Астрологические контексты елизаветинской поэзии
Антон Нестеров
Астрологические контексты елизаветинской поэзии
(с) А. Нестеров, 2003. При перепечатке и использовании ссылка обязательна.
(Впервые опубликовано: Власть. Судьба. Интерпретация культурных кодов. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2003. С. 210 - 261.)
Часть I
(Впервые опубликовано: Власть. Судьба. Интерпретация культурных кодов. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2003. С. 210 - 261.)
Работа выполнена при поддержке Британской академии и Варбургского института, которым автор выражает свою признательность.
Читая литературные произведения, принадлежащие иным эпохам, мы поневоле видим их иначе, чем их современники. Мы вооружены иным культурным опытом и видим соответствующий текст сквозь иную оптику, так или иначе деформирующую некоторые детали. Так порой очевидное для читателя той эпохи становится для нас неясным и затемненным - в результате же мы склонны вчитывать в текст смыслы, изначально ему чуждые, при этом игнорируя интенции, несомненные для сознания автора и его аудитории.
Чтобы пояснить это на простейшем примере, достаточно вспомнить, как выглядит обмен рапирами во время поединка Гамлета и Лаэрта в большинстве современных постановок. Лишь немногие из режиссеров "видят": обмен вызван тем, что царапина, нанесенная боевой рапирой Лаэрта, уличает того в забвении законов чести (ведь у Гамлета - турнирная рапира с тупым концом, и он полагает, что все происходящее - не более, чем "спортивный поединок"), и чтобы скрыть свой позор, он вынужден молча подчиниться Гамлету, одним лишь жестом требующему поменяться оружием. Для современников Шекспира это было столь очевидно, что не требовало никаких ремарок в тексте. Современное же сознание обставляет эту сцену самыми невероятными деталями...
Со временем любой текст, вошедший в обиход культуры, обрастает патиной интерпретаций, так что становится необходимо значительное усилие, чтобы увидеть его изначальный облик, сняв покров последующих наслоений.
***
Тот мир, в котором жили Шекспир и Сидни, Донн и Рэли, был в чем-то куда более соразмерен человеку, чем мироздание, в котором живут наши современники. Мы часто упускаем из вида хотя бы той простой факт, что в Англии действовала система мер, в основе которой лежали пропорции человеческого тела: дюйм, фут - и двенадцатиричная система. Мир в прямом смысле слова "мерился человеком". Двенадцатиричный ряд, в силу кратности его 3 и 4, легко соотносился с тремя пространственными измерениями, четырьмя временами и двенадцатью месяцами года [2] и двадцатью четырьмя часами суток. Использование подобной системы счета и мер, с одной стороны, подтверждало и легитимировало представление о том, что человек есть венец творенья и царь природы, а с другой - "вписывало" индивидуальное существование каждого в круговорот смен времен года, во время природы - и космоса.
Братья Лимбурги. "Большой часослов герцога Беррийского".
"Большое время", время природы, ощущалось куда более непосредственно. Хотя бы потому, что человек был менее отделен от природы - и чаще смотрел на небо. Выполнение ли сельхозработ, странствие ли по суше или по морю, отправление праздничных обрядов, - которые почти все проходили на открытом воздухе, - будь то нехитрые общинные сельские праздники или изощренные по своей сложной символике коронационные шествия -- все это заставляло человека отрывать взор от земли и смотреть вверх: чтобы определить грядущую погоду, свое местоположение или время. По положению солнца или звезд, порой - на глаз, порой - с помощью приборов и довольно сложных расчетов прокладывали маршрут путешественники и мореплаватели. Время же по небесным светилам "сверяло" в те века большинство населения Европы: часы оставались сложными и громоздкими механизмами, которые возводились лишь в больших городах, порой - в монастырях и замках. Тем самым именно ход светил регулировал повседневную жизнь той эпохи.
Недаром даже ренессансные танцы - будь то народные хороводы во время праздника Майского дерева или изысканные придворные паваны - соотносились с движением небесных светил: хороводный круговой танец вокруг майского шеста, символизирующего Мировое древо, всегда шел посолонь, сложные фигуры паваны имели в виду движение на небосводе планет и небесных сфер.
Человек той эпохи никогда не забывал, что над ним - небо со светилами, большой, хотя и не бесконечный космос, в центре которого - земля людей и их насущные заботы.
Schaffner, Martin - Painted tabletop for Erasmus Stedelin
И покуда не произошло современное разделение дисциплин, человек, одержимый интересом к миру, одновременно мог заниматься математикой и философией, астрономией (точнее - астрологией, ибо астрономии в современном понимании этого слова просто не существовало) и спагирической медициной... Знание еще носило синтетический характер, различные науки не были обособленной, замкнутой каждая сама в себе областью, но мыслились как единое средство постижения мира: медик типа Парацельса при приготовлении лекарства обязательно учитывал фазы Луны, положение Солнца в Зодиаке и т.п., а философ типа Спинозы выводил основы нравственности как математическую теорему.
Астрология занимала в этой системе знания особое место.
Она, скорее, была не столько "отдельной дисциплиной, сколько - одним из аспектов картины мира той эпохи в целом" [3]. Эта картина мира восходила, в первую очередь, к Аристотелю [4], полагавшему, что все сущее в подлунном мире есть композиция четырех первоэлементов: земли, воды, воздуха и огня. Композиция эта не фиксированно-статична, но постоянно изменяется, волнуемая движением небесных сфер, подобно тому, как вода океанов следует движению Луны, порождая приливы и отливы [5]. Каждая из планет является носителем и проводником некой комбинации качеств, которых также четыре: жар и холод, сухость и влажность - и, соответственно, конфигурация планет на небосводе определяет характер всех изменений в дольнем мире. А значит - рост растений, плавка металлов, приготовление лекарственных тинктур и пр. напрямую зависят от положения светил на небе. Тем самым ботаника, металлургия, медицина - как и множество других наук - были связаны с астрологией. Последняя была универсальным средством для описания динамики любых процессов - вопрос ставился лишь о наиболее корректном способе применения этого средства.
Маркус Шаффнер. Расписная столешница для Эразма Стеделина. Фрагмент. 1533. Урания, покровительствующая астрологии, изображена справа.
Специфический статус астрологии в сознании елизаветинской эпохи может ярко продемонстрировать следующий факт: в весьма популярном поэтическом сборнике "Английский Парнас", изданном в 1600 г., где "избраннейшие цветы современной поэзии" были собраны по тематическому принципу - стихи о любви, стихи о красоте, о лесах и т.д., - есть раздел, посвященный наукам.
Открывается он стихотворением, воспевающим теологию, и сразу следом за ним помещен небольшой текст во славу астрологии (и только следом даны стихи, посвященные риторике, логике, математике и музыке):
Astrologie
Her hand-maides in Amazon-like attire,
Went chaste and modest like Dianes traine,
One by her gazing lookes seems to aspire
Beyond the Moone, and in a high disdaine,
To deeme the world and worldly reasures vaine.
