БРЕМЯ ВЛАСТИ (18) - Убийство Павла I
Калигулы последний час…
К 1801 году общественное недовольство правлением Павла достигло своего апогея. Убеждение в ненормальности императора, старательно культивируемое Паленом и его единомышленниками, распространилось повсеместно и «все» - то есть: высший свет, правящие круги, генералы и офицеры, значительное чиновничество, - все, кто считал себя принадлежащим к мыслящей и правящей части нации, были уверены, что Павел ведет государство к гибели.
Никто не хотел принимать в расчет, какое запущенное хозяйство досталось Павлу после матери, как мало мог он успеть за четыре с небольшим года, пытаясь разрешить одновременно множество разных дел и погрязая в мелочах.
Тем не менее, основания к беспокойству были. Противоречивая экономическая политика Павла, соединявшая в себе стремление ограничить расходы с безумными неоправданными тратами, привела к опустошению казны.
Об этом красноречиво свидетельствует Г.Р. Державин, бывший в то время в должности государственного казначея: казна «так безмерными издержками истощена была и беспрестанно истощалась, что недоставало не токмо означенного казначейством сумм, но самых давних недоимок и долгов казенных, на счет коих принуждены были печатать новые ассигнации, и удовлетворять императора, который не хотел верить, что казна его в крайнем недостатке.
В два месяца тогда сверх всех штатных и остаточных сумм издержано было более 6 миллионов рублей как на посылку в Индию донских казаков, на строение Казанской церкви и прочие подобные затейливые издержки, так что наконец по не вступлению в полном количестве ассигнованных доходов на военный департамент стали оказываться в оном недостатки, которые наполнить некоим образом было неоткуда» .
Но вот взгляд со стороны на правление Павла.
Свидетельствует современник - прусский агент, трезво смотрящий на вещи и не склонный идеализировать русского царя: «Император Павел создал в некотором роде дисциплину, регулярную организацию, военное обучение русской армии, которой пренебрегала Екатерина II. Даже его расточительность, благодаря которой плохо управляемые богатства переходят в руки людей, заинтересованных в том, чтобы лучше с ними обходиться, приведет к увеличению населения благодаря прогрессу культуры, и казна не пострадает от этого, а наоборот, это ей пойдет на пользу благодаря увеличению числа земель, обложенных налогом, и увеличению косвенных налогов из-за появления новых богатств; и Россия, уже удивительная по своим размерам, своему плодородию, столь мало оцененному, благоприятным положением для оборонительных и наступательных действий быстро возродится» .
Не вдаваясь в тонкости внешней политики и сложности экономики, общество в целом более всего недовольно было ограничениями частной свободы, мелочным контролем императора над подданными, которым требовалось прилагать слишком много усилий, дабы подлаживаться к вспыльчивому и непредсказуемому нраву Павла.
Общее настроение, владевшее обществом, образно выразил в своих воспоминаниях Вигель: «Вдруг мы переброшены в самую глубину Азии и должны трепетать перед восточным владыкой, одетым, однако ж, в мундир прусского покроя с претензиями на новейшую французскую любезность и рыцарский дух средних веков; Версаль, Иерусалим, Берлин были его девизом, и, таким образом, всю строгость военной дисциплины и феодального самоуправления умел он соединить в себе с необузданною властию ханскою и прихотливым деспотизмом французского дореволюционного правительства» .
Не понимая и не желая понимать идей и устремлений императора, предчувствуя скорый и неизбежный конец его царствования, каждый думал прежде всего о собственном благополучии, стараясь, что называется, наловить побольше рыбки в мутной воде. В обществе торжествовал «просвещенный цинизм»: «Крайний эгоизм овладел всеми, - пишет В.П. Кочубей С. Воронцову в апреле 1799 года, - каждый заботится только о себе [говоря]: «Нужно будет завтра позаботиться, чтобы мне дали крестьян». С места уходишь с крестьянами, снова поступаешь на место и получаешь новых крестьян. Это хитрость, которая проделывается каждый день» .
Миф о сумасшедшем тиране, правление которого гибельно и ужасно, обрастая анекдотами и слухами, рос подобно снежному кому. И чем безумнее, чем страшнее делался образ Павла, тем более оправдывали себя заговорщики и будущие убийцы, принимая вид спасителей отечества.
