Катанаев Г.Е. Еще об Ермаке и его Сибирском походе (1893г), часть 6
Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 7
Часть 8
Более двух недель простояли казаки близ Турбы в виду одного из наиболее населенных кишлаков Кучумова царства Карачина улуса [1]. Положение было поистине критическое: пойти назад, значит погубить все дело; вперед - сил не хватает: орда окружила со всех сторон тесным кольцом «аки вода колебающеся», Что делать? Госпожин пост [2]. С большим чем когда либо усердием молились казаки Владычице о спасении грешных душ своих; строгий пост, говорит летописец, вместо 15-ти дней был продолжен казаками до 40-ка дней. Состояние самое угнетенное. Но с другой стороны, центральное становище врага уже недалеко; до Кучумова Искера [3] всего несколько верст; еще одно усилие и, быть может, враг будет сломлен... двум смертям не бывать, одной не миновать... смелым Бог владеет... И казаки, собравшись с последними силами, дружно ударили на скопища у Карачина улуса и враг не выдержал, побежал, очищая дорогу к Кучумову становищу. Вознаградив себя за труды и терпение чем только можно из не захваченного татарами с собою при Карачине имущества и подбавив в обильно нагруженные уже струги более ценное захваченное добро, казаки двинулись дальше к устью Тобола. Несколько оправившиеся после Карачинского побоища, кучумовцы стянулись к засекам перед главным кишлаком своего владельца. Высокий яр Иртыша, выше устья Тобола, укреплен был чем только можно. Сам Кучум с своими приближенными засел в наиболее возвышенном и, так сказать, командующем над всею окрестностью, укреплении Подчувашном. Доплывши до устья Тобола и очутившись в виду главных твердынь Кучумова царства, казаки повернули вправо, т. е., вверх по Иртышу и, заняв без особого труда лежащий вблизи устья Тобола на левом берегу Иртыша городок мурзы Атика, остановились здесь в раздумье, что делать дальше? Приближалась зима; нет-нет - и реки замерзнут; двигаться дальше нельзя; впереди и сзади неприятель; добра всякого с собой забрано много, а прокормиться зимою будет нечем. Менее смелые и настойчивые опять зоговорили о возврате на родину, о бегстве из Сибири.Опять начались совещания и споры о том. что предпринять. Летописное предание говорит, что много потребовалось со стороны Ермака Тимофеевича упорства, решимости и красноречия, чтобы убедить своих соратников, не поддаваясь унынию, собрать последние силы и попытаться занять на зиму лежащее на противоположном берегу более удобное и надежное к продолжительной защите Кучумово городище Подчуваши. Более двадцати дней стояли казаки в виду татарских укреплений, не зная на что решиться. Не предпринимали ничего и кучумовцы, видимо ожидая нападения со стороны Ермака. Наконец 23-го октября казаки решились и, быстро переплыв через Иртыш, кинулись на приступ к кучумовским укреплениям. Обороной руководил Маметкул; сам же слепой Кучум, как говорит летописное предание, стоя в занятом им под Чувашами командующем пункте, возносил в сослужении с своими муллами молитвы к Аллаху о защите северного царства правоверных от нашествия московитов. Казаки, несмотря на громадные потери (по синодику Епископа Киприяна их пало под Чувашами из 400-500 человек 107 душ), напирали всеми своими силами. Маметкул был ранен и оставил поле сражения; подвассальные татары, остяки и вогуличи, видя это, пали духом и, не сознавая цели упорной борьбы за владычество иноверца Кучума, стали мало помалу тоже оставлять поле сражения; сначала ушли остяки, а за ними и вогуличи. К вечеру 25-го октября для сибирского владельца окончательно выяснилось, что дальнейшее сопротивление, после бегства союзников, для татар невозможно. Спасая что было можно, татары в ночь на 26-е октября бежали вверх по Иртышу, оставив победителям, как главный кучумовский кишлак (по одним Сибирь, а по другим Искер [4]), так и другие окрестные кишлаки: Сузгун, Абалак Бешке.... Утром 26-го октября Ермак занял опустевшие кишлаки уже без всякого сопротивления со стороны татар. Масса оставленного второпях имущества, дорогой пушнины и всякого рода продовольствия, послужили наградою победителям за долгое терпение и всё до сих пор ими содеянное.
