В октябре 2020 я писала про теорию игр и обещала рассказать про Елену Вентцель-Грекову
https://klarissa45.livejournal.com/266482.htmlПотому что одна из моих любимых тем - сочетание физики и лирики в жизни и в математике
https://klarissa45.livejournal.com/159024.htmlhttps://klarissa45.livejournal.com/331272.html И еще одна тема мне интересна - долгая и счастливая жизнь (Елена Вентцель прожила 95 лет)
https://klarissa45.livejournal.com/212172.html В марте я купила в Лабиринте две художественные книжки Грековой-Вентцель - для себя и для Ии
И только позавчера, решив почитать перед сном, я схватила с полки первую попавшуюся книгу.
Не уснула пока не прочитала.
Тяжелая книга оказалась. Беспросветная. Почти такая же, как и книга Кондротаса
https://klarissa45.livejournal.com/330763.htmlХотя лучик надежды и проглядывает.
Род Левиных не прерывается, подрастает малыш Юра.
И где-то в перспективе смерть Сталина и хрущевская оттепель.
Однако книга выходит только в 1997 году с посвящением сыну - Михаилу Вентцелю (1939-1990).
Бывший ученик Елены Сергеевны И.Б. Гутчин вспоминал:
Роман «Свежо предание» (первоначальное название «Кривая Пеано» показалось автору непонятным для непосвященного читателя) был написан в 1962 году. Впервые я услышал о романе от Евгения Евтушенко. Не долго думая, я сказал Е.С.: «Евтушенко хочет прочитать Ваш роман». А она ответила: «Евтушенко не дам: он может рассказать о нем, где не нужно». Но роман я вскоре получил... , я прочитал рукопись и был оглушен силой романа Е.С.. Эпопея целой жизни в крохотном объеме (в американском издании Hermitage Publishers 1995 - всего 208 страниц); дружба и смерть двух юношей - еврея и русского; борьба с «космополитизмом»; две трагические судьбы в условиях «мира и социализма».
Вот в этом первоначальном названии
«Кривая Пеано» и заключается главная мысль книги.
И некий оптимизм заложен.
Сменяются эпохи, умирают люди, но наука и знание рано или поздно пробивают себе дорогу, их нельзя удержать в тюрьме или в психбольнице, заставить служить тоталитарному режиму.
Кривая Пеано рано или поздно заполнит собой всё пространство, ее не остановят запреты и наказания.
А дальше разовью еще один любимый тезис - всё начинается с детства.
Елена Сергеевна вспоминала
источник фото и воспоминаний
https://img0.liveinternet.ru/images/attach/d/1//5154/5154182_e_s_ventcel__i.pdf По образованию - я математик…
Это, видимо, было уступкой отцу, которого я любила больше всех на свете.
Он-то сам, кончивший Университет с надеждой на аспирантуру (помешала ранняя женитьба, семья, заботы) - он непременно хотел, чтобы кто-то из его детей сделал научную карьеру.
(У меня было два брата: старший, Илья и младший, Николка.) Пробовал он со всеми троими - способной (умеренно) оказалась я одна.
Когда мне было 7-8 лет - он уже изучал со мной высшую математику (он был уверен, что она проще элементарной). С братьями ничего подобного не получалось, и он сосредоточил все свое внимание на мне одной. Способности у меня были, но умеренные - хорошая память, склонность схватывать все на лету. Сам он, математик по образованию, научной карьеры не сделал, скромно преподавал математику в старших классах гимназии. Педагог он, видимо, был выдающийся. Никто в моей жизни не был таким педагогом - в слабой мере я от него унаследовала эту черту.
… Жили мы в Петрограде (уже не Санкт-Петербурге, еще не Ленинграде).
Одно из самых ранних моих воспоминаний - годы “военного коммунизма”.
Впрочем, тогда мы не называли его ни “коммунизмом”, ни тем более “военным”, это название потом придумали.
Просто было плохо, скудно, голодно…
… Отец мой, истинно и праведно православный человек каждый день заставлял нас выслушивать “молитву перед едой”: только после нее было можно приступать к поглощению того ничтожно малого, что лежало на наших “тарелках” (затейливо вырезанные куски бумаги).