Даже добрые поступки ставились Павлу в вину!
Император Павел, - пишет Адам Чарторыйский, - «царствовал порывами, минутными вспышками, не заботясь о последствиях своих распоряжений, как человек, не дающий себе труда взвесить все обстоятельства дела, который приказывает и требует только немедленного исполнения своей воли. …
Это было настоящее царство страха, и в конце концов его ненавидели даже за добрые его качества, хотя в глубине души он искал правды и справедливости и нередко в своих гневных порывах он карал справедливо и верно. Вот почему в его кратковременное царствование русские чиновники допускали менее злоупотреблений, были более вежливы, держались начеку, менее грабили и были менее заносчивы, чем в предыдущее и последующее царствования.
Но это правосудие императора, воистину слепое, преследование правых и виноватых, карало без разбора, было своевольно и ужасно, ежеминутно грозило генералам, офицерам, армии, гражданским чиновникам, и в результате вызывало глухую ненависть к человеку, заставлявшему всех трепетать и державшему их в постоянном страхе за свою судьбу. Таким образом, заговор можно было назвать всеобщим: высшая аристократия, дворянство, гвардия и армия, среднее сословие, ремесленники, словом, все население столицы, а также помещики, чиновники и купечество - все трепетали, все чувствовали его невыносимый гнет его жестокого самовластия и утомились под влиянием страха» .
Это всеобщее «утомление» кажется теперь, спустя столетия, несколько преувеличенным. Тот, кто давал себе труд вникнуть в особенности характера императора, честно исполнял службу и не знал за собой никакого греха, Павла нисколько не боялся и говорил с ним прямо и смело, как например, тот же Николай Саблуков или Август Коцебу: «Множество мелочных распоряжений, которые он с упрямством и жестокостью сохранял в силе, лишили его уважения тех, которые не понимали ни великих его качеств, ни твердости и справедливости его характера. То были большей частью меры, не имевшие никакого влияния на благоденствие подданных, собственно говоря, одни только стеснения в привычках; и их следовало бы переносить без ропота, как дети переносят странности отца. Но таковы люди: если бы Павел в несправедливых войнах пожертвовал жизнью нескольких тысяч людей, его бы превозносили, между тем как запрещение носить круглые шляпы и отложные воротники на платьях возбудили против него всеобщую ненависть» .
Павел, подозрительный по натуре, не мог не чувствовать опасности, но Пален умело отводил его подозрения, не стесняясь прибегать к прямой лжи и обману. Ощущая постоянно всеобщее недовольство, находя измену там, где ее и не бывало, Павел становился все более нервным, резким и эксцентричным .
Профессор Эпинус, знавший Павла еще ребенком, говорил: «Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке. Порвется эта ниточка, и тут конец уму и рассудку» . К началу 1801 года «машинка» работает на пределе возможностей.
Рука предательства
Заговор созрел еще в 1800 году. В числе организаторов, кроме Палена, современники называют Осипа Михайловича Де Рибаса и графа Никиту Петровича Панина - племянника Никиты Ивановича Панина, воспитателя Павла.
О.М. Де Рибас
Н.П. Панин
Вряд ли возможно сейчас, по прошествии времени установить, кто именно первым огласил идею устранения Павла - опыт предыдущих дворцовых переворотов давал богатую пищу для размышлений и планов.
Адам Чарторыйский следующим образом характеризует инициаторов заговора: Панин и Пален «были, несомненно, в то время наиболее выдающимися и способными людьми в империи, среди правительства и двора. Они были, несомненно, дальновиднее и умнее всех остальных членов совета Павла, в состав которого они оба входили.
Они сговорились между собою и решили привлечь на свою сторону Александра. Как люди благоразумные и осторожные, они поняли, что прежде всего им необходимо заручиться согласием наследника престола и что без его одобрения такое опасное предприятие, в случае неудачи, может окончиться для них крайне плачевно.
