Мы умрём сегодня ночью
Едва ли сейчас есть время и силы, и время на то, чтобы что-то записывать, но чувствую, что очень важно записать в каком угодно (скорее всего, в очень странном) виде, пока я нахожусь внутри всего этого, потому что потом получится либо отстранённо, либо вообще никак.
У Троицка есть три градообразующих фактора (не формально, а скорее так по сути): 1) это всё, что осталось и появилось на месте села Троицкого, непосредственно примыкающего к селу Ватутино - в настоящее время эти места - один из районов Троицка (Богородская церковь, писательские дачи, Камвольная фабрика) и посёлок Ватутинки (не относящийся к Троицку, но всё ещё очень с Троицком связанный); 2) это институты Российской академии наук; 3) это ТРИНИТИ - Троицкий Институт Инновационных и Термоядерных Исследований - официально, на деле же - огромный закрытый город в городе. Такое вот триединство. Безусловно, это довольно схематичное и совсем не краеведческое описание. Не менее важное, пожалуй, о Троицке - это город-лес и город в лесу. Леса, лески, рощи, гораздо реже - парки - являются не менее градообразующими, хотя они и не город. Так, например, несколько лесных дорог являются такими же значимыми, как Сиреневый бульвар или улица Центральная. Это действительно равнозначные вещи: «встретимся на Сиреневом у фонтана, у Детского мира, у памятника младшему научному сотруднику» и «встретимся в лесу у деревянного скакуна, мостика и шалашика; у дыры в заборе - лес насквозь пробил ограждение Института Ядерных Исследований; у адского перекрёстка-шестиконечной-звезды - выведет, куда скажешь».
И вот, короче, леса нас решили лишить, начали с построения школы-монстра на 2100 тысячи мест (планируется одна из крупнейших школ в России, а то и в Европе), для которого необходимо вырубить, для начала, около пяти гектаров основной части практически в центре города; к слову, относительно Октябрьского проспекта как раз зеркально симметрично ТРИНИТИ. Принято рассматривать различные варианты происходящего.
Первый: город развивается, когда-то тут везде был лес, вы разве забыли? В существующих шести школах мест не хватает, да и вообще, школа в лесу, свежий воздух - звучит здорово.
Второй: такая огроменная школа не нужна небольшому городу на 60 тысяч человек. Почему не хватает мест? Потому что в Троицк стекаются ученики из соседних районов и поселений, которым тоже не хватает школ. Таким образом, школы необходимы по соседству и, возможно, нужна пара небольших школ на севере и на юге города, где как раз есть пустыри, а школ не хватает. Но самое главное: понятно, что школа-гигант - это только начало. При наличии всего одного небольшого заезда с самой оживлённой городской дороги Октябрьского проспекта - мгновенно возникнет транспортный коллапс. Планируются следующие подъездные дороги через лес. Да и вообще, если посмотреть план развития новых территорий, находящийся в открытом доступе, можно убедиться, что леса в нём нет вообще. План другой. Сначала будут детский сад и поликлиника. Разумеется, всё ведь для людей. А затем уже ебанут огромный многоэтажный ЖК на оставшуюся часть леса. Не будем показывать пальцами на тех, кому это окажется выгодно (то есть показывать может и стоит, но здесь нет смысла писать). Ну и всё.
Сколько угодно можно спорить и обсуждать эти позиции, сколько угодно это уже и продолжается. Но в конечном итоге всё сводится к ощущению места. Без леса Троицк перестанет быть Троицком, то есть города просто не станет, но объяснить такое невозможно. Что будет на его месте - ну, что-нибудь другое, мы увидим это минимум лет двадцать, если доживём. Но сначала не будет ничего.
Возможно, это удивительно, но со мной ещё никогда такого не было. То есть, на полном серьёзе, мне никогда ещё не было так плохо. Понятно, что случались в мире события и объективно тяжелей. Взять даже последнюю пару лет: масштабный беспредел власти под видом карантина. то, что происходило и происходит сейчас в Беларуси. Но здесь было что-то другое. Потому что раньше у меня получалось испытывать эту боль и испытывать что-то ещё одновременно. А тут уже нет. Будто вырубили кусок в центре головы, выкорчевали в центре сердца, выдрали часть нервной системы, по пальцу от каждой руки и ноги. И хотелось бы быть больше этого, но просто физически невозможно. Опять же, всё достаточно просто, дело в связи с местом, и если связь сильна, то когда место разрушается - ты разрушаешься вместе с ним, всё честно.
Поэтому происходило всё следующим образом: день (четверг) я пропила, день (пятницу) приходила в себя и больше, впрочем, к этой теме не возвращалась. Похоже требуется много мужества для того, чтобы спиться. Следующий день (субботу) ходила вокруг строительной площадки, иногда заходила на территорию. Она была огорожена сетчатым металлическим забором, в котором всюду были проделаны дыры, местами забор был и вовсе повален. Ах да, я забыла упомянуть, что документы на строительство все липовые, никаких разрешений ни у кого нет, поэтому полиция не имела права выгонять людей с места вырубки (но, разумеется, она присутствовала на всякий пожарный, например, чтобы оформить кого-то из протестующих за порчу техники, либо причинение вреда лесорубам и охране). Вот люди и стояли на вырубленном и выкорчеванном уже участке, человек сто, вокруг них катались тракторы. Иногда все начинали кричать на машины и грозить кулаками. В целом всё выглядело довольно печально. Я не выдержала и пошла оттуда, не помня себя, куда глаза глядят. Через полчаса очутилась в Ватутинках, без ума без памяти. Шла по Ватутинкам с непрекращающимся ощущением, что Ватутинки надо мной смеются. Через какое-то время меня действительно осмеяли утки у лесного моста через Десну (река, протекающая и через Троицк также). Ещё через час я была в Первомайском. Затем просто брела куда-то вдоль шоссе по высокому снегу обратно в Троицк. Было непросто, но зато удалось немного отвлечься.