А что на них лежало - трудно описать: кусочки жмыха, кожица от кем-то съеденной рыбы, кусочки чего-то несъедобного, пахнувшего мускусом (до сих пор запах мускуса возбуждает во мне волну детских воспоминаний).
После еды мама аккуратно “убирала со стола”, складывая “тарелки” в “запасный ящик” - сборище того, чем надо было топить буржуйку. Вообще, мама была аккуратна до педантичности…
Что-то неизбывно-детское было в облике моего отца.
Более смешливого человека я не видала во всю мою жизнь.
Каждая мелочь, каждая пылинка были для него источником смеха. Он умел как-то по странному произнести, вывернуть, “выправить” любое слово. Он и тогда был, и потом, и до сих пор остался самым любимым человеком за всю мою жизнь.
Небольшого роста, зеркально-лысый, он постоянно (в зимнее, скорее, время) носил на голове “тиару” - странное сооружение, сделанное мамой из колпака для чайника.
По верху “тиары” проходил гребень - он как бы увенчивал торжество происходящего. Как хорош он был в своей “тиаре” - полусерьезный, с негаснущей усмешкой на губах, когда он рассказывал: “Иду по улице. Вижу надпись: “Не скопляться!” Шел и все время скоплялся. И никто этого не заметил. Не арестовали.”… Набожность свою он соединял с юмором, а что может быть прелестнее такого соединения?
Так что, внешне, я была прирожденным математиком. А внутренне я больше тянулась к литературе. Так и сложилась моя дальнейшая жизнь - между математикой и литературой. Теперь я благодарю Бога за то, что он уберег меня от литературы… Там, как и в любой гуманитарной науке того времени, необходимо было “лгать” в той или в другой форме. А нам, математикам, “жить не по лжи” давалось просто. Пробраться через частокол формул было настолько трудно, что никто (кроме самых бездарных) не профанировал науку.
Я - по возрасту старше, чем большинство живущих в настоящее время людей.
Я родилась в 1907 году и в 1923 году, шестнадцати лет от роду, поступила в Ленинградский (тогда еще Петроградский) Университет.
Прошло еще только несколько лет после Революции.
Университет - одно из светлейших воспоминаний моей жизни. Все было прекрасно - окружающая нас действительность, новый строй (НЭП), который еще только пробивался сквозь мрак военного коммунизма. Полная наша освобожденность, раскованность. Или это оттого, что над нами властвовала юность? Нет, не думаю. Возможно, сейчас есть люди, вспоминающие с отрадой и страшные года - 37-й, 38-й...
Хотя в те времена уже было страшно по-настоящему.
Как забыть грозный ночной стук сапогов по лестнице (уж не за нами ли?).
Как забыть вздох облегчения, когда шаги проходили мимо? Не за нами, значит, на этот раз?
А мы были счастливы, хотя и голодны, и неодеты.
Весь Ленинградский Университет умещался в одном-единственном доме - петровских Двенадцати коллегиях. Узкий фасад выходил на Неву, а вглубь Васильевского острова тянулось длинное-длинное, нескончаемой длины здание. Вдоль лежал длинный, впору ему, непроходимый сад. Входа в этот сад почему-то не было (неясно, как туда проникали садовники, если таковые были, вернее всего, их просто не было). Нечто захламленное, напоминавшее собой плюшкинский сад. Но что сад? Нашим любимым местом в Университете был коридор второго этажа. Бесконечной длины коридор, полный людьми, встречами, радостями. Называли мы друг друга только что приобретенным словом «коллега» (какое счастье!).
