Почему хохлы - это не русские, а Украина - это не Россия? - 2
Почему хохлы - это не русские, а Украина - это не Россия? - ( 1)
Таким образом, политическое отмежевание Юго-Западной Руси (Киевской Руси) - впоследствии ставшей «ядром» Украины - от Северо-Восточной Руси (Владимиро-Суздальской Руси) - ставшей впоследствии «ядром» московского государства и России - произошло уже в 12 веке. И политическое соперничество между ними вскоре приняло весьма ожесточенный характер. И хотя это политическое соперничество еще можно рассматривать как форму разборок князей из рода Рюриковичей - которые были характерны для всего раннего периода нашей истории, и которые в этом смысле мало чем отличались от соперничества Суздаля и Владимира с Новгородом и другими русскими княжествами - в них уже просматривается и нечто большее, нежели просто борьба за власть и политическое старшинство в роде Рюриковичей: в них видится борьба за все общерусское наследие, за лидерство среди всех русских земель.
И, соответственно, уже в этот период из общеславянского этноса из нескольких славянских племен, населявших Русскую равнину, начинают формироваться два отдельных этноса, два отдельных народа: русские-великороссы и хохлы-малороссы.
Вторым важнейшим этапом формирования русских и хохлов, конечно же, стало нашествие Батыя и последующее многовековое татаро-монгольское иго. Эта судьба постигла все русские земли, и этот период является ключевым как в русской истории и истории России, так и для Украины. Но здесь судьба Северо-Восточной Руси уже довольно существенно отличалась от судьбы Юго-Западной Руси.
Особенность данного периода татарского ига в Северо-Восточной Руси состояла в том, что среди ее северо-восточных князей нашелся подонок и национальный изменник - иудушка Александр Невский - который заключил с Ордой своеобразную политическую сделку: потомки этого изменника получали от Орды всяческую политическую и военную поддержку в своем стремлении подчинить себе другие русские княжества и города, а взамен Невский и его потомки обязались верно служить Орде и татарам - выступая в роли их главных агентов и коллаборантов, и проводя на Руси интересы и политику Орды. Сам иудушка Невский до конца своих дней верно выслуживался перед Ордой, а сразу после его смерти в 1263 году Орда выделяет в отдельное княжество захолустную Москву, посадив править ею сына Невского гаденыша Даниила, и превратив московское княжество в свою главную опору на Руси, в свой главный инструмент по утверждению своего ига над всей Владимиро-Суздальской Русью. И, таким образом, московские князья и московское княжество превратились в главный политический инструмент по грабежу всей Владимиро-Суздальской Руси, ее ограблению в пользу Орды, и по сохранению этого иноземного ордынского ига. То есть, в сущности, московские князья превратились в главных национальных изменников всей Руси, всеми силами насаждая и поддерживая на Руси ордынское иго - при постоянной политической и военной поддержке самой Орды.
Я ранее довольно подробно исследовал этот вопрос, показав, к каким страшным последствиям для русских привела эта измена иудушки Невского. В том числе, конечно, последствиям нравственным: Невский и его потомки, московские князья, так сказать, «продали душу дьяволу» - то есть ради своей власти и богатства пошли на чудовищную национальную измену, и, как следствие, во имя своей власти и власти Орды на протяжении нескольких веков уничтожали в русских людях всякое национальное достоинство и честь, всякую свободу и всяческие добродетели. А московское государство - которое в какой-то момент вылупилось из-под татарской ордынской задницы из московского княжества - представляло собой одну из самых страшных, уродливых и извращенных тираний в человеческой истории, когда рабство объявлялось высшей добродетелью, когда всякие движения ума и души жестоко подавлялись, и когда эта подлая гнусная тираническая власть поганой Москвы освящалась псевдохристианской проповедью московских попов и РПЦ - еще более отравляя русские души и превращая русских в подлых рабов и инфантильных дурачков. Московское государство было какой-то чудовищной и уродливой исторической аномалией, и это «проклятие Москвы», - то есть проклятие этого дикого азиатского деспотического государства, - отравило и изуродовало затем всю нашу историю, вплоть до сегодняшнего дня.
Соответственно, именно в этот период формируется особый тип «московита» (или, как его называли позднее хохлы, «москаля») - подлого гнусного раба, состоящего на службе у московского государства, раба дикого и примитивного, ненавидящего всякую свободу, но при этом кичливого и гордого своим поганым московским государством, которому он служит и благодаря которому он получил возможность грабить, насиловать и унижать других людей - как русских, так и не русских. Первыми такими «московитами», конечно же, были сами московские князья и их ближайшее окружение - какие-то жуткие ничтожества, более похожие на насекомых из кафкианского мира, лишенные какого-либо ума или доблести или каких-либо других человеческих добродетелей, но зато чрезвычайно жадные до власти и богатства - ради которых эти московские подонки готовы были пойти на любые подлости, гнусности и жестокости. Ну, а впоследствии - по мере расширения московского княжества и его усиления, а также под воздействием московской пропаганды - в Северо-Восточной Руси этот тип «московита» становился все более распространенным. И именно этот тип позднее стал основой большевицко-жидовской Совдепии, «советского человека».
