрустрация в квадрате. И как он будет срываться, на ком? Естественно, что… A профессия, кстати, физически очень тяжелая. Понимаете, рано вставать. Климат неважный. По морозу переться в школу. И ученику трудно, но ученик молод. Учителю трудно вдвойне. Денег нет. В семье, как правило, проблемы. Количество одиночек среди учителей не поддается учету. На ком он будет срываться? На членах семьи? Да нет, конечно. Он будет срывать на детях.
И это еще потому печально, что на учителей давят ведь ещё и политически, понимаете. Поэтому начинаются всякие эти разговоры: ты ходил на митинг, ты предатель Родины. То, что это говорят учителя, которым положено нести просвещение в массы! Это невозможно представить, что мы от них выслушиваем! Но это тоже, в общем, проблема. Я боюсь, профессиональная черта учителя сегодня - это политический консерватизм, тотальная зависимость и злоба. Да? Мы же раньше вот… Это интересная, кстати, вещь. Мы раньше могли думать, что в политическом консерватизме есть свои привлекательные стороны, - да? - что это целое идейное течение. Да? Но теперь мы видим, что политический консерватизм стабильно приводит к полной человеческой порче и к вырождению таланта, потому что нельзя строить свою политику на сохранении, а не на развитии, когда любой ценой ты останавливаешь развитие. Это консерватизм современного извода. И видя уже, как эта человеконенавистническая идея погубила на наших глазах множество первоклассных талантов, давайте уже признаем, что для учителя это тоже гибельное дело. И учитель, который прорабатывает учащихся за хождение на митинги, - это учитель, который дискредитирует профессию, и не место ему в школе.
А. Кузнецов: ― Ну, вот раньше всё-таки, я вспоминаю, наши с вами школьные годы, они одни и те же.
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― Как-то вот общее место - на своих собственных личных детях учителя дома срывались, и была такая, и есть такая серьёзная проблема - дети учителей…
Д. Быков: ― Проблема. Да. Учитель - это неприятный родственник. Да.
А. Кузнецов: ― Да, да, да. Очень неприятный, особенно если ты учишься в той же школе, где работает твоя…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … мама, это вообще беда.
Д. Быков: ― Да. Но мы, слава Богу, избежали.
А. Кузнецов: ― Да, вы избежали. Я в свое время избегал, как мог, так сказать…
Д. Быков: ― Но это не легко.
А. Кузнецов: ― … расходился со своими детьми…
Д. Быков: ― Но это нелегко.
А. Кузнецов: ― … по разным школам. Ну, вот всё-таки мне кажется, может, это потому, что много времени прошло, это всё подернулось каким-то таким розовым флёром. Мне кажется, что учителя конца 70-х - начала 80-х лучше умели держать себя в руках, чем нынешние.
Д. Быков: ― Да я вам больше скажу. Они поощряли гражданскую активность. Они поощряли самостоятельное мышление. Учитель, который ругал бы ученика за собственное мнение в 70-е - это почти немыслимо.
А. Кузнецов: ― Выглядело анахронизмом.
Д. Быков: ― Это выглядело анахронизмом. Да. Это вот такая была, помните, училка в «Доживем до понедельника»…
А. Кузнецов: ― Конечно. Прекрасно. Да.
Д. Быков: ― … антагонист Мельникова, которая как раз вот ругает за… Это был, в общем, персонаж такой… такой диплодок, динозавр. А сегодня подавляющее большинство требует четкого выполнения… следования пунктам, упомянуть то и это, соблюсти абсолют… формы, эпиграф и три пункта. Понимаете, вот это отвратительно. Но… А с другой стороны, а где учителю взять силы и энергию на творчество, хотел бы я знать? Где у нас сегодня методические совещания для учителей? Где у нас книги, в которых учитель мог бы освоить новую методику? Где у нас директора типа Сухомлинского? И даже школы типа 57-й? Школы с великими прорывами, надо сказать, у нас компрометирует велико возможно. Что после этого ждать от учителя рядового?
А. Кузнецов: ― Ну, вот очень многие как раз наши коллеги жалуются на то, что да, в последнее время как только скажешь «учитель», это ты сфальсифицировал выборы, это ты педофил пришел в школу, понятно зачем, это ты… 5-е, 10-е.
Д. Быков: ― Ну, с этим…
А. Кузнецов: ― От чего это всё? Почему так радостно бросились…
Д. Быков: ― Топтать учителя?