На следующий день (воскресенье) я узнала, что в лесу была какая-то потасовка между протестующими и нанятыми работниками ЧОП. Также я узнала, что знакомый музыкант собирается прийти сегодня и сыграть несколько своих песен, сколько получится на морозе. Он обладает своеобразным агрессивным отчасти летовским надрывом, и мне показалось, такое будет очень кстати. Я немного оживилась и пошла на зону вырубки: люди стояли уже не в центре, а распределились между деревьями с одного края вырубленного поля («Поле скорби» - как его стали уже называть). Там же музыканты: скрипач и гитарист - выводили какие-то душераздирающие хиты в стиле «полковнику никто не пишет», «это всё, что останется после меня», «eye of the tiger» и прочих, никого из них я не знала. Мне стало даже ещё поганей. Не видя ног, я ушла в ту часть леса, где не было слышно звука пил и техники. Через какое-то время я свернула в снегоходную колею, в которую постоянно проваливалась, утопая по колено. Это было опять то, что надо. Через полчаса-час я вышла на проезжую дорогу. И поняла вдруг, что это улица Промышленная: огромный недостроенный ЖК «Легенда», какие-то заводы, Техноспарк. С момента застройки (десять? двадцать лет назад?) я в этих местах не была. Была ещё, когда тут были поля и больше ничего. Яростно мёл снег, я вновь шла вдоль проезжей части, несколько километров, до тех пор, пока меня прямо на остановке не нагнал автобус. Я доехала до троицкой Центральной улицы и пошла вдоль неё пешком. Нельзя сказать, что я мало хожу, но мне страшно подумать, сколько километров я прошла в те выходные. Если бы я вела счёт, думаю, это был бы абсолютный мой рекорд.
Следующий день (понедельник): я только просыпаюсь, а всё уже давным-давно звучит. Приехала кучка чоповцев, чтобы защищать лесорубов. От чего защищать? Расклад был следующий: человек встаёт рядом с деревом, а рядом с человеком по технике безопасности пилить нельзя. Прогнать его нельзя также, потому что житель имеет право тут находиться (в отличие от застройщика). Зато можно оттаскивать жителя посредством бравого чоповца, который, конечно, максимально скрывает своё лицо, так как ему находиться тут и уж тем более таскать людей тоже нельзя. Вот и понеслось: репортажи, видео. Кого-то избили, кого-то тащат за ноги, журналисту брызнули в лицо перцовым баллончиком, на одну девушку упало дерево, другой сломали ногу. Кому-то лесоруб подносит визжащую пилу прямо к телу в ожидании, что сдадут нервы; как мне потом рассказала одна девочка, пильщик сказал ей: «у меня уже восемь отсидок, мне нечего бояться». Ни один чоповец не пострадал. Это тебе уже были не задорные песенки под скрипку, это походило на настоящую войну на небольшом огороженном участке с поваленной дырявой оградой в ещё более небольшом городе. Я поняла, что просто не могу там не быть. Я была на месте где-то в 5 вечера, когда уже стемнело. Всё было спокойно. Как мне объяснили, основное действие происходит с утра, примерно с 8 до 11.
На следующий день (вторник) я пришла прямо к 8 утра. Было человек десять. К 9-10 утра пришло уже двадцать-тридцать человек. К 11 утра собралось ещё больше народу. Все обсуждали генплан, мэра, раскол троицкого сообщества (настолько явный, что так просто не бывает), дни предыдущей вырубки. Я немного поговорила с людьми, кто-то сетовал на давление, оказываемое на учителей, кто-то ругал действующих депутатов. Девушка в зелёных штанах и синей куртке нагуглила где-то генплан и обстоятельно пересказывала его - это тема была наиболее интересна, и я подошла послушать и обсудить. Ничего не начиналось, всё было спокойно. Где-то полдвенадцатого я пошла на работу. Как я потом узнала, в этот день так и не спилили ни одного дерева. Поговаривали, что расчищают дорогу для валочной машины - и тогда всем уже точно несдобровать. С другой стороны, работа простаивала. А это штрафы, неустойки, дополнительные расходы на чоповцев. Мне рассказали, что в целом такая приостановка работ довольно эффективна: безусловно, действовать надо на административном уровне тоже (заявления, суды и прочее), но бюрократическая машина будет проворачиваться месяцами, за это время всё уже построят.
- Ну как, ты чувствуешь воодушевление от того, что выразила протест? - Поинтересовался кто-то.
- Не то чтобы именно воодушевление, - говорю. - Просто к ощущению бессмысленности и бесконечной чёрной тоски добавился спектр ещё каких-то чувств.
- Ну вот и хорошо. А меня ещё, помню, так удивляло, что ты дистанцируешься. Тебе ведь не похуй.
- Я не дистанцировалась. - Огрызнулась я. - Я постоянно думала об этом и приходила в лес каждый день вообще-то. Просто у меня не получалось подолгу находиться в зоне вырубки.
Потом подумала: а что я, собственно, оспариваю? Я именно что, в прямом смысле, дистанцировалась. В первый день я дистанцировалась аж в Первомайское. Когда я последний раз была в Первомайском? Летом, когда пейзажи там тихи и пасторальны, и нет нужды ломать ноги, переваливаясь в глубоком снегу серых обочин. А когда я последний раз была на Промышленной улице, у ЖК «Легенда», Техноспарка? Вообще никогда. Такое дистанцирование сродни выходу из тела или запою. Трип добротный, да не тот.
Заодно стала ясна причина этого однодневного затишья. Оказывается, этот день администрация города и застройщики провели с пользой. Прошёл слух о наборе на стройку чоп-отряда - ровно 50 человек. Для «охраны».
Следующий день (среда). Я пришла в 8:15. За ночь рабочие восстановили поваленные заборы и заделали дыры. Пришлось потратить время на обход, чтобы найти какую-нибудь свежую дыру. Перебираясь через кучи брёвен и веток, я добралась до лагеря. Да, место сбора, а заодно и склада еды, термосов, грелок и прочего называли лагерем. Я заметила нескольких знакомых уже людей, среди них девушку в зелёных штанах и синей куртке. Рядом с ней я увидела Б. и направилась к ним.
- Так вот же та Настя, про которую я говорил. - Сказал ей Б., когда я поздоровалась.
- Говорил про меня что? - Тусклым голосом переспросила я.
- Я сказал: вот, Настя идёт. А она спрашивает: кто такая Настя?
- А где ты припарковался? - Светски поинтересовалась я.
- А вот как раз у дома Н., - ответил Б., - на Октябрьском проспекте.
- Я не знаю, кто такая Н. и где её дом. - С неуместной гордостью проговорила я.
Оказалось, что Н. - это девушка в зелёных штанах и синей куртке.
- Теперь я знаю, где ты живёшь, - почему-то обрадовалась я.