Вот как описывал этот тип «московита» русский философ Георгий Федотов в своей статье «Россия и свобода», написанной в 1945-м:
«В татарской школе, на московской службе выковался особый тип русского человека - московский тип, исторически самый крепкий и устойчивый из всех сменяющихся образов русского национального лица. Этот тип психологически представляет сплав северного великоросса с кочевым степняком, отлитый в формы осифлянского православия. Что поражает в нем прежде всего, особенно по сравнению с русскими людьми XIX века, это его крепость, выносливость, необычайная сила сопротивляемости. Без громких военных подвигов, даже без всякого воинского духа - в Москве угасла киевская поэзия военной доблести, - одним нечеловеческим трудом, выдержкой, более потом, чем кровью, создал москвитянин свою чудовищную Империю. В этом пассивном героизме, неисчерпаемой способности к жертвам была всегда главная сила русского солдата - до последних дней Империи. Мировоззрение русского человека упростилось до крайности; даже по сравнению со средневековьем - москвич примитивен. Он не рассуждает, он принимает на веру несколько догматов, на которых держится его нравственная и общественная жизнь…Христианство с искоренением мистических течений Заволжья превращается все более в религию священной материи: икон, мощей, святой воды, ладана, просвир и куличей. Диететика питания становится в центре религиозной жизни. Это ритуализм, но ритуализм страшно требовательный и морально эффективный. В своем обряде, как еврей в законе, москвич находит опору для жертвенного подвига. Обряд служит для конденсации моральных и социальных энергий.
В Московии моральная сила, как и эстетика, является в аспекте тяжести. Тяжесть сама по себе нейтральна - и эстетически, и этически. Тяжел Толстой, легок Пушкин. Киев был легок, тяжела Москва. Но в ней моральная тяжесть принимает черты антихристианские: беспощадности к падшим и раздавленным, жестокости к ослабевшим и провинившимся. «Москва слезам не верит». В XVII веке неверных жен зарывают в землю, фальшивомонетчикам заливают горло свинцом. В ту пору и на Западе уголовное право достигло пределов бесчеловечности. Но там это было обусловлено антихристианским духом Возрождения; на Руси - бесчеловечием византийско-осифлянского идеала.
Ясно, что в этом мире не могло быть места свободе. Послушание в школе Иосифа было высшей монашеской добродетелью. Отсюда его распространение через Домострой в жизнь мирянского общества. Свобода для москвича - понятие отрицательное: синоним распущенности, «наказанности», безобразия.
Ну а как же «воля», о которой мечтает и поет народ, на которую откликается каждое русское сердце? Слово «свобода» до сих пор кажется переводом французского liberte. Но никто не может оспаривать русскости «воли». Тем необходимее отдать себе отчет в различии воли и свободы для русского слуха.
Воля есть прежде всего возможность жить, или пожить, по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только цепями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из общества, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе; воля - всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. Разбойник - это идеал московской воли, как Грозный - идеал царя. Так как воля, подобно анархии, невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит себе выражение в культуре пустыни, дикой природы, кочевого быта, цыганщины, вина, разгула, самозабвенной страсти, - разбойничества, бунта и тирании». (конец цитаты)
На мой взгляд, Федотов в этой своей характеристике «московита» хотя и достаточно точен, но все же слишком мягок. Надо признать, что тип «московита», сформировавшийся под властью поганой Москвы и тиранического азиатского московского государства, в действительности был чем-то довольно жутким. И проблема здесь была даже не в чрезвычайной жестокости этого типа (как к себе, так и к другим людям - даже самым близким) - которая столь ярко проявила себя в советское время, во всех этих гебешных ублюдках и прочих советских начальниках, с легкостью уничтожавших и превращавших в лагерную пыль миллионы других русских людей - сколько в ненависти московитов ко всему вообще человеческому, ко всякой культуре и цивилизации. «Московит» - это, прежде всего, раб, а после этого - варвар и дикарь, и весь ужас «московита» состоял в том, что он погрузился в эту дикость и рабство уже настолько страшно, что считал свое рабство, варварство и дикость не просто чем-то нормальным, а тем, что ставит его, «московита», выше всех прочих народов - как восточных, так и европейских. И московская власть - прежде всего, через своих попов - всячески стремилась поддерживать эту иллюзию в «московитах», пока они не сталкивались с реальностью, разбивавшей эти иллюзии и гордыню «московитов» вдребезги - когда, например, московиты все чаще стали сталкиваться с европейцами и когда они постепенно поняли и осознали, что во всем, абсолютно во всем, им уступают.
И в этой ненависти московитов ко всему человеческому - пожалуй, самый большой их ужас. В том числе - в их ненависти ко всему русскому и национальному, к тому достойному, что - несмотря на дикую уродливую природу московского государства - после реформ Петра и до 1917 года все же появилось в России. Конечно, эту русскую культуру (как, впрочем и вообще все достойное в России) создавали вовсе не московиты - это делали русские европейцы и сами европейцы. А московиты только правили, верно служа московской деспотии, воруя, удушая в России всякие свободы и растаптывая всякие права, издеваясь над русскими людьми и всячески тормозя развитие России.