А. Кузнецов: ― Да.
Д. Быков: ― Это легко объяснить. Видите ли, я действительно не понимаю, каковы стимулы у сегодняшнего молодого человека прийти в школу. Или он педофил, естественно, или он надеется примазаться к политике партии и правительства и сделать карьеру на этом, или просто он больше нигде не пригодился. Извините, уж как он пошел в педвуз. Да? Ужасно об этом думать. Ну, правда, вот почему учителя чаще всего считают педофилом? Вероятнее всего потому, что общение с детьми - это единственный бонус, который ему достался. Кроме того, есть огромное количество родителей педагогически совершенно неграмотных, родителей, которые спихивают ребёнка в школу, чтобы им не заниматься, и они предъявляют к учителю массу требований, совершенно забывая, что главные базовые навыки ребёнок получает в семье. Навыки отношения к миру закладываются там. Если интернат, ради Бога. Если лицей, пожалуйста. Но это не лицей. Да? И он приходит из школы и видит то, что видит, понимаете. Поэтому упрекать учителя в том, что он не готовит ребенка в нравственном отношении, вы посмотрите, какие уроки вы даете ему в собственной семье, уроки абсолютного рабства. Это то, о чем Пушкин писал, почему ребёнок должен расти вне семьи в записке о народном воспитании. Потому, что семья - это школа рабства. И он получает, как правило, родителя, срывающегося на всех окружающих, перманентные конфликты естественно, и самое главное - школу лицемерия, школу двойной морали. Дома говорим одно, на работе - другое. Чего вы после этого хотите от школы? Ребята, все навыки заложены дома.
А. Кузнецов: ― Ну, вот смотрите, ведь действительно великолепный ряд выдающихся умов от Томаса Мора, а на самом деле гораздо раньше, конечно…
Д. Быков: ― Да, да.
А. Кузнецов: ― … через Пушкина к братьям Стругацким…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … у которых тоже были интернаты…
Д. Быков: ― Идеи лицея. Конечно.
А. Кузнецов: ― Да, идеи лицея и так далее.
Д. Быков: ― Ну, лицей - это главная русская педагогическая утопия. Я не настаиваю на том, чтоб ребенок жил в лицее, но пусть он ночевать приходит домой, а всё время будет занят. Он должен быть школе занят постоянно. Опять-таки где взять учителя, который будет с ребёнком готов заниматься так, как занимались учителя лицея Стругацких, ночами просиживая над книгой и готовясь им дать полный ответ? Это должен быть человек либо дьявольским мотивированный, фантастически озабоченный профессией… Таких нет. Или очень мало. Или это должен быть, простите, человек, материально стимулируемый так, что… Ведь, извините, наслаждаться работой с учащимися могут далеко не все. Педагогические потенции, потенции общения с ребенком есть не у всякого учителя. Да и к тому же скажу вам честно, далеко не с всяким классом можно интересно поговорить. Мне повезло, у меня сейчас есть два класса, с которыми я отвожу душу. До этого был класс, с которым я вот мог вот башкой биться об стенку, они всё отзубривали, всё говорили, что надо, но диалога у меня не было, потому что… не потому, что я плохой или они плохие, ну, у них другие интересны. Поэтому я боюсь, чтобы… ещё чтобы растормошить сегодняшнего ребёнка, чтобы с ним поговорить на его языке, чтобы знать его субкультуры, учитель должен предпринимать настоящие погружения. Но боюсь, что таких учителей я пока не встречал.
А. Кузнецов: ― Почему вся эта ситуация, во что она будет дальше выливаться, как вам кажется? Пока то, что мы с вами на пару описали, это какая-то… абсолютная безысходность.
Д. Быков: ― Нет. Как сказал Глеб Павловский, в России нет ничего более долговременного, чем "пока". Вот это… Мы думаем, что это будет пока, а это будет всегда. То есть это очень долго. Это может никаким кризисом не разрешаться. Это может приводить к всё большему расхождению, к всё большему отсутствию общего языка у учителя и класса. Ну, это нормальная ситуация. Слушайте, при Брежневе это ситуация началась, вот если так брать, отсчитывать от 68-го года с фильма «Доживем до понедельника», она 20 лет и длилась, и ничего в этом не было ужасного. Ну, были школьные травли. Была патологическая детская жестокость. Было озверение на всех уровнях жизни. Ничего, жили с этим. Потом пришла Перестройка, и тем слаще всем показалось свобода. Значит, надежда только на одно. Все спрашивают, что будет после Путина. После Путина будет лучше. Вот и всё. А остальное неважно. Будем надеяться. Эта плохая ситуация может оставаться плохой очень долго, не приводя ни к какому фазовому переходу. Это возможно.