Прошёл где-то час, Б. ушёл на работу, зато мы увидели, как через официальные «ворота» площадки вереницей зашли те самые 50 заявленных чоповцев. В отличии от предыдущей горстки «охранников» эти были одеты по всем правилам стройки: в жилетах и касках. И в натянутых до лба масочках, естественно. Это было сделано для того, чтобы показать, в случае чего, что они соблюдают все правила техники безопасности, находясь на стройке. Также они, конечно же, не хотели светить перед камерами (которые были повсюду) лица. Позже мы узнали, что по самой официальной легенде они являются строителями (а вовсе не бригадой наёмников). Кто-то предложил распределиться по 5-7 человек на участок леса. Всё-таки оставшееся число деревьев было велико. Я никуда не пошла и осталась в центральной части - прямо напротив ворот и выстроившихся в ряд чоповцев. Тут началось странное. Кто-то разжёг ароматическую индийскую палочку. Несколько людей сбились в кучку и тихенько на два голоса затянули молитву, прямо как певчие в церкви. Какая-то женщина в высокой шапке встала прямо рядом со мной и заявила: я шаман. Практикующий шаман и психолог. А теперь вставайте давайте все в круг, и я разъясню вам, как нам всем пройти через это психологически и духовно. Давайте же, ближе. К запаху палочки добавился запах ладана. А такого я совсем никак не выношу. От запаха ладана мне становится физически дурно. Очень тяжко в этом плане было, когда в родном МИФИ открыли кафедру теологии: заходишь утром в субботу через главный вход - и всё это хлещет тебе прямо в предрассветные ноздри. Я огляделась: зелёные штаны Н. мелькнули где-то в боковой части леса, она и её знакомый тренер по тхэквондо ушли с другой группой. Я сделала шаг назад, затем шаг в сторону. Передвигаясь таким нехитрым способом по участку, я пыталась отыскать место, равно безопасное относительно палочки, ладана и психологическо-духовного семинара. Наконец я достигла нужной степени отстранённости и увидела знакомых уже девочек: Т., чей яркий комбинезон я запомнила ещё по первым видеотрансляциям (чоповцы швыряли её в снег особенно рьяно), и А., которая рассказывала мне вчера, что скоро у неё должна состояться защита диссертации по искусствоведению. Сообщение о скорой защите всегда будит во мне волну сопереживания настолько сильную, что получившееся состояние уже практически можно считать идентичностью. У меня нет сомнений, что все диссертанты перед защитой тождественны, сколь бы различны они не были в остальные периоды своей жизни. Хотя моя защита состоялась уже более двух лет назад, я без всякого труда могу вернуться в ту лютую тревожность, граничащую с полной победоносной ясностью. Подобравшись по-крабьи к девочкам, я тут же вынесла эту тему на обсуждение: «защита диссертации как духовная и психологическая практика: сквозь тёмный лес бессознательного - к ясности, исцелению, солипсизму». Какой-то парнишка ринулся в самую гущу чоповцев и вернулся с разбитой бровью. Потом от чоповцев отделилась группа людей и двинулась к нам. Среди них был человек с рупором, который представился адвокатом. Непрерывно запинаясь, он пытался прочитать с листочка: «граждане, вы находитесь в зоне строительства, нахождение на стройке влечёт за собой административную и уголовную ответственность, а также нанесение тяжких телесных повреждений...» - и так далее. Но это не зона строительства, возражали жители. Это место подготовки к строительству. Которая производится, к слову, незаконно. Договор аренды у вас просрочен и кадастровый номер указан абстрактный совершенно. По документам вырубаются не вековые ели, а орешник, кустарник сухостой. Именно поэтому порубочного билета у вас нет - его бы просто не выдали. Да и вообще, никаких документов никто никому за все эти дни так и не представил. Хотя они должны быть в открытом доступе вообще-то. Человек с рупором сбивался и вновь начинал зачитывать свой свиток. В конце концов он обиделся и ушёл. Было уже 11:30 утра и больше ничего не происходило. Я планировала уже опять, как вчера, идти на работу. Как вдруг мы увидели, что ряд чоповцев нарезался неравными колонками и двинулся по направлению ближайшей к ним (и дальней для нас) части леса. За чоповцами следовали двое лесорубов, которые уже завели пилы.
Когда мы добежали, чоповцы уже раскидывали людей, вцепившихся в огромное дерево, я уже сейчас не помню точно, что это было за дерево, кажется, ель. Кто-то визжал, кто-то уже валялся в снегу в непосредственной близости от образовавшейся вокруг ствола потасовки. Видимо, следуя каким-то инстинктам, «охранники» старались пиздиться преимущественно с мужчинами. Я стала поднимать лежащую женщину в ярко-жёлтом комбинезоне и белой меховой ушанке, чтобы её не затоптали. В отдалении стояла полиция. Она никак не вмешивалась, и лишь когда ситуация становилась совсем уже опасной (для жителя, чоповца в опасности я не наблюдала), кто-нибудь из полицейских подходил к нему и, робко теребя за плечо, блеклым заснеженным голосом бормотал: «ну давайте же не будем, полно, отойдите же, давайте будем соблюдать, разойдитесь, пожалуйста». Человека в это время могли тащить под локти двое молодцев в касках, например. Понятно было, что полиция была здесь исключительно для фиксации «нарушений». Нарушение - это если ты, допустим, съездишь по морде надвигающемуся на тебя хлопцу в жилете. Тогда тебя тут же заберут в участок. Прочее происходящее нарушением не считалось. Вокруг всего разворачивающегося действия расхаживал «адвокат» с рупором, старательно зачитывающий про «ответственность и тяжкие телесные повреждения». Надо сказать, он делал некоторые успехи и запинался уже реже. Наконец все жители были благополучно расшвыряны и пространство для вырубки освобождено. Ограждая его, чоповцы встали живой стеной, пока орудовал пильщик. Мы тоже встали стеной напротив них. Силы были совершенно неравные, но так и было задумано, это понятно. Какая-то небольшая и очень молодая тёмненькая девочка кинулась в эту цепь и, как ни странно, прорвалась. Её выволокли за ноги. Один мужик залез на экскаватор. Снимали его оттуда довольно долго. Чоповцы в это время просто стояли: кто-то без всякого выражения, кто-то ухмылялся, кто-то - это очень хорошо было видно - недоумевал, как будто до сих пор не осознавая, что происходит вообще. У одного, я почему-то отметила это, дёргался глаз. Затем они двинулись на нас. Не знаю уж по какой причине, они почему-то старались изобразить вежливость. Бубнили что-то вроде: осторожно, посторонитесь, отойдите, пожалуйста. При этом я видела, как на самого рослого парня каски накинулись сразу вчетвером. При этом женщина в короткой белой куртке (одна из немногих юристов защиты леса) рядом со мной упала прямо на пень и сильно ударилась поясницей. Отойдите от неё, блядь, вы ведь сейчас её затопчете на хрен, - как-то зло, но при этом без всякого выражения велела я какому-то очень толстому чоповцу, который, ещё стоя в стенке, улыбался как-то особенно безмятежно. Женщину кое-как подняли под руки, видно было, что у неё ужасно болит спина. В какой-то момент я очутилась зажатой между чоповцем и другим парнем. Оба они были на порядок выше меня (и больше), поэтому я практически ничего не видела, но кто-то из них применил ко мне удушение локтём. Из-за сжатости грудной клетки мне и так уже не особенно хватало воздуха между ними, так что в совокупности с приёмом получилось совсем уже бинго. Я решила расходовать оставшуюся каплю воздуха с умом и поинтересовалась: а кто это меня душит? просто я сейчас, кажется, буду уже вообще всё. Я рассуждала так: если это так называемый «свой», должно быть, он меня отпустит. Если это чоповец - ну, наверное, тоже отпустит. Можно себе представить, как плохи будут их дела, если здесь кого-нибудь средь бела дня при куче свидетелей прибьют. Самое смешное, что стройку это может и не отменит. Но уж точно сильно проштрафит и затормозит. Меня действительно отпустили и я свалилась в снег. Кто-то уже поднимал меня со спины: я встала, обернулась и увидела А. - ту самую, с которой мы обсуждали вопросы диссертации. Весь оставшийся день я чувствовала, как у меня постепенно расправляется горло.
