"Энциклопедия" образов кабуки от Утагава Кунисада (1): люди смелые и решительные
Первая половина 1850-х годов - время довольно интересное для японской гравюры укиё-э. Драконовские запреты и ограничения реформ Тэмпо (о которых немало уже писал здесь) понемногу ослабевали, но издатели и художники ещё побаивались выпускать гравюры с актёрами кабуки, которые ранее были строго запрещены указами властей сёгуната.
На этом фоне немалую популярность приобрели серии гравюр с образами актёров, "замаскированными" в изображениях различных легенд, преданий и стихотворений, ассоциативно связанных с той или иной местностью или состоянием природы.
Именно к ним принадлежит любопытная серия гравюр Утагава Кунисада 1852 года, в которой в основу ассоциаций легла очень популярная в эпоху Эдо антология стихотворений "Тридцати шести гениев японской поэзии" под названием "Ханакадзура" ("Цветочный венок"). В этом сборнике хорошо известные стихи сопровождались "пословицами" - кратким текстом нравоучительного характера, зачастую отсылающим к китайской и японской классике. Автором этих "пословиц" был писатель Нанива Токусоси, а в этой заметке они приводятся в замечательном переводе япониста Оськиной А.С.
Итак, начинаем наше путешествие...
1. Стихи Саканоэ-но Корэнори. Бандо Хикосабуро IV в роли монаха-странника.
Снег, должно быть, лежит
Там, в Ёсино, в горных лощинах,
На лесистых холмах -
Холоднее и холоднее
На подходах к старой столице…
(перевод А.А. Долина)
Как видим, стихи довольно хорошо подходят к образу странника, облачённого в скромное монашеское одеяние и бредущего по холодным и пустынным снежным просторам.
А вот с текстовой частью в "Ханакадзура" всё не так просто:
"Во множестве вещей нужно понимать то, что зовется свойством. Например, если потянуть бумагу, то она порвется, если ослабить - погнется. Нужно знать, что так бывает со множеством вещей".
Что бы значили эти слова и кто скрывается за личиной таинственного странника?
Здесь, на гравюре Кацукава Сюнсё, в образе уже Бандо Мицугоро I
Вот как это предание изложено в книге "Мифы и легенды Японии" Хэдленда Дэвиса:
Стояла зима, и из-за сильной метели странник заблудился. Несколько часов он устало брел в поисках какого-нибудь убежища и уже решил было устроиться на ночлег прямо на земле под деревом, когда, наконец, к его радости, он заметил приютившуюся у подножия холма маленькую, крытую соломой хижину. В эту хижину и направился путник. Он объяснил женщине, вышедшей ему навстречу, что заблудился и был бы очень признателен, если бы она пустила его переночевать.
Гравюра Цукиока Ёситоси
Добрая женщина объяснила, что мужа её нет дома, а хорошей жене не пристало пускать в дом незнакомцев в отсутствие хозяина. Странник не только не был обижен таким ответом, но, несмотря на то что ему предстояло провести эту ночь в снегу, очень обрадовался, что ещё встречаются такие добродетельные женщины. Но не успел он отойти от хижины далеко, как услышал, что его окликает мужской голос.
Мужчина объяснил, что он - муж той женщины, от которой только что ушел странник, и радушно пригласил его в дом.
Работа Тоёхара Тиканобу
Когда путника усадили в маленькой хижине, перед ним поставили скудные припасы, а поскольку тот с утра ничего не ел, то воздал должное безыскусному угощению. От наблюдательного гостя не ускользнуло, что ему подали не рис, а всего лишь просо - видно, хозяева были действительно очень бедны, тем не менее щедры, и эта щедрость тронула сердце странника. Но это было еще не всё. Закончив трапезу, все собрались погреться у очага, но огонь быстро угасал из-за нехватки дров. Щедрый хозяин заглянул в сундук, где хранил дрова, но увы! Там было пусто. Без колебаний мужчина вышел в засыпанный снегом сад и принес три бонсая, карликовых деревца, - сосну, сливу и вишню.