А. Кузнецов: ― Молодой человек, который сегодня сознательно выбирает школу, потому что он действительно хочет реализовать, вот дал ему Бог, этот самый интерес к работе с детьми…
Д. Быков: ― Педагогический дар. Да.
А. Кузнецов: ― Да, некий педагогический дар. И он хочет… Он понимает какие-то, не все, конечно, какие-то угрозы, которые профессия, так сказать, в себе несет. Что можно ему посоветовать, как ему вопреки ситуации его искусственно сохранять?
Д. Быков: ― Ну, знаете, единственное, что… Ну, первый совет, конечно - сменить профессию. Это единственное. Когда мне говорят: «Куда сейчас пойти честному журналисту?» - двумя словами можно ответить на это вопрос: менять профессию. А если говорить серьезно, то единственная ситуация, по всей видимости, - это как-то поддерживать в себе искусственно, не скажу любовь, любить не надо, но нужно радоваться общению, получать какой-то интерес общения. Понимаете, то, что наша профессия похожа на экстремальный спорт, - это довольно очевидно. Мы с вами это знаем. Но люди же наслаждаются горными лыжами, это приносит им какие-то приятные эмоции, соответственно, и учитель должен находить радость и в своем положении. Вот и все.
Окончание:
https://loxovo.livejournal.com/8379329.html
Преподает в школе "Золотое сечение", читает лекции в американских университетах, преподавал в МГИМО.
С 1985 г. работает в "Собеседнике", с 1993 г. печатается в "Огоньке" (обозреватель - с 1997 г.). Сотрудничал или печатался почти во всех московских еженедельниках и нескольких ежедневных газетах, регулярно - в "Огоньке", "Профиле, "Вечернем клубе", "Столице", газете "Труд", "Общей газете" и "Новой газете".
Член Союза писателей с 1991 г. Выпустил несколько романов и стихотворных сборников, а также книжки статей и сказок. Награжден премией "Золотое перо России-2010″, которую присуждает Союз журналистов России.
Жена - Ирина Лукьянова, педагог, прозаик и переводчик. У Быкова двое детей и много домашних животных.
https://ru.wikipedia.org/wiki/Быков,_Дмитрий_Львович
Программа "Родительское собрание" от 30 декабря 2018
Алексей Кузнецов: ― Это программа «Родительское собрание». В студии Алексей Кузнецов. За звукорежиссерским пультом Сергей Кузнецов. Было бы логично, если бы гостями были тоже Кузнецовы. Но нет. У нас, во-первых, сегодня один гость. Мы не будем это делать общей практикой. Но сегодня так получилось. И, во-вторых, фамилия гостя Быков. Я представляю поэта, писателя, журналиста и преподавателя литературы в школе «Золотое сечение» Дмитрия Быкова. Здравствуйте, Дмитрий!
Дмитрий Быков: ― Здравствуйте! И родители.
А. Кузнецов: ― И родителей. Да. И родители. В общем, во всех педагогических ипостасях. У нас сегодня такой… не совсем новогодняя тема. Но тема эта, которая последние два-три месяца звучит особенно громко, хотя и раньше, к сожалению, нельзя было пожаловаться на то, что она не звучало. Тема печальная. Учителя, как кажется, всё чаще и чаще, и все в более и резкой грубой форме стали срываться на своих учеников. Дело доходит уже до прямого рукоприкладства, до каких-то совершенно немотивированных, на первый взгляд, грубостей. В профессиональной среде, разумеется, уже возникла конспирологическая версия, что ничего особенного не происходит, просто именно средства массовой информации как-то педалируют, акцентируют, преувеличивают и так далее. Вот мы хотим попытаться сегодня разобраться в том, что это может быть, и насколько действительно есть ощущение, что этого становится больше. Или нет такого ощущения? Этого всегда было много. А сейчас, ну, просто подобралось как-то.
