Gruppo di famiglia in un interno
Остросовременный в середине 70-х "Семейный портрет в интерьере" Лукино Висконти ныне производит впечатление мемуара. Странное - для фильма-фельетона. Странно, что фильм обернулся фельетоном и мемуаром - то есть выглядит как перекресток двух анахронизмов. В последний раз я смотрел его больше 20-ти лет назад, когда самому "Портрету" было 10 лет, и он еще не успел запылиться, хотя некоторый придух нафталинности я уже тогда в нем учуял. Сейчас обнажились все подоплеки и, главное, жанровая подкорка, характерная для всех фильмов итальянца - мелодрама. Как всегда у него в поздний период - из жизни высшего общества; и, тут же, острый внутриклассовый кризис идентичности: распад аристократического самосознания перед лицом новых времен.
Стержневая коллизия "Портрета" - завороженность всех его персонажей, во главе с Профессором и маркизой Брумонти, некой фигурой, исполненной чуть ли не байронического демонизма - Конрадом (Хельмут Бергер как всегда блистает), альфонсом, авантюристом, бунтарем-леваком в недавнем прошлом. Эту завороженность можно прочитать как своего рода родовую травму культуры: камо грядеши? Фильм заканчивается на тяжелой ноте вопроса без ответа.
Откуда взялся мемуарно-фельетонный флер? Интонация. Висконти говорит с тем особым выговором каждого слова, по какому мы узнаем русских эмигрантов первой волны и их прямых потомков, слегка грассирующему и растягивающему гласные чуть больше, чем требует обыденная речь. Так говорят воспоминания, а не газеты.
Но говорит он на актуальные - как он сам прежде всех уверен - темы.
Но это ему только кажется. Люди, подобные Конраду, действительно представляли заметную социальную прослойку в Европе того времени, но были напрочь лишены того шарма, которым наделил своего героя Висконти. Они просто зависли в некой мезопаузе - выпали из стратов общества, на время образовав подобие мозаичной субкультуры, очень быстро абсорбированной истеблишментом. Их притагательность - в глазах очень немногих представителей другой субкультуры - аристократов и интеллигентов-гуманитариев старой закваски, была всего лишь проекцией жидких упований на то, что культура может сохранить свой блеск в век тотальной коррупции интеллекта - главной доблести века минувшего, 19-го.
Висконти рассказал не о борьбе человеческого сердца с самим собой (формула Фолкнера), а о затянувшейся истерике вырождающейся аристократии и анахронизме самой фигуры гуманитария.
Это не тема, это скушно...
Стержневая коллизия "Портрета" - завороженность всех его персонажей, во главе с Профессором и маркизой Брумонти, некой фигурой, исполненной чуть ли не байронического демонизма - Конрадом (Хельмут Бергер как всегда блистает), альфонсом, авантюристом, бунтарем-леваком в недавнем прошлом. Эту завороженность можно прочитать как своего рода родовую травму культуры: камо грядеши? Фильм заканчивается на тяжелой ноте вопроса без ответа.
Откуда взялся мемуарно-фельетонный флер? Интонация. Висконти говорит с тем особым выговором каждого слова, по какому мы узнаем русских эмигрантов первой волны и их прямых потомков, слегка грассирующему и растягивающему гласные чуть больше, чем требует обыденная речь. Так говорят воспоминания, а не газеты.
Но говорит он на актуальные - как он сам прежде всех уверен - темы.
Но это ему только кажется. Люди, подобные Конраду, действительно представляли заметную социальную прослойку в Европе того времени, но были напрочь лишены того шарма, которым наделил своего героя Висконти. Они просто зависли в некой мезопаузе - выпали из стратов общества, на время образовав подобие мозаичной субкультуры, очень быстро абсорбированной истеблишментом. Их притагательность - в глазах очень немногих представителей другой субкультуры - аристократов и интеллигентов-гуманитариев старой закваски, была всего лишь проекцией жидких упований на то, что культура может сохранить свой блеск в век тотальной коррупции интеллекта - главной доблести века минувшего, 19-го.
Висконти рассказал не о борьбе человеческого сердца с самим собой (формула Фолкнера), а о затянувшейся истерике вырождающейся аристократии и анахронизме самой фигуры гуманитария.
Это не тема, это скушно...