Решительный хозяин у Кобаяси Киётика
Во все времена в Японии бонсаи ценились высоко. Выращивание карликовых деревьев требует много времени и тщательного ухода, и японцам они милы за свой возраст и неповторимую красоту. Но, несмотря на протесты гостя, хозяин разломал свои маленькие растеньица и бросил их в очаг, где сразу же весело разгорелся огонь.
Тот факт, что хозяин скромной хижины оказался владельцем таких ценных деревьев, явно говорил о том, что этот щедрый человек стал крестьянином не по происхождению, а вынужден был стать им под влиянием каких-то жизненных обстоятельств. Предположение гостя оказалось верным, и хозяин неохотно рассказал, что его имя - Сано Гэндзаэмон Цунэё и что он в прежние времена был самураем. Ему пришлось заняться земледелием в наказание за неблаговидный поступок одного из своих родственников.
Это снова Ёситоси
Знаменитая сцена на диптихе Мигита Тосихидэ
Гравюра Мидзуно Тосиката
Путник предложил самураю обратиться с прошением к властям о восстановлении своих прав. Но Сано сказал, что, поскольку добрый и справедливый регент умер (так он думал), а его преемник слишком юн, подавать прошение более чем бесполезно. Тем не менее он продолжал объяснять заинтересованному слушателю, что в случае объявления сбора воинов он первым явится в Камакуру. Именно мысль о возможности когда-нибудь быть полезным своей стране смягчала горечь дней, проведённых им в нищете.
Разговор, занявший в нашем пересказе всего несколько строк, на самом деле длился всю ночь до наступления нового дня. И когда утром открыли ставни, им предстала картина заснеженного мира, освещаемого ярким зимним солнцем. Прежде чем снова отправиться в путь, странник тепло поблагодарил хозяина и хозяйку за гостеприимство. И уже после того, как этот приятный гость ушел, Сано вдруг вспомнил, что забыл узнать его имя.
Случилось так, что следующей весной правительство призвало воинов в Камакуру. Как только Сано услыхал эту радостную весть, он тут же собрался в дорогу, чтобы исполнить свой долг. Его доспехи сильно потрепались, нагината покрылась ржавчиной, а лошадь была в очень плохом состоянии. Среди блистательных воинов, собравшихся в Камакуре, Сано имел жалкий вид. Многие из них отпускали в адрес Сано весьма нелестные замечания, но тот молча сносил такое оскорбительное высокомерие. Его жалкая фигура бросалась в глаза среди сверкающих рядов самураев. Тут к ним подъехал верхом на прекрасном коне глашатай со знаменем, на котором был изображен фамильный герб регента. Громко и ясно глашатай возвестил, что его господин желает видеть воина в самых потрепанных доспехах. Сано с тяжелым сердцем повиновался приказу. Он думал, что регент хочет выразить свое недовольство по поводу его появления в столь пышном собрании в таком убогом снаряжении.
Бедняк Сано был удивлен оказанным ему сердечным приемом, но ещё больше его удивило, что, когда слуга раздвинул сёдзи в соседнюю комнату, он увидел самого регента Саймёдзи Токиёри, который оказался не кем иным, как тем самым монахом, что когда-то нашел приют в маленькой хижине Сано. Токиёри тоже не забыл, как хозяин сжег в очаге карликовые деревья - сосну, сливу и вишню. В награду за бескорыстную жертву, которая была с готовностью принесена Сано, Токиёри повелел вернуть ему те тридцать деревень, что были отобраны у него. Но это было лишь то, что принадлежало Сано по праву, и Токиёри пришла удачная мысль подарить этому верному воину вдобавок ещё три деревни с названиями Мацу-иду, Умэда и Сакураи. "Мацу", "умэ" и "сакура" - так по-японски будет "сосна", "слива" и "вишня".