She hight Astrologie, on whole bright lawne,
Shperes Astrolabes and skilfull globes are drawn. [6]
[Сопровождающие ее девы - в нарядах амазонок,/ Шествуют, чисты и скромны, как процессия Дианы,/ Тот, на ком она остановит взгляд, - ему кажется, он воспаряет/ Выше Луны и свысока/ Смотрит на мир и мирскую неверную суету./ Она - Высокая Астрология, <царствующая> на сияющих горних лугах,/ откуда <пришло к нам> знание о сферах, астролябиях и искусно выполненных небесных телах].
Гверчино. Персонификация астрологии. Ок. 1650 - 1655.
Язык астрологических описаний и прогнозов был хорошо знаком образованному английскому дворянину, часто обращавшемуся за консультациями к астрологу. Астрология предлагала особый способ организации жизненного опыта, актуальный для той эпохи. Сам этот опыт был в чем-то куда разнообразнее опыта современного человека: дворянин, служащий королю, жил в мире контрастов, где часто приходилось совершать стремительный переход от роскоши двора к грязи военного бивака, от весьма комфортной жизни в поместье - к тяготам дороги - с ее опасностями, неустроенностью, или к странствию по бушующему морю, чреватому столкновением с пиратами. С другой стороны, для человека той эпохи особое значение имело благоприятное или неблагоприятное стечение обстоятельств: карьера, личное благо зависели от прихоти - патрона, монарха, подверженных капризной смене настроений. Переменчивость и неустойчивость любой жизненной ситуации ощущалась острее, чем ныне. Это накладывало свой отпечаток на манеру поведения людей той поры. Известен исторический анекдот, что накануне сражения с испанской Великой Армадой Дрейк был занят не суетливыми приготовлениями к битве и напряженным ожиданием столкновения, но предавался бездумной светской забаве - игре в шары, - когда, казалась бы, решалась сама судьба Англии. На деле же, он просто ждал, покуда переменится ветер, чтобы можно было послать навстречу испанским судам горящие брандеры. Забава заполняла время до наступления момента, когда благоприятно исполнить долг.
Игра в шары с Фортуной. Из сборника эмблем XVII в.
Подчинение светилам, с их порой неожиданной сменой конфигураций в гороскопе, несущих благо или несчастье, казалось для человека елизаветинской эпохи вполне естественным - оно было близко его переживанию жизни.
Зажиточный человек как минимум несколько раз в жизни обращался к астрологу: как правило, родители заказывали гороскоп родившемуся ребенку, с учетом гороскопов определялся день свадьбы и то, будет ли этот брак счастливым...
Представление о самом спектре вопросов, которые задавали "звездознатцу", дает учебник астрологии, написанный в середине XVII в. англичанином Уильямом Лилли. В этом учебнике специально разбираются подходы к решению наиболее часто встающих перед астрологом задач. Среди них мы встречаем следующие: "Будет ли кверент (т.е. - задающий вопрос. - А.Н.) жить долго?", "Каким образом кверенту следует вести свои дела?", "Жив ли или нет отсутствующий член семьи?", "Какова будет судьба спускаемого на воду корабля?", "Вернется ли данное судно из плавания - или потерпит крушение?", "Суждено ли кверенту разбогатеть?", "Стоит ли покупать данный дом или землю - и будет ли удачным это приобретение?", "Следовать ли совету доброжелателя?", "Не хранит ли данная земля кладов и сокровищ?", "Будут ли у вступающего в брак дети от этой женщины?", "Выйдет ли девица замуж?", "Может ли что-то помешать устроиться данному браку?", "Есть ли у этой дамы возлюбленный?", "Где была утеряна та или иная вещь?", "Данная кража - совершена мужчиной или женщиной?", "Велико ли окажется состояние жены?", "Сохранит ли кверент свою должность?", "Будет ли освобожден приговоренный к тюремному заключению?", "Сможет ли военнопленный совершить побег?" и др. [7]
О размахе частной практики английских астрологов XVI - XVII вв. мы можем судить по дошедшим до нас дневникам трех лондонских "звездознатцев", подробно фиксировавших все обращения клиентов.
Саймон Форман (1552 - 1661) занимался астрологией, алхимией и медициной. Шекспироведам его дневник хорошо известен в силу того, что в нем содержится упоминание о представлении одной из шекспировских пьес в театре "Глобус". Нас же интересуют астрологические занятия Формана. Между 1597 и 1601 гг. он составлял около 1000 гороскопов в год [8]. Журналы, которые вел другой лондонский астролог, упомянутый выше Уильям Лилли (1602 - 1681), свидетельствуют, что в период с 1644 по 1666 гг. он ежегодно составлял порядка 2000 гороскопов. Джон Букер (1602 - 1667) с 1648 по 1666 гг. выполнял около 1000 гороскопов. Следует заметить, что, скорее всего, эти трое астрологов - а в Лондоне в этот период работало около 200 звездознатцев, - были не самыми загруженными работой. Например, Николас Калпеппер, практиковавший в 1640 - 1654 гг., имел, якобы, по 20 клиентов в день [9]. По журналам Лилли мы можем судить о составе клиентуры астрологов той поры. Так, за период с июня 1654 г. по сентябрь 1656 г. Лилли было составлено 4403 гороскопа, причем записи о 638 клиентах (около 15 %) содержат указание их социального статуса. Среди последних 124 человека принадлежали к дворянству и знати, примерно столько же - 128 - составляли купцы, ремесленники и работники, 104 - моряки и путешественники, отправляющиеся за море, 32 - военные.
Гороскопы, как пишет Л.И.Тананаева, - одна из немногих отечественных ученых, занимавшихся связью астрологии и культуры XVI - XVII вв., - были особым "способом постижения человеческой натуры... Эти специфические образцы литературного и научного, по тогдашним критериям, сочинения имели своей целью анализ человеческого характера, интерпретируя его через посредство сложных спекулятивных аналогий-противоположностей с миром звездных знаков, планет, их положения и т.п." [10] Так, сохранился набросок гороскопа, составленный для себя Кеплером. Этот фрагмент "явственно раскрывает сам механизм мышления тогдашних людей, их подход к восприятию и истолкованию человеческого характера. И первое, что бросается в глаза при чтении этих страниц, - принципиальная установка на неотвратимую противоречивость, сложность души и ее врожденных свойств.
Характер, даже отчасти судьба человека предопределены заранее условиями его рождения. Черты этого характера как бы развертываются в будущее (правда, с учетом тех или иных возможных отклонений, зависящих от естественно-природных условий и космических ритмов)... Ощущение фатума, судьбы, стоящей над всеми человеческими начинаниями и усилиями, вечно колеблющихся весов Фортуны сопутствует всем предсказаниям и накладывает оттенок тревожной неустойчивости на все людские деяния.
Анализируя черты характера в сочетании с поведением планет, стремясь построить единую цепь, в которой различные природные свойства и материалы так или иначе воздействовали на человека, невольно приучались видеть этот характер в живом развитии: человек вступает в контакт с деревьями и травами, его счастье и горести зависят от звезд и морских приливов, камни лечат его или приносят тяжелые заболевания и т.п. Словом, речь идет все время не о социальных координатах человеческого бытия, а именно о психологических его аспектах, пусть в очень своеобразном, непривычном для нас освещении" [11].