Дальше всё стало ещё странней. Тётенька в стиле Дианы Арбениной вдруг начала кидаться на шею толстому чоповцу, которого я прогоняла от женщины-юриста, и пыталась его расцеловать. Чоповец вяло отбивался. Какая-то седая бабушка вдруг надрывно завыла: не пилите дерево, ему же больно! Я не выдержала и говорю: да не рвите же вы сердце себе! Неужели вы думаете, что здесь есть к кому обращаться? Это ведь даже ещё хуже, чем в пустоту: им скорее всего такое даже нравится, а вы тут тратитесь на них! Почему же, спросил непонятно откуда взявшийся коллега из соседнего отдела. Это ведь такие же люди, как и мы, с ними можно и нужно разговаривать. Это не люди, отрезала я. Ну как это не люди, пролепетал здоровый рыжий бородатый дядька-чоповец, вы скажете тоже. На следующий день в ряду охранников я его уже не видела. Неподалёку две женщины мило обсуждали с чоповцами вопросы работы и трудоустройства, по-деловому предлагая: давайте, переходите на нашу сторону, вы не понимаете, вдруг на гос. службе ещё больше заплатят (в объявлении о наборе, которое разошлось по всем накануне, было указано, что за такую вот весёленькую смену каждый чоповец получит по 5000 рублей). Другая женщина тоже пыталась вести диалог, который впрочем был скорее неконтролируемым монологом: она орала и не слышала ответов ни своих, ни чужих, и вообще ничего не слышала. В какой-то момент парень в красной куртке, с которым я стояла рядом в стенке, принялся размахивать руками, колотя одновременно меня и соседнего чоповца. Ну что же ты так, друг, спросила я. Позже я вспомнила, что он также пытался толкать меня сзади в образовавшуюся вокруг дерева потасовку. Кто-то принялся опять на три голоса молиться. Я зачем-то отбираю каску у одного из чоповцев и пытаюсь ей же от него отбиться, а потом просто бросаю её в снег. Час дня, ЧОП уходит на обед. Мне давно пора на работу, но, даже если не брать это в расчёт, никаких сил у меня всё равно уже нет.
- У меня никаких сил уже нет. - Сообщаю я А. - Что же это такое происходит? Почему все ведут себя так? Это ведь не борьба уже, а балаган какой-то. Под конец вообще все разбежались куда-то: кто-то вон чай пьёт, кто-то общается. Не думаю, что у меня хватит настроя вернуться сюда ещё раз. А у тебя? Придёшь завтра?
- Я не уверена, что смогу из-за диссертационных дел, но я постараюсь. - Ответила А. - Я хотела бы всё же быть здесь до конца.
До какого именно конца, она не уточнила. Мы обменялись телефонами, и я, вся в снегу, поехала домой на автобусе, без билета.
Уже из института я позвонила К., которого я уже подозрительно давно не видела. Я знала, что он, как и я, переживает сейчас не самый, мягко говоря, лёгкий период.
- Пойдём сегодня вечером в лес. - Предложил К., выслушав всё, что я ему рассказала. - Я сейчас как берсерк, могу пригодиться.
- Здорово, конечно, - говорю. Но берсерков там, во-первых, грузят в автозак, к сожалению. Во-вторых, идти надо всё-таки утром. Если хочешь, идём со мной завтра к 8 утра.
- Идём, - согласился К.
К. в целом знал толк в подобных вещах. Ещё при Лужкове всю его семью омоновцы повыкидывали ночью из их деревянного дома в Царицыно (некоторых даже из окон), а дом сожгли. Планировалось построить торговый центр или что-то вроде. Так и не построили: то ли случилась отставка Лужкова, то ли бюрократическая машина так и не смогла провернуться из-за кучи заявлений от жителей.
Следующий день, четверг. Дойдя до ограждения, мы обнаружили, что помимо заделывания дыр, застройщики пошли на ещё одну хитрость: наняли киргизских рабочих для патрулирования забора снаружи. Они были в точно таких же, как чоповцы, касках и жилетах. По сути это и был тот же самый ЧОП, только даже ещё менее официальный. Насколько вообще меньшая официальность возможна в такой ситуации.
- Покиньте территорию, вам нельзя здесь находиться. - Заученно проговорил один из «охранников», пока мы лезли в дыру.
- Сами покиньте, - ответил К., - мы никуда отсюда не уйдём.
Рабочие попятились. Мы пролезли в дыру и дошли до лагеря. Подошли к Н., Б., и Т.: Н. была в тех же зелёных штанах и синей куртке, Т. была всё в том же ярком боевом комбинезончике. Б. был в «штатском», поэтому совершенно очевидно мёрз, стоял и перетаптывался. Я подумала, что мы всё больше узнаём друг друга по расцветке.
- Ты мой герой. - Объявила Н.
- Почему? - Уточнила я.
- Смотрела вчера прямой эфир, - объяснила Н. - Увидела, как тебя швыряют всюду, и пришла сегодня на весь день.
Ах да, я забыла упомянуть, что на поле стандартно присутствовали репортёры. Как правило, независимых каналов. Так что всё: и борьба, и чаепитие - транслировалось в прямом эфире, а вроде бы даже и оставалось в записи. Так, например, припоминаю, что давала кому-то интервью, ещё толком не отряхнувшись от снега, в который швырнул меня чоповец. Кто-то из знакомых рассказывал, что видел это интервью. Не знаю уж, где оно вышло. Не уверена, что хотела бы смотреть его.
