(2) Кропотливая алая жизнь в карнавальных застенках
В походе на выставку «Феминистский карандаш-2» у меня был личный мотив. Я пригласил туда двух своих хороших подруг, с которыми мы знакомы пол-жизни, вместе учились в школе и продолжаем регулярно видеться до сих пор.
Их зовут Юля и Вика, они мои ровесницы (32 года), в.о., умные, красивые, с творческими способностями (умеют хорошо рисовать, например). Вика - работница патентного бюро, не замужем. Юля до недавнего времени была страховым агентом, сейчас бросила это занятие, подумывает, что делать дальше (склоняется к более творческой работе); замужем. Они бездетны, но без радикализма чайлд-фри, это скорее их сегодняшний выбор, я бы даже рискнул обнаглеть и сказать, что сейчас они живут больше для себя (я тоже). Насколько мне известно, у них (самих и в ближнем кругу) нет трагедии, несчастья или проблемы, которые бы мрачно влияли/определяли жизненный уклад. Юля и Вика - люди незашоренные, и пусть им не всегда все понятно с моими мотивами по жизни, они как раз такие друзья, которых я посчитал возможным позвать на «Феминистский карандаш» и с которыми могу завести речь на темы этой выставки.
Юля и Вика, как оказалось, до выставки имели смутное представление о феминизме (я по сравнению с ними еще фифти-фифти). Юлю слово «феминистский» в названии «смущало», зато привлекал «карандаш». Вика смущалась еще больше, сказав мне, что она скорее «анти-феминистка», но без уточнения. Осмотрев по отдельности экспозицию где-то за полчаса, мы затем собрались обсудить впечатления.
Ю: Ну, все понятно. Мне такое искусство совсем не близко. Я имею представление обо всех этих проблемах, знаю об их существовании, зачем мне еще з д е с ь на это смотреть?
Я: Но все-таки тебе, как и мне, понравилась та художница - у нее «проблемы» выражены не так прямо…
Zulif
Ю: Это не показательный пример, ведь большинство рисунков с текстами. А даже где их нет, то отдельно прилагаются биография и высказывания авторов. Ни форма, ни содержание мне не близки. Почти все работы здесь сделаны специально для такой выставки.
Я: Не может быть. Большинство художниц следуют своему естественному стремлению к творчеству и, насколько мне известно, многие из них могли не думать, что это выйдет за пределы их дома. Даже такие «специальные» репортажи из психиатрической больницы, «конторы» проституток или деревенские зарисовки - они ведь являются личным «проектом», исследованием, поступком автора, а не заказом журнала или куратора.
Виктория Ломаско | Татьяна Фасхутдинова
В: На самом деле, гораздо труднее создать произведение, которое несет радость. Мрак и разлом легче.
Я: У меня нет такой претензии к искусству, чтобы оно обязательно меня радовало. Меня здесь (и не только здесь) интересуют личные высказывания. Они могут иметь разную силу воздействия на меня, но если в произведении видно человека, слышен личный голос - это уже причина не сбрасывать его со счетов. Вот, например, мой персональный number one: изображение чудеснейшей женской ипостаси/сущности: ведьминской! Здесь вообще нет речи о специфически радостном или мрачном.
Ирина Васильева
Ю: Зато вот чистейшая манифестация! Тут никаких дополнительных пояснений не нужно!
Анна Репина
Я: Допустим, но я абсолютно убежден, что такое творчество с ясным и очевидным посылом может осуществляться даже за закрытой дверью. Я вижу здесь не крик о помощи, а убеждение, решимость и путь к убеждению и решимости. Произносить фразы «нет никаких причин» и «вы имеете право» можно шепотом, это можно говорить самому себе, убеждать себя. Вот, посмотрите, например, на этот комикс (слева) - очевидная же само-терапия, без внешней манифестации, при нахождении в каких-то неприятных обстоятельствах. Самая настоящая игра, целый «театр для себя»! Или вот «Каталог женского труда» (справа). Я не вижу здесь демонстративной позы надменной художницы, я чувствую здесь ее внимательный взгляд.
