В.Г. Вишнев, "Древняя Русь и Иран", Часть 3
К Части 2: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/1683726.html
_________________________________________________
Симаргл-сэнмурв-симург
В Древней Руси и в Иране есть особый образ, сразу привлекающий внимание своими качествами и свойствами. Это бог, герой, символ - Симаргл-сэнмурв-симург. В предыдущей подборке "Грации и грифоны" [6] этому персонажу уделено достойное внимание. Л.А. Лелеков в своей книге также пишет о нём. В пантеоне дохристианских киевских богов князя Владимира рядом с высокими человекоподобными Сварогом и Хорсом находился иной бог, крылатый пёс в рыбьей чешуе - Симаргл. Так звучало у славян его иранское имя "сэнмурв" - "симург". Крылья и рыбья чешуя на собаке, мифическом страже воды и растений, обозначали способность Сэнмурва властвовать над тремя стихиями: землёй, водой и небом. Эти толкования приведены в "Авесте", без которой не удавалось понять этот фантастический образ. Пока тексты "Авесты" не стали достоянием науки, о Симаргле было написано много вымыслов. Его пытались даже раздвоить на Сима и Ръгла. Этим двум богам придумывали длинные родословные, с виду довольно правдоподобные. Только успехи иранистики позволили выяснить подлинную историю Симаргла-сэнмурва-симурга.
Его изображение дошло до нас в сотнях образцов: древнерусских и арабских, византийских, армянских, китайских, западноевропейских и, конечно, иранских. Крылатый пёс так поразил воображение средневекового мира, что его стали высекать в камне, чеканить по металлу, вышивать золотом на дорогих тканях. Без него не могли обойтись порталы соборов и мантии королей. Но на Западе Сэнмурв был данью художественной моде, не более. На Руси же, как и в самом Иране, он выступал в числе основных божеств. Ни в одном другом заморском крае ему такой чести не оказывали.
Исследованием этого химерического образа занимался академик Б.А. Рыбаков. Он показал, что в Киевской Руси были, несомненно, известны некоторые темы и образы "Авесты", включая Сэнмурва, бога-покровителя растений и урожая. Развитому культу Сэнмурва-Симаргла на Руси мы обязаны множеством самых различных изображений этого древнеиранского божества. Чаще всего его образ украшал широкие серебряные браслеты. Считалось, что Симаргл оберегает владельца браслетов и наручей от порчи, сглаза и всяких иных напастей. Гравированные и чернёные по серебру русские Симарглы XII-XIII веков с их удлинёнными фигурками мало похожи на плотных и короткошеих Сасанидских Симургов. Развитие образа Симаргла-сэнмурва-симурга шло на Руси своим собственным путём, в известном отрыве от византийской или германской эмблематики, где царили злобные и хищные сэнмурвы с оскаленными пастями и грозно воздетыми когтистыми лапами. Можно сделать вывод, что если Русь была знакома с сэнмурвами ещё со скифских времен, то остальная Европа познакомилась с ним гораздо позже, и произошло это в период римско-парфянских войн, - по традиционной хронологии, незадолго до начала н.э. В восприятии Европы скопированные с парфянских боевых штандартов драконоподобные сэнмурвы так и остались символом воинственной мощи.
Сменившая парфян династия Сасанидов наводнила изображениями сэнмурва-симурга весь мир. Сасанидский Иран, самая могущественная (наравне с "древним Римом") держава Евразии, находящаяся на перекрёстке мировых торговых дорог, оказывал глобальное влияние. Византийские императоры и герцоги Южной Европы одевались по сасанидским модам, а на шитье церковных облачений полагалось употреблять узорные ткани восточной работы. Поэтому во всём мире - кроме Руси - сэнмурвы уподоблялись сасанидским, ведь местных корней у этого образа, кроме Ирана, Армении и Руси, нигде не было, и отклонений от общепринятой иконографической схемы не возникало.
И только Русь рассматривала сэнмурва-Семаргла по-своему. Ведь для неё он был старым наследием предков. Память о скифских богах держалась на Руси прочно!
Симурги тесно соседствуют с грифонами - фантастическими крылатыми львами.
<.>
<.>
В книгах Г.А. Пугаченковой и М.И. Артамонова по античному и средневековому искусству Средней Азии [29, 30, 31] часто упоминаются тысячелетние разрывы в появлении и развитии образов грифонов и других фантастических животных у разных народов. На наш взгляд, в этих необъяснимых временных разрывах виновата традиционная хронология.
Конечно, образы богов в виде людей, тотемы, символизирующие силы природы, изготовленные в виде изображений львов, быков или птиц, вполне могли появиться у разных народов независимо друг от друга. Но образы и изображения фантастических существ - грифонов, кентавров, сфинксов, - скорее всего, являются объектами заимствования от одного первоначального источника, то есть они были занесены из одной страны в другую в результате культурного взаимодействия. Чрезвычайная распространённость иранских образов сама собою вызывает предположение об общности культурных традиций, а значит и о практической одновременности существования различных культур, использующих стилистически и художественно одинаковые фантастические образы и символы.
Митра и Георгий Победоносец
Кроме Симургов-Семарглов в русской культуре немало других иранизмов, не только в языческом искусстве, но и в христианской иконописи. Так, не без участия художественной культуры Сасанидского Ирана сложился на Руси образ Георгия Победоносца. Как уже отмечалось выше, общемировая тема героя-змееборца получила детальную иконографическую разработку именно в Иране. В творчестве Фирдоуси, Низами, Навои, а также в народном эпосе и в религии этот образ - на центральном месте. Вместе с основной идеей змееборства в Закавказье, Сирию, Византию, на Балканы и, конечно, на Русь эхом далёкого прошлого дошли мелкие, но выразительные особенности первоначальной для данного образа Сасанидской иконографии. В одном случае это ленточки "кушти" на ногах коня под Георгием Победоносцем, в другом - хвост коня, завязанный особым узлом, в третьем - маленькая фигурка слуги, сидящего на коне за спиной Георгия. Каждая из них получает связное истолкование только на основе иранских источников.
Если же говорить об одновременности появления, то отметим, что в причудливых узорах крестьянских вышивок русского Севера В.А. Городцов, автор книги "Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве", выделил набор композиций, воспроизводившихся на сарматских украшениях полутора тысячелетиями ранее. Могло ли это быть? Или правильнее - усомниться в традиционной хронологии?
Среди многих реплик иранско-сарматских ритуалов особенно впечатляет голова быка на жертвеннике, символ культа иранского бога Митры. В книгах А.Т. Фоменко приводятся иллюстрации того, как в XVII веке образ античного Митры, убивающего быка, изображался на русских иконах. Следовательно, сюжет с Митрой считался христианским и православным! Иногда этот сюжет интерпретируют, как связанный с Авраамом [32]. На Востоке вдобавок известно отождествление Авраама с другим великим пророком - Зороастром [33].
<.>
Знаменитая русская икона "Чудо архангела Михаила о Флоре и Лавре" во многом и поныне остаётся загадкой для истории искусства. На ней изображён архангел в рост, а по сторонам, вполоборота к нему - святые Флор и Лавр. Под ними два коня, чёрный и белый. Архангел как бы вручает Флору и Лавру поводья разномастных коней. Загадка сюжета в том, что до "появления" этих святых на Руси, в византийских легендах близнецы Флор и Лавр к коням не имели никакого отношения; они, по преданию, занимались камнетёсным делом. Зато в Иране имеются композиционно очень близкие скульптурные группы, посвящённые солнечному богу Митре с конями и двумя спутниками. Например, в скульптурной группе V века н.э. из Хайрхана в Северной Индии: вверху сидит Митра, по правую и левую руку от него видны два божества, внизу два осёдланных коня. Идейная структура митраистского изваяния та же, что и на русской иконе, хотя их разделяет ровно тысячелетие. Спутники Митры тоже близнецы, иранские двойники античных Диоскуров; и те, и другие символизировали утренние и вечерние зори. Для христианизации данного сюжета не потребовалось менять композицию, оказалось достаточным облачить Митру в одеяние архангела Михаила.
Эта операция проделывалась и в рамках совсем иных легенд.
Див, Пуруша и Юрий Долгорукий
В "Слове о полку Игореве" фигурирует мифический персонаж по имени Див, тот, что "кличет в земле незнаемой". Есть гипотеза о происхождении Дива от общеиндоевропейского названия бога света и дня, которое приблизительно восстанавливается в форме Дейвос, иранское Дэв, откуда пошли его греческий вариант Зевс, индийский Дьяус, поздний французский Dieu. Все упомянутые божества продолжали пользоваться авторитетом и уважением, будь то в Европе или в Индии. А вот автор "Слова" живописует Дива нелестно. Див определённо изображён с отрицательной стороны, он враждебен делу князя Игоря.