По легенде, Токиёри в одежде простого монаха много странствовал по Японии, наблюдая за жизнью простых людей и примечая злоупотребления и жестокости чиновников на местах, с которыми ему предстояло упорно бороться.
Удивлённый Сано Гэндзаэмон встречает Токиёри в парадном облачении, на триптихе Утагава Кунисада.
Вот здесь, возможно, и проявляется "свойство вещей", о котором говорил Нанива Токусоси.
Ведь благородный воин останется таковым в любой ситуации, независимо от того, в какой нужде он оказался.
Сюжет со странствиями Токиёри и благородной жертвой самурая был довольно популярен в японском театре - он лёг в основу пьесы Но: "Деревца в горшке" ("Хати-но ки"), а также нескольких пьес кабуки. Немалая часть гравюр с его изображением как раз родом из театральной гравюры якуся-э.
Автор следующих гравюр - тоже Утагава Кунисада. Все они посвящены кабукинской постановке 1858 года, где в роли Токиёри выступал Итикава Ибидзо V, Сано Гондзаэмона Цунэё - Итикава Кодандзи IV, Сиротаэ (жены Сано) - Оноэ Кикугоро IV.
Усталый Токиёри на привале, в раздумьях о судьбе страны...
И здесь - суровый, но справедливый
Практически неизменный атрибут Токиёри на гравюрах - запорошенная снегом соломенная шляпа
Ни капли сомнений - всё для дорогого гостя!
В роли Токиёри в более поздней постановке - Итикава Дандзюро IX. Гравюра Тоёхара Кунитика.
Не обошлось в гравюрных измерениях этого сюжета и без уподоблений митатэ, с изящными красавицами в образе радушного хозяина "деревца в горшочке".
Автор работ - один из лидеров этого поджанра укиё-э, Судзуки Харунобу:
А следом - более поздняя работа Утагава Куниёси:
... и снова Кунисада:
Удивительно хороша по композиции и насыщенности цветами вот эта чудная гравюра Утагава Куниёси:
На этом, пожалуй, сегодня и закончим.
Но, как помнится, стихов в "Ханакадзура" всего тридцать шесть, так что долгое и увлекательное продолжение нашего путешествия обязательно последует...
На этом фоне немалую популярность приобрели серии гравюр с образами актёров, "замаскированными" в изображениях различных легенд, преданий и стихотворений, ассоциативно связанных с той или иной местностью или состоянием природы.
Именно к ним принадлежит любопытная серия гравюр Утагава Кунисада 1852 года, в которой в основу ассоциаций легла очень популярная в эпоху Эдо антология стихотворений "Тридцати шести гениев японской поэзии" под названием "Ханакадзура" ("Цветочный венок"). В этом сборнике хорошо известные стихи сопровождались "пословицами" - кратким текстом нравоучительного характера, зачастую отсылающим к китайской и японской классике. Автором этих "пословиц" был писатель Нанива Токусоси, а в этой заметке они приводятся в замечательном переводе япониста Оськиной А.С.
Итак, начинаем наше путешествие...
1. Стихи Саканоэ-но Корэнори. Бандо Хикосабуро IV в роли монаха-странника.
Снег, должно быть, лежит
Там, в Ёсино, в горных лощинах,
На лесистых холмах -
Холоднее и холоднее
На подходах к старой столице…
(перевод А.А. Долина)
Как видим, стихи довольно хорошо подходят к образу странника, облачённого в скромное монашеское одеяние и бредущего по холодным и пустынным снежным просторам.
А вот с текстовой частью в "Ханакадзура" всё не так просто:
"Во множестве вещей нужно понимать то, что зовется свойством. Например, если потянуть бумагу, то она порвется, если ослабить - погнется. Нужно знать, что так бывает со множеством вещей".
Что бы значили эти слова и кто скрывается за личиной таинственного странника?