Дальше следовать, пока, было некуда, да и не зачем. Казаки остановились зимовать. Напуганные татары, очистив окрестности, присмирели. С другой стороны, подначальные до сих пор татарам местные и северные инородцы, остяки и вогуличи, поспешили признать владычество новых, как оказалось более сильных пришельцев - русских. На третий-же день после бегства татар, к Ермаку явился с выражением верноподданнических чувств и ясаком князец Баяр, а за ним вскоре и Яскалбинских и Суклемских заболотных волостей владельцы Ишбердей и Суклем с товарищами {C}[5]{C}. Ермак сразу очутился в положении, если не самостоятельного владетеля окрестной страны, то по меньшей мере уполномоченного посланца от издавна страшного для зауральских стран своим могуществом Московского Царя. И Ермак, как оказалось, сумел поставить себя в глазах инородческих князьков и держать себя достойно в роли такого посланца. Все дальнейшее его поведение в стране и действия рисуют его уже далеко не тем разбой-ничьим предводителем, каким он был на Волге и по ту сторону Уральского хребта, а скорее как царского воеводу. Гордый, быть может, сознанием свершенного им подвига, а также предвидя неизбежность обращения, если не к царской, то по крайней мере к строгановской помощи, Ермак решительно входит в роль как-бы официального представителя Московского государства. Деятельно заводит и поддерживает с инородцами дружественные сношения, успокаивает их, уговаривает их жить как и при Кучуме, приводит их от имени Московского Царя к шерти или присяге, облагает их ясаком и т. п. и т. д. Выходящий из ряда обыкновенных ум этого человека при новой, почетной для него обстановке, стал проявляться все более и более. Дружа и задабривая чем можно не только подневольных инородцев финских племен, но и бывших доселе их властителей татар, Ермак принялся устраиваться в занятой стране, возможно прочнее. Долгим опытом предшествовавших своих похождений он отлично понимал, что взятие у полукочевого и бродячего народа центрального кишлака или, как громко его называют наши историки, столицы Сибири, представлявшей в сущности не более как зимовое стойбище {C}[6]{C} кочевников, легко возводимое где угодно, далеко еще не было концом дела; покорились, и то только до первой неудачи, одни ближайшие бродячие и кочевые инородцы; всё же, что было подальше - признавало, как и до сих пор, Кучума или не подчинялось никому; до Руси было более тысячи верст; Ермак находился как на острове среди обширного, волнующегося, неспокойного и могущего его затопить моря.
Несомненно, что молва о всем содеянном Волжскою вольницею с служилыми людьми Строгановых «за камнем» быстро разнеслась повсюду и скорее всех достигла до главнейших виновников всего этого «заворуя», как выражается Сибирский летописец Ремезов. Стараясь оправдаться пред грозным царем, всего год тому назад выразившим свой гнев на самоуправство прикамских богачей и стремление поссорить его с Сибирским владельцем, богачи эти поспешили, конечно, дать знать в Москву о покорении этого владельца. Летописцы говорят, что и сам Ермак, пользуясь дружественными отношениями к помянутому выше князьцу Ишбирдею, предложившему ему свои услуги по даче «вожей» на Русь, снарядил, вскоре по занятии Искера, свое легкое посольство, которое в ту же зиму «волчьею дорогою» (т. е. нужно полагать кратчайшею) пробралось на лыжах сначала в Пермь, а затем и в самую Москву. По показаниям Ремезова, во главе этого посольства был отправлен знаменитый атаман Иван Кольцо. В Строгановской и Есиповской названия главы посольства нет. Мы тоже склонны думать, что имя Кольцо в летописном сказании Ремезова поставлено только для красы, или из естественного стремления приставить ко всем сколько либо заметным делам имена лиц, так или иначе себя прославивших. Едва ли Ермак мог решиться отправить или выдать главнейшего своего сподвижника на волю грозного и своенравного царя, всего несколько лет тому назад присудившего Кольцо за разбой к смертной казни.
{C}
{C}
{C}[1]{C} Находился недалеко от современного города Туринск, на реке Туре, что подтверждает предыдущие выводы смотри также https://denvistorii.ru/14-avgusta/proizoshlo-srazhenie-u-karachin-gorodka.html (примеч. ред.).
{C}[2]{C} Пост, предшествующий празднику Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) (примеч. ред.).
{C}[3]{C} Кашлык. Подробнее смотри ниже (примеч. ред.).
{C}[4]{C} Кашлык (Сибирь, Сибир, Сибер, Ибер, Искер) - город, столица Сибирского ханства. Находился на правом берегу Иртыша при впадении реки Сыбыр, в 17 км выше современного Тобольска. Ныне памятник археологии «Кучумово городище». Многонациональный состав населения обусловил несколько имен поселения.
{C}[5]{C} Ремезовь, ст. 82.