Встаёт вопрос: почему древний благой бог стал в "Слове" носителем злого начала? Ответ прост. Точно такой же перевёртыш произошёл с этим общим для всех индоевропейских племён божеством в Иране. И нигде больше. В Индии, Греции, Италии старый Дейвос - Зевс - Дьяус остался верховным богом и самодержцем. Низвергли его только иранцы. На барельефах в Персеполе Дэвов побеждает царь Дарий. Низвергнутый славянами таинственный Див из памятника древнерусской словесности встаёт в ряд славяно-иранских соответствий.
Среди произведений древнерусского литературного творчества выделяется сложностью и образным строем "Голубиная Книга". В форме вопросов и ответов она повествует о сотворении мира, о загадках бытия, о происхождении социальной структуры общества. "Отчего зачадилися цари, князья со бояры, да крестьяне?" - вопрошает автор "Голубиной Книги" и тотчас же отвечает, что, де, от уст, рук и вообще от частей тела Христова. Этот мотив сотворения мира ценой великой жертвы, из тела поверженного бога, знаком всей индоевропейской мифологии, но самый близкий к древнерусскому вариант, безукоризненно совпадающий с ним в структурном отношении, находится в "Ригведе", написанной в конце 2-го тысячелетия до н.э., за два тысячелетия до "Голубиной Книги". Сюжет "Ригведы" - сотворение богами мира из тела гиганта Пуруши. От уст Пуруши произошла верхушка общества, то есть жрецы-брахманы, от рук - князья, от ног - прочие сословия.
Бессмысленно, казалось бы, спрашивать, почему "основателя" Москвы народная молва прозвала Долгоруким. Ведь ответ заранее дан его современниками. Князь Юрий, как уверяет летописец, был жаден до чужих владений, и где мог, прибирал их к рукам, за что и прозван Долгоруким. Но помимо великого князя Юрия Долгорукого на Руси бывали и другие князья с тем же прозвищем. Никакого сравнения с Юрием по размаху своей деятельности они не выдерживали, а потому объяснение летописца к ним неприложимо. Напрашивается вывод, что прозвище Долгорукий было типичным для князей, неважно, выдающихся или нет.
А для нас тут самое важное, что в индоиранских мифах эпитет "Долгорукий" прилагался к вождям племён, царям и даже богам. Так, Долгорукими, то есть способными простереть руку для защиты, покровительства, исцеления - словом, для обеспечения благополучия подданных, в Индии величали Вишну, Митру, Варуну, да и вообще практически всех богов и полубогов местного пантеона. Равным образом это название относилось к героям индийского эпоса Махабхараты и Рамаяны. В каждом из них определение "Долгорукий" встречается сотни раз. В древнем Иране этот эпитет носили не только легендарные цари, но и исторические, например, Ахемениды. Долгоруким называли религиозного реформатора Заратустру.
А потому не исключено, что эти воззрения, представленные в духовной культуре Индии и Ирана, отразились и в прозвищах Юрия Долгорукого и других древнерусских князей. В том, что это явление было живо на Руси даже в XII-XIII веках, нет ничего удивительного. В самом Иране в те века некоторых князей тоже звали Долгорукими. Когда один из них переселился в Закавказье, это прозвище перевели на грузинский, где оно звучало как Мхаргрдзели. Оно тоже вошло в историю.
Славяне и Русь
Общий для Руси и Востока язык искусства возник не прихотью случая: вся история предков славян и затем Киевской Руси протекала в непрестанном взаимодействии со странами и народами Востока. В южнорусских степях сосуществовали и иранцы, и славяне, и эллины. Эллинство и иранство отложили весомый пласт в русской речи, языческих верованиях, материальной культуре, во всех мелочах быта, даже церковного. На заре письменной истории там господствовали скифы, а затем сарматы, чьи потомки в лице аланских или так называемых салтовских племен продолжали обитать бок о бок со славянами.
Подобные взгляды, напомним, высказывали М.В. Ломоносов в XVIII веке и некоторые учёные XIX века. Просто не было археологических доказательств этой теории. Теперь они есть. Уже в наше время на берегах Дона открыты двенадцать салтовских городов-крепостей; специалисты относят их к VIII-IX векам. Ширина их стен, выложенных из белокаменных блоков, достигала иногда шести метров. По арабским источникам, именно салтовское Подонье в VII-VIII веках называлось Русью. При этом у арабов очень чётко заметно противопоставление племён "руси" и "славян", что характерно и для "Повести временных лет". Например, арабские историки Ибн-Русте и Гардизи описывали набеги воинственной руси на славян ради захвата невольников для продажи в странах Востока. Или: погребальные обычаи Руси отвечают арабским описаниям салтовских гробниц-катакомб, но не свидетельствам славянской археологии. Новейшие исследования позволяют утверждать, что "русь" арабских текстов - это потомки сарматских племён Подонья и Предкавказья.
Мы упомянули "Повесть временных лет". В ней под годом 945-ым описывает заключение договора между Русью и Византией. С русской стороны среди прочих вельмож договор подписывали Сфандр, Прастен, Фроутан. Это явная передача иранских имён Исфендиар, Ростем, Феридун. Без сомнений, к X веку салтовскую русь основательно разбавили славяне, варяги, выходцы из Прибалтики, но старые иранские имена - судя по этому сообщению ПВЛ - всё ещё держались в обиходе русской знати. Поэтому названия некоторых славянских племен, например, хорватов, оказываются по происхождению иранскими.
Салтовские племена, осколки могущественного сарматского союза, в политическом отношении зависели от Хазарского каганата, который в VIII веке господствовал в Восточной Европе. Он был настоящим государством с чётким административным устройством, с единой религией и церковью, со своим монетным чеканом. О хазарском влиянии на славян и Киевскую Русь красноречиво говорят западные, восточные и русские тексты, в которых великие князья, например, Владимир и Ярослав, поименованы титулом "каган". Неведомый нам киевлянин XI-XII веков простодушно нацарапал на стене Софии Киевской: "спаси, господи, кагана нашего".
Русские купцы жили рядом с хорезмийскими, аланскими и персидскими купцами в столице хазарского каганата. И хорезмийцы, и салтовцы-аланы славились как мастера ювелирного дела и тонкой работы по металлу. Они осёдло жили не только в Хазарском каганате, но и далеко за его пределами, вплоть до Польши и Венгрии, где их племенное название "калиш", то есть "хорезмиец", превратилось в нынешнее обозначение ремесленника, специалиста по художественной обработке металла. (Калить металл, закалка)… От них - иранские, кавказские и среднеазиатские узоры на венгерских древностях IX-X веков и на знаменитом роге из русского кургана "Чёрная могила".
Расстояниям вопреки
Вся Восточная Европа в IX-X веках была оплетена нитями культурного общения с хазарами и народами Средней Азии. При этом само понятие Восточной Европы изобретено совсем недавно. Раньше его не существовало; даже в XIV веке запад Средней Азии и юг России всеми, и славянами тоже, воспринимались как единое целое, "от моря Константинопольского до реки Иртыша... а в ширину от Дербента до города Булгара". В Булгаре соборную мечеть украшали резьбой по камню выходцы из Армении и Азербайджана, от них образцы восточных орнаментов проникали и на владимирскую Русь. В эти же годы славянам случалось воочию знакомиться с побережьем Каспия, Гянджой, Шемахой, и с самим Багдадом. Бывало, они воевали с государями Востока или вели торг на базарах Рея, Мосула, Трапезунда. На этих же базарах, в невольничьих рядах, иной раз приходилось им стоять в цепях и ждать: куда забросит их вослед за новым хозяином переменчивая судьба, в Дели или Каир?
В тысячевёрстный путь снаряжались купцы с самых северных окраин древнерусского государства. В 876 году арабские хроники отмечали на караванных путях к Багдаду "ал-лудаган", то есть ладожан. Большинство торговых дорог из Руси на Восток шло через Каспий задолго до Афанасия Никитина. Не раз военные отряды славян наводили страх на жителей Дербента и Баку, штурмовали города и уплывали с богатой добычей, но и правители стран Востока не раз часто обращались к помощи русских воинских соединений. Наёмная славянская гвардия была при дворах византийских императоров, арабо-персидских эмиров и даже багдадских халифов. Когда в начале IX века высочайший в мире ислама престол халифа оспаривали два претендента, Амин и Мамун, придворный поэт ал-Хурейми задавался вопросом: "Где его (то есть халифа) стражи... где преторианцы-славяне?" [7].