Астрологи никогда не давали точных предсказаний, но лишь предлагали "вызванные естественными причинами вероятные догадки касательно того, что, возможно, произойдет, если влияние небесных тел не встретит ограничения или противодействия" [12].
Приведем лишь один пример того, насколько астрологические прогнозы оказывали влияние на реальную жизнь, становясь ее "формирующим фактором". В 1524 г. наблюдалось соединение семи планет в зодиакальном знаке Рыб. Знак этот соответствует стихии воды, поэтому множество европейских астрологов предсказывало великие наводнения, вплоть до Потопа, которыми чреват наступающий 1524 год. В связи с этим, приор аббатства св. Варфоломея в Смитфилде выстроил себе дом на вершине холма Хэрроу и позаботился о том, чтобы в доме были созданы запасы провизии и всего необходимого, позволяющие пережить длительное наводнение [13].
Сам язык елизаветинской поэзии ярко фиксирует своеобразные "референтные зоны" эпохи, и, например, по XIV сонету Шекспира мы можем составить вполне четкое представление о тех темах, которые в первую очередь затрагивали астрологи, составляя гороскопы для частных клиентов или же публикуя астрологические альманахи на год:
Sonnet XIV
Not from the stars do I my judgment pluck;
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well,
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive,
If from thyself to store thou wouldst convert;
Or else of thee this I prognosticate:
Thy end is truth's and beauty's doom and date.
Я не по звездам мыслю и сужу;
Хотя я астрономию и знаю,
Ни счастья, ни беды не предскажу,
Ни засухи, ни язв, ни урожая.
И не могу вести я счет дождям,
Громам, ветрам, сулить счастливый жребий,
Предсказывать удачу королям,
Вычитывая предвещанья в небе.
Все знания мои в твоих глазах,
Из этих звезд я черпаю сужденье,
Что живы Правда с Красотой в веках,
Коль ты им дашь в потомстве продолженье.
Иначе будет час последний твой
Последним часом Правды с Красотой.
(Пер. А.М.Фенкеля)
Комментируя этот сонет Шекспира, необходимо учесть, что, по сути, он восходит не только к социальной практике обращений за консультациями к астрологу, но - к особому жанру текстов, имеющих в то время широкое хождение [14]. Шекспир напрямую отсылает читателя к многочисленным астрологическим альманахам и прогностиконам, чрезвычайно популярным в XVI - XVII вв.
Большинство этих изданий до известной степени напоминали по своему содержанию современные отрывные календари (которые, на самом деле, являются их прямыми потомками - вплоть до указания фаз луны и пр.): однако, кроме обычного календаря, в них содержался прогноз погоды на каждый день года, предсказывалось, насколько год будет урожайным, помечались "счастливые" и несчастливые дни. Как правило, в большинстве альманахов приводилась и картинка с изображением "астрологического человека", когда человеческое тело представало наподобие какого-нибудь коллажа Арчимбольдо, составленного из знаков Зодиака, управляющих тем или иным органом: голове соответствовал Овен, шее - Телец, плечам и рукам - Близнецы, легким - Рак, Лев отвечал за сердце и печень. Эта своеобразная диаграмма позволяла определить, когда лучше принимать то или иное лекарство, отворять кровь, готовить лечебное питье или бальзам, помогающие от той или иной болезни. Серьезные альманахи содержали также эфемериды - таблицы положения небесных тел на небосклоне, позволяющие читателям самостоятельно составлять гороскопы. Прогностиконы отличались от альманахов тем, что содержали также политические предсказания на грядущий год.
Популярность альманахов была крайне велика - причем в сельской местности они пользовались даже большим спросом, чем в городах. Пуританин Уильям Перкинс в середине XVI в. сетовал, что альманахи покупают, дабы "вернее набить мошну, извлекая выгоду из знания о грядущем урожае и ценах на зерно" [15], - и это было не лишено серьезных оснований.
Неустойчивость, уязвимость достаточно примитивного сельскохозяйственного производства заставляла землепашцев крайне пристрастно относится к любым прогнозам погоды - особенно долговременным, которые позволяли соотнести соответствующие работы с тем или иным благоприятным или неблагоприятным периодом и оценить будущий урожай. В известном смысле погода была "вопросом жизни и смерти" - от нее зависел урожай.
Плохие урожаи 1519-1521, 1527-1529, 1544-1545, 1549-1551, 1554-1556, 1586-1587 и 1594-1597 гг. влекли за собой резкое повышение смертности в стране. Особенно тяжелы были периоды с 1555 по 1557, когда следом за недородом вспыхнула жесточайшая эпидемия гриппа, и 1596-1597, когда два года подряд почти по всей Англии зерно сгнило на корню из-за сильнейших дождей16.
Альманахи же обычно предлагали читателям долгосрочный годовой прогноз. Наряду с компиляторами-недоучками, каковыми были многие из авторов дешевых альманахов, занимались такого рода прогностикой и серьезные астрологи.
В качестве типичного примера приведем один из фрагментов прогноза, составленного на 1602 г. для Богемии Иоганом Кеплером, занимавшим в ту пору должность придворного астролога при дворе Рудольфа II:
"Я ожидаю, что апрель будет нормальным, начнется с теплой погоды из-за биквинтиля Марса и Солнца, два дня перед этим будет идти дождь, а затем наступит полнолуние, так как все планеты выстроятся в ряд, - пишет Кеплер. С 13-го по 16-ое [апреля] будут идти дожди. После этого наступит тепло, а около 24-го станет так жарко, что разразится гроза из-за тригона Солнца и Марса. В конце апреля снова пойдут обильные дожди.
В начале мая ужасная погода с грозами вернется с конъюнкцией Венеры и Меркурия, если иная широта не ослабит ее влияние; однако ни само предсказывание, ни день не достоверны из-за ошибочности вычислений, производимых поныне. Десятого, одиннадцатого и двенадцатого пройдут холодные дожди, а в горах либо выпадет снег, либо воздух будет не слишком полезен для здоровья. При ясном небе следует опасаться морозов. Ибо, помимо старых аспектов, из новых приближается квинтиль Сатурна и Марса. С влажностью все необычайно похорошеет. В конце месяца ожидаются грозы и ливневые дожди" [17].
'Prognosticon Historicum und Physicum..' by Johann Hebenstreit, 1565
Первые альманахи и прогностиконы появляются в Европе в середине XV в. Так, семья Лаетов из Антверпена начинает с 1469 г. издавать прогностиконы, которые сперва получают широкое хождение во Фландрии, чуть позже появляется французское издание, а в 1493 г. этот прогностикон выходит и по-английски [18]. На рубеже XV - XVI вв. множество прогностиконов выходит в Германии, Италии, Франции, Нидерландах и Польше [19]. Первый прогностикон, напечатанный в Англии, был составлен Уильямом Парроном, опубликовавшим серию прогнозов на латыни и английском в 1498 - 1503 гг. Итальянец по происхождению, Паррон некоторое время служил астрологом при дворе Генриха VII - покуда смерть королевы в возрасте 37 лет, - при том, что Паррон предсказал ей жизнь до 80 лет, - не положила конец его карьере [20].