(окончание)
У Троицка есть три градообразующих фактора (не формально, а скорее так по сути): 1) это всё, что осталось и появилось на месте села Троицкого, непосредственно примыкающего к селу Ватутино - в настоящее время эти места - один из районов Троицка (Богородская церковь, писательские дачи, Камвольная фабрика) и посёлок Ватутинки (не относящийся к Троицку, но всё ещё очень с Троицком связанный); 2) это институты Российской академии наук; 3) это ТРИНИТИ - Троицкий Институт Инновационных и Термоядерных Исследований - официально, на деле же - огромный закрытый город в городе. Такое вот триединство. Безусловно, это довольно схематичное и совсем не краеведческое описание. Не менее важное, пожалуй, о Троицке - это город-лес и город в лесу. Леса, лески, рощи, гораздо реже - парки - являются не менее градообразующими, хотя они и не город. Так, например, несколько лесных дорог являются такими же значимыми, как Сиреневый бульвар или улица Центральная. Это действительно равнозначные вещи: «встретимся на Сиреневом у фонтана, у Детского мира, у памятника младшему научному сотруднику» и «встретимся в лесу у деревянного скакуна, мостика и шалашика; у дыры в заборе - лес насквозь пробил ограждение Института Ядерных Исследований; у адского перекрёстка-шестиконечной-звезды - выведет, куда скажешь».
И вот, короче, леса нас решили лишить, начали с построения школы-монстра на 2100 тысячи мест (планируется одна из крупнейших школ в России, а то и в Европе), для которого необходимо вырубить, для начала, около пяти гектаров основной части практически в центре города; к слову, относительно Октябрьского проспекта как раз зеркально симметрично ТРИНИТИ. Принято рассматривать различные варианты происходящего.
Первый: город развивается, когда-то тут везде был лес, вы разве забыли? В существующих шести школах мест не хватает, да и вообще, школа в лесу, свежий воздух - звучит здорово.
Второй: такая огроменная школа не нужна небольшому городу на 60 тысяч человек. Почему не хватает мест? Потому что в Троицк стекаются ученики из соседних районов и поселений, которым тоже не хватает школ. Таким образом, школы необходимы по соседству и, возможно, нужна пара небольших школ на севере и на юге города, где как раз есть пустыри, а школ не хватает. Но самое главное: понятно, что школа-гигант - это только начало. При наличии всего одного небольшого заезда с самой оживлённой городской дороги Октябрьского проспекта - мгновенно возникнет транспортный коллапс. Планируются следующие подъездные дороги через лес. Да и вообще, если посмотреть план развития новых территорий, находящийся в открытом доступе, можно убедиться, что леса в нём нет вообще. План другой. Сначала будут детский сад и поликлиника. Разумеется, всё ведь для людей. А затем уже ебанут огромный многоэтажный ЖК на оставшуюся часть леса. Не будем показывать пальцами на тех, кому это окажется выгодно (то есть показывать может и стоит, но здесь нет смысла писать). Ну и всё.
Сколько угодно можно спорить и обсуждать эти позиции, сколько угодно это уже и продолжается. Но в конечном итоге всё сводится к ощущению места. Без леса Троицк перестанет быть Троицком, то есть города просто не станет, но объяснить такое невозможно. Что будет на его месте - ну, что-нибудь другое, мы увидим это минимум лет двадцать, если доживём. Но сначала не будет ничего.
Возможно, это удивительно, но со мной ещё никогда такого не было. То есть, на полном серьёзе, мне никогда ещё не было так плохо. Понятно, что случались в мире события и объективно тяжелей. Взять даже последнюю пару лет: масштабный беспредел власти под видом карантина. то, что происходило и происходит сейчас в Беларуси. Но здесь было что-то другое. Потому что раньше у меня получалось испытывать эту боль и испытывать что-то ещё одновременно. А тут уже нет. Будто вырубили кусок в центре головы, выкорчевали в центре сердца, выдрали часть нервной системы, по пальцу от каждой руки и ноги. И хотелось бы быть больше этого, но просто физически невозможно. Опять же, всё достаточно просто, дело в связи с местом, и если связь сильна, то когда место разрушается - ты разрушаешься вместе с ним, всё честно.
Поэтому происходило всё следующим образом: день (четверг) я пропила, день (пятницу) приходила в себя и больше, впрочем, к этой теме не возвращалась. Похоже требуется много мужества для того, чтобы спиться. Следующий день (субботу) ходила вокруг строительной площадки, иногда заходила на территорию. Она была огорожена сетчатым металлическим забором, в котором всюду были проделаны дыры, местами забор был и вовсе повален. Ах да, я забыла упомянуть, что документы на строительство все липовые, никаких разрешений ни у кого нет, поэтому полиция не имела права выгонять людей с места вырубки (но, разумеется, она присутствовала на всякий пожарный, например, чтобы оформить кого-то из протестующих за порчу техники, либо причинение вреда лесорубам и охране). Вот люди и стояли на вырубленном и выкорчеванном уже участке, человек сто, вокруг них катались тракторы. Иногда все начинали кричать на машины и грозить кулаками. В целом всё выглядело довольно печально. Я не выдержала и пошла оттуда, не помня себя, куда глаза глядят. Через полчаса очутилась в Ватутинках, без ума без памяти. Шла по Ватутинкам с непрекращающимся ощущением, что Ватутинки надо мной смеются. Через какое-то время меня действительно осмеяли утки у лесного моста через Десну (река, протекающая и через Троицк также). Ещё через час я была в Первомайском. Затем просто брела куда-то вдоль шоссе по высокому снегу обратно в Троицк. Было непросто, но зато удалось немного отвлечься.