Д. Быков: ― Это было безусловно. Но сегодня это усиливается тем, что положение учителя, конечно, катастрофично. Оно будет ещё хуже. Мы вступаем в кризисные годы, ничем не отличающиеся от 90-х не в смысле криминального беспредела, не в смысле экономической нестабильности. Турбулентность это принято называть. По уязвимым категориям населения: врачам, учителям, офицерам, бюджетникам это ударит больнее всего. Конечно, учитель чувствует себя практически беззащитным. При всей формально декларируемой заботе государства о нём он подотчетен тысяче инстанций. Ему надо отчитываться постоянно. Он забюрократизирован. Ну, и кроме того дети пошли такие, с которыми сладить достаточно непросто. Социальные проблемы этих детей, проблемы с адаптацией в школе. И то, что учитель срывается, к сожалению, это неизбежно. А во фрустрированном обществе, в котором постоянно врут две явные приметы всегда. Первая примета - школьной травли, которых стало больше. И 2-я - истерические учителя, срывы которых приводят зачастую к совершенно дикой атмосфере в классе.
А. Кузнецов: ― Вот это было в конце… такое же похожее было в конце 80-х - начале 90-х?
Д. Быков: ― Было. Было. И просто, понимаете, вот страшную вещь приходится говорить, но уже и в 70-е это было. Учитель находится в центре моральных конфликтов, уже начиная вот с прозы Тендрякова 70-х годов. Много было тогда такой прозы у Полонского…
А. Кузнецов: ― Вы имеете в виду «60 свечей» Тендрякова…
Д. Быков: ― «60 свечей», конечно, «Расплату». А имею в виду и Полонского, прежде всего, конечно, «Драму из-за лирики» и впоследствии «Ключ без права передачи». С чем это связано? Учитель, хотим мы того или нет, - носитель этической позиции в обществе всегда. В каком смысле он моральный авторитет. А в обществе сейчас нет этической позиции, потому что общество сейчас кривое. Я не знаю, чье поведение сейчас этично. Вы посмотрите, какое количество свар и склок разворачивается сейчас на всех публичных площадках от Фейсбука до Малахова. Это кошмар! И эта тотальная склочность, она именно тем и вызвана, что люди не делают дело, у них нет консенсуса ни в какой области. Когда класс срывается в травлю, когда классу неинтересно, это травля может обернуться и против учителя. Я видел массу случаев, когда класс дружно не принимал хорошего педагога, потому что этот педагог тревожит уютный застой, в котором они живут. Классическая примета застоя - это начало школьной травли и конфликтов учитель - ученик.
А. Кузнецов: ― С этим что-то можно сделать, не меняя ситуации в обществе? Или если ситуация будет оставаться такой, как сегодня, мы будем всё это наблюдать?
Д. Быков: ― Объективно говоря, нет, нельзя, потому что вы ничего не сделаете с ростом жестокости общества, если у общества нет каналов для вывода энергии. Она копится, выбраживает и превращается в свою противоположность, превращается в такую… ну, в тотальное безделье, которое вяло разнообразится драками. Значит, есть в принципе два реальных выхода. Первый - это создание в обществе - циничный очень выход, грязный - создание в обществе островков, которые застой затрагивает в меньшей степени. Создание таких оазисов. Эти оазисы были в 70-е. Это были разнообразные театры-студии, передовые классы, классы учителей-новаторов. Другое дело, что там создается абсолютно сектантская обстановка. И вот об этом сектантстве первым Полонский сказал в «Ключе без права передачи». Учитель-новатор - это очень хорошо. Но что если этот учитель превратится для детей в такой светоч? Мы будем получать ситуацию с элитными школами, в которых, как правило, нравы не лучше. И это будет ещё, ещё усугубляться. Это первый вариант. Второй - готовить таких учителей, которые готовы найти нестандартный психологический выход в трудном классе. Но я пока не вижу таких учителей. Я не вижу, где бы их готовили. Понимаете, вот я бываю иногда в педвузах. Обстановка в них мегазастойная. Это очень грустно. Там методика не поменялась с 50-х годов…
А. Кузнецов: ― И преподаватели не поменялись с 50-х годов.
Д. Быков: ― И преподаватели какие-то гимназические совершенно. Там это… Это по-прежнему остается таким глубоко застойным местом, и не говоря уже о том, что были… были же попытки как-то обновить там кадры. Ну, назначить Семёнова в МПГУ. Я это помню, я тогда там работал. Но сейчас, к сожалению, при нынешних данных, при нынешнем министре образования, при нынешней школьный политике очень затруднительно ждать каких-то радикальных новшеств. Я не знаю, откуда сейчас возьмётся учитель-новатор. Разве что он вырастет где-то, неважно, в Москве или не в Москве, но вырастет вот где-то в среде более-менее творческой. Но таких учителей, как Волков, скажем, достаточно известных, я точно вижу немного. Я вот был…
А. Кузнецов: ― Да и он, в общем, довольно мало работает в школе.
