оркестр балалаечников (2)
начало
Филистинский (псевдоним: Филиппов) Борис Андреевич (1905-1991). Окончил Ленинградский институт живых восточных языков, затем вечерний институт промышленного строительства. Работал в тресте "Ленпромстрой" ответственным исполнителем по тех. планированию. С собственных слов за все время жизни в СССР арестовывался семь раз: впервые в Ставрополе в 1920 г., затем в Москве в 1927 г. за участие в «философском кружке». В июне 1936 г. приговорен по статьям 58-10,11 к пяти годам ИТЛ. После освобождения поселился в Новгороде. По окончании войны перебрался в США, где стал писателем, журналистом и известнейшим издателем (издавал Ахматову, Мандельштама, Пастернака, Клюева, Волошина и многих других).
О деятельности Филистинского во время войны (см. также давнее обсуждение у drugoi) рассказывает в своей книге «Коллаборационизм в России в 1941-1945 гг» историк Борис Ковалев:
Б. А. Филистинский... в 1941-1942 годах возглавлявший в Новгороде так называемое «русское гестапо» и лично повинный в гибели нескольких сот мирных граждан, пленных красноармейцев и пациентов психиатрической больницы, в 1943-44 годах преуспел на журналистском поприще. В своих материалах Филистинский использовал как собственные воспоминания... так и материалы, которые ему предоставлялись немецкими пропагандистскими службами.
[…]
Всего Филистинский опубликовал в газете «За Родину» несколько десятков статей, таких как «О Родине и большевизме», «Борьба молодёжи с марксизмом», «Поэты-жертвы большевизма».
Писал он так: «На территории нашей страны идет небывалая еще в истории человечества война - война между созидательными силами новой жизни и силами смерти и косности - силами жидо-большевизма. Мы не сомневаемся в окончательной победе жизни над смертью, творческой инициативы над безликой стадностью... Хирургический нож вскрывает наше собственное тело. И мы должны эту операцию признать необходимой. Пусть территориальные утраты и другие испытания не смущают наш дух»
[…]
Филистинский специализировался на редких рукописных книгах из собрания новгородского музея. Его соседка по квартире Антонина Михайловна Протогенова рассказала: «Он приносил их пачками, но дома не держал, все уносил в управу. И говорил, что работает там теперь библиотекарем». В апреле 1943 года он по предложению немцев вместе с матерью и теткой перебрался во Псков, а затем в Ригу. Его отъезд не остался незамеченным для жителей оккупированного города. Согласно показаниям свидетелей, для перевозки имущества Филистинского был выделен специальный железнодорожный вагон. Для его загрузки с близлежащих деревень было пригнано 12 подвод.
[…]
Проживая во Пскове, Филистинский являлся агентом абвер-команды 304 и поставлял сведения о советском сопротивлении немецкой контрразведке. Там же он вступил в известную антисоветскую организацию «Народно-трудовой союз нового поколения». В октябре 1944 года Филистинский с родственниками перебрался в Германию, где стал работать в отделе восточной прессы имперского правительства при министерстве народного просвещения и пропаганды. Согласно ходатайству работодателя, на него не стало распространяться «положение о восточных рабочих», и ему с родственниками были выданы паспорта иностранных граждан. Подобный отход от законов III Рейха объяснялся тем, что «господин Филистинский является постоянным сотрудником на службе восточной прессы и используется в военно-важных пропагандистских целях»
В протоколах допросов диверсанта Петра Шило (Таврина), арестованного контрразведкой на территории СССР в сентябре 1944 г., обнаруживается еще более экстравагантный материал:
«Филистинский», уроженец гор. Москвы, русский, настоящая фамилия его мне неизвестна, ему 38 лет, в прошлом арестовывался органами советской власти за антисоветскую работу и содержался где-то в лагерях. При каких обстоятельствах попал к немцам - не знаю. «Филистинский» активно используется германской разведкой. В Риге он являлся редактором газеты «Новое слово», а затем был подготовлен Краусом в качестве редактора подпольной газеты в СССР... В Риге подготовлена к выброске в Вологодскую область типография, упакованная в 32 тюка, приспособленных к грузовым парашютам. Краус намерен установить эту типографию в какой-нибудь глухой деревушке и там печатать подпольную газету. «Филистинский» должен быть выброшен в то же место для редактирования этой газеты.
Следует заметить, что, исходя из текста докладной записки, автор вовсе не предстает такой брутальной и разносторонней личностью, как в описаниях Ковалева или Таврина. См. также комментарий уважаемого lucas_v_leyden
Блюм Вольдемар Андреевич. В мемуарах современников он описан не слишком апологетически:
руководитель секции работы с молодежью Блюм... говорил о том, что предполагается открыть клуб молодежи, что он будет открыт уже в воскресенье. Он все настаивал на том, что сейчас нужно к молодежи подходить осторожно, не нужно ее слишком занимать политикой, а то можно отпугнуть, а вот заниматься физкультурой и другими кружками. Я возразила на это, сказав, что сейчас слишком острый момент, чтобы заниматься только этим, что время не ждет и что молодежь ищет разрешения текущих вопросов... На этом первая часть собрания закончилась, во второй после обеда предполагалось обсуждение отдельных докладов. Но когда мы пришли после обеда, то увидели людей, сидящих за столом, а на столе - водку и закуску. И все переговоры свелись к пустой болтовне.
[…]
Иллюстрированную [страницу газеты «За Родину» делал] тот самый Блюм из Пскова, который так плохо работал там с молодежью или, вернее, вообще не работал. Он и здесь работал плохо.
Это отрывки из воспоминаний Веры Пирожковой «Потерянное поколение», которые перекликаются с докладной запиской Блюма и Филистинского. Сами воспоминания, хотя и используют коллаборационистскую оптику самооправдания (хороший вермахт и плохие гестаповцы; мы были несправедливы, ругая Розенберга, ведь его не пускал к Гитлеру Борман, который, возможно, был советским агентом; когда я работала в газете «За Родину», я отказывалась публиковать антисемитские статьи и пр.) тоже чрезвычайно интересны.
О Блюме упоминает и посещавший Псков в 1943-м представитель НТС Ростислав Полчанинов:
В ведении Отдела пропаганды был и радиоузел. Сколько мне известно, передачи не шли в открытый эфир, а передавались по электрической сети в радиоточки, которые, конечно, никаких волн не ловили. Их можно было только включить или выключить. Радиосеть, служившая раньше целям советской пропаганды, с приходом немцев была поставлена на службу новых хозяев. Начальником радиоузла был с самого начала местный немец Блюм, который в советское время был учителем.