То есть я бы четко отделял этот тип «московита» от, собственно, русских. Ведь важно понимать, что Москву и московитов русские Северо-Восточной Руси, вообще говоря, ненавидели - справедливо видя в них гнусных национальных изменников и главных проводников ордынского ига на Руси, со всей сопутствующей этому дикостью, насилием и насаждением московитами на Руси самого подлого рабства. Московскую власть и московских князей ненавидели тверские князья и тверичане, их ненавидели новгородцы, рязанцы, жители Смоленска, Витебска и других русских княжеств. Московское княжество и московских князей ненавидела ВСЯ РУСЬ, весь русский народ. Но вот поделать с этим они ничего не могли - так как поганые московиты опирались на Орду и ордынское войско, и все антиордынские и антимосковские восстания они жестоко подавляли (а тверских князей они - опять же с помощью татар, нажаловшись в Орду - убили в трех поколениях). Ну, а впоследствии, когда поганая Москва подчинила себе почти всю Владимиро-Суздальскую Русь и Новгород, поделать с этим уродливым чудищем московского государства уже тем более было что-то сложно. Смрадная, дикая, азиатская Москва придавила своей тяжелой свирепой деспотической задницей всю Северо-Восточную Русь, весь русский народ, живший в этой Руси - превратившись для русских и России в новое страшное иго, во многом даже более страшное, чем иго ордынское (ведь татары не пытались поработить русскую душу и ум, а поганые московиты стремились завладеть даже душами и умами русских людей - страшно их уродуя и калеча).
И только после реформ Петра, уже в 19 веке, русские смогли чуть-чуть выбраться из-под этой зловонной тиранической задницы московского самодержавия - в лице, прежде всего, русского дворянства, а затем и других сословий. Но именно эти люди - включая Радищева, Пушкина, Герцена и многих других - и были по-настоящему русскими, в коих сохранился дух русской свободы и русского национального достоинства. И кои всегда противостояли московитам - то есть адептам московского самодержавия и всего, что с ним было связано. Поэтому сам этот тип «московита» будет ошибочно отождествлять именно с «русским типом». Ведь на службе у Москвы было множество татар и других инородцев, и нередко именно они наиболее рьяно гнобили русских и ратовали за московскую деспотию - как во времена ордынского ига именно татары были главной опорой поганых московских князьков.
Ну, а после 1917 года главными «московитами» - то есть главной опорой большевицкой тирании - и вовсе стали самые лютые русофобы - жиды, армяне, грузины, латыши и прочая Нерусь. Плюс самые-самые отпетые подонки из русских. И именно они служили жидобольшевицкому режиму особенно рьяно, и они же превратили Россию в настоящий концлагерь и ад - который по своей лютой ненависти к русским и всему человеческому невозможно сравнивать даже с самыми лютыми периодами московского государства - времен Ивана Четвертого или каким-то другим периодом. И, таким образом, чудовищная историческая аномалия московского государства и вовсе выродилась в нечто страшное, уродливое, дикое, античеловеческое и сатанинское - в жидобольшевицкую Совдепию.
Вот что писал по этому поводу Федотов в той же статье:
«Вглядимся в черты советского человека - конечно, того, который строит жизнь, а не смят под ногами, на дне колхозов и фабрик, в черте концлагерей. Он очень крепок, физически и душевно, очень целен и прост, ценит практический опыт и знания. Он предан власти, которая подняла его из грязи и сделала ответственным хозяином над жизнью сограждан. Он очень честолюбив и довольно черств к страданиям ближнего - необходимое условие советской карьеры. Но он готов заморить себя за работой, и его высшее честолюбие - отдать свою жизнь за коллектив: партию или родину, смотря по временам.
Не узнаем ли мы во всем этом служилого человека XVI века? (не -XVII, когда уже начинается декаданс). Напрашиваются и другие исторические аналогии: служака времен Николая I, но без гуманности христианского и европейского воспитания; сподвижник Петра, но без фанатического западничества, без национального самоотречения. Он ближе к москвичу своим гордым национальным сознанием, его страна единственно православная, единственно социалистическая - первая в мире: третий Рим. Он с презрением смотрит на остальной, то есть западный мир; не знает его, не любит и боится его. И, как встарь, душа его открыта Востоку. Многочисленные «орды», впервые приобщающиеся к цивилизации, вливаются в ряды русского культурного слоя, вторично ориентализируя его». (конец цитаты)
Трудно с этим не согласиться. Но можно эту мысль и продолжить: ведь нетрудно понять, что правящие сегодня Эрэфией советские ублюдки, подонки и гопники - все эти гебисты, менты и прочие путинские «силовики», как и значительная часть их чиновников и олигархов, слившиеся воедино с жидами, армянами, чеченцами и прочей Нерусью - есть, в сущности, дальнейшее «развитие» все того же типа «московита». Точнее сказать - результат его дальнейшей деградации. И не отсюда ли эта ненависть Путина и всех этих советских ублюдков к Западу, их страх перед Западом, как и все та же их ненависть ко всякой свободе, особенно же - к свободе русской.