Будь на их месте люди молодые, увлекающиеся и преданные делу, они непременно бы поступили иначе: не вмешивая в такое дело сына, где вопрос идет о низвержении отца, они пошли бы на смерть, пожертвовав собою ради спасения отечества, дабы избавить будущего государя от всякого участия в перевороте. Но такой образ действий был почти немыслим и требовал от заговорщиков или беззаветной отваги, или античной доблести, на что едва ли были способны деятели этой эпохи» .
В 1800 году О.М. Де Рибас умер, а Н.П. Панин был выслан из Петербурга. Таким образом, главной фигурой стал Пален.
Как считали современники событий, с Паленом во главе революция была легка - без него почти невозможна.
Он держал в своих руках все нити и до самого последнего момента практически никого не посвящал в свои планы. Это было поведение хитрого и благоразумного человека, так как положиться ему было не на кого: «Офицеров очень легко было склонить к перемене царствования, - пишет Ланжерон, - но требовалось сделать очень щекотливый, очень затруднительный выбор из числа 300 молодых ветреников и кутил, буйных, легкомысленных и несдержанных; существовал риск, что заговор будет разглашен, или, по крайней мере, заподозрен, как это и случилось в действительности, что и заставило ускорить момент катастрофы…» .
В драме Мережковского названы практически все известные участники событий 11 марта. Это - Платон, Николай и Валериан Зубовы, Ф.П. Уваров, П.А. Талызин, офицеры Л.И. Депрерадович, В.М. Яшвиль, И.А. Аргамаков …
Они представляют собой разношерстную толпу людей, не связанных между собой никакой общей идеей, кроме идеи устранения Павла. Красочная картина пирушки заговорщиков накануне убийства показывает их полную разобщенность: кто ратует за Конституцию, а кто - за «фараончик с макашкою», кому главное - свобода, а кому - круглые шляпы да фраки.
Единственный активный персонаж среди толпы мятущихся духом, не уверенных ни в чем заговорщиков - Леонтий Леонтьевич Беннигсен , роль которого и в реальных событиях была весьма велика, впервые появляется как «deus ex machine» только в конце 4-го действия, чтобы увлечь за собой сомневающихся и трусящих героев. Этот «длинный Кассиус», как назвал его И.В. Гёте - живое орудие Палена, шпага в его руках.
Главной задачей Палена было вынудить Александра дать одобрение действиям заговорщиков. Александр колебался. Пален, лавируя между императором и наследником, пугал обоих друг другом, вынуждая действовать. Он не гнушался никакими средствами: «Я … так старался дать ему почувствовать настоятельную необходимость переворота, возраставшую с каждым новым безумством, так льстил ему или пугал его насчет его собственной будущности, представляя ему на выбор - или престол, или же темницу, и даже смерть, что мне, наконец, удалось пошатнуть его сыновнюю привязанность…»
Только представим себе императора и наследника в кругу семьи, обедающих за одним столом: отец уверен, что сын покушается на его жизнь, сын считает, что отец готов заключить его в крепость!
Пален не постеснялся даже дать заведомо ложную клятву, действуя по принципу «цель оправдывает средства»: «Но я обязан, в интересах правды, сказать, что великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительно клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренне взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную; но надо было успокоить щепетильность моего будущего государя, и обнадежил его намерения, хотя был уверен, что они не исполнятся» .
Убийство
В России все тайна, и ничто не секрет.
Никто ничего не знал до самого последнего момента, когда настала пора решительных действий.
О заговоре знали все.
«Однажды вечером (10 марта 1801 года), - вспоминает император Николай Павлович, которому о ту пору было всего 5 лет, - был концерт в большой столовой; мы находились у матушки; мой отец уже ушел, и мы смотрели в замочную скважину, потом поднялись к себе и принялись за обычные игры. Михаил, которому было тогда три года, играл в углу один в стороне от нас; англичанки, удивленные тем, что он не принимает участия в наших играх, обратили на это внимание и спросили, что он делает? Он не колеблясь отвечал: «Я хороню своего отца!»
Устами младенца…
Общество всеми силами приближало трагическое событие - сознательным и неосознанным желанием, сочувствием, страхом и надеждой на перемену правления, о неизбежность этой перемены не могли не думать все.