Д. Быков: ― Довольно… довольно одинок. Да. Я был сейчас вот, кстати, в эстонской гимназии. Пригласил меня довольно известный один учитель. И чтобы его не палить, не буду его называть. И он блестяще работает с детьми. Я просто с радостью это увидел. Но если вы могли себе представить, уровень его сложности там, разбираемой вот русской гимназии, раздираемой русскими, эстонцами, политиками, - да? - значит, всеми этими конфликтами, тоже застоявшимися и загноившимися, это очень нелегко. Поэтому такому одиночке я сейчас, во-первых, не позавидую. А, во-вторых, боюсь, что с сегодняшним ребёнком может справиться только учитель очень большого опыта и большого самообладания. И к тому же учитель, который не чувствует себя униженным. Хорошо бы, чтобы ему хотя бы платили.
А. Кузнецов: ― Ну, вот полное ощущение ещё совсем недавно было, что учителей со всех сторон окружили всеми возможными внутренними, внешними методами контроля…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … от прокуратуры до, так сказать, внутришкольных каких-то… И, казалось бы, такой зависимый в массе, несамостоятельный, человек должен был бы этого испугаться и, наоборот, стать, так сказать, скорее даже безразличным к тому, что дети творят.
Д. Быков: ― Нет.
А. Кузнецов: ― Наоборот, мы видим…
Д. Быков: ― Мы видим, что они…
А. Кузнецов: ― … всплеск агрессии.
Д. Быков: ― … срываются на детях. Ну, еще бы - он же не будет срываться, условно говоря, на инспекторе, директоре и т. д. На кого направлена всегда агрессия? На тех, кто не может ответить. И я учителей совершенно не оправдываю, хотя корпоративно, профессионально я, конечно,в душе на их стороне, но приходится признать, что действительно учителя, доведенные до отчаяния безнадегой, а это профессия ведь без вертикальной мобильности…
А. Кузнецов: ― Да, да.
Д. Быков: ― Куда вы денете…
А. Кузнецов: ― Да.
Д. Быков: ― Да? Куда они… У них нет возможности после 40 лет выходить на пенсию, хотя им не легче, чем танцовщикам в балете. У них нет возможности превращаться в городских методистов, переходить преподавать в вуз. У них в перспективе вертикальной мобильности нет. Учитель после 40 - это уже фрустрация в квадрате. И как он будет срываться, на ком? Естественно, что… A профессия, кстати, физически очень тяжелая. Понимаете, рано вставать. Климат неважный. По морозу переться в школу. И ученику трудно, но ученик молод. Учителю трудно вдвойне. Денег нет. В семье, как правило, проблемы. Количество одиночек среди учителей не поддается учету. На ком он будет срываться? На членах семьи? Да нет, конечно. Он будет срывать на детях.
И это еще потому печально, что на учителей давят ведь ещё и политически, понимаете. Поэтому начинаются всякие эти разговоры: ты ходил на митинг, ты предатель Родины. То, что это говорят учителя, которым положено нести просвещение в массы! Это невозможно представить, что мы от них выслушиваем! Но это тоже, в общем, проблема. Я боюсь, профессиональная черта учителя сегодня - это политический консерватизм, тотальная зависимость и злоба. Да? Мы же раньше вот… Это интересная, кстати, вещь. Мы раньше могли думать, что в политическом консерватизме есть свои привлекательные стороны, - да? - что это целое идейное течение. Да? Но теперь мы видим, что политический консерватизм стабильно приводит к полной человеческой порче и к вырождению таланта, потому что нельзя строить свою политику на сохранении, а не на развитии, когда любой ценой ты останавливаешь развитие. Это консерватизм современного извода. И видя уже, как эта человеконенавистническая идея погубила на наших глазах множество первоклассных талантов, давайте уже признаем, что для учителя это тоже гибельное дело. И учитель, который прорабатывает учащихся за хождение на митинги, - это учитель, который дискредитирует профессию, и не место ему в школе.