В 988 году эмиру Дербента служили наёмники из славян и прибалтийских финнов. В XII веке русские воевали в Закавказье против восточных царей, но и эта война не поколебала доверия к русским клинкам, воспетым Низами и другими поэтами Ирана. В XIII веке султан сельджуков Аладдин Кейкобад I принял на службу в свою гвардию славян, варягов и кипчаков-половцев, образовавших отдельный "русский" отряд. Русский полк, с вкраплениями из половцев и аланов, в 1370 году был в составе императорской гвардии под Пекином…
Восток, со временем превратившийся для жителей среднерусской равнины в экзотическую даль, продолжал манить русских паломников. Об этом вещают былины и сказания. Очень колоритно "Хождение" игумена Даниила". В начале XII века в большой группе новгородцев и киевлян (с "целой дружиною") игумен Даниил прошёл всю Святую землю. Побывал на приёмах у церковных властей, у предводителей крестоносцев, общался с "сарацинами", восходил на Фаворскую гору. Можно догадываться, что в Киеве и Новгороде по возвращении "дружины" Даниила с интересом слушали завораживающие рассказы о бытовых подробностях жизни арабов, о замотанных в белое до самых глаз наездниках на боевых верблюдах, об обычаях крестоносного воинства и повадках диковинных тварей. По рукам ходили пальмовые листья, узорная посуда, списки восточных преданий об Акире Премудром, о Соломоне и Моисее, о царе Дариане...
А Добрыня Андрейкович, ходивший в Константинополь в 1200-1204 годах? Он видел там скрижали Моисеева закона и киот с манной, которую ели евреи при исходе из Египта. Он даже видел там кусок лозы, посаженной Ноем после потопа [63]. Ему показали пилы и свёрла, при помощи которых был сделан крест, на котором распяли Иисуса Христа (они были целы! Неужели же через тысячу двести лет?). В золотых палатах Софийского собора он видел терновый венец, губку, гвозди, багряницу, копьё и трость, и другие предметы страданий Христа.
Все эти реликвии находились не в Иерусалиме, а в Константинополе, что соответствует гипотезе Фоменко и Носовского о распятии в Константинополе в 1185 году - нет, не Иисуса Христа, а византийского императора Андроника, "царя славян", казнь которого требовала отмщения и стала причиной крестовых походов и разграбления Царьграда-Константинополя-Иерусалима.
Традиционно считается, что крестоносцы мстили не за Андроника, а за царевича Алексея Исааковича, сбежавшего к ним от своего дяди-императора и пришедшего под стены Константинополя вместе с ними, убитого перед штурмом города. Так пишут и Никита Хониат, и ещё один русский автор начала XIII века, очевидец взятия Царьграда. Этот автор хорошо осведомлён о перипетиях борьбы за город. Он мог быть жителем русской колонии, которая в то время была весьма многочисленна в Царьграде-Константинополе [63]. Русские колонии были и в других восточных городах.
Конечно, не все русские попадали в Азию своей волей. Еще в VIII веке, по свидетельству дамасского поэта ал-Ахталя, русы заполняли невольничьи рынки его родины. Велик был спрос на русских рабынь из-за их красоты, характера и разума. Византийский автор Маврикий Стратег превозносил их в VI веке сверх меры, утверждая, что у славян "женщины... разумны больше, чем свойственно человеческой природе". Цену русским невольницам знали даже "повелители правоверных". Так, русскими по матери были багдадский халиф Мустаин (862-866) и халиф из египетской династии Фатимидов, "господин толкования", Хаким (996-1021). Русской была и мать византийского императора Андроника - "царя славян" [28].
Бахрам-Гур и Будда на Руси
При всей общности древней культуры "на местах" шли свои культурные процессы. Теперь уже не установить, какие восточные сказания занесли на Русь возвращавшиеся домой воины и купцы, а какие остались от "седой древности". В частности, как полагают, "от книг бытей татарских" гуляли по Руси два замысловатых сюжета сасанидской эпохи - о метком стрелке из лука, пришившем удачным попаданием копыто оленя к уху, и о препирательстве двух сов из-за приданого - разорённых селений. Первый эпизод имеется в легендах о шахе Бахрам-Гуре и в иллюстрациях к ним на чеканных серебряных и бронзовых блюдах. Три блюда с изображением этой охоты хранятся в Эрмитаже. Второй эпизод связывается с именем шаха Хосрова Ануширвана. Он есть у Фирдоуси в "Шах-наме", и у Низами в "Сокровищнице тайн". На Руси оба эти рассказа превратились в "Повесть о разуме человеческом", и хотя иранские имена героев заменены татарскими, суть поучения осталась той же, что и в иранских сказаниях IV-VII веков.
Не менее ярко отразилась в русской культуре одна из жемчужин буддийской книжности, а именно житийная легенда святого Будды. В процессе христианской перелицовки она приняла форму повествования о Варлааме и Иоасафе. Образность, глубина нравственного чувства, глубокий смысл вставных притч превратили буддийскую легенду в любимое чтение всей Европы. Повесть переведена на латынь, на испанский, немецкий, армянский, арабский, на славянские языки; её перелагали стихами, иллюстрировали красочными миниатюрами. На Руси роман об отшельнике монахе Варлааме и обращённом им "в правую веру" царском сыне Иоасафе с XII века до XIX-го читали в боярских покоях и в раскольничьих скитах. Индия превратилась под пером авторов переделки во "внутреннюю часть эфиопской страны, называемой Индией", буддийский культовый термин "бодхи-саттва" - в собственное имя Иоасаф. Но для русского инока были важнее Появились духовные стихи и песни о царевиче Иоасафе, в которых угадываются привкус индийского колорита: золотые колесницы, звуки трубы; сохранились "чудеса Востока" вроде рассказ о звере единороге, символе смерти, о морских путешествиях, о дивах дивных и о свете души. Рассказ же о том, как отец пытался оградить юного Иоасафа от познания бед этого мира: скорби, смерти, старости, нищеты - и что из этого вышло, буквально повторяет буддийское предание.
Печенеги и половцы между Русью и Ираном
Есть интересная геополитическая загадка. Традиционно считается, что была Русь, и был Восток. А между ним - печенеги и половцы. Обширное пространство южнорусских степей так и именовалось Полем Половецким, Степью, а война Леса и Степи просто переполняет многие исторические труды. Из-за этого аж до вынужденного бегства в Индию Афанасия Никитина, и возвращения его со своими знаменитыми записками на Руси якобы знать не знали ни про Персию, ни про Индию. И при этом территории западнорусских княжеств буквально усеяны кладами, содержащими массу багдадских и сасанидских серебряных дирхемов…
Можно понять, что находящиеся между "центрами силы" - Ираном и Русью - половцы и печенеги имели смешанный русско-иранский национальный состав с соответствующим суржиком в качестве языка, и зарабатывали и там, и там - в качестве купцов или воинов…
Под знамёнами русских князей половцы ходили воевать русские же города, их боевые отряды показывались под стенами Минска и Смоленска, Новгорода и Пскова. Враждующие русские князья "приводили поганых толковин" на Русь. Сам Мономах навёл на Минск орду Читеевичей и их руками не оставил в городе "ни челядина, ни скотины". В 1093 году половецкая хатунь впервые стала великой княгиней киевской, женой Святополка II. Отец её, знаменитый Тугоркан, чьё имя вошло в русские былины, разбив Святополка и Мономаха, навязал им выгодные условия мира и посадил дочь на киевский престол. Правда, через некоторое время с помощью Мономаха русский зять хана половецкого, презрев родственные чувства, отплатил тестю страшным разгромом. Сам Тугоркан пал на поле этого "семейного" побоища.
Другой половецкий хан, Боняк, тот самый, что, по легенде, впоследствии рассёк Золотые ворота Киева, заставил говорить о себе всю Европу, решив исход распри двух русских князей, Давида Волынского и Святополка Киевского. Боняка призвал под свои знамёна Давид, а сторону Святополка приняла венгерская королевская рать. В 1099 году на реке Сане сошлись оба войска. Боняк сумел опрокинуть рыцарскую конницу венгров и гнал её два дня. Страшное поражение мадьяр поразило европейских владык. Половецкие отряды были немедленно приняты на службу к германскому императору. Уже под его знамёнами они вторгались в Италию. Да и венгерские короли сочли за лучшее обзавестись половецкой гвардией.
Л.А. Лелеков, оставаясь верным традиционной хронологии, уверен, что всё это происходило задолго до татаро-монгольского похода в Европу, однако напрашивается параллель между русско-половецкой и татаро-монгольской Ордой. Почти все Рюриковичи породнились с половецкой знатью, пример чему тоже подал Мономах, женив сыновей на юных половецких царевнах. Половцы вошли в систему Киевского княжества как постоянный фактор.
Однако нельзя забывать, что не только с Киевским княжеством водили половцы тесную дружбу. Стóит посмотреть на маски степных витязей, украшающие стены Георгиевского собора в Юрьеве Польском, чтобы оценить степень воздействия половецкого быта на далёкую для Киева Суздальщину. Русские ваятели рядом с ликами святителей и архангелов изобразили басурман в высоких остроконечных шапках, с кольцами в ушах, подкрученными усами и бритыми подбородками. Христианскую церковь изукрасили выразительными масками алано-болгарских и половецких союзников из ближайшего окружения суздальских князей.