Алевтина Кахидзе | Анна Звягинцева
Я: И даже такое прямое высказывание, та самая манифестация, вот этот текст на стене, он все равно ставит зрителя в очень личную ситуацию, знакомую многим: когда на него обрушивается целый поток этих дурацких штампов. Очень много усилий уходит не на созидание, а на выпутывание из условностей и страхов - я уверен, что почти любой человек, который начинает задаваться вопросами о происходящем вокруг, в какой-то момент получает целый ушат вот таких предъяв.
«Моя мама о политике, искусстве и роли женщины»
Зачем ты ввязываешься в эту политику? Ты же ничего в этом не понимаешь.
Ты не историк и не экономист, ты ничего не смыслишь в политике.
Ты художник и как художника ты себя похоронила.
Ты была так талантлива... ты так хорошо рисовала.
Почему ты забросила живопись?
Ты совсем не думаешь о своей семье, но подумай хотя бы о своём ребёнке!
Тебе уже 30 лет, скоро ты будешь старухой. Для чего тебе всё это нужно?
Это ведь лучшие годы твоей жизни. И чего ты достигла до сих пор?
Ты не зарабатываешь денег и на что ты собираешься жить дальше?
Хочешь произвести революцию?
Спасибо, мы уже видели, чем заканчиваются эти «оранжевые революции».
Мне никаких перемен в стране не нужно! Я живу в Беларуси и всем довольна.
Чего ты хочешь добиться своей деятельностью?
Тебя арестуют, вот увидишь, арестуют даже в Германии.
То, чем ты занимаешься, на это в Беларуси - статья в уголовном кодексе.
Если тебя посадят, кто тебе тогда сможет помочь? Твоя семья? Твой ребёнок?
Ребёнок не может помогать своей матери. Да это твой муж во всем виноват!
Он должен был сразу положить этому конец. Ты ставишь свою семью под угрозу.
Почему я должна страдать?
Ты хоть раз подумала о своих родственниках, чья фамилия начинается на букву Н?
Твой отец в постоянном страхе на работе.
Твоим дедушке и бабушке за 80, ты о них подумала?
Как ты сможешь их увидеть, если тебе запретят въезд в Беларусь?
Я живу в этой стране. Я знаю, о чем говорю. Меня все устраивает.
Марина Напрушкина
В: У меня вообще ощущение, что тебя в искусстве привлекает больше какой-то ужас, разлад и разрушение. У нас с тобой разнится восприятие: тебе искусство нужно для одного-другого-третьего (загибает пальцы одной руки), а мне - для четвертого-пятого-шестого (загибает пальцы другой).
Приведенные выше диалоги, конечно, схематичны (и даже картонны), в них я выступаю этаким оратором и болтуном. В реальности это был живой эмоциональный разговор, но мне трудно восстановить в точности мои тирады и высказывания моих подруг, поэтому я лишь фиксирую наши «идеологические позиции». Надо признать, что это общение я посчитал очень полезным: Вика и Юля, даже несмотря на неприятие феминистских тем, все равно высказывали некоторые мысли, которые если и не ставили меня в тупик, но заставляли задуматься даже после того, как мы попрощались. Мои подруги не отмахивались от этих тем, не считали их недостойными обсуждения в искусстве, их реакция не показалась мне «защитными механизмами» «знающих, что они виноваты» «сексисток» (эти закавыченные клише мне отвратны не меньше, чем приведенные выше в «Моя мама о политике…»).
Но я задумался о некой более глобальной путанице в понятиях, которая вряд ли свойственна только этим конкретным молодым женщинам. Вот, например, Юля очень любит живопись импрессионистов и музыку группы «Теодор Бастард» - искусство и тех, и других далеко от всякой плакатности, манифестации и прямых высказываний о социальных проблемах. В нашем разговоре мелькало слово «втюхивание». В том контексте, что феминистская графика и вообще социально ориентированное искусство «втюхивает» «проблемные» темы. Думается, что при таком отношении легко спутать, какие вещи в этом мире нам реально втюхиваются. Любое произведение массовой культуры (и тем более - продукт массового производства), любое сообщение массовой пропаганды втюхивают человеку гораздо больше. Это может быть приятное развлечение, любопытное и удобное устройство для повседневного пользования или радостная новость про какое-нибудь «поднятие с колен» - но ненавистного втюхивания здесь будет побольше, чем в социально ориентированном искусстве (спасибо, Кэп!). Известный тезис Ги Дебора в «Обществе спектакля»: «Если мир перевернуть с ног на голову, истина в нём станет ложью». В таком мире «втюхиванием» объявляется личное высказывание о достоинстве человека.