Cyprian Leowitz. Prognosticon. Basel 1568
Что касается альманахов, то известно довольно много английских рукописных альманахов времен царствования Генриха VIII. Один из них был составлен в 1549 г. королевским капелланом, Джоном Робинсом, для своего друга, мастера Тилдесли. Известно, что составляли альманахи уже упоминавшийся нами Саймон Форман и Кристофер Хейдон: судя по всему, эти рукописи предназначались не для публикации, а для узкого круга знакомых. В 1580-ых годах составлял рукописные альманахи, ходившие по рукам, Гэбриел Френде. Математик и медик Элис Бомелиус, уроженец Бремена, кончивший свои дни в качестве придворного астролога Ивана Грозного, на рукописи альманаха на 1567 г. сделал пометку, что тот составлен "для лорда Ламли, чьей доброте нет равных" [21]. Что касается печатных альманахов - их публикация находилось в руках континентальных астрологов. Альманахи и прогностиконы, поступавшие на английский рынок, создавались в Европе, отправлялись для перевода в Англию - откуда рукопись поступала в антверпенские типографии. Доход, естественно, получали издатели. Лишь в 1520 году Ричард Пинсон первым из английских печатников осознает все выгоды этого бизнеса и выпускает английское издание альманаха Лаета [22].
Первый альманах, составленный и напечатанный в Англии, выходит в 1539 г., причем анонимно. И лишь в 1545 г. появляется первый "авторизированный" английский альманах, составленный Эндрю Бордом, "англичанином из Оксфордского университета", а еще через несколько лет - альманах Энтони Эшкама, родного брата Роджера Эшкама, воспитателя будущей королевы - Елизаветы I. С этого момента можно говорить о формировании собственно английской традиции альманахов: с 1554 г. начинает выходить серия альманахов Генри Лоу из Солсбери, в 1558 г. появляются альманахи Каннингема и Уильямса, позже - Воэна (1559), Хилла (1560), Мунслоу (1561), Секбюриса (1562) - при том, что доминировать на английском рынке продолжают все же континентальные астрологи. Исследователь истории астрологической литературы в Англии Бернард Капп указывает, что рост собственно островной "астрологической продукции" в этот период не в последнюю очередь связан с образованием в 1557 г. Гильдии печатников: неосторожные астрологические предсказания часто были связаны с риском преследования со стороны правительства (укажем на судьбу того же Паррона), а Гильдии было легче противостоять судебным искам - что способствовало нарушению английскими астрологами своеобразного "обета молчания" [23].
К 1600 г. в Англии ежегодно печаталось до 600 различных альманахов. Характерно, что альманахи было разрешено издавать, как и Библию, тиражами более 1250 или 1500 экземпляров, которыми должно было ограничиваться любое иное издание. Оценивая общую продажу альманахов в Англии в течение следующего века, исследователи указывают цифры порядка 3 - 4 млн. экземпляров, однако большинство из них оговаривается, что скорее всего цифра эта, полученная только на основе изучения дошедших до нас реестров печатной продукции, занижена в полтора-два раза [24]. Однако даже отталкиваясь от этих данных, можно утверждать, что тиражи астрологических альманахов превышали тиражи Библии.
Одним из самых популярных изданий был альманах "Erra Pater" (название этого альманаха, искаженное: "иудей, рожденный в иудействе", указывало на то, что его автор, якобы, знаком с каббалистической традицией, весьма модной в Европе после каббалистических штудий Пико делла Мирандлолы), переиздававшийся в Англии более дюжины раз, с 1535 г. - вплоть до XVIII в. Главный акцент в этом альманахе делался на астромедицину, на то, "как всегда избежать всякого ущерба для своего телесного состава" [25]. Кроме медицинских рекомендаций, вроде того, "когда лучше отворять кровь" или "что если в этот день мужчина или женщина получит рану или будут страдать потерей крови из вены, то спустя три недели вероятна их смерть", альманах указывал фазы луны, благоприятные и неблагоприятные дни, содержал прогноз погоды на год.
Лунные затмения - лист из "Пастушьего календаря"
Рекомендации на октябрь месяц из "Пастушьего калдендаря".
Более поздние издания сообщали также, когда и как проводятся те или иные ярмарки, давал рекомендации, как лучше до них добраться. О популярности этого альманаха свидетельствуют многочисленные язвительные замечания в адрес его поклонников, встречающиеся у многих авторов той поры. Так, Генри Пичем писал, что "Erra Pater - да еще календарь на год являются единственным чтением английского земледельца - если тот умеет читать" [26], а епископ Холл в своих "Характерах", описывая "Суеверного господина", замечал, что "тот из дому не выйдет, не прихватив с собой Erra Pater"27. Фрэнсис Коукс жаловался, что в Англии "простолюдин ни за что не пустится в дорогу или путешествие, не посоветовавшись сперва с каким-нибудь безумным в своей слепоте пророком, или, на худой конец, не заглянув в какое-нибудь предсказание"28. Последнее высказывание, на самом деле, менее иронично, чем то может показаться современному читателю, - в приведенных нами словах современникам слышалась, скорее, горечь: Луна была тем единственным светильником, что освещал дорогу припозднившемуся - или рискнувшему путешествовать ночью - страннику, поэтому дальние путешествия организовывались так, чтобы соотноситься с фазами Луны, а потому справиться у альманаха на сей счет бывало весьма небесполезно.
Кроме "Erra Pater" было еще несколько не менее популярных изданий: переводной (с французского) "Календарь пастуха" ("The Kalendar of Shepherdes" [29]), впервые изданный в Англии в 1503 г. и выдержавший в течение века 17 изданий; "Птолемеева смесь" ("The Compost of Ptolomeus"), появившаяся в 1532 г. и издававшаяся, минимум, 4 раза; "Аркандам" и "Сфера Пифагора" - своеобразное приложение, посвященное методам предсказания будущего, часто - не только астрологическим, - позже последние два труда стали выходить под общей обложкой ("Arcandam, the Sphere of Pythagoras"). Такое изобилие альманахов объяснялось еще и тем, что они были ориентированы на разных читателей: так "Точное предсказание навеки" (впервые - в 1555 г.), обильно иллюстрированное грубо исполненными рисунками, изображающими болезни скота, кораблекрушения и трупы, было рассчитано на самую невзыскательную и необразованную публику, тогда как "Вечный прогностикон" Леонарда Диджеса (впервые издан в 1533 г.) был насыщен серьезными астрономическими рассуждениями, математическими примерами и ценился людьми рафинированными - например, эта книга была представлена в библиотеке сэра Уолтера Рэли [30].
Тем самым, альманахи выстраивались в некую иерархию, которую довольно метко определил философ Гэбриэл Харви, друг и однокашник Эдмунда Спенсера по колледжу Тринити Холл: "Erra Pater - азбука, "Календарь пастуха" - начальное чтение, "Птолемеева смесь" - Библия, а "Аркандам" - Новый Завет" [31].
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: ithaca-66.livejournal.com/15039.html
.