Не раз водил на Киев половецкие орды основатель Москвы, Владимиро-Суздальский князь Юрий Долгорукий, когда с ним шла "вся Половецкая земля … межи Волгой и Днепром". Женат он был на половчанке, приваживал к своему двору "лепших" ханов половецких из волго-яицких орд, тех, что сидели на великом Волжско-Каспийском торговом пути.
Кроме половцев суздальские князья искали союзников среди аланских племён. Через аланов были завязаны дружественные отношения с Грузией, царством могущественным и единоверным. Впрочем, и половцы нередко дружили с грузинскими царями, о чём известно из легенды о степной траве емшан [63]. Этот фрагмент степного половецкого эпоса, вошедший в школьные хрестоматии, ценен ещё и тем, что хорошо вскрывает сложность русско-кавказско-половецких союзов. Очень многие русские князья были женаты на "ясынях", то есть аланках-осетинках. А на владимиро-суздальском престоле великая княгиня аланского происхождения была скорее правилом, чем исключением. Выходцам с Кавказа доверялись важные посты. Так, на беду себе князь Андрей Боголюбский вручил ключи от своей сокровищницы, а стало быть, и власть при дворе Амбалу, родственнику жены-осетинки. Амбал, княгиня и другие её родственники в сговоре с недовольным боярством погубили Андрея Боголюбского.
С Кавказом тесно переплелись дороги и его сына Георгия.
Князь Георгий и царица Тамара
Сын Андрея Боголюбского, князь Георгий, любил свой меч да чару зелена вина, государственные же дела ему были в тягость. В то время грузинские феодалы искали жениха для знаменитой царицы Тамары. Георгий показался им лучшим претендентом. В 1185 году состоялась свадьба. Георгий успел даже отличиться в нескольких схватках, но проницательная Тамара скоро разглядела в нем завзятого бражника и беспутного гуляку. Георгию пришлось удалиться в изгнание. Он ещё пытался вломиться в Грузию во главе сбродного полуразбойничьего отряда и мечом вернуть себе венец, но был разбит. Снова последовало изгнание, авантюрные похождения на службе у мелких князьков и мусульманских эмиров и гибель в безвестной стороне.
Новый муж царицы Тамары, опять лихой боец, но вместе с тем и государственный деятель, Давид Сослан, родом был осетином.
История князя Георгия - это пример широты связей между Древней Русью и Востоком. Его свадьба с царицей Тамарой требовала пышных посольств и неслыханной роскоши. В обе стороны через перевалы Кавказа шли караваны с дарами. На юг везли собольи меха, льняную пряжу (она ценилась лишь немного ниже узорных шелков, отправленных на север), тиснённую золотом кожу, серебряные ковчежцы, янтарь. А в полуночную сторону - серебряную же посуду в затейливых орнаментах, литые тигельные булаты индийской работы, ожерелья, самоцветы, инкрустированную утварь. Бытовой уклад XII века выливался в непрерывное взаимопроникновение художественных ценностей. Из страны в страну переезжали сотни людей в национальных одеждах, при дорогом оружии. Их кони выступали в расшитых попонах, уздечные наборы гремели фигурными бляхами. Орнаментальные мотивы иноземного дела, в первую очередь, попадали на глаза. С прикладных изделий орнамент расползался по стенам дворцов и храмов.
А вот как, по мнению историков, попадало на Русь в XIII-XIV веках (то есть через сто-двести лет после князя Георгия) прославленное сасанидское серебро, сработанное - по традиционной версии истории - семью-шестью столетиями ранее. Сначала оно завозилось среднеазиатскими купцами на Каму, к югре, то есть к предкам хантов, манси и других северных народов. В Прикамье это серебро почему-то было самым желанным товаром. Лучшая в мире коллекция сасанидского серебра (ныне в Государственном Эрмитаже) почти вся составлена из прикамских находок. В самом Иране не найдено и десятой доли того, чем располагает Эрмитаж! В XIII-XIV веках на верхнюю Волгу и Каму стали проникать новгородцы. Югра откупалась от них серебром иранской и среднеазиатской работы, ходившим вместо денежных единиц. Это сасанидское серебро называлось в Новгороде "закамским". А из Новгорода оно попадало в сундуки Ивана Калиты. В 1332 году он специально требовал от новгородцев дани "закамским серебром".
Ещё один пример широты связей между Древней Русью и Востоком - история тётки той же царицы Тамары, которая в 1154 году была выдана за волынского князя Изяслава. На степной Руси, за стенами златоверхого терема, грузинка Русудан обитала недолго. Изяслав умер, а Русудан, едва ли своей волей, из славянских хором попала в каменные чертоги султана Санджара из рода Великих Сельджуков, в то время властелина Азии. Почти тотчас же она утратила и нового мужа, после чего ей пришлось вернуться на родину. Прихоти судьбы, бросавшей грузинскую царевну из теснин родных ущелий сначала в луговое приволье южной России, а затем в золоченую клетку султанского гарема, не поразили, как нечто из ряда вон выходящее, современников-летописцев. Для них бревенчатая столица Изяслава отличалась от сельджукской столицы только размерами. Иначе говоря, резкого контраста между культурно-историческими зонами не было, в том числе и потому, что они граничили с одним и тем же Половецким Полем. Все посольства и свадебные поезда, так или иначе, пересекали его.
Половцев можно найти всегда и везде: у Юрия Долгорукого, грузинских Багратидов, Сельджуков, хорезмшахов; в Египте они составляли отборные корпуса личной охраны государей, а то и правили сами. Половцы были своими и на Суздальщине, и в долине Нила, воспринимая и перенося по Евразии ремесло, поверья, древние сказания.
Нынешние исторические представления о половцах зачастую опираются на летописные цитаты типа "окаянный и безбожный, треклятый Кончак" или "Боняк безбожный, шелудивый... хищник", но это не значит, что половцы были дикарями. Высота половецкой культуры удостоверена лингвистикой и археологией. Через половцев Россия в родстве с Персией.
Сохранился поздний список древнерусского описания половецкого календаря, построенного по центральноазиатским образцам с двенадцатеричным циклом. Раз это сочинение продолжали переписывать даже в XVII веке, следует полагать, что в то время ещё помнили, кто такие были половцы.
Иранизмы в "Слове о полку Игореве"
В том, насколько глубоко проросли корни русско-половецкого переплетения, можно убедиться, раскрыв "Слово о полку Игореве". Оно наполнено терминами из восточных языков. Тут и имена личные, и племенные наименования, названия рек и городов, титулы, обозначения бытовых понятий. Автор "Слова", к примеру, помнит, что за сто лет до него Олег "Гориславич", злой гений молодой Руси, именовался каганом.
Ему, как родные, знакомы тюркские слова:
ортма, япончица, телега, хоругвь, сабля, чага, кощей, болван…
Он не поясняет их, поскольку для читателя всё это обыденное, понятное.
Весьма часто звучит в "Слове…" редкий для всей древнерусской и вообще древней и средневековой литературы эпитет "синий".
Обозначения этого цвета нет ни в Библии, ни в Авесте, ни у Гомера. Овидию и Вергилию фиалки казались чёрными.
За неимением собственного слова для обозначения синего цвета византийцы пользовались искусственным оборотом "персидский цвет".
Нет упоминаний синего цвета даже в очень позднем Коране. А вот древний и кочевой Восток пользовался синими и голубыми красителями, любил их оттенки, разве что кроме глубокого тёмно-синего, цвета траура.
Как раз это траурное ощущение неотвратимости грядущего рока призваны в "Слове" передать:
"синие молнии", "синее вино, с горем смешанное", "синяя мгла", "синее море", "синий Дон".
Становится явным желание автора выделить образ половецкой стороны, как синей вообще. Ведь и древнегреческое название Чёрного моря - Понт Эвксинский - оказывается переделкой ещё более древнего иранского слова "ахшайна", что означает оттенок тёмно-синего цвета. Причерноморье называлось синим краем задолго до половцев, ещё в раннескифскую пору.
И древний Див, и "великий Хорс" в этой поэме - тоже от скифов и иранцев.
К этим божествам обращена мысль автора "Слова", но не к Христу.
Не у богоматери надеется получить Ярославна спасение для мужа и сына, а у солнца, ветра и реки.
Стоит вспомнить, что как раз в это время слагались под пером Руставели строфы "Витязя в тигровой шкуре", пронизанные совершенно тем же внецерковным восприятием жизни.
О том же говорят резные украшения армянских и суздальских храмов.
В сюжетах, композициях, даже начертаниях символического архитектурного орнамента, будь то пойма Клязьмы или горные долины Армении, словом, в каждой частности и общем впечатлении неизменно просвечивает Восток.