Многоуважаемый lucas_v_leyden указал, что в книге Г.Пономаревой и Т.Шор "Русская печать и культура Эстонии в годы Второй мировой войны" о Вольдемаре Блюме говорится вот что:
В русской печати Эстонии он известен, прежде всего, как журналист. В «Новом времени» были опубликованы его статьи о сталинских застенках «Колыма» и «Соловки». Перу В. Блюма принадлежали очерки «Специалисты» (НВ 1943. № 73,3), «Доигрались» (НВ 1943. № 75,3), «У советского скульптора» (НВ 1943. № 77,3), «Лирические песни» (НВ 1943. № 78, 2), «Колхозники» (НВ 1943. № 79,3) и многие другие. В них автор касался разных проблем довоенной советской жизни, доказывая преимущества нового устройства. [...] Антисемитская нота прозвучала в очерке «Лирические песни», повествующем о его работе в редакции газеты «Правда» в 1934 г. В нем рассказывалось о еврейских авторах, просящих помощи для опубликования своих стихов в Кремле. Но при всем старании Блюму не удалось уберечься от замечаний немецкой цензуры. Так, цензор Директории забраковал его статью о высылках из Прибалтики летом 1941 г. Автору указали, что они должны быть описаны в более жестких тонах с подчеркиванием жестокости большевиков
Кроме того я нашел в немецком архиве копию служебной записки Филистинского и Блюма. В ней (в отличие от варианта ЦДАВО) есть последняя страница, на которой помимо прочего дана краткая (вероятно, авто-)биография Блюма:
Вольдемар Андреевич Блюм (род.1915) писатель, педагог, редактор на радио, был арестован ГПУ-НКВД в 1938-39 г.г. Высшее образование. Ленинградец. Адрес: Псков, Турмштр. 30/22
Значок Ост был отменен лишь в июне 1944-го. 13.05.44 «Парижский вестник» сообщил:
Хроменко Григорий Денисович (1901-1952). Бывший сотрудник советской газеты "Псковский колхозник", работал в псковском отделе пропаганды вермахта, сотрудничал в местных поднемецких газетах.
Пирожкова: Хроменко редактировал или соредактировал местную газету «Псковский колхозник» и был членом горкома партии. Он не бежал, когда советские войска отступали. Отступление шло так быстро, что он мог и не успеть бежать, но если он остался сознательно, то трудно сказать, что им руководило. Так или иначе, он сразу же полностью приспособился, написал и сумел напечатать брошюрку «Вечное зло», сугубо антисемитскую. К моему изумлению, предисловие к ней написал знакомый нам врач, которого мы считали порядочным человеком, но это было до оккупации, потом наши отношения резко разладились. Я этой брошюрки не читала, мне она была противна, а пожалуй, следовало прочесть. Должна, однако, сказать, что потом, когда мы начали сотрудничать, а также в инициативных группах Власовского движения, Хроменко никаких антисемитских высказываний никогда не делал, в том числе и в разговорах с глазу на глаз. Также и эта брошюрка не играла никакой роли. Она просто исчезла, и я на время о ней совсем забыла. Зато на Хроменко я тогда могла бы наблюдать вполне современное явление: перевоплощение коммуниста в националиста. Любимым выражением Хроменко, которое он повторял до полного пресыщения, было «национально мыслящие»... Мы с ним впервые разговорились на общие политические темы и… он мне очень не понравился. Мне он показался прежде всего человеком недетским и человеком фразы. Вообще он слишком пропитан большевизмом, настолько, что освободиться от него он, видимо, уме не может. И в новое дело он вкладывает форму, методы и формулировки пропитанные духом большевизма.
После войны сменил фамилию на Огроменко. Умер в лагере для перемещенных лиц в Шляйсхайме под Мюнхеном.
Паек вермахта
Пирожкова (которая сама была одной из упомянутых авторами докладной записки «молодых симпатичных работниц и переводчиц»): Мы под оккупацией не голодали, но приходилось изворачиваться одних моих заработков переводчицы было мало... В Пскове настоящего голода не было, слишком близко были деревни, как-то перебивались, но некоторые голодали, и иные, не очень молодые, шли работать в части преимущественно ради продуктов...
Пришел день, когда вдруг объявили, что сухого пайка давать не будут. Для многих работавших это был удар, особенно для одной немолодой женщины, видимо, с большой семьей. Она и некоторые другие заявили, что они тогда не будут работать. Всех брали на работу на добровольных началах, не было объявлено никакой рабочей повинности, но когда работавшие захотели уйти, это оказалось невозможным, было расценено как некий мятеж. Приехал представитель политической полиции, крайне неприятный, именно такой, каким можно было себе представить гестаповца, грубый, неумный. Заводилу отказа, уже упомянутую немолодую женщину, он допрашивал особенно злобно и вызывающе спросил: «Что же, тебе хуже теперь жить, чем при советской власти?» ... Женщина вызывающе ответила: «Конечно, хуже». Наученная прежним опытом, я не так перевела, а сказала что-то о трудностях военного времени. Но тут центр тяжести переместился неожиданно на меня: в дверь постучали, вошел ефрейтор, которого я встречала, но не обращала на него внимания. Он обратился к гестаповцу, игнорируя старшего офицера, капитана, который тоже находился в комнате, и сказал, что должен сделать заявление. Затем он обвинил меня, что я - советская шпионка, что я, мол, достаточно владею немецким языком и свободно передвигаюсь везде... Капитан стал что-то тихо говорить гестаповцу. Этот офицер спас мне жизнь, так как если бы меня арестовали, то вряд ли стали особенно разбираться. Но происшествие это помогло и другим. Странно, но атмосфера точно разрядилась. Капитан сказал, что попробует выдавать снова продукты, а пожелавшие уйти с работы отказались от своего намерения. Сухие пайки снова начали выдавать, хотя и в меньшем размере, чем прежде.
Ковалев: За свои выступления артисты Гатчинского театра получали зарплату. В зависимости от занимаемой должности она весьма разнилась. Дудко за одно выступление получал до 1000 рублей. У Печковского, который в состав театра не входил, а выступал в большинстве случаев с сольными концертами, гонорары доходили до 2500 рублей за часовой концерт. Рядовые актеры имели по 300
рублей в месяц. Кроме того, они получали продукты питания, как солдаты вермахта. В паек входило в сутки: хлеба - 400-500 граммов, мяса - 35 граммов, крупы - 50 граммов, сахара - 25 граммов, сигарет - 3 штуки; один раз в месяц - 0,25 литров водки.
Радио.
Положительную оценку авторов докладной записки легко объяснить: Блюм был начальником радиоузла.