Мы, полуголодные, а то и вовсе голодные студенты, радовались жизни. НЭП только что вступил в свои права, в стране было много безработных, но заработать себе на жизнь не представляло большого труда. Студенты-мужчины нашего факультета зарабатывали разгрузкой и погрузкой барж на Неве, железнодорожных вагонов (баржи считались выгоднее). А мы, девушки? Кто как. Я, например, давала уроки математики. У меня училась очень молоденькая вдова умершего нэпмана («опять твоя вдова пришла!» - говорили братья). Она совершенно не знала математики, приведение дробей к одному знаменателю было для нее трудно. Но все-таки надеялась, одолев премудрость, поступить куда-нибудь учиться по-настоящему. «А не примут ли меня к вам на факультет?» - робко спрашивала она. «Пожалуй, пока нет», - отвечала я. Был у меня еще один ученик, 24 невероятного роста, звали его Тиша. С ним я проводила время еще бесплоднее, чем со «вдовой»...
Нет, у нас не было ни малейшей зависти к тем, кто жил тогда «лучше» нас. Было страстное желание получить работу - какую-нибудь, сносно оплачиваемую. Сегодняшнее стремление всех накормить, всех обеспечить - было для нас тогда чуждо. Мы предпочитали слегка подголадывать и веселиться. Голодна и весела была вся страна (или мне это сейчас чудится, сквозь тьму веков? Вряд ли). Голод и хохот.
Начало курса «Введение в высшую математику», а потом «Анализ 1», «Анализ 2», «Теорию множеств», «Теорию функций действительного переменного» и несколько других курсов, названия которых я уже подзабыла, читал у нас Григорий Михайлович Фихтенгольц . Да будет отсюда, из глубокого будущего, благословенно его имя! Хорошо иметь в юности Учителя - он таким для нас и был. Мы были (не только девочки, но и мальчики) бессовестно в него влюблены.
Единственное, чем я отличалась от других студентов - это владением речью. Григорий Михайлович, шутя, устраивал с нами «практические занятия» по речи. Предлагал нам, например: «Изложите содержание такого-то раздела курса за 20 минут». Вынимались часы, и он, придирчиво следя за стрелками, отсчитывал 20 минут. Кое-как мы с этим справлялись. «Ладно. Теперь - то же самое за 10 минут!»... Вот в этих упражнениях я всегда оказывалась лучше других. «В вас что-то есть, - говорил Григорий Михайлович, - только не возьму в толк, что именно. А может быть, и вообще ничего нет». Господи, как я отчаянно краснела! Что бы я не отдала за такую способность сегодня, когда есть за что краснеть! «Не написала письмо, не подписала, молчала, когда все кидались на одного...» Да, Д.С. Лихачев прав: каждому из нас есть за что повиниться. Но только не в одинаковой мере...
Про теорию вероятностей и ее преподавание
Полковник В.Н. Гастелло:
В середине пятидесятых годов теперь уже прошлого столетия на факультете вооружения Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского работала совершенно уникальная супружеская пара: он - начальник кафедры баллистики профессор, доктор технических наук, действительный член Академии артиллерийских наук, генерал-майор Дмитрий Александрович Вентцель, она - профессор, доктор технических наук Елена Сергеевна Вентцель.
фото с обложки книги Левина
https://publishing.intelgr.com/archive/Levin_Ventcels_1.3_txt.pdf Даже внешне это была удивительно красивая пара. Как говорится, “Бог их отметил”. Ему перевалило за пятьдесят, но это был стройный, подтянутый генерал хорошего среднего роста, с аккуратной ровной прической. Легко было представить его блистательным командиром одного из старинных гвардейских полков, Преображенского или Семеновского. Он был настоящим глубоким ученым.
К сожалению, Дмитрий Александрович в июле 1955 года преждевременно, на 57-м году, ушел из жизни.
Елена Сергеевна - в девичестве Долгинцева - была удивительно красива.
Некрупные, очень приятные черты лица ее сразу привлекали внимание, она была очень похожа на Быстрицкую, а может быть, совсем наоборот - Быстрицкая похожа на нее.
Она была под стать своему блиставшему талантами супругу.
Художественной литературой еще не занималась, но ее учебник “Теория вероятностей” был настольной книгой, практически, всех технических вузов страны, тираж ее научных книг если и уступал, то, пожалуй, только “Краткому курсу истории ВКП(б)”.
Среди преподавателей факультета Елена Сергеевна сияла звездой первой величины.