_____________________________________
К Части 4: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/1684359.html
_________________________________________________
Симаргл-сэнмурв-симург
В Древней Руси и в Иране есть особый образ, сразу привлекающий внимание своими качествами и свойствами. Это бог, герой, символ - Симаргл-сэнмурв-симург. В предыдущей подборке "Грации и грифоны" [6] этому персонажу уделено достойное внимание. Л.А. Лелеков в своей книге также пишет о нём. В пантеоне дохристианских киевских богов князя Владимира рядом с высокими человекоподобными Сварогом и Хорсом находился иной бог, крылатый пёс в рыбьей чешуе - Симаргл. Так звучало у славян его иранское имя "сэнмурв" - "симург". Крылья и рыбья чешуя на собаке, мифическом страже воды и растений, обозначали способность Сэнмурва властвовать над тремя стихиями: землёй, водой и небом. Эти толкования приведены в "Авесте", без которой не удавалось понять этот фантастический образ. Пока тексты "Авесты" не стали достоянием науки, о Симаргле было написано много вымыслов. Его пытались даже раздвоить на Сима и Ръгла. Этим двум богам придумывали длинные родословные, с виду довольно правдоподобные. Только успехи иранистики позволили выяснить подлинную историю Симаргла-сэнмурва-симурга.
Его изображение дошло до нас в сотнях образцов: древнерусских и арабских, византийских, армянских, китайских, западноевропейских и, конечно, иранских. Крылатый пёс так поразил воображение средневекового мира, что его стали высекать в камне, чеканить по металлу, вышивать золотом на дорогих тканях. Без него не могли обойтись порталы соборов и мантии королей. Но на Западе Сэнмурв был данью художественной моде, не более. На Руси же, как и в самом Иране, он выступал в числе основных божеств. Ни в одном другом заморском крае ему такой чести не оказывали.
Исследованием этого химерического образа занимался академик Б.А. Рыбаков. Он показал, что в Киевской Руси были, несомненно, известны некоторые темы и образы "Авесты", включая Сэнмурва, бога-покровителя растений и урожая. Развитому культу Сэнмурва-Симаргла на Руси мы обязаны множеством самых различных изображений этого древнеиранского божества. Чаще всего его образ украшал широкие серебряные браслеты. Считалось, что Симаргл оберегает владельца браслетов и наручей от порчи, сглаза и всяких иных напастей. Гравированные и чернёные по серебру русские Симарглы XII-XIII веков с их удлинёнными фигурками мало похожи на плотных и короткошеих Сасанидских Симургов. Развитие образа Симаргла-сэнмурва-симурга шло на Руси своим собственным путём, в известном отрыве от византийской или германской эмблематики, где царили злобные и хищные сэнмурвы с оскаленными пастями и грозно воздетыми когтистыми лапами. Можно сделать вывод, что если Русь была знакома с сэнмурвами ещё со скифских времен, то остальная Европа познакомилась с ним гораздо позже, и произошло это в период римско-парфянских войн, - по традиционной хронологии, незадолго до начала н.э. В восприятии Европы скопированные с парфянских боевых штандартов драконоподобные сэнмурвы так и остались символом воинственной мощи.
Сменившая парфян династия Сасанидов наводнила изображениями сэнмурва-симурга весь мир. Сасанидский Иран, самая могущественная (наравне с "древним Римом") держава Евразии, находящаяся на перекрёстке мировых торговых дорог, оказывал глобальное влияние. Византийские императоры и герцоги Южной Европы одевались по сасанидским модам, а на шитье церковных облачений полагалось употреблять узорные ткани восточной работы. Поэтому во всём мире - кроме Руси - сэнмурвы уподоблялись сасанидским, ведь местных корней у этого образа, кроме Ирана, Армении и Руси, нигде не было, и отклонений от общепринятой иконографической схемы не возникало.
И только Русь рассматривала сэнмурва-Семаргла по-своему. Ведь для неё он был старым наследием предков. Память о скифских богах держалась на Руси прочно!
Симурги тесно соседствуют с грифонами - фантастическими крылатыми львами.
<.>
<.>
В книгах Г.А. Пугаченковой и М.И. Артамонова по античному и средневековому искусству Средней Азии [29, 30, 31] часто упоминаются тысячелетние разрывы в появлении и развитии образов грифонов и других фантастических животных у разных народов. На наш взгляд, в этих необъяснимых временных разрывах виновата традиционная хронология.
Конечно, образы богов в виде людей, тотемы, символизирующие силы природы, изготовленные в виде изображений львов, быков или птиц, вполне могли появиться у разных народов независимо друг от друга. Но образы и изображения фантастических существ - грифонов, кентавров, сфинксов, - скорее всего, являются объектами заимствования от одного первоначального источника, то есть они были занесены из одной страны в другую в результате культурного взаимодействия. Чрезвычайная распространённость иранских образов сама собою вызывает предположение об общности культурных традиций, а значит и о практической одновременности существования различных культур, использующих стилистически и художественно одинаковые фантастические образы и символы.
Митра и Георгий Победоносец
Кроме Симургов-Семарглов в русской культуре немало других иранизмов, не только в языческом искусстве, но и в христианской иконописи. Так, не без участия художественной культуры Сасанидского Ирана сложился на Руси образ Георгия Победоносца. Как уже отмечалось выше, общемировая тема героя-змееборца получила детальную иконографическую разработку именно в Иране. В творчестве Фирдоуси, Низами, Навои, а также в народном эпосе и в религии этот образ - на центральном месте. Вместе с основной идеей змееборства в Закавказье, Сирию, Византию, на Балканы и, конечно, на Русь эхом далёкого прошлого дошли мелкие, но выразительные особенности первоначальной для данного образа Сасанидской иконографии. В одном случае это ленточки "кушти" на ногах коня под Георгием Победоносцем, в другом - хвост коня, завязанный особым узлом, в третьем - маленькая фигурка слуги, сидящего на коне за спиной Георгия. Каждая из них получает связное истолкование только на основе иранских источников.
Если же говорить об одновременности появления, то отметим, что в причудливых узорах крестьянских вышивок русского Севера В.А. Городцов, автор книги "Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве", выделил набор композиций, воспроизводившихся на сарматских украшениях полутора тысячелетиями ранее. Могло ли это быть? Или правильнее - усомниться в традиционной хронологии?
Среди многих реплик иранско-сарматских ритуалов особенно впечатляет голова быка на жертвеннике, символ культа иранского бога Митры. В книгах А.Т. Фоменко приводятся иллюстрации того, как в XVII веке образ античного Митры, убивающего быка, изображался на русских иконах. Следовательно, сюжет с Митрой считался христианским и православным! Иногда этот сюжет интерпретируют, как связанный с Авраамом [32]. На Востоке вдобавок известно отождествление Авраама с другим великим пророком - Зороастром [33].
<.>
Знаменитая русская икона "Чудо архангела Михаила о Флоре и Лавре" во многом и поныне остаётся загадкой для истории искусства. На ней изображён архангел в рост, а по сторонам, вполоборота к нему - святые Флор и Лавр. Под ними два коня, чёрный и белый. Архангел как бы вручает Флору и Лавру поводья разномастных коней. Загадка сюжета в том, что до "появления" этих святых на Руси, в византийских легендах близнецы Флор и Лавр к коням не имели никакого отношения; они, по преданию, занимались камнетёсным делом. Зато в Иране имеются композиционно очень близкие скульптурные группы, посвящённые солнечному богу Митре с конями и двумя спутниками. Например, в скульптурной группе V века н.э. из Хайрхана в Северной Индии: вверху сидит Митра, по правую и левую руку от него видны два божества, внизу два осёдланных коня. Идейная структура митраистского изваяния та же, что и на русской иконе, хотя их разделяет ровно тысячелетие. Спутники Митры тоже близнецы, иранские двойники античных Диоскуров; и те, и другие символизировали утренние и вечерние зори. Для христианизации данного сюжета не потребовалось менять композицию, оказалось достаточным облачить Митру в одеяние архангела Михаила.
Эта операция проделывалась и в рамках совсем иных легенд.
Див, Пуруша и Юрий Долгорукий
В "Слове о полку Игореве" фигурирует мифический персонаж по имени Див, тот, что "кличет в земле незнаемой". Есть гипотеза о происхождении Дива от общеиндоевропейского названия бога света и дня, которое приблизительно восстанавливается в форме Дейвос, иранское Дэв, откуда пошли его греческий вариант Зевс, индийский Дьяус, поздний французский Dieu. Все упомянутые божества продолжали пользоваться авторитетом и уважением, будь то в Европе или в Индии. А вот автор "Слова" живописует Дива нелестно. Див определённо изображён с отрицательной стороны, он враждебен делу князя Игоря.