Полчанинов: Про радиоузел среди жителей ходили анекдоты. Говорили, что, якобы, сперва передачи вёл какой-то балтийский немец, объявлявший в час дня: «Сейчас ровно первый час», и, что по радио передавали стихотворение, якобы написанное этим самым немцем, а по слухам рижанином А.Я.Флауме, хотя это, как мне говорили, и мало вероятно:
Вот идут опять варяги.
Слишни ихни громки шаги.
Пригай русский мужичок
От Москва до Таганрог.
Обычно вечером, я включал свою радиоточку и слушал «Концерт по заявкам». Диктор объявлял, что имя рек, пожертвовал несколько рублей на Красный Крест и просил исполнить какой-нибудь романс для своей девушки. Деньги шли в пользу Немецкого Красного Креста. Другого в Пскове не было. Передача кончалась песней «Спи, моя радость, усни...». Выбрана она была не потому, что была подходящей песней «на сон грядущий», а потому, что принадлежала то ли Моцарту, то ли Флису, а перевод с немецкого был сделан Свириденко.
Для «Концерта по заявкам» использовались советские пластинки. Какие можно, а какие нельзя, решала немецкая пропаганда. Были и новые берлинские пластинки, напетые военнопленными, выпущенные отделом пропаганды «Винета». В июне 1943 г., вскоре после посещения Пскова генералом А. А. Власовым, радиоузел стал ставить ежедневно пластинку «Винеты» с маршем РОА «Мы идём широкими полями...», автором которого был упомянутый А.Я.Флауме, написавшем его под именем Анатолия Флорова.
Театр
Полчанинов: Одной из главных забот Отдела пропаганды было театральное дело. В театре имени Пушкина, который не пострадал от бомбардировки, до осени 1942 г. шли концерты как для русских так и для немцев, но в конце года его сделали исключительно немцким солдатским театром, тек же как и кино «Пограничник», а для русских был специально построен в саду Отдыха на Pleskauer Hauptstrasse (Октябрьский проспект, до 1923 г. Сергиевская улица) деревянный барак, названный официально «Малым театром». Псковичи называли его «Русским театром». Там, в воскресенье 1 ноября 1942 г., впервые был показан какой-то немецкий фильм, а 22 декабря состоялся первый концерт. С тех пор там были эстрадные выступления местных и приезжих артистов, и показ немецких фильмов. Слышал, что показывали фильм «Жид Зюс», который я видел ещё в Югославии. Немецкие фильмы я не смотрел. Не для того я приехал во Псков, но русские представления старался не пропускать.
Среди приезжавших во Псков была рижская эстрадная группа под руководством Владимира Александровича Гермейера (по сцене Герин), про которую говорилось, что была образована в январе 1943 г., и гастролировала, как в Пскове, так и в прифронтовой области. За февраль 1943 г. она дала свыше 50 выступлений как для гражданского населения, так и для русских и финских воинских частей, включая больных и раненых в полевых госпиталях.
Частым гостем Пскова был рижский квартет Гривского, который состоял из Льва Гривского, Владимира Неплюева, Ивана Гайжевского и Игнатия Разуваева. Про Гривского писали в газетах, что он погиб в 1945 г. в Германии, во время налета на поезд, в котором артисты ехали на очередное выступление. Вместе с ними выступали ещё три танцовщицы и один юморист-имитатор. В их программе, вероятно, по требованию немецкой пропаганды, всегда была, надоевшая мне ария Германа из «Пиковой дамы», в которой были слова: «Так бросьте же борьбу, ловите миг удачи, пусть неудачник плачет...».
Иногда в Псковском «Русском театре» выступал знаменитый народный артист РСФСР Николай Константинович Печковский, солист ленинградского Кировского театра, случайно оказавшийся под оккупацией. После войны он был арестован и отправлен в концлагерь. Кроме рижан выступал и прифронтовой театр «Свежий ветерок» под руководством В.Печорина.
Был в Пскове и свой «Ансамбль русских добровольцев» под управлением М.Корсунского, который псковичи называли «Ансамблем военнопленных». Он, конечно, состоял из военнопленных, вернее из бывших военнопленных, поступивших на службу немецкой пропаганды, и к РОА никакого отношения не имел.
Пирожкова: Псковский Пушкинский театр был открыт для всех. Если там давались представления, то их посещали как жители города, так и немецкие военные: кто купил билет, тот и шел. Пьесы не ставились, не было театральной труппы; большей частью давались импровизированные представления с любительскими песнями и плясками, иногда даже не такими уж плохими. Появлялось немецкое варьете, а из Риги приезжало русское, которое нам очень нравилось. Руководил им Гермейер...
Давал в Пушкинском театре концерты и знаменитый Печковский... Голос у него был огромный, но чего-то не хватало. Потом брат говорил мне, что слышал от первой жены, певицы, якобы Печковский мало работает над своим голосом. Под немецкую оккупацию он попал под Сиверской, ездил сначала с концертами по оккупированной зоне, приезжал и в Псков, затем уехал в Ригу. В Пскове он выступал с русскими романсами и, к моему удивлению, пел высоким баритоном, а не тенором. Тогда я поняла, что он для выигрышных ролей насиловал свой голос, хотя у него и был большой диапазон. В баритональном ключе он мне понравился гораздо больше. Слышала я потом Печковского и в Риге, опять в его теноровых ролях, в отрывках из «Пиковой дамы» и «Отелло». Тогда концерт давался в память Собинова и большинство латышских певцов и певиц пели по-русски. Из Риги Печковский ездил на гастроли в Вену; был слух, что австрийцы приняли его прохладно: в Вене чрезвычайно ценят школу, - больше, чем силу голоса, а как раз со школой у Печковского было не все в порядке. Привыкший к лаврам, он был недоволен и решил остаться в Риге ожидать советскую армию, видимо, рассчитывая на свою былую популярность. Но она ему не помогли, и его засадили в концлагерь. Он его пережил, вышел на свободу и был потом преподавателем пения, о славе уже не мечтал. В Пскове в один из его концертов произошел военный инцидент. Советские самолеты Псков до 1944 года не бомбили, иногда над Псковом показывался разведывательный самолет, и если это было вечером, мы смотрели, как он серебрился в перекрещивающихся лучах прожекторов. Немецкие зенитки в такие самолеты не стреляли. Но вот как раз во время концерта Печковского над городом, видимо, пролетал бомбардировщик и уронил бомбу. Думаю, что произошло это без намерения бомбардировать город, так как бомба была только одна. Она ухнула, в театре вдруг погас свет, некоторые женщины завизжали, военные вскочили с успокоительными «тише, тише, ничего», а Печковский, не растерявшись, пустил такую руладу, что покрыл весь шум в театре. Свет почти сразу зажегся, и концерт спокойно продолжался. Мне импонировало самообладание Печковского. Как потом оказалось, бомба попала в жилой дом, были убитые и раненые.