Нам она на втором курсе читала годовой курс “Теории вероятностей” и, кроме того, на нашем первом отделении вела групповые занятия. Любое ее занятие включало в себя яркие юмористические вставки.
Как-то мы обстоятельно обсуждали два понятия: практически достоверное и практически невозможное события.
Елена Сергеевна посмотрела на нас внимательно и сказала: “Предположим, в аудитории сидит сто обезьян (какое совпадение - нас тоже было ровно сто). Все обезьяны беспорядочно колотят лапами по машинке... Какова вероятность, что к исходу дня они напишут Большую Советскую Энциклопедию?” Наступила пауза, все задумались.
Елена Сергеевна продолжила: “К сожалению, то, что обезьяны совершат этот подвиг, событие почти невозможное, и вероятность его близка к нулю, с другой стороны, кто-нибудь из вас почти наверняка заснет на лекции, тут мы имеем дело с событием практически достоверным, и вероятность его близка к единице.” Елена Сергеевна была большим оригиналом по части приема экзаменов и зачетов. Она разрешала совершенно свободно пользоваться справочной литературой, конспектами лекций и учебником. Так сказать, читайте, что хотите, штудируйте и изучайте учебник - все равно за полчаса подготовки всего не одолеть.
Тогда, во второй половине пятидесятых годов, у нас на факультете была совершенно изумительная стенная газета, большая, ватмана на четыре. И называлась она “РС”. Ее заголовок можно было читать двояко: “РС” - это разящая сатира или “РС” - это реактивный снаряд, главный предмет нашего факультетского изучения... Елена Сергеевна принимала в газете самое активное и горячее участие, ее стихи и фельетоны были великолепны.
Елена Сергеевна вырастила дочь и двух сыновей, преуспела в науке - стала доктором наук, профессором. Кажется, все уже состоялось, и вдруг уже в шестидесятых годах расцвело ее заложенное еще в детстве литературное дарование, и она явила миру оригинальное и поистине незаурядное творчество.
Без шутки прожить она не могла, а потому псевдоним взяла иронический и знаковый - И. Грекова, от игрека: Игрекова. Возможно, уже участвуя в РС, Елена Сергеевна подумала: “Конечно, я пишу для стенной газеты, получается неплохо, а почему бы не написать также неплохо для всей страны?” И вот, ее рассказы и повести публикуются в толстых литературных журналах. Заметным успехом стал ее рассказ “Дамский мастер”, признанный на радио самым популярным из прозвучавших в эфире рассказов.
Про "
Дамского мастера", которого я вчера прочитала тоже хочу написать.
Рассказ автобиографичен. И можно догадаться, как жила Елена Сергеевна с сыновьями после смерти мужа.
Читатели почему-то не увидели в рассказе большой материнской любви и подтрунивания над юношами.
Вот что писала читателю Вентцель
С чем я не вполне согласна - так это с Вашим суждением о сыновьях - они в Вашей трактовке просто бездельники, балбесы, их поведение кажется Вам просто шутовством, и Вы не заметили, какая любовь друг к другу связывает их всех троих - мать и сыновей, какое это счастье.
Помню, на одной читательской конференции какой-то болван выступал и поносил сыновей Марьи Владимировны - как, мол, они смеют так обращаться с матерью?
И после него выступил другой читатель. Он сказал: нет, мне в рассказе больше всего как раз понравились отношения матери и сыновей. И затем, обращаясь прямо ко мне, спросил: “У вас, простите, тоже двое сыновей?” - “Двое”, - ответила я, умолчав о том, что у меня еще и дочь. - “И, простите, ваши отношения с сыновьями такие, как в рассказе? Это с натуры списано?” - “Да, примерно...” - “Тогда я вам завидую от всей души”, - сказал он.
Про фильмы по произведениям Елены Сергеевны
В работе над сценариями телевизионного фильма
"Кафедра" (совместно с Семеном Лунгиным и Марком Розовским) и фильма-спектакля
"Вдовий пароход" ( совместно с Павлом Лунгиным) она принимала активное участие.