Убийство императора было подробно описано впоследствии как его участниками и свидетелями, так и современниками, питавшимися слухами: «Трудно себе даже представить все разговоры, - пишет княгиня Доротея Ливен, - в ту пору свободно обращавшиеся в столице. Не только никто из заговорщиков не таился в совершенном злодеянии, но всякий торопился изложить свою версию о происшедшем и не прочь был даже в худшую сторону преувеличить свое личное соучастие в кровавом деле» .
По сохранившимся до наших дней - немногочисленным - письменным свидетельствам историки разобрали чуть ли не по минутам, кто куда шел и что делал, писатели - от Александра Дюма до Ольги Форш - красочно изобразили трагедию, многие подробности и детали которой так и остались неизвестными для нас, но никому не удалось показать более яркую и впечатляющую картину цареубийства, чем та, которую величественным ямбом создал Александр Пушкин в оде «Вольность»:
Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает,
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец -
И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит: в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост подъемный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной…
О стыд! О ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!..
Падут бесславные удары…
Погиб увенчанный злодей.
Сцена убийства воссоздана Д. Мережковским вполне правдоподобно: как вошли, как искали за ширмами, как убивали… Кто душил, кто ударил - кулаком ли, табакеркой… Бесславные удары.
В конце полузадушенный Павел умоляет:
«Ради Бога! Ради Бога! Помолиться!»
Помолиться не дали.
Умирает Павел с именем Александра на устах - об этой подробности не сообщал никто из современников . Гениальная придумка Мережковского - этот стон умирающего отца о любимом первенце, наследнике, предателе…
Услышит ли Александр, беспокойно мечущийся сейчас в своих покоях, голос отца? Голос своей совести: «После… После… всю жизнь… всегда - каждый день, каждый час, каждую минуту - тоже, что сейчас вот - это - и больше ничего… Как с этим жить, как с этим царствовать? … Годы пройдут, вечность пройдет, а это - никогда, никогда!..»
«Полно, сударь, ребячиться, - скажет ему циник Пален, - пора и царствовать».
Словно на плаху, взойдет император Александр I на трон - «дедушкины убийцы позади, батюшкины убийцы впереди» - «Государь император скончался апоплексическим ударом. Все при мне будет, как бабушке…»
Замечательна скорость распространения известий о сем трагическом событии: заговорщики разослали приказ по заставам никого в город не пускать, и обозы, застрявшие на подходах к городу, послужили как бы живыми проводниками телеграфа слухов, так что уже через два часа после убийства Павла, как пишет Н.И. Греч , новость дошла до его родственника жившего за 70 верст от столицы, куда обычным порядком ехать надо было по весенней распутице не менее десяти часов!
Загримированное тело Павла - на шее платок, на голове шляпа - будет выставлено, как положено, для торжественного прощания. За десять дней у гроба пройдет около 100 тысяч человек .
23 марта 1801 года Павла похоронят в Петропавловском соборе.
Если накануне событий 11 марта столица выглядела вымершею - всё словно бы затаилось в ожидании неизбежно надвигавшейся трагедии - то известие о кончине ненавистного императора, подобно катализатору, вызвало такую быструю и бурную реакцию, что она могла бы показаться даже неприличной.
Еще доктора и гримеры трудились над телом убиенного императора, а в городе уже «появились прически à la Titus, исчезли косы, обрезались букли и панталоны; круглые шляпы и сапоги с отворотами наполнили улицы. Дамы также, не теряя времени, облеклись в новые костюмы, и экипажи, имевшие вид старых немецких или французских attelages, исчезли, уступив место русской упряжи, с кучерами в национальной одежде и с форейторами (что было строго запрещено Павлом), которые с обычною быстротою и криками понеслись по улицам. Это движение, вдруг сообщенное всем жителям столицы, внезапно освобожденным от строгостей полицейских постановлений и уличных правил, действительно, заставило всех ощущать, что с рук их, словно по волшебству, свалились цепи и что нация, как бы находившаяся в гробу, снова вызвана к жизни и движению».
Таково «дней Александровых прекрасное начало».