А. Кузнецов: ― Ну, вот раньше всё-таки, я вспоминаю, наши с вами школьные годы, они одни и те же.
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― Как-то вот общее место - на своих собственных личных детях учителя дома срывались, и была такая, и есть такая серьёзная проблема - дети учителей…
Д. Быков: ― Проблема. Да. Учитель - это неприятный родственник. Да.
А. Кузнецов: ― Да, да, да. Очень неприятный, особенно если ты учишься в той же школе, где работает твоя…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … мама, это вообще беда.
Д. Быков: ― Да. Но мы, слава Богу, избежали.
А. Кузнецов: ― Да, вы избежали. Я в свое время избегал, как мог, так сказать…
Д. Быков: ― Но это не легко.
А. Кузнецов: ― … расходился со своими детьми…
Д. Быков: ― Но это нелегко.
А. Кузнецов: ― … по разным школам. Ну, вот всё-таки мне кажется, может, это потому, что много времени прошло, это всё подернулось каким-то таким розовым флёром. Мне кажется, что учителя конца 70-х - начала 80-х лучше умели держать себя в руках, чем нынешние.
Д. Быков: ― Да я вам больше скажу. Они поощряли гражданскую активность. Они поощряли самостоятельное мышление. Учитель, который ругал бы ученика за собственное мнение в 70-е - это почти немыслимо.
А. Кузнецов: ― Выглядело анахронизмом.
Д. Быков: ― Это выглядело анахронизмом. Да. Это вот такая была, помните, училка в «Доживем до понедельника»…
А. Кузнецов: ― Конечно. Прекрасно. Да.
Д. Быков: ― … антагонист Мельникова, которая как раз вот ругает за… Это был, в общем, персонаж такой… такой диплодок, динозавр. А сегодня подавляющее большинство требует четкого выполнения… следования пунктам, упомянуть то и это, соблюсти абсолют… формы, эпиграф и три пункта. Понимаете, вот это отвратительно. Но… А с другой стороны, а где учителю взять силы и энергию на творчество, хотел бы я знать? Где у нас сегодня методические совещания для учителей? Где у нас книги, в которых учитель мог бы освоить новую методику? Где у нас директора типа Сухомлинского? И даже школы типа 57-й? Школы с великими прорывами, надо сказать, у нас компрометирует велико возможно. Что после этого ждать от учителя рядового?
А. Кузнецов: ― Ну, вот очень многие как раз наши коллеги жалуются на то, что да, в последнее время как только скажешь «учитель», это ты сфальсифицировал выборы, это ты педофил пришел в школу, понятно зачем, это ты… 5-е, 10-е.
Д. Быков: ― Ну, с этим…
А. Кузнецов: ― От чего это всё? Почему так радостно бросились…
Д. Быков: ― Топтать учителя?
А. Кузнецов: ― Да.
Д. Быков: ― Это легко объяснить. Видите ли, я действительно не понимаю, каковы стимулы у сегодняшнего молодого человека прийти в школу. Или он педофил, естественно, или он надеется примазаться к политике партии и правительства и сделать карьеру на этом, или просто он больше нигде не пригодился. Извините, уж как он пошел в педвуз. Да? Ужасно об этом думать. Ну, правда, вот почему учителя чаще всего считают педофилом? Вероятнее всего потому, что общение с детьми - это единственный бонус, который ему достался. Кроме того, есть огромное количество родителей педагогически совершенно неграмотных, родителей, которые спихивают ребёнка в школу, чтобы им не заниматься, и они предъявляют к учителю массу требований, совершенно забывая, что главные базовые навыки ребёнок получает в семье. Навыки отношения к миру закладываются там. Если интернат, ради Бога. Если лицей, пожалуйста. Но это не лицей. Да? И он приходит из школы и видит то, что видит, понимаете. Поэтому упрекать учителя в том, что он не готовит ребенка в нравственном отношении, вы посмотрите, какие уроки вы даете ему в собственной семье, уроки абсолютного рабства. Это то, о чем Пушкин писал, почему ребёнок должен расти вне семьи в записке о народном воспитании. Потому, что семья - это школа рабства. И он получает, как правило, родителя, срывающегося на всех окружающих, перманентные конфликты естественно, и самое главное - школу лицемерия, школу двойной морали. Дома говорим одно, на работе - другое. Чего вы после этого хотите от школы? Ребята, все навыки заложены дома.
