Оставайтесь высокими
*
«ПОБЕДА. Реквием», И.Поповски, ТЕАТР п/р КАМБУРОВОЙ, Москва, 2015г. (10)
Реквием о Великой Отечественной войне не написан, но оказалось, что можно его составить. Музыкально-поэтический материал для этого как раз готов - песни и стихи военных лет (а также предвоенных и послевоенных), только написан этот материал не кем-то одним, а коллективным автором, советским искусством, десятками и десятками авторов, народное творчество особого рода (не такое, где автор не известен, а такое где авторы известны, но их очень много, коллективное авторство). Материала очень много, на несколько десятков спектаклей хватит, нужно только сделать выборку. Кстати, наш театр уже очень давно такое коллективное авторство открыл - в спектакле Любимова «Павшие и живые». И если выборка оказывается верной, получается такой составной реквием. И здесь именно так произошло, реквием получился. И не просто реквием-вообще, а вполне определенный - реквием «Победа».
Вышли актеры, спели песни - это еще не театр.
К тому же в театре прямые пути не ведут к цели, нужно 1) отстранение и 2) оформление - создать театральную рамку с ее помощью задать форму, игру на границах очерченной области - глядя снаружи и перемещаясь внутрь, глядя с разных дистанций (с разных расстояний от линии фронта), из разных временных дистанций, из времен - до, во время и после.
В спектакле отстранение задано тем, что это исключительно женский взгляд на предмет (на предмет по преимуществу мужской). Взгляд тех, кто провожал, тех, кто ждал, тех, кто не дождался.
Первая же песня задает эту смысловую рамку (и визуальную рамку она тоже задает сразу). «Вечер на рейде» - совсем мирная песня, очень простая, и возвышенная, и облегченная, отвлеченная от реальности («а вечер опять хороший такой, что песен не петь нам нельзя») и в тексте там нет никаких прямых указаний на войну (просто поход в море), указания только косвенные («Уйдём в предрассветный туман», это же не только о погоде) как будто довоенная песня (хотя написана уже во время войны в 1942 году), Она звучит как пред-военная. Еще «в тихой заводи все корабли», в море только завтра, а пока проводы. Когда мужскую песню поют женщины, она звучит словно в зеркальном отражении, в обратной перспективе из-за кормы («И ранней порой, мелькнёт за кормой Знакомый платок голубой») девушки смотрят на героев песни, которую поют, с берега, с причала. Женский мир располагается на берегу и поет слова из мужского военно-морского мира («седой боевой капитан», «дружба, служба»). Девушки в легких, разноцветных предвоенных платьях поют и смотрят в море (в зал), стоя около железной ограды. Они смотрят на нас, мы смотрим на них, поднимая глаза ("И каждый из мрака смотрел и слушал").
Первая часть спектакля (первый блок песен) играется только на втором этаже декорации. На берегу, а под ним чернота, мрак сцены и зрительного зала. Очень важно, что это высокий берег (тот самый который «высокий и крутой»). Первая часть это маленький самостоятельный спектакль, спектакль с высокого берега (можно представит себе спектакль целиком сыгранный именно так. Если 99% спектаклей сыграны только на первом этаже - внизу, на поверхности сцены, почему бы один из ста не сыграть только над сценой, ни разу на сцену не выходя, замечательная сценографическая идея, замечательное решение сценического пространства, интересно кто-нибудь так уже делал?)
Вскоре и «Катюша» прозвучит (это уже действительно довоенная, но именно пред-военная песня). Она ведь о том же самом военном-со-стороны - о женском взгляде на военное, об ожидании.
Вот совпадение - «Катюша» звучит во втором спектакле подряд. В «Мещанах» она даже не сразу опознавалась (тридцать пять версий в интернете послушал, целый сборник «Катюш», пока наткнулся на ту самую версию, она оказалась самой последней :).