Положение юного императора было двусмысленным. Возведенный на трон убийцами отца, он не мог ни карать их, ни миловать. Они же, в свою очередь, пишет Адам Чарторыйский, «даже давали понять, что удаление и недовольство могут быть опасны для Александра и что из чувства благодарности, а равно из благоразумия ему следует окружить себя теми лицами, которые возвели его преждевременно на высоту престола и на которых он должен смотреть, как на самый верный и естественный оплот. Такое рассуждение, довольно естественное в России, традиционной стране дворцовых переворотов, не произвело, однако, желаемого впечатления на Александра. Да и странно было бы предположить, чтобы он мог когда-нибудь сочувствовать убийцам своего отца (которого он все-таки любил, несмотря на его недостатки) и добровольно предаться в их руки».
Современники понимали сложность положения Александра. Прямолинейный и честный Державин даже предпринял некоторые меры, должные, как ему казалось, укрепить репутацию нового императора: «…Державин, по ревности своей и любви к отечеству желая охранить славу наследника и брата его Константина, которых порицали в смерти их отца, и тем укоризну и опасность отвратить империи, написал бумагу, в которой советовал хотя бы видом одним произвесть следствие, которым бы обвинение сгладить с сих принцев и наказать преступников хотя только удалением на время из столицы, потому что ужасный их подвиг, впрочем непростительный, предпринят был единственно для спасения отечества от такого самовластного и крутого государя, который приводил его своим нравом к гибели; с которой бумагой и ездил три раза во дворец; но был приближенными, которые его держали, так сказать, в осаде, не допущен». Несмотря на советы Державина и Лагарпа, следствие производить Александр не рискнул.
Судьба главных заговорщиков такова:
Пален, как мы знаем, будет отправлен в отставку менее чем через месяц.
Стоявший у истоков заговора Н.П. Панин, во время трагических событий пребывавший в Москве, будет сначала призван на службу и приветливо принят императором, но уже в октябре уволен в отставку с повелением путешествовать три года за границей. Еще в мае он напишет Александру: «Если Вы считаете меня виновником такого дела, которое предосудительно для Вашей славы, то мое присутствие здесь может быть только неприятным. Я готов Вас от него избавить… Но я унесу с собой и в могилу убеждение, что, осмелившись первый развернуть перед Вашими глазами картину тех ужасных опасностей, которые грозили России, я послужил моему Отечеству» .
Беннигсен на другой день после убийства будет назначен начальником Михайловского замка. Отличится в Наполеоновских войнах, в 1813 году получит титул графа и умрет в 1826 году. На старости лет он женится в четвертый раз на молоденькой польке, которая будет изводить его милой шуточкой, говоря: «Мой друг, ты знаешь новость? - Что такое? - Император Павел скончался!».
Окончание следует
Библиография - http://je-nny.livejournal.com/147960.html
Царь Федор Иоаннович и Борис Годунов:
1 - Предисловие. Несть бо власть аще не от Бога…
http://je-nny.livejournal.com/147384.html
2 - Федор и Борис. Право драматурга
http://je-nny.livejournal.com/147570.html
3 - Борис Годунов - Боже, Боже! За что меня поставил ты царем!
http://je-nny.livejournal.com/148824.html
4 - Тихая царица
http://je-nny.livejournal.com/158837.html
5 - Борис Годунов - Достиг я высшей власти!
http://je-nny.livejournal.com/159155.html
6 - Царевич Дмитрий - А был ли мальчик?
http://je-nny.livejournal.com/160475.html
7 - Борис Годунов - Мне счастья нет…
http://je-nny.livejournal.com/160753.html
Павел I:
8 - Междусловие. За сценой. Театр марионеток - Маски
http://je-nny.livejournal.com/167633.html
9 - Пален
http://je-nny.livejournal.com/167872.html
10 - Александр
http://je-nny.livejournal.com/194493.html
11 - Елизавета Алексеевна
http://je-nny.livejournal.com/194647.html
12 - Мария Федоровна
http://je-nny.livejournal.com/333492.html
13 - Константин
http://je-nny.livejournal.com/333838.html
14 - Место действия - Михайловский замок
http://je-nny.livejournal.com/334247.html
15. Арлекин, император Луны. Призрак короны
http://je-nny.livejournal.com/347971.html
16. Русский Гамлет
http://je-nny.livejournal.com/363437.html
17. Власть
http://je-nny.livejournal.com/363017.html