Ну, а с кино было хуже. В городе было только два кинотеатра, и оба армия забрала, как кинотеатры для солдат. А мы ведь так гонялись тогда за иностранными фильмами! ... Если сначала мы только облизывались, проходя мимо этих кинотеатров, то потом немцы все же построили деревянные кинотеатр для жителей города, и мы смогли посмотреть немецкие фильмы... Кроме киножурналов, никакой нацистской пропаганды в кино не было. Все фильмы были аполитичные, исключением был фильм «Еврей Зюс» с антисемитской подкладкой.
Сведений о создании оркестра балалаечников обнаружить не удалось.
Газета
Пирожкова: В Риге находилась редакция газеты «За Родину», в которой я сотрудничала еще будучи в Пскове. В ней не так давно сменился главный редактор. Нужно сказать, что до тех пор все время находили каких-то малопригодных редакторов. Один раз газета даже вышла с заголовком крупными буквами, что вот, мол, теперь наступило то благополучие, которое все время обещали коммунисты, но не создали. Это был настоящий скандал. Редактора немедленно сняли. Был это дурак или провокатор, я, конечно, не знаю. В общем же газета влачила довольно жалкое существование, но в последнее время начала быстро исправляться.
Деятели искусств
Печковский Николай Константинович (1896-1966) - русский оперный певец. «Артист Мариинского оперного театра Николай Константинович Печковский на днях дал во Пскове три концерта. Псковичи с нетерпением ждали знаменитого русского артиста и чрезвычайно были рады дорогому гостю, порадовавшему население своими прекрасными песнями. Печковский не пожелал следовать с красной ордой, вожди которой несомненно желали иметь при себе такого крупного деятеля искусства. “Я рад служить своему народу и его освободителям - германским воинам”, - говорит Николай Константинович»(газета «Речь», Орел, 16.10.1942 г)
После войны арестован за сотрудничество с немцами, освобожден в 1954 г., в театре больше не работал.
Дудко Михаил Андреевич (1901-1982) - артист балета. После войны арестован за сотрудничество с немцами («Я сознаю и то, что немцы использовали факт моей службы в отделе пропаганды в своих агитационных целях. Они неоднократно подчёркивали то обстоятельство, что я, бывший советский ленинградский артист театра оперы и балета, заслуженный артист - орденоносец, перешёл к ним на службу»).
В 1953-62 г. работал в театрах оперы и балета Уфы, Новосибирска, Тбилиси.
Миловский Серафим Александрович (1905-1982) - музыковед, композитор, хоровой дирижер.
В советской биографии период оккупации обходится молчанием: «Худож. рук. Ансамбля песни и пляски при Упр. по делам искусств в Ленинграде и хора Ленингр. военного округа (1937-1939). В 1940-1941 муз. рук. Дома Красной Армии в Таллине. В 1944-1957 муз. рук. и дирижер хора Домов офицеров Армии и Флота в Таллине. В 1946-1950 рук. дет. хор. коллективов в Таллине; одновременно лектор Эст. филармонии и муз. критик газ. "Сов. Эстония". В 1950-1957 преподаватель Таллинской конс. В 1957-1966 преподаватель Воронежского пед. ин-та.»
Корнилов Иван В., певец, солист оперной студии при Ленинградской консерватории, пел в Ленинградском Малом оперном театре, во время войны - в Псковском театре.
Встречается упоминание о баритоне Иване Корнилове, эмигрировавшем после войны в Австралию.
Богданова Элеонора Ф., певица, выпускница Музыкального техникума при Ленинградской консерватории, выступала в музыкальных передачах Ленинградского радио, во время войны - в Псковском театре
Зарикто Игорь Александрович - ленинградский певец, во время войны пел в Псковском театре.
Полчанинов: Из местных русских запомнился мне молодой красивый певец, любимец публики, Игорь Александрович Зарикто. Говорили, что под его руководством был создан из молодёжи оркестр и танцевальный ансамбль, но я помню его как солиста, а выступлений молодёжного ансамбля не помню.
Корсунский Михаил, художественный руководитель ансамбля русской песни и пляски отдела пропаганды Псковского гебитскомиссариата
Аскольдов (Алексеев) Сергей Алексеевич (1871-1945), философ. Родился в Москве. Окончил физико-математический факультет и философское отделение Петербургского университета. Сначала работал экспертом по химии, затем занялся академической деятельностью, исследованием проблем философии. В 1921 основал тайное религиозное и философское общество, известное как общество С. А. Аскольдова (в нем состоял и Филистинский). В 1926 оно было переименовано в Братство св. Серафима Саровского. В 1928 члены братства были арестованы. Аскольдов сослан в Коми АССР. С 1935 получил возможность жить в Новгороде, где преподавал математику в средней школе. В 1944 с оккупированной территории уехал в Ригу, позже жил в Праге, Берлине. В 1944 получил премию за кн. «Критика диалектического материализма». Скончался в Германии.
Стенрос-Макриди Анатолий Григорьевич (1902-1982) - кадет, участник Ледяного похода, художник, фотограф, редактор газеты «За Родину».
Пирожкова: Стенрос был его псевдоним. Настоящая его фамилия была Макриди или, вернее, МэкРэди, она была явно шотландского происхождения... Семья А.Г. была состоятельной. В детстве у него были бонны, он говорил по-французски, по-немецки и по-шведски. Его мать, тоже находившаяся в Риге, еще знала шведский язык. Пятнадцати лет мальчик ушел в Белую армию на гражданскую войну, был контужен и заболел сыпным тифом. Его какие-то добрые люди скрыли и вылечили, но когда он начал поправляться, он должен был заново учиться ходить и говорить. Он забыл все языки, включая русский. Выучил потом он только русский, других языков он так и не наверстал. Он говорил, что когда при нем говорят по-немецки, у него появляется мучительное чувство, что он вот-вот сейчас все поймет, но понимание не приходило.
Оставшись поневоле в Советском Союзе, А.Г., конечно, скрывал свое участие в гражданской войне и выбрал политически и идеологически нейтральную профессию иллюстратора, используя свой талант к рисованию. Жена его была племянницей белого генерала Дроздовского. Их дочери Кире в то время, когда я с ними познакомилась, было одиннадцать лет. Оба они, живя в СССР, ежедневно боялись ареста, а потому решили официально не вступать в брак, чтобы в случае ареста кого-нибудь одного из них второй мог позаботиться о ребенке. Они поженились уже в Риге. Когда началась война, они были на даче к западу от Москвы, и сознательно остались там, ожидать немцев.