Здесь, на гравюре Кацукава Сюнсё, в образе уже Бандо Мицугоро I
Вот как это предание изложено в книге "Мифы и легенды Японии" Хэдленда Дэвиса:
Стояла зима, и из-за сильной метели странник заблудился. Несколько часов он устало брел в поисках какого-нибудь убежища и уже решил было устроиться на ночлег прямо на земле под деревом, когда, наконец, к его радости, он заметил приютившуюся у подножия холма маленькую, крытую соломой хижину. В эту хижину и направился путник. Он объяснил женщине, вышедшей ему навстречу, что заблудился и был бы очень признателен, если бы она пустила его переночевать.
Гравюра Цукиока Ёситоси
Добрая женщина объяснила, что мужа её нет дома, а хорошей жене не пристало пускать в дом незнакомцев в отсутствие хозяина. Странник не только не был обижен таким ответом, но, несмотря на то что ему предстояло провести эту ночь в снегу, очень обрадовался, что ещё встречаются такие добродетельные женщины. Но не успел он отойти от хижины далеко, как услышал, что его окликает мужской голос.
Мужчина объяснил, что он - муж той женщины, от которой только что ушел странник, и радушно пригласил его в дом.
Работа Тоёхара Тиканобу
Когда путника усадили в маленькой хижине, перед ним поставили скудные припасы, а поскольку тот с утра ничего не ел, то воздал должное безыскусному угощению. От наблюдательного гостя не ускользнуло, что ему подали не рис, а всего лишь просо - видно, хозяева были действительно очень бедны, тем не менее щедры, и эта щедрость тронула сердце странника. Но это было еще не всё. Закончив трапезу, все собрались погреться у очага, но огонь быстро угасал из-за нехватки дров. Щедрый хозяин заглянул в сундук, где хранил дрова, но увы! Там было пусто. Без колебаний мужчина вышел в засыпанный снегом сад и принес три бонсая, карликовых деревца, - сосну, сливу и вишню.
Решительный хозяин у Кобаяси Киётика
Во все времена в Японии бонсаи ценились высоко. Выращивание карликовых деревьев требует много времени и тщательного ухода, и японцам они милы за свой возраст и неповторимую красоту. Но, несмотря на протесты гостя, хозяин разломал свои маленькие растеньица и бросил их в очаг, где сразу же весело разгорелся огонь.
Тот факт, что хозяин скромной хижины оказался владельцем таких ценных деревьев, явно говорил о том, что этот щедрый человек стал крестьянином не по происхождению, а вынужден был стать им под влиянием каких-то жизненных обстоятельств. Предположение гостя оказалось верным, и хозяин неохотно рассказал, что его имя - Сано Гэндзаэмон Цунэё и что он в прежние времена был самураем. Ему пришлось заняться земледелием в наказание за неблаговидный поступок одного из своих родственников.
Это снова Ёситоси
Знаменитая сцена на диптихе Мигита Тосихидэ
Гравюра Мидзуно Тосиката
Путник предложил самураю обратиться с прошением к властям о восстановлении своих прав. Но Сано сказал, что, поскольку добрый и справедливый регент умер (так он думал), а его преемник слишком юн, подавать прошение более чем бесполезно. Тем не менее он продолжал объяснять заинтересованному слушателю, что в случае объявления сбора воинов он первым явится в Камакуру. Именно мысль о возможности когда-нибудь быть полезным своей стране смягчала горечь дней, проведённых им в нищете.
Разговор, занявший в нашем пересказе всего несколько строк, на самом деле длился всю ночь до наступления нового дня. И когда утром открыли ставни, им предстала картина заснеженного мира, освещаемого ярким зимним солнцем. Прежде чем снова отправиться в путь, странник тепло поблагодарил хозяина и хозяйку за гостеприимство. И уже после того, как этот приятный гость ушел, Сано вдруг вспомнил, что забыл узнать его имя.