{C}[6]{C} На языке сибирских татар «Кышлык» означает «зимний», «зимник»
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 7
Часть 8
Более двух недель простояли казаки близ Турбы в виду одного из наиболее населенных кишлаков Кучумова царства Карачина улуса [1]. Положение было поистине критическое: пойти назад, значит погубить все дело; вперед - сил не хватает: орда окружила со всех сторон тесным кольцом «аки вода колебающеся», Что делать? Госпожин пост [2]. С большим чем когда либо усердием молились казаки Владычице о спасении грешных душ своих; строгий пост, говорит летописец, вместо 15-ти дней был продолжен казаками до 40-ка дней. Состояние самое угнетенное. Но с другой стороны, центральное становище врага уже недалеко; до Кучумова Искера [3] всего несколько верст; еще одно усилие и, быть может, враг будет сломлен... двум смертям не бывать, одной не миновать... смелым Бог владеет... И казаки, собравшись с последними силами, дружно ударили на скопища у Карачина улуса и враг не выдержал, побежал, очищая дорогу к Кучумову становищу. Вознаградив себя за труды и терпение чем только можно из не захваченного татарами с собою при Карачине имущества и подбавив в обильно нагруженные уже струги более ценное захваченное добро, казаки двинулись дальше к устью Тобола. Несколько оправившиеся после Карачинского побоища, кучумовцы стянулись к засекам перед главным кишлаком своего владельца. Высокий яр Иртыша, выше устья Тобола, укреплен был чем только можно. Сам Кучум с своими приближенными засел в наиболее возвышенном и, так сказать, командующем над всею окрестностью, укреплении Подчувашном. Доплывши до устья Тобола и очутившись в виду главных твердынь Кучумова царства, казаки повернули вправо, т. е., вверх по Иртышу и, заняв без особого труда лежащий вблизи устья Тобола на левом берегу Иртыша городок мурзы Атика, остановились здесь в раздумье, что делать дальше? Приближалась зима; нет-нет - и реки замерзнут; двигаться дальше нельзя; впереди и сзади неприятель; добра всякого с собой забрано много, а прокормиться зимою будет нечем. Менее смелые и настойчивые опять зоговорили о возврате на родину, о бегстве из Сибири.Опять начались совещания и споры о том. что предпринять. Летописное предание говорит, что много потребовалось со стороны Ермака Тимофеевича упорства, решимости и красноречия, чтобы убедить своих соратников, не поддаваясь унынию, собрать последние силы и попытаться занять на зиму лежащее на противоположном берегу более удобное и надежное к продолжительной защите Кучумово городище Подчуваши. Более двадцати дней стояли казаки в виду татарских укреплений, не зная на что решиться. Не предпринимали ничего и кучумовцы, видимо ожидая нападения со стороны Ермака. Наконец 23-го октября казаки решились и, быстро переплыв через Иртыш, кинулись на приступ к кучумовским укреплениям. Обороной руководил Маметкул; сам же слепой Кучум, как говорит летописное предание, стоя в занятом им под Чувашами командующем пункте, возносил в сослужении с своими муллами молитвы к Аллаху о защите северного царства правоверных от нашествия московитов. Казаки, несмотря на громадные потери (по синодику Епископа Киприяна их пало под Чувашами из 400-500 человек 107 душ), напирали всеми своими силами. Маметкул был ранен и оставил поле сражения; подвассальные татары, остяки и вогуличи, видя это, пали духом и, не сознавая цели упорной борьбы за владычество иноверца Кучума, стали мало помалу тоже оставлять поле сражения; сначала ушли остяки, а за ними и вогуличи. К вечеру 25-го октября для сибирского владельца окончательно выяснилось, что дальнейшее сопротивление, после бегства союзников, для татар невозможно. Спасая что было можно, татары в ночь на 26-е октября бежали вверх по Иртышу, оставив победителям, как главный кучумовский кишлак (по одним Сибирь, а по другим Искер [4]), так и другие окрестные кишлаки: Сузгун, Абалак Бешке.... Утром 26-го октября Ермак занял опустевшие кишлаки уже без всякого сопротивления со стороны татар. Масса оставленного второпях имущества, дорогой пушнины и всякого рода продовольствия, послужили наградою победителям за долгое терпение и всё до сих пор ими содеянное.