После войны эмигрировал в Австралию.
Филистинский (псевдоним: Филиппов) Борис Андреевич (1905-1991). Окончил Ленинградский институт живых восточных языков, затем вечерний институт промышленного строительства. Работал в тресте "Ленпромстрой" ответственным исполнителем по тех. планированию. С собственных слов за все время жизни в СССР арестовывался семь раз: впервые в Ставрополе в 1920 г., затем в Москве в 1927 г. за участие в «философском кружке». В июне 1936 г. приговорен по статьям 58-10,11 к пяти годам ИТЛ. После освобождения поселился в Новгороде. По окончании войны перебрался в США, где стал писателем, журналистом и известнейшим издателем (издавал Ахматову, Мандельштама, Пастернака, Клюева, Волошина и многих других).
О деятельности Филистинского во время войны (см. также давнее обсуждение у drugoi) рассказывает в своей книге «Коллаборационизм в России в 1941-1945 гг» историк Борис Ковалев:
Б. А. Филистинский... в 1941-1942 годах возглавлявший в Новгороде так называемое «русское гестапо» и лично повинный в гибели нескольких сот мирных граждан, пленных красноармейцев и пациентов психиатрической больницы, в 1943-44 годах преуспел на журналистском поприще. В своих материалах Филистинский использовал как собственные воспоминания... так и материалы, которые ему предоставлялись немецкими пропагандистскими службами.
[…]
Всего Филистинский опубликовал в газете «За Родину» несколько десятков статей, таких как «О Родине и большевизме», «Борьба молодёжи с марксизмом», «Поэты-жертвы большевизма».
Писал он так: «На территории нашей страны идет небывалая еще в истории человечества война - война между созидательными силами новой жизни и силами смерти и косности - силами жидо-большевизма. Мы не сомневаемся в окончательной победе жизни над смертью, творческой инициативы над безликой стадностью... Хирургический нож вскрывает наше собственное тело. И мы должны эту операцию признать необходимой. Пусть территориальные утраты и другие испытания не смущают наш дух»
[…]
Филистинский специализировался на редких рукописных книгах из собрания новгородского музея. Его соседка по квартире Антонина Михайловна Протогенова рассказала: «Он приносил их пачками, но дома не держал, все уносил в управу. И говорил, что работает там теперь библиотекарем». В апреле 1943 года он по предложению немцев вместе с матерью и теткой перебрался во Псков, а затем в Ригу. Его отъезд не остался незамеченным для жителей оккупированного города. Согласно показаниям свидетелей, для перевозки имущества Филистинского был выделен специальный железнодорожный вагон. Для его загрузки с близлежащих деревень было пригнано 12 подвод.
[…]
Проживая во Пскове, Филистинский являлся агентом абвер-команды 304 и поставлял сведения о советском сопротивлении немецкой контрразведке. Там же он вступил в известную антисоветскую организацию «Народно-трудовой союз нового поколения». В октябре 1944 года Филистинский с родственниками перебрался в Германию, где стал работать в отделе восточной прессы имперского правительства при министерстве народного просвещения и пропаганды. Согласно ходатайству работодателя, на него не стало распространяться «положение о восточных рабочих», и ему с родственниками были выданы паспорта иностранных граждан. Подобный отход от законов III Рейха объяснялся тем, что «господин Филистинский является постоянным сотрудником на службе восточной прессы и используется в военно-важных пропагандистских целях»
В протоколах допросов диверсанта Петра Шило (Таврина), арестованного контрразведкой на территории СССР в сентябре 1944 г., обнаруживается еще более экстравагантный материал:
«Филистинский», уроженец гор. Москвы, русский, настоящая фамилия его мне неизвестна, ему 38 лет, в прошлом арестовывался органами советской власти за антисоветскую работу и содержался где-то в лагерях. При каких обстоятельствах попал к немцам - не знаю. «Филистинский» активно используется германской разведкой. В Риге он являлся редактором газеты «Новое слово», а затем был подготовлен Краусом в качестве редактора подпольной газеты в СССР... В Риге подготовлена к выброске в Вологодскую область типография, упакованная в 32 тюка, приспособленных к грузовым парашютам. Краус намерен установить эту типографию в какой-нибудь глухой деревушке и там печатать подпольную газету. «Филистинский» должен быть выброшен в то же место для редактирования этой газеты.
Следует заметить, что, исходя из текста докладной записки, автор вовсе не предстает такой брутальной и разносторонней личностью, как в описаниях Ковалева или Таврина. См. также комментарий уважаемого lucas_v_leyden
Блюм Вольдемар Андреевич. В мемуарах современников он описан не слишком апологетически:
руководитель секции работы с молодежью Блюм... говорил о том, что предполагается открыть клуб молодежи, что он будет открыт уже в воскресенье. Он все настаивал на том, что сейчас нужно к молодежи подходить осторожно, не нужно ее слишком занимать политикой, а то можно отпугнуть, а вот заниматься физкультурой и другими кружками. Я возразила на это, сказав, что сейчас слишком острый момент, чтобы заниматься только этим, что время не ждет и что молодежь ищет разрешения текущих вопросов... На этом первая часть собрания закончилась, во второй после обеда предполагалось обсуждение отдельных докладов. Но когда мы пришли после обеда, то увидели людей, сидящих за столом, а на столе - водку и закуску. И все переговоры свелись к пустой болтовне.
[…]
Иллюстрированную [страницу газеты «За Родину» делал] тот самый Блюм из Пскова, который так плохо работал там с молодежью или, вернее, вообще не работал. Он и здесь работал плохо.
Это отрывки из воспоминаний Веры Пирожковой «Потерянное поколение», которые перекликаются с докладной запиской Блюма и Филистинского. Сами воспоминания, хотя и используют коллаборационистскую оптику самооправдания (хороший вермахт и плохие гестаповцы; мы были несправедливы, ругая Розенберга, ведь его не пускал к Гитлеру Борман, который, возможно, был советским агентом; когда я работала в газете «За Родину», я отказывалась публиковать антисемитские статьи и пр.) тоже чрезвычайно интересны.
О Блюме упоминает и посещавший Псков в 1943-м представитель НТС Ростислав Полчанинов:
В ведении Отдела пропаганды был и радиоузел. Сколько мне известно, передачи не шли в открытый эфир, а передавались по электрической сети в радиоточки, которые, конечно, никаких волн не ловили. Их можно было только включить или выключить. Радиосеть, служившая раньше целям советской пропаганды, с приходом немцев была поставлена на службу новых хозяев. Начальником радиоузла был с самого начала местный немец Блюм, который в советское время был учителем.