Спустя пару дней я снова встретился с Юлей и Викой по другому поводу. Мы, конечно же, вернулись к теме «Феминистского карандаша», потому что у меня был в руках каталог выставки, да и Юля успела обсудить эту тему с другими нашими общими друзьями. У нас был приятный повод снова увидеться, рок-н-ролл/алкоголь, и наше общение было более эмоциональным и напряженным. Я снова стал им «втюхивать феминизм», начались отповеди и возражения - и если здесь можно помянуть «защитные механизмы», то не такие уж они простые, эти механизмы. Я начал было уличать девушек в неспособности к эмпатии и что-то там плести о том как «люди перепоручили сопереживание социальным службам», но Юля мне ответила примерно следующее:
- Я не хочу в п у с к а т ь э т о в себя. Я очень чувствительна и много чего незаметного переживаю. В моей жизни нет всего этого и, надеюсь, никогда не будет -
Эмма Нархова
- но если я начну пропускать все это через себя, то меня трудно будет успокоить. То, что происходит с моими близкими, меня волнует очень сильно, но я не могу думать обо всех окружающих. Я подам монету нищему, подниму упавшего на улице, разбужу человека на конечной станции метро, но на это (указывает на каталог) меня не хватает. Я вижу, что происходит вокруг, но не стану врываться к соседям, даже если знаю, что муж бьет жену. Ты, видимо, по-другому устроен, если имеешь силы сопереживать такому искусству. Может быть, ты не так сильно привязан к своим близким, раз тебя хватает на других людей.
Есть что-то спорное в такой логике: следуя ей, можно подумать, что те же сторонники «Гринпис», сидящие сейчас в мурманской тюрьме за пиратство, это какие-то патологические монстры и бездушные чудовища, которые мать-отца продадут, если их волнует такая эфемерная вещь как арктическая экология. Но бесспорная часть Юлиной логики состояла в последовавшем вопросе ко мне: часто ли я «дергаюсь», и всегда ли готов помочь, завидя чужие трудности/неприятности? Я ответил честное «нет».
Вика меня удивила не меньше, признавшись, что до сих пор не может забыть серию рисунков из психиатрической больницы.
Яна Сметанина
Мы много чего еще наговорили друг другу и сейчас, когда я обдумываю эти наши с Юлей и Викой разговоры, пересматриваю и перечитываю каталог, мне трудно делать какие-то окончательные выводы. Мои подруги не оперировали сложившимися негативными штампами о феминизме - они бы тогда вряд ли захотели прийти на выставку. Я не тот человек, чтобы объявить их позицию заблуждением. У них есть основания думать так, а не иначе и объяснять их отношение «защитными механизмами» значит сильно упростить картину. Однако вот какая штука: Юля рассказала мне, что показала мужу сделанные ею на выставке фото - среди прочих там было изображение плаката Анны Репиной с фразой «каждая третья женщина в России страдает от физического насилия со стороны мужа». Я знаю мужа Юли - он скорее всего никогда не задумывался о том, что можно поднять руку на женщину или на ребенка. Но даже такой человек, увидев ту надпись, сказал Юле: «радуйся» (в смысле: «что ты не каждая третья»). Я не думаю, что это нормальная ситуация - что женщина должна «радоваться», если ее никто не бьет. Слово «радуйся» в этом контексте звучит как «смирись»: это выживание, не жизнь. И я не думаю, что здесь идет речь о чем-то специфическом феминистском - но чем-то специфически хрупком: о достоинстве человека. Речь о том, как не в ы п у с к а т ь это из себя.
Микаэла | Лена Хейдиз
__________________
Выставка открыта до 6 ноября: vk | fb
Каталог раздают здесь
Некоторые фотки отсюда
На самой первой иллюстрации работа Александры Качко
(1) Кропотливая алая жизнь…