На следующий день (воскресенье) я узнала, что в лесу была какая-то потасовка между протестующими и нанятыми работниками ЧОП. Также я узнала, что знакомый музыкант собирается прийти сегодня и сыграть несколько своих песен, сколько получится на морозе. Он обладает своеобразным агрессивным отчасти летовским надрывом, и мне показалось, такое будет очень кстати. Я немного оживилась и пошла на зону вырубки: люди стояли уже не в центре, а распределились между деревьями с одного края вырубленного поля («Поле скорби» - как его стали уже называть). Там же музыканты: скрипач и гитарист - выводили какие-то душераздирающие хиты в стиле «полковнику никто не пишет», «это всё, что останется после меня», «eye of the tiger» и прочих, никого из них я не знала. Мне стало даже ещё поганей. Не видя ног, я ушла в ту часть леса, где не было слышно звука пил и техники. Через какое-то время я свернула в снегоходную колею, в которую постоянно проваливалась, утопая по колено. Это было опять то, что надо. Через полчаса-час я вышла на проезжую дорогу. И поняла вдруг, что это улица Промышленная: огромный недостроенный ЖК «Легенда», какие-то заводы, Техноспарк. С момента застройки (десять? двадцать лет назад?) я в этих местах не была. Была ещё, когда тут были поля и больше ничего. Яростно мёл снег, я вновь шла вдоль проезжей части, несколько километров, до тех пор, пока меня прямо на остановке не нагнал автобус. Я доехала до троицкой Центральной улицы и пошла вдоль неё пешком. Нельзя сказать, что я мало хожу, но мне страшно подумать, сколько километров я прошла в те выходные. Если бы я вела счёт, думаю, это был бы абсолютный мой рекорд.
Следующий день (понедельник): я только просыпаюсь, а всё уже давным-давно звучит. Приехала кучка чоповцев, чтобы защищать лесорубов. От чего защищать? Расклад был следующий: человек встаёт рядом с деревом, а рядом с человеком по технике безопасности пилить нельзя. Прогнать его нельзя также, потому что житель имеет право тут находиться (в отличие от застройщика). Зато можно оттаскивать жителя посредством бравого чоповца, который, конечно, максимально скрывает своё лицо, так как ему находиться тут и уж тем более таскать людей тоже нельзя. Вот и понеслось: репортажи, видео. Кого-то избили, кого-то тащат за ноги, журналисту брызнули в лицо перцовым баллончиком, на одну девушку упало дерево, другой сломали ногу. Кому-то лесоруб подносит визжащую пилу прямо к телу в ожидании, что сдадут нервы; как мне потом рассказала одна девочка, пильщик сказал ей: «у меня уже восемь отсидок, мне нечего бояться». Ни один чоповец не пострадал. Это тебе уже были не задорные песенки под скрипку, это походило на настоящую войну на небольшом огороженном участке с поваленной дырявой оградой в ещё более небольшом городе. Я поняла, что просто не могу там не быть. Я была на месте где-то в 5 вечера, когда уже стемнело. Всё было спокойно. Как мне объяснили, основное действие происходит с утра, примерно с 8 до 11.
На следующий день (вторник) я пришла прямо к 8 утра. Было человек десять. К 9-10 утра пришло уже двадцать-тридцать человек. К 11 утра собралось ещё больше народу. Все обсуждали генплан, мэра, раскол троицкого сообщества (настолько явный, что так просто не бывает), дни предыдущей вырубки. Я немного поговорила с людьми, кто-то сетовал на давление, оказываемое на учителей, кто-то ругал действующих депутатов. Девушка в зелёных штанах и синей куртке нагуглила где-то генплан и обстоятельно пересказывала его - это тема была наиболее интересна, и я подошла послушать и обсудить. Ничего не начиналось, всё было спокойно. Где-то полдвенадцатого я пошла на работу. Как я потом узнала, в этот день так и не спилили ни одного дерева. Поговаривали, что расчищают дорогу для валочной машины - и тогда всем уже точно несдобровать. С другой стороны, работа простаивала. А это штрафы, неустойки, дополнительные расходы на чоповцев. Мне рассказали, что в целом такая приостановка работ довольно эффективна: безусловно, действовать надо на административном уровне тоже (заявления, суды и прочее), но бюрократическая машина будет проворачиваться месяцами, за это время всё уже построят.
- Ну как, ты чувствуешь воодушевление от того, что выразила протест? - Поинтересовался кто-то.
- Не то чтобы именно воодушевление, - говорю. - Просто к ощущению бессмысленности и бесконечной чёрной тоски добавился спектр ещё каких-то чувств.
- Ну вот и хорошо. А меня ещё, помню, так удивляло, что ты дистанцируешься. Тебе ведь не похуй.
- Я не дистанцировалась. - Огрызнулась я. - Я постоянно думала об этом и приходила в лес каждый день вообще-то. Просто у меня не получалось подолгу находиться в зоне вырубки.
Потом подумала: а что я, собственно, оспариваю? Я именно что, в прямом смысле, дистанцировалась. В первый день я дистанцировалась аж в Первомайское. Когда я последний раз была в Первомайском? Летом, когда пейзажи там тихи и пасторальны, и нет нужды ломать ноги, переваливаясь в глубоком снегу серых обочин. А когда я последний раз была на Промышленной улице, у ЖК «Легенда», Техноспарка? Вообще никогда. Такое дистанцирование сродни выходу из тела или запою. Трип добротный, да не тот.
Заодно стала ясна причина этого однодневного затишья. Оказывается, этот день администрация города и застройщики провели с пользой. Прошёл слух о наборе на стройку чоп-отряда - ровно 50 человек. Для «охраны».
Следующий день (среда). Я пришла в 8:15. За ночь рабочие восстановили поваленные заборы и заделали дыры. Пришлось потратить время на обход, чтобы найти какую-нибудь свежую дыру. Перебираясь через кучи брёвен и веток, я добралась до лагеря. Да, место сбора, а заодно и склада еды, термосов, грелок и прочего называли лагерем. Я заметила нескольких знакомых уже людей, среди них девушку в зелёных штанах и синей куртке. Рядом с ней я увидела Б. и направилась к ним.
- Так вот же та Настя, про которую я говорил. - Сказал ей Б., когда я поздоровалась.
- Говорил про меня что? - Тусклым голосом переспросила я.
- Я сказал: вот, Настя идёт. А она спрашивает: кто такая Настя?
- А где ты припарковался? - Светски поинтересовалась я.
- А вот как раз у дома Н., - ответил Б., - на Октябрьском проспекте.
- Я не знаю, кто такая Н. и где её дом. - С неуместной гордостью проговорила я.
Оказалось, что Н. - это девушка в зелёных штанах и синей куртке.
- Теперь я знаю, где ты живёшь, - почему-то обрадовалась я.