Многоуважаемый lucas_v_leyden указал, что в книге Г.Пономаревой и Т.Шор "Русская печать и культура Эстонии в годы Второй мировой войны" о Вольдемаре Блюме говорится вот что:
В русской печати Эстонии он известен, прежде всего, как журналист. В «Новом времени» были опубликованы его статьи о сталинских застенках «Колыма» и «Соловки». Перу В. Блюма принадлежали очерки «Специалисты» (НВ 1943. № 73,3), «Доигрались» (НВ 1943. № 75,3), «У советского скульптора» (НВ 1943. № 77,3), «Лирические песни» (НВ 1943. № 78, 2), «Колхозники» (НВ 1943. № 79,3) и многие другие. В них автор касался разных проблем довоенной советской жизни, доказывая преимущества нового устройства. [...] Антисемитская нота прозвучала в очерке «Лирические песни», повествующем о его работе в редакции газеты «Правда» в 1934 г. В нем рассказывалось о еврейских авторах, просящих помощи для опубликования своих стихов в Кремле. Но при всем старании Блюму не удалось уберечься от замечаний немецкой цензуры. Так, цензор Директории забраковал его статью о высылках из Прибалтики летом 1941 г. Автору указали, что они должны быть описаны в более жестких тонах с подчеркиванием жестокости большевиков
Кроме того я нашел в немецком архиве копию служебной записки Филистинского и Блюма. В ней (в отличие от варианта ЦДАВО) есть последняя страница, на которой помимо прочего дана краткая (вероятно, авто-)биография Блюма:
Вольдемар Андреевич Блюм (род.1915) писатель, педагог, редактор на радио, был арестован ГПУ-НКВД в 1938-39 г.г. Высшее образование. Ленинградец. Адрес: Псков, Турмштр. 30/22
Значок Ост был отменен лишь в июне 1944-го. 13.05.44 «Парижский вестник» сообщил:
Хроменко Григорий Денисович (1901-1952). Бывший сотрудник советской газеты "Псковский колхозник", работал в псковском отделе пропаганды вермахта, сотрудничал в местных поднемецких газетах.
Пирожкова: Хроменко редактировал или соредактировал местную газету «Псковский колхозник» и был членом горкома партии. Он не бежал, когда советские войска отступали. Отступление шло так быстро, что он мог и не успеть бежать, но если он остался сознательно, то трудно сказать, что им руководило. Так или иначе, он сразу же полностью приспособился, написал и сумел напечатать брошюрку «Вечное зло», сугубо антисемитскую. К моему изумлению, предисловие к ней написал знакомый нам врач, которого мы считали порядочным человеком, но это было до оккупации, потом наши отношения резко разладились. Я этой брошюрки не читала, мне она была противна, а пожалуй, следовало прочесть. Должна, однако, сказать, что потом, когда мы начали сотрудничать, а также в инициативных группах Власовского движения, Хроменко никаких антисемитских высказываний никогда не делал, в том числе и в разговорах с глазу на глаз. Также и эта брошюрка не играла никакой роли. Она просто исчезла, и я на время о ней совсем забыла. Зато на Хроменко я тогда могла бы наблюдать вполне современное явление: перевоплощение коммуниста в националиста. Любимым выражением Хроменко, которое он повторял до полного пресыщения, было «национально мыслящие»... Мы с ним впервые разговорились на общие политические темы и… он мне очень не понравился. Мне он показался прежде всего человеком недетским и человеком фразы. Вообще он слишком пропитан большевизмом, настолько, что освободиться от него он, видимо, уме не может. И в новое дело он вкладывает форму, методы и формулировки пропитанные духом большевизма.
После войны сменил фамилию на Огроменко. Умер в лагере для перемещенных лиц в Шляйсхайме под Мюнхеном.
Паек вермахта
Пирожкова (которая сама была одной из упомянутых авторами докладной записки «молодых симпатичных работниц и переводчиц»): Мы под оккупацией не голодали, но приходилось изворачиваться одних моих заработков переводчицы было мало... В Пскове настоящего голода не было, слишком близко были деревни, как-то перебивались, но некоторые голодали, и иные, не очень молодые, шли работать в части преимущественно ради продуктов...
Пришел день, когда вдруг объявили, что сухого пайка давать не будут. Для многих работавших это был удар, особенно для одной немолодой женщины, видимо, с большой семьей. Она и некоторые другие заявили, что они тогда не будут работать. Всех брали на работу на добровольных началах, не было объявлено никакой рабочей повинности, но когда работавшие захотели уйти, это оказалось невозможным, было расценено как некий мятеж. Приехал представитель политической полиции, крайне неприятный, именно такой, каким можно было себе представить гестаповца, грубый, неумный. Заводилу отказа, уже упомянутую немолодую женщину, он допрашивал особенно злобно и вызывающе спросил: «Что же, тебе хуже теперь жить, чем при советской власти?» ... Женщина вызывающе ответила: «Конечно, хуже». Наученная прежним опытом, я не так перевела, а сказала что-то о трудностях военного времени. Но тут центр тяжести переместился неожиданно на меня: в дверь постучали, вошел ефрейтор, которого я встречала, но не обращала на него внимания. Он обратился к гестаповцу, игнорируя старшего офицера, капитана, который тоже находился в комнате, и сказал, что должен сделать заявление. Затем он обвинил меня, что я - советская шпионка, что я, мол, достаточно владею немецким языком и свободно передвигаюсь везде... Капитан стал что-то тихо говорить гестаповцу. Этот офицер спас мне жизнь, так как если бы меня арестовали, то вряд ли стали особенно разбираться. Но происшествие это помогло и другим. Странно, но атмосфера точно разрядилась. Капитан сказал, что попробует выдавать снова продукты, а пожелавшие уйти с работы отказались от своего намерения. Сухие пайки снова начали выдавать, хотя и в меньшем размере, чем прежде.
Ковалев: За свои выступления артисты Гатчинского театра получали зарплату. В зависимости от занимаемой должности она весьма разнилась. Дудко за одно выступление получал до 1000 рублей. У Печковского, который в состав театра не входил, а выступал в большинстве случаев с сольными концертами, гонорары доходили до 2500 рублей за часовой концерт. Рядовые актеры имели по 300
рублей в месяц. Кроме того, они получали продукты питания, как солдаты вермахта. В паек входило в сутки: хлеба - 400-500 граммов, мяса - 35 граммов, крупы - 50 граммов, сахара - 25 граммов, сигарет - 3 штуки; один раз в месяц - 0,25 литров водки.
Радио.
Положительную оценку авторов докладной записки легко объяснить: Блюм был начальником радиоузла.