Астрологические контексты елизаветинской поэзии
(с) А. Нестеров, 2003. При перепечатке и использовании ссылка обязательна.
(Впервые опубликовано: Власть. Судьба. Интерпретация культурных кодов. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2003. С. 210 - 261.)
Часть I
(Впервые опубликовано: Власть. Судьба. Интерпретация культурных кодов. Саратов: Издательство Саратовского университета, 2003. С. 210 - 261.)
Работа выполнена при поддержке Британской академии и Варбургского института, которым автор выражает свою признательность.
Читая литературные произведения, принадлежащие иным эпохам, мы поневоле видим их иначе, чем их современники. Мы вооружены иным культурным опытом и видим соответствующий текст сквозь иную оптику, так или иначе деформирующую некоторые детали. Так порой очевидное для читателя той эпохи становится для нас неясным и затемненным - в результате же мы склонны вчитывать в текст смыслы, изначально ему чуждые, при этом игнорируя интенции, несомненные для сознания автора и его аудитории.
Чтобы пояснить это на простейшем примере, достаточно вспомнить, как выглядит обмен рапирами во время поединка Гамлета и Лаэрта в большинстве современных постановок. Лишь немногие из режиссеров "видят": обмен вызван тем, что царапина, нанесенная боевой рапирой Лаэрта, уличает того в забвении законов чести (ведь у Гамлета - турнирная рапира с тупым концом, и он полагает, что все происходящее - не более, чем "спортивный поединок"), и чтобы скрыть свой позор, он вынужден молча подчиниться Гамлету, одним лишь жестом требующему поменяться оружием. Для современников Шекспира это было столь очевидно, что не требовало никаких ремарок в тексте. Современное же сознание обставляет эту сцену самыми невероятными деталями...
Со временем любой текст, вошедший в обиход культуры, обрастает патиной интерпретаций, так что становится необходимо значительное усилие, чтобы увидеть его изначальный облик, сняв покров последующих наслоений.
***
Тот мир, в котором жили Шекспир и Сидни, Донн и Рэли, был в чем-то куда более соразмерен человеку, чем мироздание, в котором живут наши современники. Мы часто упускаем из вида хотя бы той простой факт, что в Англии действовала система мер, в основе которой лежали пропорции человеческого тела: дюйм, фут - и двенадцатиричная система. Мир в прямом смысле слова "мерился человеком". Двенадцатиричный ряд, в силу кратности его 3 и 4, легко соотносился с тремя пространственными измерениями, четырьмя временами и двенадцатью месяцами года [2] и двадцатью четырьмя часами суток. Использование подобной системы счета и мер, с одной стороны, подтверждало и легитимировало представление о том, что человек есть венец творенья и царь природы, а с другой - "вписывало" индивидуальное существование каждого в круговорот смен времен года, во время природы - и космоса.
Братья Лимбурги. "Большой часослов герцога Беррийского".
"Большое время", время природы, ощущалось куда более непосредственно. Хотя бы потому, что человек был менее отделен от природы - и чаще смотрел на небо. Выполнение ли сельхозработ, странствие ли по суше или по морю, отправление праздничных обрядов, - которые почти все проходили на открытом воздухе, - будь то нехитрые общинные сельские праздники или изощренные по своей сложной символике коронационные шествия -- все это заставляло человека отрывать взор от земли и смотреть вверх: чтобы определить грядущую погоду, свое местоположение или время. По положению солнца или звезд, порой - на глаз, порой - с помощью приборов и довольно сложных расчетов прокладывали маршрут путешественники и мореплаватели. Время же по небесным светилам "сверяло" в те века большинство населения Европы: часы оставались сложными и громоздкими механизмами, которые возводились лишь в больших городах, порой - в монастырях и замках. Тем самым именно ход светил регулировал повседневную жизнь той эпохи.
Недаром даже ренессансные танцы - будь то народные хороводы во время праздника Майского дерева или изысканные придворные паваны - соотносились с движением небесных светил: хороводный круговой танец вокруг майского шеста, символизирующего Мировое древо, всегда шел посолонь, сложные фигуры паваны имели в виду движение на небосводе планет и небесных сфер.
Человек той эпохи никогда не забывал, что над ним - небо со светилами, большой, хотя и не бесконечный космос, в центре которого - земля людей и их насущные заботы.
Schaffner, Martin - Painted tabletop for Erasmus Stedelin
И покуда не произошло современное разделение дисциплин, человек, одержимый интересом к миру, одновременно мог заниматься математикой и философией, астрономией (точнее - астрологией, ибо астрономии в современном понимании этого слова просто не существовало) и спагирической медициной... Знание еще носило синтетический характер, различные науки не были обособленной, замкнутой каждая сама в себе областью, но мыслились как единое средство постижения мира: медик типа Парацельса при приготовлении лекарства обязательно учитывал фазы Луны, положение Солнца в Зодиаке и т.п., а философ типа Спинозы выводил основы нравственности как математическую теорему.
Астрология занимала в этой системе знания особое место.
Она, скорее, была не столько "отдельной дисциплиной, сколько - одним из аспектов картины мира той эпохи в целом" [3]. Эта картина мира восходила, в первую очередь, к Аристотелю [4], полагавшему, что все сущее в подлунном мире есть композиция четырех первоэлементов: земли, воды, воздуха и огня. Композиция эта не фиксированно-статична, но постоянно изменяется, волнуемая движением небесных сфер, подобно тому, как вода океанов следует движению Луны, порождая приливы и отливы [5]. Каждая из планет является носителем и проводником некой комбинации качеств, которых также четыре: жар и холод, сухость и влажность - и, соответственно, конфигурация планет на небосводе определяет характер всех изменений в дольнем мире. А значит - рост растений, плавка металлов, приготовление лекарственных тинктур и пр. напрямую зависят от положения светил на небе. Тем самым ботаника, металлургия, медицина - как и множество других наук - были связаны с астрологией. Последняя была универсальным средством для описания динамики любых процессов - вопрос ставился лишь о наиболее корректном способе применения этого средства.
Маркус Шаффнер. Расписная столешница для Эразма Стеделина. Фрагмент. 1533. Урания, покровительствующая астрологии, изображена справа.
Специфический статус астрологии в сознании елизаветинской эпохи может ярко продемонстрировать следующий факт: в весьма популярном поэтическом сборнике "Английский Парнас", изданном в 1600 г., где "избраннейшие цветы современной поэзии" были собраны по тематическому принципу - стихи о любви, стихи о красоте, о лесах и т.д., - есть раздел, посвященный наукам.
Открывается он стихотворением, воспевающим теологию, и сразу следом за ним помещен небольшой текст во славу астрологии (и только следом даны стихи, посвященные риторике, логике, математике и музыке):
Astrologie
Her hand-maides in Amazon-like attire,
Went chaste and modest like Dianes traine,
One by her gazing lookes seems to aspire
Beyond the Moone, and in a high disdaine,
To deeme the world and worldly reasures vaine.