Встаёт вопрос: почему древний благой бог стал в "Слове" носителем злого начала? Ответ прост. Точно такой же перевёртыш произошёл с этим общим для всех индоевропейских племён божеством в Иране. И нигде больше. В Индии, Греции, Италии старый Дейвос - Зевс - Дьяус остался верховным богом и самодержцем. Низвергли его только иранцы. На барельефах в Персеполе Дэвов побеждает царь Дарий. Низвергнутый славянами таинственный Див из памятника древнерусской словесности встаёт в ряд славяно-иранских соответствий.
Среди произведений древнерусского литературного творчества выделяется сложностью и образным строем "Голубиная Книга". В форме вопросов и ответов она повествует о сотворении мира, о загадках бытия, о происхождении социальной структуры общества. "Отчего зачадилися цари, князья со бояры, да крестьяне?" - вопрошает автор "Голубиной Книги" и тотчас же отвечает, что, де, от уст, рук и вообще от частей тела Христова. Этот мотив сотворения мира ценой великой жертвы, из тела поверженного бога, знаком всей индоевропейской мифологии, но самый близкий к древнерусскому вариант, безукоризненно совпадающий с ним в структурном отношении, находится в "Ригведе", написанной в конце 2-го тысячелетия до н.э., за два тысячелетия до "Голубиной Книги". Сюжет "Ригведы" - сотворение богами мира из тела гиганта Пуруши. От уст Пуруши произошла верхушка общества, то есть жрецы-брахманы, от рук - князья, от ног - прочие сословия.
Бессмысленно, казалось бы, спрашивать, почему "основателя" Москвы народная молва прозвала Долгоруким. Ведь ответ заранее дан его современниками. Князь Юрий, как уверяет летописец, был жаден до чужих владений, и где мог, прибирал их к рукам, за что и прозван Долгоруким. Но помимо великого князя Юрия Долгорукого на Руси бывали и другие князья с тем же прозвищем. Никакого сравнения с Юрием по размаху своей деятельности они не выдерживали, а потому объяснение летописца к ним неприложимо. Напрашивается вывод, что прозвище Долгорукий было типичным для князей, неважно, выдающихся или нет.
А для нас тут самое важное, что в индоиранских мифах эпитет "Долгорукий" прилагался к вождям племён, царям и даже богам. Так, Долгорукими, то есть способными простереть руку для защиты, покровительства, исцеления - словом, для обеспечения благополучия подданных, в Индии величали Вишну, Митру, Варуну, да и вообще практически всех богов и полубогов местного пантеона. Равным образом это название относилось к героям индийского эпоса Махабхараты и Рамаяны. В каждом из них определение "Долгорукий" встречается сотни раз. В древнем Иране этот эпитет носили не только легендарные цари, но и исторические, например, Ахемениды. Долгоруким называли религиозного реформатора Заратустру.
А потому не исключено, что эти воззрения, представленные в духовной культуре Индии и Ирана, отразились и в прозвищах Юрия Долгорукого и других древнерусских князей. В том, что это явление было живо на Руси даже в XII-XIII веках, нет ничего удивительного. В самом Иране в те века некоторых князей тоже звали Долгорукими. Когда один из них переселился в Закавказье, это прозвище перевели на грузинский, где оно звучало как Мхаргрдзели. Оно тоже вошло в историю.
Славяне и Русь
Общий для Руси и Востока язык искусства возник не прихотью случая: вся история предков славян и затем Киевской Руси протекала в непрестанном взаимодействии со странами и народами Востока. В южнорусских степях сосуществовали и иранцы, и славяне, и эллины. Эллинство и иранство отложили весомый пласт в русской речи, языческих верованиях, материальной культуре, во всех мелочах быта, даже церковного. На заре письменной истории там господствовали скифы, а затем сарматы, чьи потомки в лице аланских или так называемых салтовских племен продолжали обитать бок о бок со славянами.
Подобные взгляды, напомним, высказывали М.В. Ломоносов в XVIII веке и некоторые учёные XIX века. Просто не было археологических доказательств этой теории. Теперь они есть. Уже в наше время на берегах Дона открыты двенадцать салтовских городов-крепостей; специалисты относят их к VIII-IX векам. Ширина их стен, выложенных из белокаменных блоков, достигала иногда шести метров. По арабским источникам, именно салтовское Подонье в VII-VIII веках называлось Русью. При этом у арабов очень чётко заметно противопоставление племён "руси" и "славян", что характерно и для "Повести временных лет". Например, арабские историки Ибн-Русте и Гардизи описывали набеги воинственной руси на славян ради захвата невольников для продажи в странах Востока. Или: погребальные обычаи Руси отвечают арабским описаниям салтовских гробниц-катакомб, но не свидетельствам славянской археологии. Новейшие исследования позволяют утверждать, что "русь" арабских текстов - это потомки сарматских племён Подонья и Предкавказья.
Мы упомянули "Повесть временных лет". В ней под годом 945-ым описывает заключение договора между Русью и Византией. С русской стороны среди прочих вельмож договор подписывали Сфандр, Прастен, Фроутан. Это явная передача иранских имён Исфендиар, Ростем, Феридун. Без сомнений, к X веку салтовскую русь основательно разбавили славяне, варяги, выходцы из Прибалтики, но старые иранские имена - судя по этому сообщению ПВЛ - всё ещё держались в обиходе русской знати. Поэтому названия некоторых славянских племен, например, хорватов, оказываются по происхождению иранскими.
Салтовские племена, осколки могущественного сарматского союза, в политическом отношении зависели от Хазарского каганата, который в VIII веке господствовал в Восточной Европе. Он был настоящим государством с чётким административным устройством, с единой религией и церковью, со своим монетным чеканом. О хазарском влиянии на славян и Киевскую Русь красноречиво говорят западные, восточные и русские тексты, в которых великие князья, например, Владимир и Ярослав, поименованы титулом "каган". Неведомый нам киевлянин XI-XII веков простодушно нацарапал на стене Софии Киевской: "спаси, господи, кагана нашего".
Русские купцы жили рядом с хорезмийскими, аланскими и персидскими купцами в столице хазарского каганата. И хорезмийцы, и салтовцы-аланы славились как мастера ювелирного дела и тонкой работы по металлу. Они осёдло жили не только в Хазарском каганате, но и далеко за его пределами, вплоть до Польши и Венгрии, где их племенное название "калиш", то есть "хорезмиец", превратилось в нынешнее обозначение ремесленника, специалиста по художественной обработке металла. (Калить металл, закалка)… От них - иранские, кавказские и среднеазиатские узоры на венгерских древностях IX-X веков и на знаменитом роге из русского кургана "Чёрная могила".
Расстояниям вопреки
Вся Восточная Европа в IX-X веках была оплетена нитями культурного общения с хазарами и народами Средней Азии. При этом само понятие Восточной Европы изобретено совсем недавно. Раньше его не существовало; даже в XIV веке запад Средней Азии и юг России всеми, и славянами тоже, воспринимались как единое целое, "от моря Константинопольского до реки Иртыша... а в ширину от Дербента до города Булгара". В Булгаре соборную мечеть украшали резьбой по камню выходцы из Армении и Азербайджана, от них образцы восточных орнаментов проникали и на владимирскую Русь. В эти же годы славянам случалось воочию знакомиться с побережьем Каспия, Гянджой, Шемахой, и с самим Багдадом. Бывало, они воевали с государями Востока или вели торг на базарах Рея, Мосула, Трапезунда. На этих же базарах, в невольничьих рядах, иной раз приходилось им стоять в цепях и ждать: куда забросит их вослед за новым хозяином переменчивая судьба, в Дели или Каир?
В тысячевёрстный путь снаряжались купцы с самых северных окраин древнерусского государства. В 876 году арабские хроники отмечали на караванных путях к Багдаду "ал-лудаган", то есть ладожан. Большинство торговых дорог из Руси на Восток шло через Каспий задолго до Афанасия Никитина. Не раз военные отряды славян наводили страх на жителей Дербента и Баку, штурмовали города и уплывали с богатой добычей, но и правители стран Востока не раз часто обращались к помощи русских воинских соединений. Наёмная славянская гвардия была при дворах византийских императоров, арабо-персидских эмиров и даже багдадских халифов. Когда в начале IX века высочайший в мире ислама престол халифа оспаривали два претендента, Амин и Мамун, придворный поэт ал-Хурейми задавался вопросом: "Где его (то есть халифа) стражи... где преторианцы-славяне?" [7].