Полчанинов: Про радиоузел среди жителей ходили анекдоты. Говорили, что, якобы, сперва передачи вёл какой-то балтийский немец, объявлявший в час дня: «Сейчас ровно первый час», и, что по радио передавали стихотворение, якобы написанное этим самым немцем, а по слухам рижанином А.Я.Флауме, хотя это, как мне говорили, и мало вероятно:
Вот идут опять варяги.
Слишни ихни громки шаги.
Пригай русский мужичок
От Москва до Таганрог.
Обычно вечером, я включал свою радиоточку и слушал «Концерт по заявкам». Диктор объявлял, что имя рек, пожертвовал несколько рублей на Красный Крест и просил исполнить какой-нибудь романс для своей девушки. Деньги шли в пользу Немецкого Красного Креста. Другого в Пскове не было. Передача кончалась песней «Спи, моя радость, усни...». Выбрана она была не потому, что была подходящей песней «на сон грядущий», а потому, что принадлежала то ли Моцарту, то ли Флису, а перевод с немецкого был сделан Свириденко.
Для «Концерта по заявкам» использовались советские пластинки. Какие можно, а какие нельзя, решала немецкая пропаганда. Были и новые берлинские пластинки, напетые военнопленными, выпущенные отделом пропаганды «Винета». В июне 1943 г., вскоре после посещения Пскова генералом А. А. Власовым, радиоузел стал ставить ежедневно пластинку «Винеты» с маршем РОА «Мы идём широкими полями...», автором которого был упомянутый А.Я.Флауме, написавшем его под именем Анатолия Флорова.
Театр
Полчанинов: Одной из главных забот Отдела пропаганды было театральное дело. В театре имени Пушкина, который не пострадал от бомбардировки, до осени 1942 г. шли концерты как для русских так и для немцев, но в конце года его сделали исключительно немцким солдатским театром, тек же как и кино «Пограничник», а для русских был специально построен в саду Отдыха на Pleskauer Hauptstrasse (Октябрьский проспект, до 1923 г. Сергиевская улица) деревянный барак, названный официально «Малым театром». Псковичи называли его «Русским театром». Там, в воскресенье 1 ноября 1942 г., впервые был показан какой-то немецкий фильм, а 22 декабря состоялся первый концерт. С тех пор там были эстрадные выступления местных и приезжих артистов, и показ немецких фильмов. Слышал, что показывали фильм «Жид Зюс», который я видел ещё в Югославии. Немецкие фильмы я не смотрел. Не для того я приехал во Псков, но русские представления старался не пропускать.
Среди приезжавших во Псков была рижская эстрадная группа под руководством Владимира Александровича Гермейера (по сцене Герин), про которую говорилось, что была образована в январе 1943 г., и гастролировала, как в Пскове, так и в прифронтовой области. За февраль 1943 г. она дала свыше 50 выступлений как для гражданского населения, так и для русских и финских воинских частей, включая больных и раненых в полевых госпиталях.
Частым гостем Пскова был рижский квартет Гривского, который состоял из Льва Гривского, Владимира Неплюева, Ивана Гайжевского и Игнатия Разуваева. Про Гривского писали в газетах, что он погиб в 1945 г. в Германии, во время налета на поезд, в котором артисты ехали на очередное выступление. Вместе с ними выступали ещё три танцовщицы и один юморист-имитатор. В их программе, вероятно, по требованию немецкой пропаганды, всегда была, надоевшая мне ария Германа из «Пиковой дамы», в которой были слова: «Так бросьте же борьбу, ловите миг удачи, пусть неудачник плачет...».
Иногда в Псковском «Русском театре» выступал знаменитый народный артист РСФСР Николай Константинович Печковский, солист ленинградского Кировского театра, случайно оказавшийся под оккупацией. После войны он был арестован и отправлен в концлагерь. Кроме рижан выступал и прифронтовой театр «Свежий ветерок» под руководством В.Печорина.
Был в Пскове и свой «Ансамбль русских добровольцев» под управлением М.Корсунского, который псковичи называли «Ансамблем военнопленных». Он, конечно, состоял из военнопленных, вернее из бывших военнопленных, поступивших на службу немецкой пропаганды, и к РОА никакого отношения не имел.
Пирожкова: Псковский Пушкинский театр был открыт для всех. Если там давались представления, то их посещали как жители города, так и немецкие военные: кто купил билет, тот и шел. Пьесы не ставились, не было театральной труппы; большей частью давались импровизированные представления с любительскими песнями и плясками, иногда даже не такими уж плохими. Появлялось немецкое варьете, а из Риги приезжало русское, которое нам очень нравилось. Руководил им Гермейер...
Давал в Пушкинском театре концерты и знаменитый Печковский... Голос у него был огромный, но чего-то не хватало. Потом брат говорил мне, что слышал от первой жены, певицы, якобы Печковский мало работает над своим голосом. Под немецкую оккупацию он попал под Сиверской, ездил сначала с концертами по оккупированной зоне, приезжал и в Псков, затем уехал в Ригу. В Пскове он выступал с русскими романсами и, к моему удивлению, пел высоким баритоном, а не тенором. Тогда я поняла, что он для выигрышных ролей насиловал свой голос, хотя у него и был большой диапазон. В баритональном ключе он мне понравился гораздо больше. Слышала я потом Печковского и в Риге, опять в его теноровых ролях, в отрывках из «Пиковой дамы» и «Отелло». Тогда концерт давался в память Собинова и большинство латышских певцов и певиц пели по-русски. Из Риги Печковский ездил на гастроли в Вену; был слух, что австрийцы приняли его прохладно: в Вене чрезвычайно ценят школу, - больше, чем силу голоса, а как раз со школой у Печковского было не все в порядке. Привыкший к лаврам, он был недоволен и решил остаться в Риге ожидать советскую армию, видимо, рассчитывая на свою былую популярность. Но она ему не помогли, и его засадили в концлагерь. Он его пережил, вышел на свободу и был потом преподавателем пения, о славе уже не мечтал. В Пскове в один из его концертов произошел военный инцидент. Советские самолеты Псков до 1944 года не бомбили, иногда над Псковом показывался разведывательный самолет, и если это было вечером, мы смотрели, как он серебрился в перекрещивающихся лучах прожекторов. Немецкие зенитки в такие самолеты не стреляли. Но вот как раз во время концерта Печковского над городом, видимо, пролетал бомбардировщик и уронил бомбу. Думаю, что произошло это без намерения бомбардировать город, так как бомба была только одна. Она ухнула, в театре вдруг погас свет, некоторые женщины завизжали, военные вскочили с успокоительными «тише, тише, ничего», а Печковский, не растерявшись, пустил такую руладу, что покрыл весь шум в театре. Свет почти сразу зажегся, и концерт спокойно продолжался. Мне импонировало самообладание Печковского. Как потом оказалось, бомба попала в жилой дом, были убитые и раненые.