вот
тут можно послушать спектакль "Вдовий пароход"
А вот фильм Говорухина "Благословите женщину" Елена Сергеевна не увидела.
Некоторые зрители не воспринимают фильм после прочтения "Хозяйки гостиницы", взятую за основу и переработанную Владимиром Валуцким.
Возможно и автор была бы недовольна.
Насчет “Хозяйки” могу рассказать Вам историю ее возникновения.
Перед нею я написала очень горькую, очень трудную вещь - “Вдовий пароход”, которая до сих пор не напечатана.
Несколько журналов брали эту повесть - и под теми или другими предлогами возвращали ее.
“Хозяйка” была написана вскоре после “Вдовьего парохода”, для меня самой, чтобы разрушить тот трудный и страшный мир, который во мне самой был создан предыдущей повестью.
Именно отсюда - некий “воинствующий оптимизм” моей “Хозяйки”, и понять ее полностью нельзя, не читав “Парохода”.
Я все-таки думаю, что, несмотря на все мытарства, после моей смерти “Пароход” будет опубликован.
Вы к нему [Шунечке] несколько несправедливы - ненависть заслоняет объективность, вовсе он не так уж плох...
У меня в душе Шунечка куда более положительный, чем в восприятии большинства читателей.
Отвечаю на Ваш вопрос о Ф. Г. Раневской. Разумеется, кое-какие ее черты в образе Маргариты Антоновны есть. Все это было согласовано с прототипом (я, например, употребив какую-нибудь ее фразу, спрашивала разрешения и, только получив его, оставляла фразу в тексте). Но образ не буквально списан с прототипа, а несколько видоизменен. Сама Ф. Г. говорила: “Ваша Маргарита Антоновна - счастливая, а я - несчастная”...
Вторым прототипом Маргариты Антоновны была для меня другая актриса, которой Вы, вероятно, не знаете.
Про ЕГЭ
С удивлением прочитала, что рассказ Грековой-Вентцель теперь предлагают обсуждать на экзамене
http://naschyuroki.blogspot.com/2021/01/blog-post_25.html Лучше предложили бы обсудить тему современного русского языка.
Вот размышления Елена Сергеевны
Для повышения русской речевой культуры, по моему мнению, прежде всего нужна реформа преподавания русского языка и литературы в средней школе. Об этом уже много говорили и писали, “а воз и ныне там”. У учащихся необходимо развивать не уменье нанизывать одно за другим стандартные чужие слова, а вкус к языку, чутье языка, уважение к языку, как средству передачи информации. Нужно развивать уменье не только правильно писать, во и правильно, свободно и толково говорить, причем обязательно своими словами, а не ”по бумажке". Между тем в школе, при сложившейся традиции преподавания литературы, часто культивируется штампованное, высокопарное пустословие. Научившись кое-как нескольким приемам фабрикации этого пустословия, ребята кончают школу, не получив самого важного: умения грамотно, правильно и, главное, кратко изложить свои мысли, то есть не подготовленными к своей будущей производственной деятельности. Надо учесть, что лишь немногим из них предстоит будущее литературных критиков, а владение правильной и свободной устной и письменной речью необходимо всем. Для того, чтобы языковое воспитание шло успешно, не надо делать его задачей одних только учителей русского языка и литературы. Нет, заниматься вопросами культуры речи должны все преподаватели: физики и историки, географы и математики. Для этого они сами должны этой культурой владеть, а значит, вопросам культуры речи должно уделяться достаточное внимание в педагогических институтах, готовящих учителей. Мне кажется, что был бы не бесполезен специальный курс “культура речи”, обязательный наряду с "педагогикой" и "дидактикой". Разумеется, всё это само собой не сделается, так как инерция сложившихся форм огромна.
Про женскую долю
Вы - писатель, ученый, педагог... Но вы женщина, мать. Не стоит и спрашивать, трудно ли это сочетать. Но как удается?
