Пролог второй
1-й пролог - там.
Чёрно-белый Париж показывают и в прологе британской экранизации 1992 г.: титры идут на фоне старых фотокарточек, запечатлевших "типичных парижан" на "типичных парижских улицах".
Париж застыл.
Если во французском кино
(онлайн с хорошей озвучкой: Maigret tend un piège)
зритель сходу погружался в текучую, шумную жизнь - то здесь он как бы перебирает выцветшие снимки прошедшей эпохи. Неподвижные. Немые.
За парижский колорит отвечают красные перчатки
и красные туфли:
целующаяся впотьмах парочка нечаянно наткнулась на что-то мёртвое.
Моментально прибывает комиссар полиции, на осмотр трупа уходит 7 секунд, и всё заверте
*
Да, в 1958 г. французы показывали реальный Париж, да, у них полнометражное кино, а не сериал, но дело не в формате, важнее неформальное: то, с каким вкусом и тщанием натуру выбрали, а художники и осветители сумели придать выразительность каждой трещине в стене, каждому булыжнику на мостовой.
В прологе старого фильма нас окутывает тихий субботний вечер, можно спокойно отдохнуть, и мы почти ощущаем шершавость нагретых стен и прохладу, веющую от мостовой - как если бы прикоснулись к ним не взглядом, а рукой.
Мы дышим Парижем.
Чуть ли не каждый статист в уличной толпе (парижан играют, надо полагать, парижане) имеет и характерный облик, и характер
и наделён какой-нибудь особинкой (насморк инспектора, словоохотливость соседки, бесштанность мясника и пр.): они все разные - и живые - люди.
*
В британском варианте место действия - не город людей, а город стен.
Стылый город с изморозью на тротуарах.
Пар изо рта.
Прохожие прячут руки в перчатки, кутаются в пальто, поднимают воротники.
Толпа, снующая на улицах - тёмная безликая масса.
*
Да-да, разумеется: тайминг! но дело не только в том, что у теле-режиссёра нет времени отвлекаться на мелочи.
Дело в том, каковы эти мелочи. И в том, как они влияют на зрителя.
Зритель, увлечённый криминальной фабулой, возможно, и не заметит, как жалобно тренькнула скрипка в упавшем футляре,
когда маньяк заколол скрипачку, спешившую на работу
но звук отзовётся если не в уме, так в сердце - как последняя нота жизни.
Или вот ещё крохотная деталь, промелькнувшая буквально за пару мгновений.
Мегрэ осматривает тело в изрезанном платье, видит голую ступню и белую туфельку, которая валяется рядом (и почти светится стараниями оператора).
Деликатный, почтительный и ужасно трогательный жест.
Рыцарь. Страж порядка.
*
Майкл Гэмбон - хороший актёр: например, он вполне технично, по-театральному играет сонную одурь после бессонной ночи, но.
Но у него нет возможности проявить чувства.
Он просто молчит, хмурится и глядит задумчиво. И всё. Поди угадай, что он там себе думает, сострадает ли жертвам, сочувствует ли преступникам.
Габен тоже молчит, хмурится и глядит, но ему-то сценарист написал и слова
("Осмотрим квартиру утром, сейчас там ребёнок спит": про дочку погибшей женщины, о которой узнал только что),
и действия, которые о чувствах говорят - без слов - иносказательно, тонко, не в лоб.
Вот Мегрэ после бессонной ночи возвращается домой с места преступления: бездыханная мать семейства с непристойно раскинутыми ногами, окровавленный нож - снова, в четвёртый раз! - никаких следов, ни единой зацепки;
о гневе и растерянности сыщика свидетельствует (лучше какого-нибудь закадрового монолога)
то, как он ищет-ищет и не может найти
кофеварку, которая стоит на пустом столе в центре кухни.
Настоящее кино - искусство визуальной метафоры.
*
В фильме 1958 г. история, рассказанная Сименоном, была адаптирована для большого экрана и получила адекватное кинематографическое воплощение.
В сериале 1992 г. сочный, полнокровный, насыщенный психологизмом и литературной образностью детектив -
выжат досуха.
До формата стандартного полицейского процедурала с удручающим схематизмом и скудостью фактуры.