А. Кузнецов: ― Ну, вот смотрите, ведь действительно великолепный ряд выдающихся умов от Томаса Мора, а на самом деле гораздо раньше, конечно…
Д. Быков: ― Да, да.
А. Кузнецов: ― … через Пушкина к братьям Стругацким…
Д. Быков: ― Да.
А. Кузнецов: ― … у которых тоже были интернаты…
Д. Быков: ― Идеи лицея. Конечно.
А. Кузнецов: ― Да, идеи лицея и так далее.
Д. Быков: ― Ну, лицей - это главная русская педагогическая утопия. Я не настаиваю на том, чтоб ребенок жил в лицее, но пусть он ночевать приходит домой, а всё время будет занят. Он должен быть школе занят постоянно. Опять-таки где взять учителя, который будет с ребёнком готов заниматься так, как занимались учителя лицея Стругацких, ночами просиживая над книгой и готовясь им дать полный ответ? Это должен быть человек либо дьявольским мотивированный, фантастически озабоченный профессией… Таких нет. Или очень мало. Или это должен быть, простите, человек, материально стимулируемый так, что… Ведь, извините, наслаждаться работой с учащимися могут далеко не все. Педагогические потенции, потенции общения с ребенком есть не у всякого учителя. Да и к тому же скажу вам честно, далеко не с всяким классом можно интересно поговорить. Мне повезло, у меня сейчас есть два класса, с которыми я отвожу душу. До этого был класс, с которым я вот мог вот башкой биться об стенку, они всё отзубривали, всё говорили, что надо, но диалога у меня не было, потому что… не потому, что я плохой или они плохие, ну, у них другие интересны. Поэтому я боюсь, чтобы… ещё чтобы растормошить сегодняшнего ребёнка, чтобы с ним поговорить на его языке, чтобы знать его субкультуры, учитель должен предпринимать настоящие погружения. Но боюсь, что таких учителей я пока не встречал.
А. Кузнецов: ― Почему вся эта ситуация, во что она будет дальше выливаться, как вам кажется? Пока то, что мы с вами на пару описали, это какая-то… абсолютная безысходность.
Д. Быков: ― Нет. Как сказал Глеб Павловский, в России нет ничего более долговременного, чем "пока". Вот это… Мы думаем, что это будет пока, а это будет всегда. То есть это очень долго. Это может никаким кризисом не разрешаться. Это может приводить к всё большему расхождению, к всё большему отсутствию общего языка у учителя и класса. Ну, это нормальная ситуация. Слушайте, при Брежневе это ситуация началась, вот если так брать, отсчитывать от 68-го года с фильма «Доживем до понедельника», она 20 лет и длилась, и ничего в этом не было ужасного. Ну, были школьные травли. Была патологическая детская жестокость. Было озверение на всех уровнях жизни. Ничего, жили с этим. Потом пришла Перестройка, и тем слаще всем показалось свобода. Значит, надежда только на одно. Все спрашивают, что будет после Путина. После Путина будет лучше. Вот и всё. А остальное неважно. Будем надеяться. Эта плохая ситуация может оставаться плохой очень долго, не приводя ни к какому фазовому переходу. Это возможно.
А. Кузнецов: ― Молодой человек, который сегодня сознательно выбирает школу, потому что он действительно хочет реализовать, вот дал ему Бог, этот самый интерес к работе с детьми…
Д. Быков: ― Педагогический дар. Да.
А. Кузнецов: ― Да, некий педагогический дар. И он хочет… Он понимает какие-то, не все, конечно, какие-то угрозы, которые профессия, так сказать, в себе несет. Что можно ему посоветовать, как ему вопреки ситуации его искусственно сохранять?
Д. Быков: ― Ну, знаете, единственное, что… Ну, первый совет, конечно - сменить профессию. Это единственное. Когда мне говорят: «Куда сейчас пойти честному журналисту?» - двумя словами можно ответить на это вопрос: менять профессию. А если говорить серьезно, то единственная ситуация, по всей видимости, - это как-то поддерживать в себе искусственно, не скажу любовь, любить не надо, но нужно радоваться общению, получать какой-то интерес общения. Понимаете, то, что наша профессия похожа на экстремальный спорт, - это довольно очевидно. Мы с вами это знаем. Но люди же наслаждаются горными лыжами, это приносит им какие-то приятные эмоции, соответственно, и учитель должен находить радость и в своем положении. Вот и все.
Окончание:
https://loxovo.livejournal.com/8379329.html