В том спектакле песня была сокращена до первых куплетов, условных, не-конкретных (про «орла»), сведена к абстрактной любовной теме (очень важной для спектакля Голомазова). И это подчеркивалось вневременной аранжировкой, размытым, электронным сопровождением. А здесь звучит а-капелла, чистыми натуральными голосами, и звучит полностью с привязкой к военному времени, то есть не только про «сизого орла», но и про «бойца на дальнем пограничье, который землю бережет родную».
Визуальная рамка (железный бортик, горизонтальная линия расположенная высоко) сразу же начинает вести свою линию. Девушки просто стоят и поют (и собственно театра тут пока еще нет), а ограда играет роль именно театральную. Песня о ребенке - металлическая ограда становится спинкой кровати. Певица присаживается ниже и прислоняется - как будто смотрит в зал через окно, ограда становится рамой.
Первые песни возвышенные и исполняются возвышенно, девичьим многоголосьем, в сопровождении скрипки, виолончели и флейты. На короткое время пение прерывается звуком сирены, прожектора сверху бьют в зал, и снова белая полоса над сценой звучит чисто, светло и высоко («так пел ее голос летящий в купол»).
Однако заканчивается первая часть полным обрывом (как будто падением с берега крутого), затемнением (белая линия - высокий берег - исчезает) и выходом другого персонажа и звучанием совсем другого голоса и совсем другого сопровождения. Ограда, которая поначалу играла визуально, теперь, когда стала почти невидимой, начинает звучать. Она подводит звуковую черту.
Первая песня спектакля из после-военных (и по смыслу - в прошедшем времени, и по времени создания) - «Отшумели песни нашего полка». Поет голос не-девичий, тяжелый, хриплый. Некто (виден только темный, грузный силуэт) держит в руке какой-то железный предмет и бьет им по ограде, задавая себе ритм - глухими ударами. Это уже не скрипочка с флейтой, сопровождение соответствует голосу.
После этого спектакль опускается на землю (поначалу в переносном смысле - вниз, на сцену, но потом и земля появится). Но об этом в следующий раз - https://lev-semerkin.livejournal.com/773030.html .
«ПОБЕДА. Реквием», И.Поповски, ТЕАТР п/р КАМБУРОВОЙ, Москва, 2015г. (10)
Реквием о Великой Отечественной войне не написан, но оказалось, что можно его составить. Музыкально-поэтический материал для этого как раз готов - песни и стихи военных лет (а также предвоенных и послевоенных), только написан этот материал не кем-то одним, а коллективным автором, советским искусством, десятками и десятками авторов, народное творчество особого рода (не такое, где автор не известен, а такое где авторы известны, но их очень много, коллективное авторство). Материала очень много, на несколько десятков спектаклей хватит, нужно только сделать выборку. Кстати, наш театр уже очень давно такое коллективное авторство открыл - в спектакле Любимова «Павшие и живые». И если выборка оказывается верной, получается такой составной реквием. И здесь именно так произошло, реквием получился. И не просто реквием-вообще, а вполне определенный - реквием «Победа».
Вышли актеры, спели песни - это еще не театр.
К тому же в театре прямые пути не ведут к цели, нужно 1) отстранение и 2) оформление - создать театральную рамку с ее помощью задать форму, игру на границах очерченной области - глядя снаружи и перемещаясь внутрь, глядя с разных дистанций (с разных расстояний от линии фронта), из разных временных дистанций, из времен - до, во время и после.
В спектакле отстранение задано тем, что это исключительно женский взгляд на предмет (на предмет по преимуществу мужской). Взгляд тех, кто провожал, тех, кто ждал, тех, кто не дождался.