Ну, а с кино было хуже. В городе было только два кинотеатра, и оба армия забрала, как кинотеатры для солдат. А мы ведь так гонялись тогда за иностранными фильмами! ... Если сначала мы только облизывались, проходя мимо этих кинотеатров, то потом немцы все же построили деревянные кинотеатр для жителей города, и мы смогли посмотреть немецкие фильмы... Кроме киножурналов, никакой нацистской пропаганды в кино не было. Все фильмы были аполитичные, исключением был фильм «Еврей Зюс» с антисемитской подкладкой.
Сведений о создании оркестра балалаечников обнаружить не удалось.
Газета
Пирожкова: В Риге находилась редакция газеты «За Родину», в которой я сотрудничала еще будучи в Пскове. В ней не так давно сменился главный редактор. Нужно сказать, что до тех пор все время находили каких-то малопригодных редакторов. Один раз газета даже вышла с заголовком крупными буквами, что вот, мол, теперь наступило то благополучие, которое все время обещали коммунисты, но не создали. Это был настоящий скандал. Редактора немедленно сняли. Был это дурак или провокатор, я, конечно, не знаю. В общем же газета влачила довольно жалкое существование, но в последнее время начала быстро исправляться.
Деятели искусств
Печковский Николай Константинович (1896-1966) - русский оперный певец. «Артист Мариинского оперного театра Николай Константинович Печковский на днях дал во Пскове три концерта. Псковичи с нетерпением ждали знаменитого русского артиста и чрезвычайно были рады дорогому гостю, порадовавшему население своими прекрасными песнями. Печковский не пожелал следовать с красной ордой, вожди которой несомненно желали иметь при себе такого крупного деятеля искусства. “Я рад служить своему народу и его освободителям - германским воинам”, - говорит Николай Константинович»(газета «Речь», Орел, 16.10.1942 г)
После войны арестован за сотрудничество с немцами, освобожден в 1954 г., в театре больше не работал.
Дудко Михаил Андреевич (1901-1982) - артист балета. После войны арестован за сотрудничество с немцами («Я сознаю и то, что немцы использовали факт моей службы в отделе пропаганды в своих агитационных целях. Они неоднократно подчёркивали то обстоятельство, что я, бывший советский ленинградский артист театра оперы и балета, заслуженный артист - орденоносец, перешёл к ним на службу»).
В 1953-62 г. работал в театрах оперы и балета Уфы, Новосибирска, Тбилиси.
Миловский Серафим Александрович (1905-1982) - музыковед, композитор, хоровой дирижер.
В советской биографии период оккупации обходится молчанием: «Худож. рук. Ансамбля песни и пляски при Упр. по делам искусств в Ленинграде и хора Ленингр. военного округа (1937-1939). В 1940-1941 муз. рук. Дома Красной Армии в Таллине. В 1944-1957 муз. рук. и дирижер хора Домов офицеров Армии и Флота в Таллине. В 1946-1950 рук. дет. хор. коллективов в Таллине; одновременно лектор Эст. филармонии и муз. критик газ. "Сов. Эстония". В 1950-1957 преподаватель Таллинской конс. В 1957-1966 преподаватель Воронежского пед. ин-та.»
Корнилов Иван В., певец, солист оперной студии при Ленинградской консерватории, пел в Ленинградском Малом оперном театре, во время войны - в Псковском театре.
Встречается упоминание о баритоне Иване Корнилове, эмигрировавшем после войны в Австралию.
Богданова Элеонора Ф., певица, выпускница Музыкального техникума при Ленинградской консерватории, выступала в музыкальных передачах Ленинградского радио, во время войны - в Псковском театре
Зарикто Игорь Александрович - ленинградский певец, во время войны пел в Псковском театре.
Полчанинов: Из местных русских запомнился мне молодой красивый певец, любимец публики, Игорь Александрович Зарикто. Говорили, что под его руководством был создан из молодёжи оркестр и танцевальный ансамбль, но я помню его как солиста, а выступлений молодёжного ансамбля не помню.
Корсунский Михаил, художественный руководитель ансамбля русской песни и пляски отдела пропаганды Псковского гебитскомиссариата
Аскольдов (Алексеев) Сергей Алексеевич (1871-1945), философ. Родился в Москве. Окончил физико-математический факультет и философское отделение Петербургского университета. Сначала работал экспертом по химии, затем занялся академической деятельностью, исследованием проблем философии. В 1921 основал тайное религиозное и философское общество, известное как общество С. А. Аскольдова (в нем состоял и Филистинский). В 1926 оно было переименовано в Братство св. Серафима Саровского. В 1928 члены братства были арестованы. Аскольдов сослан в Коми АССР. С 1935 получил возможность жить в Новгороде, где преподавал математику в средней школе. В 1944 с оккупированной территории уехал в Ригу, позже жил в Праге, Берлине. В 1944 получил премию за кн. «Критика диалектического материализма». Скончался в Германии.
Стенрос-Макриди Анатолий Григорьевич (1902-1982) - кадет, участник Ледяного похода, художник, фотограф, редактор газеты «За Родину».
Пирожкова: Стенрос был его псевдоним. Настоящая его фамилия была Макриди или, вернее, МэкРэди, она была явно шотландского происхождения... Семья А.Г. была состоятельной. В детстве у него были бонны, он говорил по-французски, по-немецки и по-шведски. Его мать, тоже находившаяся в Риге, еще знала шведский язык. Пятнадцати лет мальчик ушел в Белую армию на гражданскую войну, был контужен и заболел сыпным тифом. Его какие-то добрые люди скрыли и вылечили, но когда он начал поправляться, он должен был заново учиться ходить и говорить. Он забыл все языки, включая русский. Выучил потом он только русский, других языков он так и не наверстал. Он говорил, что когда при нем говорят по-немецки, у него появляется мучительное чувство, что он вот-вот сейчас все поймет, но понимание не приходило.
Оставшись поневоле в Советском Союзе, А.Г., конечно, скрывал свое участие в гражданской войне и выбрал политически и идеологически нейтральную профессию иллюстратора, используя свой талант к рисованию. Жена его была племянницей белого генерала Дроздовского. Их дочери Кире в то время, когда я с ними познакомилась, было одиннадцать лет. Оба они, живя в СССР, ежедневно боялись ареста, а потому решили официально не вступать в брак, чтобы в случае ареста кого-нибудь одного из них второй мог позаботиться о ребенке. Они поженились уже в Риге. Когда началась война, они были на даче к западу от Москвы, и сознательно остались там, ожидать немцев.
После войны эмигрировал в Австралию.