Прошёл где-то час, Б. ушёл на работу, зато мы увидели, как через официальные «ворота» площадки вереницей зашли те самые 50 заявленных чоповцев. В отличии от предыдущей горстки «охранников» эти были одеты по всем правилам стройки: в жилетах и касках. И в натянутых до лба масочках, естественно. Это было сделано для того, чтобы показать, в случае чего, что они соблюдают все правила техники безопасности, находясь на стройке. Также они, конечно же, не хотели светить перед камерами (которые были повсюду) лица. Позже мы узнали, что по самой официальной легенде они являются строителями (а вовсе не бригадой наёмников). Кто-то предложил распределиться по 5-7 человек на участок леса. Всё-таки оставшееся число деревьев было велико. Я никуда не пошла и осталась в центральной части - прямо напротив ворот и выстроившихся в ряд чоповцев. Тут началось странное. Кто-то разжёг ароматическую индийскую палочку. Несколько людей сбились в кучку и тихенько на два голоса затянули молитву, прямо как певчие в церкви. Какая-то женщина в высокой шапке встала прямо рядом со мной и заявила: я шаман. Практикующий шаман и психолог. А теперь вставайте давайте все в круг, и я разъясню вам, как нам всем пройти через это психологически и духовно. Давайте же, ближе. К запаху палочки добавился запах ладана. А такого я совсем никак не выношу. От запаха ладана мне становится физически дурно. Очень тяжко в этом плане было, когда в родном МИФИ открыли кафедру теологии: заходишь утром в субботу через главный вход - и всё это хлещет тебе прямо в предрассветные ноздри. Я огляделась: зелёные штаны Н. мелькнули где-то в боковой части леса, она и её знакомый тренер по тхэквондо ушли с другой группой. Я сделала шаг назад, затем шаг в сторону. Передвигаясь таким нехитрым способом по участку, я пыталась отыскать место, равно безопасное относительно палочки, ладана и психологическо-духовного семинара. Наконец я достигла нужной степени отстранённости и увидела знакомых уже девочек: Т., чей яркий комбинезон я запомнила ещё по первым видеотрансляциям (чоповцы швыряли её в снег особенно рьяно), и А., которая рассказывала мне вчера, что скоро у неё должна состояться защита диссертации по искусствоведению. Сообщение о скорой защите всегда будит во мне волну сопереживания настолько сильную, что получившееся состояние уже практически можно считать идентичностью. У меня нет сомнений, что все диссертанты перед защитой тождественны, сколь бы различны они не были в остальные периоды своей жизни. Хотя моя защита состоялась уже более двух лет назад, я без всякого труда могу вернуться в ту лютую тревожность, граничащую с полной победоносной ясностью. Подобравшись по-крабьи к девочкам, я тут же вынесла эту тему на обсуждение: «защита диссертации как духовная и психологическая практика: сквозь тёмный лес бессознательного - к ясности, исцелению, солипсизму». Какой-то парнишка ринулся в самую гущу чоповцев и вернулся с разбитой бровью. Потом от чоповцев отделилась группа людей и двинулась к нам. Среди них был человек с рупором, который представился адвокатом. Непрерывно запинаясь, он пытался прочитать с листочка: «граждане, вы находитесь в зоне строительства, нахождение на стройке влечёт за собой административную и уголовную ответственность, а также нанесение тяжких телесных повреждений...» - и так далее. Но это не зона строительства, возражали жители. Это место подготовки к строительству. Которая производится, к слову, незаконно. Договор аренды у вас просрочен и кадастровый номер указан абстрактный совершенно. По документам вырубаются не вековые ели, а орешник, кустарник сухостой. Именно поэтому порубочного билета у вас нет - его бы просто не выдали. Да и вообще, никаких документов никто никому за все эти дни так и не представил. Хотя они должны быть в открытом доступе вообще-то. Человек с рупором сбивался и вновь начинал зачитывать свой свиток. В конце концов он обиделся и ушёл. Было уже 11:30 утра и больше ничего не происходило. Я планировала уже опять, как вчера, идти на работу. Как вдруг мы увидели, что ряд чоповцев нарезался неравными колонками и двинулся по направлению ближайшей к ним (и дальней для нас) части леса. За чоповцами следовали двое лесорубов, которые уже завели пилы.
Когда мы добежали, чоповцы уже раскидывали людей, вцепившихся в огромное дерево, я уже сейчас не помню точно, что это было за дерево, кажется, ель. Кто-то визжал, кто-то уже валялся в снегу в непосредственной близости от образовавшейся вокруг ствола потасовки. Видимо, следуя каким-то инстинктам, «охранники» старались пиздиться преимущественно с мужчинами. Я стала поднимать лежащую женщину в ярко-жёлтом комбинезоне и белой меховой ушанке, чтобы её не затоптали. В отдалении стояла полиция. Она никак не вмешивалась, и лишь когда ситуация становилась совсем уже опасной (для жителя, чоповца в опасности я не наблюдала), кто-нибудь из полицейских подходил к нему и, робко теребя за плечо, блеклым заснеженным голосом бормотал: «ну давайте же не будем, полно, отойдите же, давайте будем соблюдать, разойдитесь, пожалуйста». Человека в это время могли тащить под локти двое молодцев в касках, например. Понятно было, что полиция была здесь исключительно для фиксации «нарушений». Нарушение - это если ты, допустим, съездишь по морде надвигающемуся на тебя хлопцу в жилете. Тогда тебя тут же заберут в участок. Прочее происходящее нарушением не считалось. Вокруг всего разворачивающегося действия расхаживал «адвокат» с рупором, старательно зачитывающий про «ответственность и тяжкие телесные повреждения». Надо сказать, он делал некоторые успехи и запинался уже реже. Наконец все жители были благополучно расшвыряны и пространство для вырубки освобождено. Ограждая его, чоповцы встали живой стеной, пока орудовал пильщик. Мы тоже встали стеной напротив них. Силы были совершенно неравные, но так и было задумано, это понятно. Какая-то небольшая и очень молодая тёмненькая девочка кинулась в эту цепь и, как ни странно, прорвалась. Её выволокли за ноги. Один мужик залез на экскаватор. Снимали его оттуда довольно долго. Чоповцы в это время просто стояли: кто-то без всякого выражения, кто-то ухмылялся, кто-то - это очень хорошо было видно - недоумевал, как будто до сих пор не осознавая, что происходит вообще. У одного, я почему-то отметила это, дёргался глаз. Затем они двинулись на нас. Не знаю уж по какой причине, они почему-то старались изобразить вежливость. Бубнили что-то вроде: осторожно, посторонитесь, отойдите, пожалуйста. При этом я видела, как на самого рослого парня каски накинулись сразу вчетвером. При этом женщина в короткой белой куртке (одна из немногих юристов защиты леса) рядом со мной упала прямо на пень и сильно ударилась поясницей. Отойдите от неё, блядь, вы ведь сейчас её затопчете на хрен, - как-то зло, но при этом без всякого выражения велела я какому-то очень толстому чоповцу, который, ещё стоя в стенке, улыбался как-то особенно безмятежно. Женщину кое-как подняли под руки, видно было, что у неё ужасно болит спина. В какой-то момент я очутилась зажатой между чоповцем и другим парнем. Оба они были на порядок выше меня (и больше), поэтому я практически ничего не видела, но кто-то из них применил ко мне удушение локтём. Из-за сжатости грудной клетки мне и так уже не особенно хватало воздуха между ними, так что в совокупности с приёмом получилось совсем уже бинго. Я решила расходовать оставшуюся каплю воздуха с умом и поинтересовалась: а кто это меня душит? просто я сейчас, кажется, буду уже вообще всё. Я рассуждала так: если это так называемый «свой», должно быть, он меня отпустит. Если это чоповец - ну, наверное, тоже отпустит. Можно себе представить, как плохи будут их дела, если здесь кого-нибудь средь бела дня при куче свидетелей прибьют. Самое смешное, что стройку это может и не отменит. Но уж точно сильно проштрафит и затормозит. Меня действительно отпустили и я свалилась в снег. Кто-то уже поднимал меня со спины: я встала, обернулась и увидела А. - ту самую, с которой мы обсуждали вопросы диссертации. Весь оставшийся день я чувствовала, как у меня постепенно расправляется горло.