Чёрно-белый Париж показывают и в прологе британской экранизации 1992 г.: титры идут на фоне старых фотокарточек, запечатлевших "типичных парижан" на "типичных парижских улицах".
Париж застыл.
Если во французском кино
(онлайн с хорошей озвучкой: Maigret tend un piège)
зритель сходу погружался в текучую, шумную жизнь - то здесь он как бы перебирает выцветшие снимки прошедшей эпохи. Неподвижные. Немые.
За парижский колорит отвечают красные перчатки
и красные туфли:
целующаяся впотьмах парочка нечаянно наткнулась на что-то мёртвое.
Моментально прибывает комиссар полиции, на осмотр трупа уходит 7 секунд, и всё заверте
*
Да, в 1958 г. французы показывали реальный Париж, да, у них полнометражное кино, а не сериал, но дело не в формате, важнее неформальное: то, с каким вкусом и тщанием натуру выбрали, а художники и осветители сумели придать выразительность каждой трещине в стене, каждому булыжнику на мостовой.
В прологе старого фильма нас окутывает тихий субботний вечер, можно спокойно отдохнуть, и мы почти ощущаем шершавость нагретых стен и прохладу, веющую от мостовой - как если бы прикоснулись к ним не взглядом, а рукой.
Мы дышим Парижем.
Чуть ли не каждый статист в уличной толпе (парижан играют, надо полагать, парижане) имеет и характерный облик, и характер
и наделён какой-нибудь особинкой (насморк инспектора, словоохотливость соседки, бесштанность мясника и пр.): они все разные - и живые - люди.
*
В британском варианте место действия - не город людей, а город стен.
Стылый город с изморозью на тротуарах.
Пар изо рта.
Прохожие прячут руки в перчатки, кутаются в пальто, поднимают воротники.
Толпа, снующая на улицах - тёмная безликая масса.
*
Да-да, разумеется: тайминг! но дело не только в том, что у теле-режиссёра нет времени отвлекаться на мелочи.
Дело в том, каковы эти мелочи. И в том, как они влияют на зрителя.
Зритель, увлечённый криминальной фабулой, возможно, и не заметит, как жалобно тренькнула скрипка в упавшем футляре,
когда маньяк заколол скрипачку, спешившую на работу
но звук отзовётся если не в уме, так в сердце - как последняя нота жизни.
Или вот ещё крохотная деталь, промелькнувшая буквально за пару мгновений.
Мегрэ осматривает тело в изрезанном платье, видит голую ступню и белую туфельку, которая валяется рядом (и почти светится стараниями оператора).
Деликатный, почтительный и ужасно трогательный жест.
Рыцарь. Страж порядка.
*
Майкл Гэмбон - хороший актёр: например, он вполне технично, по-театральному играет сонную одурь после бессонной ночи, но.
Но у него нет возможности проявить чувства.
Он просто молчит, хмурится и глядит задумчиво. И всё. Поди угадай, что он там себе думает, сострадает ли жертвам, сочувствует ли преступникам.
Габен тоже молчит, хмурится и глядит, но ему-то сценарист написал и слова
("Осмотрим квартиру утром, сейчас там ребёнок спит": про дочку погибшей женщины, о которой узнал только что),
и действия, которые о чувствах говорят - без слов - иносказательно, тонко, не в лоб.
Вот Мегрэ после бессонной ночи возвращается домой с места преступления: бездыханная мать семейства с непристойно раскинутыми ногами, окровавленный нож - снова, в четвёртый раз! - никаких следов, ни единой зацепки;
о гневе и растерянности сыщика свидетельствует (лучше какого-нибудь закадрового монолога)
то, как он ищет-ищет и не может найти
кофеварку, которая стоит на пустом столе в центре кухни.
Настоящее кино - искусство визуальной метафоры.
*
В фильме 1958 г. история, рассказанная Сименоном, была адаптирована для большого экрана и получила адекватное кинематографическое воплощение.
В сериале 1992 г. сочный, полнокровный, насыщенный психологизмом и литературной образностью детектив -
выжат досуха.
До формата стандартного полицейского процедурала с удручающим схематизмом и скудостью фактуры.
Click to view