She hight Astrologie, on whole bright lawne,
Shperes Astrolabes and skilfull globes are drawn. [6]
[Сопровождающие ее девы - в нарядах амазонок,/ Шествуют, чисты и скромны, как процессия Дианы,/ Тот, на ком она остановит взгляд, - ему кажется, он воспаряет/ Выше Луны и свысока/ Смотрит на мир и мирскую неверную суету./ Она - Высокая Астрология, <царствующая> на сияющих горних лугах,/ откуда <пришло к нам> знание о сферах, астролябиях и искусно выполненных небесных телах].
Гверчино. Персонификация астрологии. Ок. 1650 - 1655.
Язык астрологических описаний и прогнозов был хорошо знаком образованному английскому дворянину, часто обращавшемуся за консультациями к астрологу. Астрология предлагала особый способ организации жизненного опыта, актуальный для той эпохи. Сам этот опыт был в чем-то куда разнообразнее опыта современного человека: дворянин, служащий королю, жил в мире контрастов, где часто приходилось совершать стремительный переход от роскоши двора к грязи военного бивака, от весьма комфортной жизни в поместье - к тяготам дороги - с ее опасностями, неустроенностью, или к странствию по бушующему морю, чреватому столкновением с пиратами. С другой стороны, для человека той эпохи особое значение имело благоприятное или неблагоприятное стечение обстоятельств: карьера, личное благо зависели от прихоти - патрона, монарха, подверженных капризной смене настроений. Переменчивость и неустойчивость любой жизненной ситуации ощущалась острее, чем ныне. Это накладывало свой отпечаток на манеру поведения людей той поры. Известен исторический анекдот, что накануне сражения с испанской Великой Армадой Дрейк был занят не суетливыми приготовлениями к битве и напряженным ожиданием столкновения, но предавался бездумной светской забаве - игре в шары, - когда, казалась бы, решалась сама судьба Англии. На деле же, он просто ждал, покуда переменится ветер, чтобы можно было послать навстречу испанским судам горящие брандеры. Забава заполняла время до наступления момента, когда благоприятно исполнить долг.
Игра в шары с Фортуной. Из сборника эмблем XVII в.
Подчинение светилам, с их порой неожиданной сменой конфигураций в гороскопе, несущих благо или несчастье, казалось для человека елизаветинской эпохи вполне естественным - оно было близко его переживанию жизни.
Зажиточный человек как минимум несколько раз в жизни обращался к астрологу: как правило, родители заказывали гороскоп родившемуся ребенку, с учетом гороскопов определялся день свадьбы и то, будет ли этот брак счастливым...
Представление о самом спектре вопросов, которые задавали "звездознатцу", дает учебник астрологии, написанный в середине XVII в. англичанином Уильямом Лилли. В этом учебнике специально разбираются подходы к решению наиболее часто встающих перед астрологом задач. Среди них мы встречаем следующие: "Будет ли кверент (т.е. - задающий вопрос. - А.Н.) жить долго?", "Каким образом кверенту следует вести свои дела?", "Жив ли или нет отсутствующий член семьи?", "Какова будет судьба спускаемого на воду корабля?", "Вернется ли данное судно из плавания - или потерпит крушение?", "Суждено ли кверенту разбогатеть?", "Стоит ли покупать данный дом или землю - и будет ли удачным это приобретение?", "Следовать ли совету доброжелателя?", "Не хранит ли данная земля кладов и сокровищ?", "Будут ли у вступающего в брак дети от этой женщины?", "Выйдет ли девица замуж?", "Может ли что-то помешать устроиться данному браку?", "Есть ли у этой дамы возлюбленный?", "Где была утеряна та или иная вещь?", "Данная кража - совершена мужчиной или женщиной?", "Велико ли окажется состояние жены?", "Сохранит ли кверент свою должность?", "Будет ли освобожден приговоренный к тюремному заключению?", "Сможет ли военнопленный совершить побег?" и др. [7]
О размахе частной практики английских астрологов XVI - XVII вв. мы можем судить по дошедшим до нас дневникам трех лондонских "звездознатцев", подробно фиксировавших все обращения клиентов.
Саймон Форман (1552 - 1661) занимался астрологией, алхимией и медициной. Шекспироведам его дневник хорошо известен в силу того, что в нем содержится упоминание о представлении одной из шекспировских пьес в театре "Глобус". Нас же интересуют астрологические занятия Формана. Между 1597 и 1601 гг. он составлял около 1000 гороскопов в год [8]. Журналы, которые вел другой лондонский астролог, упомянутый выше Уильям Лилли (1602 - 1681), свидетельствуют, что в период с 1644 по 1666 гг. он ежегодно составлял порядка 2000 гороскопов. Джон Букер (1602 - 1667) с 1648 по 1666 гг. выполнял около 1000 гороскопов. Следует заметить, что, скорее всего, эти трое астрологов - а в Лондоне в этот период работало около 200 звездознатцев, - были не самыми загруженными работой. Например, Николас Калпеппер, практиковавший в 1640 - 1654 гг., имел, якобы, по 20 клиентов в день [9]. По журналам Лилли мы можем судить о составе клиентуры астрологов той поры. Так, за период с июня 1654 г. по сентябрь 1656 г. Лилли было составлено 4403 гороскопа, причем записи о 638 клиентах (около 15 %) содержат указание их социального статуса. Среди последних 124 человека принадлежали к дворянству и знати, примерно столько же - 128 - составляли купцы, ремесленники и работники, 104 - моряки и путешественники, отправляющиеся за море, 32 - военные.
Гороскопы, как пишет Л.И.Тананаева, - одна из немногих отечественных ученых, занимавшихся связью астрологии и культуры XVI - XVII вв., - были особым "способом постижения человеческой натуры... Эти специфические образцы литературного и научного, по тогдашним критериям, сочинения имели своей целью анализ человеческого характера, интерпретируя его через посредство сложных спекулятивных аналогий-противоположностей с миром звездных знаков, планет, их положения и т.п." [10] Так, сохранился набросок гороскопа, составленный для себя Кеплером. Этот фрагмент "явственно раскрывает сам механизм мышления тогдашних людей, их подход к восприятию и истолкованию человеческого характера. И первое, что бросается в глаза при чтении этих страниц, - принципиальная установка на неотвратимую противоречивость, сложность души и ее врожденных свойств.
Характер, даже отчасти судьба человека предопределены заранее условиями его рождения. Черты этого характера как бы развертываются в будущее (правда, с учетом тех или иных возможных отклонений, зависящих от естественно-природных условий и космических ритмов)... Ощущение фатума, судьбы, стоящей над всеми человеческими начинаниями и усилиями, вечно колеблющихся весов Фортуны сопутствует всем предсказаниям и накладывает оттенок тревожной неустойчивости на все людские деяния.
Анализируя черты характера в сочетании с поведением планет, стремясь построить единую цепь, в которой различные природные свойства и материалы так или иначе воздействовали на человека, невольно приучались видеть этот характер в живом развитии: человек вступает в контакт с деревьями и травами, его счастье и горести зависят от звезд и морских приливов, камни лечат его или приносят тяжелые заболевания и т.п. Словом, речь идет все время не о социальных координатах человеческого бытия, а именно о психологических его аспектах, пусть в очень своеобразном, непривычном для нас освещении" [11].