Дальше всё стало ещё странней. Тётенька в стиле Дианы Арбениной вдруг начала кидаться на шею толстому чоповцу, которого я прогоняла от женщины-юриста, и пыталась его расцеловать. Чоповец вяло отбивался. Какая-то седая бабушка вдруг надрывно завыла: не пилите дерево, ему же больно! Я не выдержала и говорю: да не рвите же вы сердце себе! Неужели вы думаете, что здесь есть к кому обращаться? Это ведь даже ещё хуже, чем в пустоту: им скорее всего такое даже нравится, а вы тут тратитесь на них! Почему же, спросил непонятно откуда взявшийся коллега из соседнего отдела. Это ведь такие же люди, как и мы, с ними можно и нужно разговаривать. Это не люди, отрезала я. Ну как это не люди, пролепетал здоровый рыжий бородатый дядька-чоповец, вы скажете тоже. На следующий день в ряду охранников я его уже не видела. Неподалёку две женщины мило обсуждали с чоповцами вопросы работы и трудоустройства, по-деловому предлагая: давайте, переходите на нашу сторону, вы не понимаете, вдруг на гос. службе ещё больше заплатят (в объявлении о наборе, которое разошлось по всем накануне, было указано, что за такую вот весёленькую смену каждый чоповец получит по 5000 рублей). Другая женщина тоже пыталась вести диалог, который впрочем был скорее неконтролируемым монологом: она орала и не слышала ответов ни своих, ни чужих, и вообще ничего не слышала. В какой-то момент парень в красной куртке, с которым я стояла рядом в стенке, принялся размахивать руками, колотя одновременно меня и соседнего чоповца. Ну что же ты так, друг, спросила я. Позже я вспомнила, что он также пытался толкать меня сзади в образовавшуюся вокруг дерева потасовку. Кто-то принялся опять на три голоса молиться. Я зачем-то отбираю каску у одного из чоповцев и пытаюсь ей же от него отбиться, а потом просто бросаю её в снег. Час дня, ЧОП уходит на обед. Мне давно пора на работу, но, даже если не брать это в расчёт, никаких сил у меня всё равно уже нет.
- У меня никаких сил уже нет. - Сообщаю я А. - Что же это такое происходит? Почему все ведут себя так? Это ведь не борьба уже, а балаган какой-то. Под конец вообще все разбежались куда-то: кто-то вон чай пьёт, кто-то общается. Не думаю, что у меня хватит настроя вернуться сюда ещё раз. А у тебя? Придёшь завтра?
- Я не уверена, что смогу из-за диссертационных дел, но я постараюсь. - Ответила А. - Я хотела бы всё же быть здесь до конца.
До какого именно конца, она не уточнила. Мы обменялись телефонами, и я, вся в снегу, поехала домой на автобусе, без билета.
Уже из института я позвонила К., которого я уже подозрительно давно не видела. Я знала, что он, как и я, переживает сейчас не самый, мягко говоря, лёгкий период.
- Пойдём сегодня вечером в лес. - Предложил К., выслушав всё, что я ему рассказала. - Я сейчас как берсерк, могу пригодиться.
- Здорово, конечно, - говорю. Но берсерков там, во-первых, грузят в автозак, к сожалению. Во-вторых, идти надо всё-таки утром. Если хочешь, идём со мной завтра к 8 утра.
- Идём, - согласился К.
К. в целом знал толк в подобных вещах. Ещё при Лужкове всю его семью омоновцы повыкидывали ночью из их деревянного дома в Царицыно (некоторых даже из окон), а дом сожгли. Планировалось построить торговый центр или что-то вроде. Так и не построили: то ли случилась отставка Лужкова, то ли бюрократическая машина так и не смогла провернуться из-за кучи заявлений от жителей.
Следующий день, четверг. Дойдя до ограждения, мы обнаружили, что помимо заделывания дыр, застройщики пошли на ещё одну хитрость: наняли киргизских рабочих для патрулирования забора снаружи. Они были в точно таких же, как чоповцы, касках и жилетах. По сути это и был тот же самый ЧОП, только даже ещё менее официальный. Насколько вообще меньшая официальность возможна в такой ситуации.
- Покиньте территорию, вам нельзя здесь находиться. - Заученно проговорил один из «охранников», пока мы лезли в дыру.
- Сами покиньте, - ответил К., - мы никуда отсюда не уйдём.
Рабочие попятились. Мы пролезли в дыру и дошли до лагеря. Подошли к Н., Б., и Т.: Н. была в тех же зелёных штанах и синей куртке, Т. была всё в том же ярком боевом комбинезончике. Б. был в «штатском», поэтому совершенно очевидно мёрз, стоял и перетаптывался. Я подумала, что мы всё больше узнаём друг друга по расцветке.
- Ты мой герой. - Объявила Н.
- Почему? - Уточнила я.
- Смотрела вчера прямой эфир, - объяснила Н. - Увидела, как тебя швыряют всюду, и пришла сегодня на весь день.
Ах да, я забыла упомянуть, что на поле стандартно присутствовали репортёры. Как правило, независимых каналов. Так что всё: и борьба, и чаепитие - транслировалось в прямом эфире, а вроде бы даже и оставалось в записи. Так, например, припоминаю, что давала кому-то интервью, ещё толком не отряхнувшись от снега, в который швырнул меня чоповец. Кто-то из знакомых рассказывал, что видел это интервью. Не знаю уж, где оно вышло. Не уверена, что хотела бы смотреть его.
(окончание)