Тот, который не стрелял
Дуглас Макартур, командующий вооруженными силами США в Тихом океане, должен был принять японскую капитуляцию на борту линкора «Миссури» в заливе Токио. Предполагалось, что будут приняты самые серьезные меры предосторожности, что генерал прибудет на самом линкоре в сопровождении мощного эскорта под защитой группы кораблей и их артиллерии. Макартур отказался. Он настоял на том, что он прилетит в Японию заранее, до того, как приплывет флот. Генерал утверждал, что его защитит моральный авторитет праведной победы. Его помощники умоляли его передумать. Кто знает, что сделает отчаянный патриот, решивший воевать до конца? Ведь достаточно всего одной пули, одной гранаты, и генерал станет покойником. Хуже того, успешное убийство может возжечь японский боевой дух. Если ему прям так сильно хочется приехать до флота, то ему следует подождать, пока в регион подтянется больше армейских подразделений. Как минимум существенное число хорошо вооруженных солдат должны сопроводить его до Ацуги, военно-воздушной базы Токио.
Он отмахнулся от всех их увещеваний. Он заявил, что он полетит в Ацуги в одиночку, только с экипажем своего самолета и личными помощниками. Его храбрость станет достаточным щитом. Он разбирался в азиатской психологии. «Годы, проведенные за морями, обучили меня тому, как мыслят на Востоке», позднее написал он. Японцы поймут символ его действий и будут впечатлены ими сильнее, чем любым числом кораблей или полков.
Кортни Уитни, один из помощников, сопровождавших Макартура в том историческом полете, вспоминал, что никогда в жизни он не нервничал сильнее, чем тогда. «Мы кружили над полем на высоте верхушек деревьев. Я смотрел на поле и распростирающуюся во все концы плоскую равнину Канто. Я своими глазами видел многочисленные расчеты зенитной артиллерии», писал Уитни. «Мне было трудно не размышлять о том, а что если…. что непредвиденное могло случиться. Ведь война началась без формального объявления войны; почти повсеместно японские солдаты отказывались сдаваться, воюя до самой смерти; они не следовали принятым обычаям войны; японцы были мастерами на смертельные ловушки. Сейчас у них выдается уникальная возможность разыграть финальную наивысшую драму. Противовоздушные орудия никак не могут промахнуться на такой дистанции. Неужели смерть, этот ненасытный монстр битвы, разминувшийся с Макартуром на тысячи полей сражений, настигнет его в самом конце войны? Я затаил свое дыхание. Я думаю, что весь мир тогда затаил свое дыхание».
Самолет приземлился без происшествий. Ни один артиллерист, ни один летчик не попытался помешать прибытию генерала. Только позднее Макартур узнал, что командующие японской армии специально распорядились снять пропеллеры с тех самолетов, что потенциально могли быть использованы камикадзе - настолько сильно они переживали о возможности такой атаки.
Макартур сидел невозмутимо, не демонстрируя ни малейшего сомнения или страха. Его самолет остановился, и он появился в открытом проходе распахнутой двери. … Он обернулся к генералу Роберту Айкелбергеру: «Боб, пришел час расплаты». Японские войска выстроились вдоль дороги, ведущей от аэропорта в город, спинами к машине Макартура. Айкелбергер был озадачен. Японцы таким образом протестовали против присутствия Макартура? Или они защищали его от внешнего нападения? Позднее Айкелбергер понял, что это было выражение максимально возможного почтения. «Отворачивание лица было проявление покорности, которое оказывали только самому Императору». [H.W. Brands]