Астрологи никогда не давали точных предсказаний, но лишь предлагали "вызванные естественными причинами вероятные догадки касательно того, что, возможно, произойдет, если влияние небесных тел не встретит ограничения или противодействия" [12].
Приведем лишь один пример того, насколько астрологические прогнозы оказывали влияние на реальную жизнь, становясь ее "формирующим фактором". В 1524 г. наблюдалось соединение семи планет в зодиакальном знаке Рыб. Знак этот соответствует стихии воды, поэтому множество европейских астрологов предсказывало великие наводнения, вплоть до Потопа, которыми чреват наступающий 1524 год. В связи с этим, приор аббатства св. Варфоломея в Смитфилде выстроил себе дом на вершине холма Хэрроу и позаботился о том, чтобы в доме были созданы запасы провизии и всего необходимого, позволяющие пережить длительное наводнение [13].
Сам язык елизаветинской поэзии ярко фиксирует своеобразные "референтные зоны" эпохи, и, например, по XIV сонету Шекспира мы можем составить вполне четкое представление о тех темах, которые в первую очередь затрагивали астрологи, составляя гороскопы для частных клиентов или же публикуя астрологические альманахи на год:
Sonnet XIV
Not from the stars do I my judgment pluck;
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well,
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive,
If from thyself to store thou wouldst convert;
Or else of thee this I prognosticate:
Thy end is truth's and beauty's doom and date.
Я не по звездам мыслю и сужу;
Хотя я астрономию и знаю,
Ни счастья, ни беды не предскажу,
Ни засухи, ни язв, ни урожая.
И не могу вести я счет дождям,
Громам, ветрам, сулить счастливый жребий,
Предсказывать удачу королям,
Вычитывая предвещанья в небе.
Все знания мои в твоих глазах,
Из этих звезд я черпаю сужденье,
Что живы Правда с Красотой в веках,
Коль ты им дашь в потомстве продолженье.
Иначе будет час последний твой
Последним часом Правды с Красотой.
(Пер. А.М.Фенкеля)
Комментируя этот сонет Шекспира, необходимо учесть, что, по сути, он восходит не только к социальной практике обращений за консультациями к астрологу, но - к особому жанру текстов, имеющих в то время широкое хождение [14]. Шекспир напрямую отсылает читателя к многочисленным астрологическим альманахам и прогностиконам, чрезвычайно популярным в XVI - XVII вв.
Большинство этих изданий до известной степени напоминали по своему содержанию современные отрывные календари (которые, на самом деле, являются их прямыми потомками - вплоть до указания фаз луны и пр.): однако, кроме обычного календаря, в них содержался прогноз погоды на каждый день года, предсказывалось, насколько год будет урожайным, помечались "счастливые" и несчастливые дни. Как правило, в большинстве альманахов приводилась и картинка с изображением "астрологического человека", когда человеческое тело представало наподобие какого-нибудь коллажа Арчимбольдо, составленного из знаков Зодиака, управляющих тем или иным органом: голове соответствовал Овен, шее - Телец, плечам и рукам - Близнецы, легким - Рак, Лев отвечал за сердце и печень. Эта своеобразная диаграмма позволяла определить, когда лучше принимать то или иное лекарство, отворять кровь, готовить лечебное питье или бальзам, помогающие от той или иной болезни. Серьезные альманахи содержали также эфемериды - таблицы положения небесных тел на небосклоне, позволяющие читателям самостоятельно составлять гороскопы. Прогностиконы отличались от альманахов тем, что содержали также политические предсказания на грядущий год.
Популярность альманахов была крайне велика - причем в сельской местности они пользовались даже большим спросом, чем в городах. Пуританин Уильям Перкинс в середине XVI в. сетовал, что альманахи покупают, дабы "вернее набить мошну, извлекая выгоду из знания о грядущем урожае и ценах на зерно" [15], - и это было не лишено серьезных оснований.
Неустойчивость, уязвимость достаточно примитивного сельскохозяйственного производства заставляла землепашцев крайне пристрастно относится к любым прогнозам погоды - особенно долговременным, которые позволяли соотнести соответствующие работы с тем или иным благоприятным или неблагоприятным периодом и оценить будущий урожай. В известном смысле погода была "вопросом жизни и смерти" - от нее зависел урожай.
Плохие урожаи 1519-1521, 1527-1529, 1544-1545, 1549-1551, 1554-1556, 1586-1587 и 1594-1597 гг. влекли за собой резкое повышение смертности в стране. Особенно тяжелы были периоды с 1555 по 1557, когда следом за недородом вспыхнула жесточайшая эпидемия гриппа, и 1596-1597, когда два года подряд почти по всей Англии зерно сгнило на корню из-за сильнейших дождей16.
Альманахи же обычно предлагали читателям долгосрочный годовой прогноз. Наряду с компиляторами-недоучками, каковыми были многие из авторов дешевых альманахов, занимались такого рода прогностикой и серьезные астрологи.
В качестве типичного примера приведем один из фрагментов прогноза, составленного на 1602 г. для Богемии Иоганом Кеплером, занимавшим в ту пору должность придворного астролога при дворе Рудольфа II:
"Я ожидаю, что апрель будет нормальным, начнется с теплой погоды из-за биквинтиля Марса и Солнца, два дня перед этим будет идти дождь, а затем наступит полнолуние, так как все планеты выстроятся в ряд, - пишет Кеплер. С 13-го по 16-ое [апреля] будут идти дожди. После этого наступит тепло, а около 24-го станет так жарко, что разразится гроза из-за тригона Солнца и Марса. В конце апреля снова пойдут обильные дожди.
В начале мая ужасная погода с грозами вернется с конъюнкцией Венеры и Меркурия, если иная широта не ослабит ее влияние; однако ни само предсказывание, ни день не достоверны из-за ошибочности вычислений, производимых поныне. Десятого, одиннадцатого и двенадцатого пройдут холодные дожди, а в горах либо выпадет снег, либо воздух будет не слишком полезен для здоровья. При ясном небе следует опасаться морозов. Ибо, помимо старых аспектов, из новых приближается квинтиль Сатурна и Марса. С влажностью все необычайно похорошеет. В конце месяца ожидаются грозы и ливневые дожди" [17].
'Prognosticon Historicum und Physicum..' by Johann Hebenstreit, 1565
Первые альманахи и прогностиконы появляются в Европе в середине XV в. Так, семья Лаетов из Антверпена начинает с 1469 г. издавать прогностиконы, которые сперва получают широкое хождение во Фландрии, чуть позже появляется французское издание, а в 1493 г. этот прогностикон выходит и по-английски [18]. На рубеже XV - XVI вв. множество прогностиконов выходит в Германии, Италии, Франции, Нидерландах и Польше [19]. Первый прогностикон, напечатанный в Англии, был составлен Уильямом Парроном, опубликовавшим серию прогнозов на латыни и английском в 1498 - 1503 гг. Итальянец по происхождению, Паррон некоторое время служил астрологом при дворе Генриха VII - покуда смерть королевы в возрасте 37 лет, - при том, что Паррон предсказал ей жизнь до 80 лет, - не положила конец его карьере [20].