В 988 году эмиру Дербента служили наёмники из славян и прибалтийских финнов. В XII веке русские воевали в Закавказье против восточных царей, но и эта война не поколебала доверия к русским клинкам, воспетым Низами и другими поэтами Ирана. В XIII веке султан сельджуков Аладдин Кейкобад I принял на службу в свою гвардию славян, варягов и кипчаков-половцев, образовавших отдельный "русский" отряд. Русский полк, с вкраплениями из половцев и аланов, в 1370 году был в составе императорской гвардии под Пекином…
Восток, со временем превратившийся для жителей среднерусской равнины в экзотическую даль, продолжал манить русских паломников. Об этом вещают былины и сказания. Очень колоритно "Хождение" игумена Даниила". В начале XII века в большой группе новгородцев и киевлян (с "целой дружиною") игумен Даниил прошёл всю Святую землю. Побывал на приёмах у церковных властей, у предводителей крестоносцев, общался с "сарацинами", восходил на Фаворскую гору. Можно догадываться, что в Киеве и Новгороде по возвращении "дружины" Даниила с интересом слушали завораживающие рассказы о бытовых подробностях жизни арабов, о замотанных в белое до самых глаз наездниках на боевых верблюдах, об обычаях крестоносного воинства и повадках диковинных тварей. По рукам ходили пальмовые листья, узорная посуда, списки восточных преданий об Акире Премудром, о Соломоне и Моисее, о царе Дариане...
А Добрыня Андрейкович, ходивший в Константинополь в 1200-1204 годах? Он видел там скрижали Моисеева закона и киот с манной, которую ели евреи при исходе из Египта. Он даже видел там кусок лозы, посаженной Ноем после потопа [63]. Ему показали пилы и свёрла, при помощи которых был сделан крест, на котором распяли Иисуса Христа (они были целы! Неужели же через тысячу двести лет?). В золотых палатах Софийского собора он видел терновый венец, губку, гвозди, багряницу, копьё и трость, и другие предметы страданий Христа.
Все эти реликвии находились не в Иерусалиме, а в Константинополе, что соответствует гипотезе Фоменко и Носовского о распятии в Константинополе в 1185 году - нет, не Иисуса Христа, а византийского императора Андроника, "царя славян", казнь которого требовала отмщения и стала причиной крестовых походов и разграбления Царьграда-Константинополя-Иерусалима.
Традиционно считается, что крестоносцы мстили не за Андроника, а за царевича Алексея Исааковича, сбежавшего к ним от своего дяди-императора и пришедшего под стены Константинополя вместе с ними, убитого перед штурмом города. Так пишут и Никита Хониат, и ещё один русский автор начала XIII века, очевидец взятия Царьграда. Этот автор хорошо осведомлён о перипетиях борьбы за город. Он мог быть жителем русской колонии, которая в то время была весьма многочисленна в Царьграде-Константинополе [63]. Русские колонии были и в других восточных городах.
Конечно, не все русские попадали в Азию своей волей. Еще в VIII веке, по свидетельству дамасского поэта ал-Ахталя, русы заполняли невольничьи рынки его родины. Велик был спрос на русских рабынь из-за их красоты, характера и разума. Византийский автор Маврикий Стратег превозносил их в VI веке сверх меры, утверждая, что у славян "женщины... разумны больше, чем свойственно человеческой природе". Цену русским невольницам знали даже "повелители правоверных". Так, русскими по матери были багдадский халиф Мустаин (862-866) и халиф из египетской династии Фатимидов, "господин толкования", Хаким (996-1021). Русской была и мать византийского императора Андроника - "царя славян" [28].
Бахрам-Гур и Будда на Руси
При всей общности древней культуры "на местах" шли свои культурные процессы. Теперь уже не установить, какие восточные сказания занесли на Русь возвращавшиеся домой воины и купцы, а какие остались от "седой древности". В частности, как полагают, "от книг бытей татарских" гуляли по Руси два замысловатых сюжета сасанидской эпохи - о метком стрелке из лука, пришившем удачным попаданием копыто оленя к уху, и о препирательстве двух сов из-за приданого - разорённых селений. Первый эпизод имеется в легендах о шахе Бахрам-Гуре и в иллюстрациях к ним на чеканных серебряных и бронзовых блюдах. Три блюда с изображением этой охоты хранятся в Эрмитаже. Второй эпизод связывается с именем шаха Хосрова Ануширвана. Он есть у Фирдоуси в "Шах-наме", и у Низами в "Сокровищнице тайн". На Руси оба эти рассказа превратились в "Повесть о разуме человеческом", и хотя иранские имена героев заменены татарскими, суть поучения осталась той же, что и в иранских сказаниях IV-VII веков.
Не менее ярко отразилась в русской культуре одна из жемчужин буддийской книжности, а именно житийная легенда святого Будды. В процессе христианской перелицовки она приняла форму повествования о Варлааме и Иоасафе. Образность, глубина нравственного чувства, глубокий смысл вставных притч превратили буддийскую легенду в любимое чтение всей Европы. Повесть переведена на латынь, на испанский, немецкий, армянский, арабский, на славянские языки; её перелагали стихами, иллюстрировали красочными миниатюрами. На Руси роман об отшельнике монахе Варлааме и обращённом им "в правую веру" царском сыне Иоасафе с XII века до XIX-го читали в боярских покоях и в раскольничьих скитах. Индия превратилась под пером авторов переделки во "внутреннюю часть эфиопской страны, называемой Индией", буддийский культовый термин "бодхи-саттва" - в собственное имя Иоасаф. Но для русского инока были важнее Появились духовные стихи и песни о царевиче Иоасафе, в которых угадываются привкус индийского колорита: золотые колесницы, звуки трубы; сохранились "чудеса Востока" вроде рассказ о звере единороге, символе смерти, о морских путешествиях, о дивах дивных и о свете души. Рассказ же о том, как отец пытался оградить юного Иоасафа от познания бед этого мира: скорби, смерти, старости, нищеты - и что из этого вышло, буквально повторяет буддийское предание.
Печенеги и половцы между Русью и Ираном
Есть интересная геополитическая загадка. Традиционно считается, что была Русь, и был Восток. А между ним - печенеги и половцы. Обширное пространство южнорусских степей так и именовалось Полем Половецким, Степью, а война Леса и Степи просто переполняет многие исторические труды. Из-за этого аж до вынужденного бегства в Индию Афанасия Никитина, и возвращения его со своими знаменитыми записками на Руси якобы знать не знали ни про Персию, ни про Индию. И при этом территории западнорусских княжеств буквально усеяны кладами, содержащими массу багдадских и сасанидских серебряных дирхемов…
Можно понять, что находящиеся между "центрами силы" - Ираном и Русью - половцы и печенеги имели смешанный русско-иранский национальный состав с соответствующим суржиком в качестве языка, и зарабатывали и там, и там - в качестве купцов или воинов…
Под знамёнами русских князей половцы ходили воевать русские же города, их боевые отряды показывались под стенами Минска и Смоленска, Новгорода и Пскова. Враждующие русские князья "приводили поганых толковин" на Русь. Сам Мономах навёл на Минск орду Читеевичей и их руками не оставил в городе "ни челядина, ни скотины". В 1093 году половецкая хатунь впервые стала великой княгиней киевской, женой Святополка II. Отец её, знаменитый Тугоркан, чьё имя вошло в русские былины, разбив Святополка и Мономаха, навязал им выгодные условия мира и посадил дочь на киевский престол. Правда, через некоторое время с помощью Мономаха русский зять хана половецкого, презрев родственные чувства, отплатил тестю страшным разгромом. Сам Тугоркан пал на поле этого "семейного" побоища.
Другой половецкий хан, Боняк, тот самый, что, по легенде, впоследствии рассёк Золотые ворота Киева, заставил говорить о себе всю Европу, решив исход распри двух русских князей, Давида Волынского и Святополка Киевского. Боняка призвал под свои знамёна Давид, а сторону Святополка приняла венгерская королевская рать. В 1099 году на реке Сане сошлись оба войска. Боняк сумел опрокинуть рыцарскую конницу венгров и гнал её два дня. Страшное поражение мадьяр поразило европейских владык. Половецкие отряды были немедленно приняты на службу к германскому императору. Уже под его знамёнами они вторгались в Италию. Да и венгерские короли сочли за лучшее обзавестись половецкой гвардией.
Л.А. Лелеков, оставаясь верным традиционной хронологии, уверен, что всё это происходило задолго до татаро-монгольского похода в Европу, однако напрашивается параллель между русско-половецкой и татаро-монгольской Ордой. Почти все Рюриковичи породнились с половецкой знатью, пример чему тоже подал Мономах, женив сыновей на юных половецких царевнах. Половцы вошли в систему Киевского княжества как постоянный фактор.
Однако нельзя забывать, что не только с Киевским княжеством водили половцы тесную дружбу. Стóит посмотреть на маски степных витязей, украшающие стены Георгиевского собора в Юрьеве Польском, чтобы оценить степень воздействия половецкого быта на далёкую для Киева Суздальщину. Русские ваятели рядом с ликами святителей и архангелов изобразили басурман в высоких остроконечных шапках, с кольцами в ушах, подкрученными усами и бритыми подбородками. Христианскую церковь изукрасили выразительными масками алано-болгарских и половецких союзников из ближайшего окружения суздальских князей.