Первая же песня задает эту смысловую рамку (и визуальную рамку она тоже задает сразу). «Вечер на рейде» - совсем мирная песня, очень простая, и возвышенная, и облегченная, отвлеченная от реальности («а вечер опять хороший такой, что песен не петь нам нельзя») и в тексте там нет никаких прямых указаний на войну (просто поход в море), указания только косвенные («Уйдём в предрассветный туман», это же не только о погоде) как будто довоенная песня (хотя написана уже во время войны в 1942 году), Она звучит как пред-военная. Еще «в тихой заводи все корабли», в море только завтра, а пока проводы. Когда мужскую песню поют женщины, она звучит словно в зеркальном отражении, в обратной перспективе из-за кормы («И ранней порой, мелькнёт за кормой Знакомый платок голубой») девушки смотрят на героев песни, которую поют, с берега, с причала. Женский мир располагается на берегу и поет слова из мужского военно-морского мира («седой боевой капитан», «дружба, служба»). Девушки в легких, разноцветных предвоенных платьях поют и смотрят в море (в зал), стоя около железной ограды. Они смотрят на нас, мы смотрим на них, поднимая глаза ("И каждый из мрака смотрел и слушал").
Первая часть спектакля (первый блок песен) играется только на втором этаже декорации. На берегу, а под ним чернота, мрак сцены и зрительного зала. Очень важно, что это высокий берег (тот самый который «высокий и крутой»). Первая часть это маленький самостоятельный спектакль, спектакль с высокого берега (можно представит себе спектакль целиком сыгранный именно так. Если 99% спектаклей сыграны только на первом этаже - внизу, на поверхности сцены, почему бы один из ста не сыграть только над сценой, ни разу на сцену не выходя, замечательная сценографическая идея, замечательное решение сценического пространства, интересно кто-нибудь так уже делал?)
Вскоре и «Катюша» прозвучит (это уже действительно довоенная, но именно пред-военная песня). Она ведь о том же самом военном-со-стороны - о женском взгляде на военное, об ожидании.
Вот совпадение - «Катюша» звучит во втором спектакле подряд. В «Мещанах» она даже не сразу опознавалась (тридцать пять версий в интернете послушал, целый сборник «Катюш», пока наткнулся на ту самую версию, она оказалась самой последней :).
В том спектакле песня была сокращена до первых куплетов, условных, не-конкретных (про «орла»), сведена к абстрактной любовной теме (очень важной для спектакля Голомазова). И это подчеркивалось вневременной аранжировкой, размытым, электронным сопровождением. А здесь звучит а-капелла, чистыми натуральными голосами, и звучит полностью с привязкой к военному времени, то есть не только про «сизого орла», но и про «бойца на дальнем пограничье, который землю бережет родную».
Визуальная рамка (железный бортик, горизонтальная линия расположенная высоко) сразу же начинает вести свою линию. Девушки просто стоят и поют (и собственно театра тут пока еще нет), а ограда играет роль именно театральную. Песня о ребенке - металлическая ограда становится спинкой кровати. Певица присаживается ниже и прислоняется - как будто смотрит в зал через окно, ограда становится рамой.
Первые песни возвышенные и исполняются возвышенно, девичьим многоголосьем, в сопровождении скрипки, виолончели и флейты. На короткое время пение прерывается звуком сирены, прожектора сверху бьют в зал, и снова белая полоса над сценой звучит чисто, светло и высоко («так пел ее голос летящий в купол»).
Однако заканчивается первая часть полным обрывом (как будто падением с берега крутого), затемнением (белая линия - высокий берег - исчезает) и выходом другого персонажа и звучанием совсем другого голоса и совсем другого сопровождения. Ограда, которая поначалу играла визуально, теперь, когда стала почти невидимой, начинает звучать. Она подводит звуковую черту.
Первая песня спектакля из после-военных (и по смыслу - в прошедшем времени, и по времени создания) - «Отшумели песни нашего полка». Поет голос не-девичий, тяжелый, хриплый. Некто (виден только темный, грузный силуэт) держит в руке какой-то железный предмет и бьет им по ограде, задавая себе ритм - глухими ударами. Это уже не скрипочка с флейтой, сопровождение соответствует голосу.
После этого спектакль опускается на землю (поначалу в переносном смысле - вниз, на сцену, но потом и земля появится). Но об этом в следующий раз - https://lev-semerkin.livejournal.com/773030.html .