Очень просто,- не удается. Еще Козьма Прутков говорил: «Никто не обнимет необъятного». Я не верю в реальность плакатного образа женщины, которой удается все: она и активная общественница, и передовик производства, и в театры-то она ходит, и на выставки, и много читает, и дома-то у нее ни пылинки - чистота и порядок, и дети-то отлично воспитаны... Может быть, такие женщины и есть, но я лично таких не встречала и сама к ним отнюдь не принадлежу. По-моему, в попытках «объять необъятное» непременно что-нибудь страдает -или работа; или дом, или то и другое вместе. У меня лично страдал дом. То, что мои дети выросли порядочными людьми, я себе в заслугу не ставлю. Просто обстоятельства сложились так, что было кому мне помогать - бабушки, няни.
Я не буду писать здесь о дружбе и совместной работе с Галичем.
О том, как Елена Сергеевна породнилась с Фридой Вигдоровой.
О заступничестве Корнея Чуковского.
Я обещала про математические книжки..
1. Вентцель Теория вероятностей (первые шаги)
читать 2. Вентцель Введение в исследование операций
скачать 3. Вентцель Теория вероятностей
скачать 4. Вентцель Элементы динамического программирования
скачать 5. Вентцель Прикладные задачи теории вероятностей
скачать 6. Вентцель Овчаров Задачник по теории вероятностей
скачать 7. Вентцель Элементы теории игр
читать PS Вместо заключения.
Некролог из газеты "Коммерсант" Писательница, зашифровавшая свое имя с помощью Y, латинской буквы "игрек", так и осталась одной из самых главных загадок современной русской литературы.
Ее повести и романы "Дамский мастер" (1963), "Хозяйка гостиницы" (1976), "Кафедра" (1978), "Вдовий пароход" (1981) по-прежнему составляют золотой фонд отечественной беллетристики.
Однако когда-то огромная популярность писательницы в последние годы постепенно сошла на нет.
При том что сама судьба Елены Вентцель так и просится на страницы романа.
И. Грекова как никто другой знала, как угодить самой многочисленной и самой заинтересованной читательской массе советских времен - тем, кого условно называют технарями. Потому что она, сделавшая их главными героями своих произведений, сама была из них.
Выступившая в журнале "Новый мир" с повестями "За проходной" и "Дамский мастер" 55-летняя дебютантка И. Грекова уже была к 1962 году величиной совсем в другой области.
"Советская математик" - так ее представляют в энциклопедиях.
Не очень повезло и с другим определением с неустойчивой родовой принадлежностью: "писательница".
Профессор, доктор технических наук, академик Международной академии информатизации, автор учебника по теории вероятностей и книги по теории игр, а также множества других научных работ - это одна из неизвестных "уравнения" И. Грековой-Е. Вентцель.
Неизвестные то и дело приходили во взаимодействие: повесть из жизни военных "На испытаниях" (1967) высшими чинами была объявлена клеветой на армию.
Из-за скандала И. Грековой пришлось уйти из Военно-воздушной академии имени Жуковского, где она проработала 33 года. К борьбе с неугодной писательницей подключились и лингвисты, ради чего собрали чрезвычайное совещание в Институте русского языка. Охладить пыл специалистов смог только Корней Чуковский: на совещании прокрутили пленку с записью его защитного слова. Корней Чуковский, как известно отличавшийся особой строгостью в отношении к пишущим дамам вроде Лидии Чарской,- И. Грековой посвятил статью "К вопросам о 'дамской повести'".
И. Грекова и сама была воплощением идеального писателя: прекрасное владение материалом она сочетала с великолепной филологической эрудицией. Ею восхищались многие профессиональные литераторы. С глубокой печалью воспринял известие о смерти И. Грековой прозаик, заведующий отделом прозы журнала "Новый мир" Руслан Киреев. Когда-то он, начинающий автор, предложил журналу свою повесть о парикмахере, не зная, что к публикации уже принят "Дамский мастер" И. Грековой. Когда спустя 15 лет текст Киреева все же вышел в свет, уже знаменитейшая И. Грекова сама позвонила ему. По признанию Руслана Киреева его всегда поражала эрудиция писательницы, в подлиннике читавшей Пруста и Шекспира, наизусть цитировавшей целые страницы из Гоголя: "Это был человек культуры XIX века".