Cyprian Leowitz. Prognosticon. Basel 1568
Что касается альманахов, то известно довольно много английских рукописных альманахов времен царствования Генриха VIII. Один из них был составлен в 1549 г. королевским капелланом, Джоном Робинсом, для своего друга, мастера Тилдесли. Известно, что составляли альманахи уже упоминавшийся нами Саймон Форман и Кристофер Хейдон: судя по всему, эти рукописи предназначались не для публикации, а для узкого круга знакомых. В 1580-ых годах составлял рукописные альманахи, ходившие по рукам, Гэбриел Френде. Математик и медик Элис Бомелиус, уроженец Бремена, кончивший свои дни в качестве придворного астролога Ивана Грозного, на рукописи альманаха на 1567 г. сделал пометку, что тот составлен "для лорда Ламли, чьей доброте нет равных" [21]. Что касается печатных альманахов - их публикация находилось в руках континентальных астрологов. Альманахи и прогностиконы, поступавшие на английский рынок, создавались в Европе, отправлялись для перевода в Англию - откуда рукопись поступала в антверпенские типографии. Доход, естественно, получали издатели. Лишь в 1520 году Ричард Пинсон первым из английских печатников осознает все выгоды этого бизнеса и выпускает английское издание альманаха Лаета [22].
Первый альманах, составленный и напечатанный в Англии, выходит в 1539 г., причем анонимно. И лишь в 1545 г. появляется первый "авторизированный" английский альманах, составленный Эндрю Бордом, "англичанином из Оксфордского университета", а еще через несколько лет - альманах Энтони Эшкама, родного брата Роджера Эшкама, воспитателя будущей королевы - Елизаветы I. С этого момента можно говорить о формировании собственно английской традиции альманахов: с 1554 г. начинает выходить серия альманахов Генри Лоу из Солсбери, в 1558 г. появляются альманахи Каннингема и Уильямса, позже - Воэна (1559), Хилла (1560), Мунслоу (1561), Секбюриса (1562) - при том, что доминировать на английском рынке продолжают все же континентальные астрологи. Исследователь истории астрологической литературы в Англии Бернард Капп указывает, что рост собственно островной "астрологической продукции" в этот период не в последнюю очередь связан с образованием в 1557 г. Гильдии печатников: неосторожные астрологические предсказания часто были связаны с риском преследования со стороны правительства (укажем на судьбу того же Паррона), а Гильдии было легче противостоять судебным искам - что способствовало нарушению английскими астрологами своеобразного "обета молчания" [23].
К 1600 г. в Англии ежегодно печаталось до 600 различных альманахов. Характерно, что альманахи было разрешено издавать, как и Библию, тиражами более 1250 или 1500 экземпляров, которыми должно было ограничиваться любое иное издание. Оценивая общую продажу альманахов в Англии в течение следующего века, исследователи указывают цифры порядка 3 - 4 млн. экземпляров, однако большинство из них оговаривается, что скорее всего цифра эта, полученная только на основе изучения дошедших до нас реестров печатной продукции, занижена в полтора-два раза [24]. Однако даже отталкиваясь от этих данных, можно утверждать, что тиражи астрологических альманахов превышали тиражи Библии.
Одним из самых популярных изданий был альманах "Erra Pater" (название этого альманаха, искаженное: "иудей, рожденный в иудействе", указывало на то, что его автор, якобы, знаком с каббалистической традицией, весьма модной в Европе после каббалистических штудий Пико делла Мирандлолы), переиздававшийся в Англии более дюжины раз, с 1535 г. - вплоть до XVIII в. Главный акцент в этом альманахе делался на астромедицину, на то, "как всегда избежать всякого ущерба для своего телесного состава" [25]. Кроме медицинских рекомендаций, вроде того, "когда лучше отворять кровь" или "что если в этот день мужчина или женщина получит рану или будут страдать потерей крови из вены, то спустя три недели вероятна их смерть", альманах указывал фазы луны, благоприятные и неблагоприятные дни, содержал прогноз погоды на год.
Лунные затмения - лист из "Пастушьего календаря"
Рекомендации на октябрь месяц из "Пастушьего калдендаря".
Более поздние издания сообщали также, когда и как проводятся те или иные ярмарки, давал рекомендации, как лучше до них добраться. О популярности этого альманаха свидетельствуют многочисленные язвительные замечания в адрес его поклонников, встречающиеся у многих авторов той поры. Так, Генри Пичем писал, что "Erra Pater - да еще календарь на год являются единственным чтением английского земледельца - если тот умеет читать" [26], а епископ Холл в своих "Характерах", описывая "Суеверного господина", замечал, что "тот из дому не выйдет, не прихватив с собой Erra Pater"27. Фрэнсис Коукс жаловался, что в Англии "простолюдин ни за что не пустится в дорогу или путешествие, не посоветовавшись сперва с каким-нибудь безумным в своей слепоте пророком, или, на худой конец, не заглянув в какое-нибудь предсказание"28. Последнее высказывание, на самом деле, менее иронично, чем то может показаться современному читателю, - в приведенных нами словах современникам слышалась, скорее, горечь: Луна была тем единственным светильником, что освещал дорогу припозднившемуся - или рискнувшему путешествовать ночью - страннику, поэтому дальние путешествия организовывались так, чтобы соотноситься с фазами Луны, а потому справиться у альманаха на сей счет бывало весьма небесполезно.
Кроме "Erra Pater" было еще несколько не менее популярных изданий: переводной (с французского) "Календарь пастуха" ("The Kalendar of Shepherdes" [29]), впервые изданный в Англии в 1503 г. и выдержавший в течение века 17 изданий; "Птолемеева смесь" ("The Compost of Ptolomeus"), появившаяся в 1532 г. и издававшаяся, минимум, 4 раза; "Аркандам" и "Сфера Пифагора" - своеобразное приложение, посвященное методам предсказания будущего, часто - не только астрологическим, - позже последние два труда стали выходить под общей обложкой ("Arcandam, the Sphere of Pythagoras"). Такое изобилие альманахов объяснялось еще и тем, что они были ориентированы на разных читателей: так "Точное предсказание навеки" (впервые - в 1555 г.), обильно иллюстрированное грубо исполненными рисунками, изображающими болезни скота, кораблекрушения и трупы, было рассчитано на самую невзыскательную и необразованную публику, тогда как "Вечный прогностикон" Леонарда Диджеса (впервые издан в 1533 г.) был насыщен серьезными астрономическими рассуждениями, математическими примерами и ценился людьми рафинированными - например, эта книга была представлена в библиотеке сэра Уолтера Рэли [30].
Тем самым, альманахи выстраивались в некую иерархию, которую довольно метко определил философ Гэбриэл Харви, друг и однокашник Эдмунда Спенсера по колледжу Тринити Холл: "Erra Pater - азбука, "Календарь пастуха" - начальное чтение, "Птолемеева смесь" - Библия, а "Аркандам" - Новый Завет" [31].
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ: ithaca-66.livejournal.com/15039.html
.