Дальше следовать, пока, было некуда, да и не зачем. Казаки остановились зимовать. Напуганные татары, очистив окрестности, присмирели. С другой стороны, подначальные до сих пор татарам местные и северные инородцы, остяки и вогуличи, поспешили признать владычество новых, как оказалось более сильных пришельцев - русских. На третий-же день после бегства татар, к Ермаку явился с выражением верноподданнических чувств и ясаком князец Баяр, а за ним вскоре и Яскалбинских и Суклемских заболотных волостей владельцы Ишбердей и Суклем с товарищами {C}[5]{C}. Ермак сразу очутился в положении, если не самостоятельного владетеля окрестной страны, то по меньшей мере уполномоченного посланца от издавна страшного для зауральских стран своим могуществом Московского Царя. И Ермак, как оказалось, сумел поставить себя в глазах инородческих князьков и держать себя достойно в роли такого посланца. Все дальнейшее его поведение в стране и действия рисуют его уже далеко не тем разбой-ничьим предводителем, каким он был на Волге и по ту сторону Уральского хребта, а скорее как царского воеводу. Гордый, быть может, сознанием свершенного им подвига, а также предвидя неизбежность обращения, если не к царской, то по крайней мере к строгановской помощи, Ермак решительно входит в роль как-бы официального представителя Московского государства. Деятельно заводит и поддерживает с инородцами дружественные сношения, успокаивает их, уговаривает их жить как и при Кучуме, приводит их от имени Московского Царя к шерти или присяге, облагает их ясаком и т. п. и т. д. Выходящий из ряда обыкновенных ум этого человека при новой, почетной для него обстановке, стал проявляться все более и более. Дружа и задабривая чем можно не только подневольных инородцев финских племен, но и бывших доселе их властителей татар, Ермак принялся устраиваться в занятой стране, возможно прочнее. Долгим опытом предшествовавших своих похождений он отлично понимал, что взятие у полукочевого и бродячего народа центрального кишлака или, как громко его называют наши историки, столицы Сибири, представлявшей в сущности не более как зимовое стойбище {C}[6]{C} кочевников, легко возводимое где угодно, далеко еще не было концом дела; покорились, и то только до первой неудачи, одни ближайшие бродячие и кочевые инородцы; всё же, что было подальше - признавало, как и до сих пор, Кучума или не подчинялось никому; до Руси было более тысячи верст; Ермак находился как на острове среди обширного, волнующегося, неспокойного и могущего его затопить моря.
Несомненно, что молва о всем содеянном Волжскою вольницею с служилыми людьми Строгановых «за камнем» быстро разнеслась повсюду и скорее всех достигла до главнейших виновников всего этого «заворуя», как выражается Сибирский летописец Ремезов. Стараясь оправдаться пред грозным царем, всего год тому назад выразившим свой гнев на самоуправство прикамских богачей и стремление поссорить его с Сибирским владельцем, богачи эти поспешили, конечно, дать знать в Москву о покорении этого владельца. Летописцы говорят, что и сам Ермак, пользуясь дружественными отношениями к помянутому выше князьцу Ишбирдею, предложившему ему свои услуги по даче «вожей» на Русь, снарядил, вскоре по занятии Искера, свое легкое посольство, которое в ту же зиму «волчьею дорогою» (т. е. нужно полагать кратчайшею) пробралось на лыжах сначала в Пермь, а затем и в самую Москву. По показаниям Ремезова, во главе этого посольства был отправлен знаменитый атаман Иван Кольцо. В Строгановской и Есиповской названия главы посольства нет. Мы тоже склонны думать, что имя Кольцо в летописном сказании Ремезова поставлено только для красы, или из естественного стремления приставить ко всем сколько либо заметным делам имена лиц, так или иначе себя прославивших. Едва ли Ермак мог решиться отправить или выдать главнейшего своего сподвижника на волю грозного и своенравного царя, всего несколько лет тому назад присудившего Кольцо за разбой к смертной казни.
{C}
{C}
{C}[1]{C} Находился недалеко от современного города Туринск, на реке Туре, что подтверждает предыдущие выводы смотри также https://denvistorii.ru/14-avgusta/proizoshlo-srazhenie-u-karachin-gorodka.html (примеч. ред.).
{C}[2]{C} Пост, предшествующий празднику Успения Пресвятой Богородицы (15 августа) (примеч. ред.).
{C}[3]{C} Кашлык. Подробнее смотри ниже (примеч. ред.).
{C}[4]{C} Кашлык (Сибирь, Сибир, Сибер, Ибер, Искер) - город, столица Сибирского ханства. Находился на правом берегу Иртыша при впадении реки Сыбыр, в 17 км выше современного Тобольска. Ныне памятник археологии «Кучумово городище». Многонациональный состав населения обусловил несколько имен поселения.
{C}[5]{C} Ремезовь, ст. 82.
{C}[6]{C} На языке сибирских татар «Кышлык» означает «зимний», «зимник»