Случилось так, что следующей весной правительство призвало воинов в Камакуру. Как только Сано услыхал эту радостную весть, он тут же собрался в дорогу, чтобы исполнить свой долг. Его доспехи сильно потрепались, нагината покрылась ржавчиной, а лошадь была в очень плохом состоянии. Среди блистательных воинов, собравшихся в Камакуре, Сано имел жалкий вид. Многие из них отпускали в адрес Сано весьма нелестные замечания, но тот молча сносил такое оскорбительное высокомерие. Его жалкая фигура бросалась в глаза среди сверкающих рядов самураев. Тут к ним подъехал верхом на прекрасном коне глашатай со знаменем, на котором был изображен фамильный герб регента. Громко и ясно глашатай возвестил, что его господин желает видеть воина в самых потрепанных доспехах. Сано с тяжелым сердцем повиновался приказу. Он думал, что регент хочет выразить свое недовольство по поводу его появления в столь пышном собрании в таком убогом снаряжении.
Бедняк Сано был удивлен оказанным ему сердечным приемом, но ещё больше его удивило, что, когда слуга раздвинул сёдзи в соседнюю комнату, он увидел самого регента Саймёдзи Токиёри, который оказался не кем иным, как тем самым монахом, что когда-то нашел приют в маленькой хижине Сано. Токиёри тоже не забыл, как хозяин сжег в очаге карликовые деревья - сосну, сливу и вишню. В награду за бескорыстную жертву, которая была с готовностью принесена Сано, Токиёри повелел вернуть ему те тридцать деревень, что были отобраны у него. Но это было лишь то, что принадлежало Сано по праву, и Токиёри пришла удачная мысль подарить этому верному воину вдобавок ещё три деревни с названиями Мацу-иду, Умэда и Сакураи. "Мацу", "умэ" и "сакура" - так по-японски будет "сосна", "слива" и "вишня".
По легенде, Токиёри в одежде простого монаха много странствовал по Японии, наблюдая за жизнью простых людей и примечая злоупотребления и жестокости чиновников на местах, с которыми ему предстояло упорно бороться.
Удивлённый Сано Гэндзаэмон встречает Токиёри в парадном облачении, на триптихе Утагава Кунисада.
Вот здесь, возможно, и проявляется "свойство вещей", о котором говорил Нанива Токусоси.
Ведь благородный воин останется таковым в любой ситуации, независимо от того, в какой нужде он оказался.
Сюжет со странствиями Токиёри и благородной жертвой самурая был довольно популярен в японском театре - он лёг в основу пьесы Но: "Деревца в горшке" ("Хати-но ки"), а также нескольких пьес кабуки. Немалая часть гравюр с его изображением как раз родом из театральной гравюры якуся-э.
Автор следующих гравюр - тоже Утагава Кунисада. Все они посвящены кабукинской постановке 1858 года, где в роли Токиёри выступал Итикава Ибидзо V, Сано Гондзаэмона Цунэё - Итикава Кодандзи IV, Сиротаэ (жены Сано) - Оноэ Кикугоро IV.
Усталый Токиёри на привале, в раздумьях о судьбе страны...
И здесь - суровый, но справедливый
Практически неизменный атрибут Токиёри на гравюрах - запорошенная снегом соломенная шляпа
Ни капли сомнений - всё для дорогого гостя!
В роли Токиёри в более поздней постановке - Итикава Дандзюро IX. Гравюра Тоёхара Кунитика.
Не обошлось в гравюрных измерениях этого сюжета и без уподоблений митатэ, с изящными красавицами в образе радушного хозяина "деревца в горшочке".
Автор работ - один из лидеров этого поджанра укиё-э, Судзуки Харунобу:
А следом - более поздняя работа Утагава Куниёси:
... и снова Кунисада:
Удивительно хороша по композиции и насыщенности цветами вот эта чудная гравюра Утагава Куниёси:
На этом, пожалуй, сегодня и закончим.
Но, как помнится, стихов в "Ханакадзура" всего тридцать шесть, так что долгое и увлекательное продолжение нашего путешествия обязательно последует...