Не раз водил на Киев половецкие орды основатель Москвы, Владимиро-Суздальский князь Юрий Долгорукий, когда с ним шла "вся Половецкая земля … межи Волгой и Днепром". Женат он был на половчанке, приваживал к своему двору "лепших" ханов половецких из волго-яицких орд, тех, что сидели на великом Волжско-Каспийском торговом пути.
Кроме половцев суздальские князья искали союзников среди аланских племён. Через аланов были завязаны дружественные отношения с Грузией, царством могущественным и единоверным. Впрочем, и половцы нередко дружили с грузинскими царями, о чём известно из легенды о степной траве емшан [63]. Этот фрагмент степного половецкого эпоса, вошедший в школьные хрестоматии, ценен ещё и тем, что хорошо вскрывает сложность русско-кавказско-половецких союзов. Очень многие русские князья были женаты на "ясынях", то есть аланках-осетинках. А на владимиро-суздальском престоле великая княгиня аланского происхождения была скорее правилом, чем исключением. Выходцам с Кавказа доверялись важные посты. Так, на беду себе князь Андрей Боголюбский вручил ключи от своей сокровищницы, а стало быть, и власть при дворе Амбалу, родственнику жены-осетинки. Амбал, княгиня и другие её родственники в сговоре с недовольным боярством погубили Андрея Боголюбского.
С Кавказом тесно переплелись дороги и его сына Георгия.
Князь Георгий и царица Тамара
Сын Андрея Боголюбского, князь Георгий, любил свой меч да чару зелена вина, государственные же дела ему были в тягость. В то время грузинские феодалы искали жениха для знаменитой царицы Тамары. Георгий показался им лучшим претендентом. В 1185 году состоялась свадьба. Георгий успел даже отличиться в нескольких схватках, но проницательная Тамара скоро разглядела в нем завзятого бражника и беспутного гуляку. Георгию пришлось удалиться в изгнание. Он ещё пытался вломиться в Грузию во главе сбродного полуразбойничьего отряда и мечом вернуть себе венец, но был разбит. Снова последовало изгнание, авантюрные похождения на службе у мелких князьков и мусульманских эмиров и гибель в безвестной стороне.
Новый муж царицы Тамары, опять лихой боец, но вместе с тем и государственный деятель, Давид Сослан, родом был осетином.
История князя Георгия - это пример широты связей между Древней Русью и Востоком. Его свадьба с царицей Тамарой требовала пышных посольств и неслыханной роскоши. В обе стороны через перевалы Кавказа шли караваны с дарами. На юг везли собольи меха, льняную пряжу (она ценилась лишь немного ниже узорных шелков, отправленных на север), тиснённую золотом кожу, серебряные ковчежцы, янтарь. А в полуночную сторону - серебряную же посуду в затейливых орнаментах, литые тигельные булаты индийской работы, ожерелья, самоцветы, инкрустированную утварь. Бытовой уклад XII века выливался в непрерывное взаимопроникновение художественных ценностей. Из страны в страну переезжали сотни людей в национальных одеждах, при дорогом оружии. Их кони выступали в расшитых попонах, уздечные наборы гремели фигурными бляхами. Орнаментальные мотивы иноземного дела, в первую очередь, попадали на глаза. С прикладных изделий орнамент расползался по стенам дворцов и храмов.
А вот как, по мнению историков, попадало на Русь в XIII-XIV веках (то есть через сто-двести лет после князя Георгия) прославленное сасанидское серебро, сработанное - по традиционной версии истории - семью-шестью столетиями ранее. Сначала оно завозилось среднеазиатскими купцами на Каму, к югре, то есть к предкам хантов, манси и других северных народов. В Прикамье это серебро почему-то было самым желанным товаром. Лучшая в мире коллекция сасанидского серебра (ныне в Государственном Эрмитаже) почти вся составлена из прикамских находок. В самом Иране не найдено и десятой доли того, чем располагает Эрмитаж! В XIII-XIV веках на верхнюю Волгу и Каму стали проникать новгородцы. Югра откупалась от них серебром иранской и среднеазиатской работы, ходившим вместо денежных единиц. Это сасанидское серебро называлось в Новгороде "закамским". А из Новгорода оно попадало в сундуки Ивана Калиты. В 1332 году он специально требовал от новгородцев дани "закамским серебром".
Ещё один пример широты связей между Древней Русью и Востоком - история тётки той же царицы Тамары, которая в 1154 году была выдана за волынского князя Изяслава. На степной Руси, за стенами златоверхого терема, грузинка Русудан обитала недолго. Изяслав умер, а Русудан, едва ли своей волей, из славянских хором попала в каменные чертоги султана Санджара из рода Великих Сельджуков, в то время властелина Азии. Почти тотчас же она утратила и нового мужа, после чего ей пришлось вернуться на родину. Прихоти судьбы, бросавшей грузинскую царевну из теснин родных ущелий сначала в луговое приволье южной России, а затем в золоченую клетку султанского гарема, не поразили, как нечто из ряда вон выходящее, современников-летописцев. Для них бревенчатая столица Изяслава отличалась от сельджукской столицы только размерами. Иначе говоря, резкого контраста между культурно-историческими зонами не было, в том числе и потому, что они граничили с одним и тем же Половецким Полем. Все посольства и свадебные поезда, так или иначе, пересекали его.
Половцев можно найти всегда и везде: у Юрия Долгорукого, грузинских Багратидов, Сельджуков, хорезмшахов; в Египте они составляли отборные корпуса личной охраны государей, а то и правили сами. Половцы были своими и на Суздальщине, и в долине Нила, воспринимая и перенося по Евразии ремесло, поверья, древние сказания.
Нынешние исторические представления о половцах зачастую опираются на летописные цитаты типа "окаянный и безбожный, треклятый Кончак" или "Боняк безбожный, шелудивый... хищник", но это не значит, что половцы были дикарями. Высота половецкой культуры удостоверена лингвистикой и археологией. Через половцев Россия в родстве с Персией.
Сохранился поздний список древнерусского описания половецкого календаря, построенного по центральноазиатским образцам с двенадцатеричным циклом. Раз это сочинение продолжали переписывать даже в XVII веке, следует полагать, что в то время ещё помнили, кто такие были половцы.
Иранизмы в "Слове о полку Игореве"
В том, насколько глубоко проросли корни русско-половецкого переплетения, можно убедиться, раскрыв "Слово о полку Игореве". Оно наполнено терминами из восточных языков. Тут и имена личные, и племенные наименования, названия рек и городов, титулы, обозначения бытовых понятий. Автор "Слова", к примеру, помнит, что за сто лет до него Олег "Гориславич", злой гений молодой Руси, именовался каганом.
Ему, как родные, знакомы тюркские слова:
ортма, япончица, телега, хоругвь, сабля, чага, кощей, болван…
Он не поясняет их, поскольку для читателя всё это обыденное, понятное.
Весьма часто звучит в "Слове…" редкий для всей древнерусской и вообще древней и средневековой литературы эпитет "синий".
Обозначения этого цвета нет ни в Библии, ни в Авесте, ни у Гомера. Овидию и Вергилию фиалки казались чёрными.
За неимением собственного слова для обозначения синего цвета византийцы пользовались искусственным оборотом "персидский цвет".
Нет упоминаний синего цвета даже в очень позднем Коране. А вот древний и кочевой Восток пользовался синими и голубыми красителями, любил их оттенки, разве что кроме глубокого тёмно-синего, цвета траура.
Как раз это траурное ощущение неотвратимости грядущего рока призваны в "Слове" передать:
"синие молнии", "синее вино, с горем смешанное", "синяя мгла", "синее море", "синий Дон".
Становится явным желание автора выделить образ половецкой стороны, как синей вообще. Ведь и древнегреческое название Чёрного моря - Понт Эвксинский - оказывается переделкой ещё более древнего иранского слова "ахшайна", что означает оттенок тёмно-синего цвета. Причерноморье называлось синим краем задолго до половцев, ещё в раннескифскую пору.
И древний Див, и "великий Хорс" в этой поэме - тоже от скифов и иранцев.
К этим божествам обращена мысль автора "Слова", но не к Христу.
Не у богоматери надеется получить Ярославна спасение для мужа и сына, а у солнца, ветра и реки.
Стоит вспомнить, что как раз в это время слагались под пером Руставели строфы "Витязя в тигровой шкуре", пронизанные совершенно тем же внецерковным восприятием жизни.
О том же говорят резные украшения армянских и суздальских храмов.
В сюжетах, композициях, даже начертаниях символического архитектурного орнамента, будь то пойма Клязьмы или горные долины Армении, словом, в каждой частности и общем впечатлении неизменно просвечивает Восток.
_____________________________________
К Части 4: http://hojja-nusreddin.livejournal.com/1684359.html