Thank you for talkin' to me Arctica
Не так часто заходит речь на эту тему в моем журнале, но сегодня событие, поэтому расскажу. Вышла из печати книга, для которой я перевел фрагменты воспоминаний американского полярного исследователя Энтони Фиалы об экспедиции на Землю Франца-Иосифа (1903-1905). Эти фрагменты стали частью раздела "История освоения ЗФИ" в большом справочном томе, в основу которого вошли многолетние исследования Морской арктической комплексной экспедиции (МАКЭ) на архипелаге (МАКЭ - это сектор исследования Арктики в Институте Наследия, я там н.с.). В книге два раздела: "Историко-культурное наследие" (летопись освоения, открытие, биографии первопроходцев, памятники истории освоения) и "Физико-географическая характеристика" (океанология, геология, геоморфология, климат, ледники, почвы, растительность, животные). В предыдущие годы вышли такие же справочники по Новой Земле и острову Вайгач. Для знатоков и ценителей это клад.
Мне очень понравилась "Битва с полярным льдом" Энтони Фиалы, удивительно, что она никогда не переводилась на русский язык, а ведь это не сказать, чтоб совсем уж узкоспециальная книга - не более специальная, чем тот же "Фрам" в Полярном Море" Нансена. В "Битве" очень много Человека, его устремлений, желаний, возможностей, слабостей, глупостей - всех качеств характера, которые вылезают наверх в более-менее экстремальных ситуациях. Экспедиция под руководством Фиалы была трудной и в своей конечной цели неуспешной: участникам так и не удалось достичь Северного полюса, как того хотел меценат Циглер, оплативший расходы. Их корабль уничтожили льды и людям пришлось зазимовать второй раз, чего они не планировали (корабль спасения не смог прорваться в первый год).
Я хочу показать три переведенных мной фрагмента, мне кажется в них хорошо передана "интонация стойкости" всей книги. Несмотря на спокойный тон повествования, там проскальзывает "ужас льдов и мрака", достойный пера Эдгара По.
22 октября 1903 г.
Бухта Теплиц была местом многих бурь. 22 октября с юго-востока грянула буря, всю ночь сотрясая дом страшными порывами ветра, скорость которого все увеличивалась, пока не достигла максимальных семидесяти двух миль в час. В 9:30 вечера вдруг погас дуговой фонарь и мы поняли, что наша связь с кораблем прервалась. Мы опасались, что что-то не так на борту “Америки”, но были бессильны помочь, так как в шторм невозможно было дойти до судна или потом вернуться в дом. В арктической буре все умение ориентироваться на местности исчезает. Снежный вихрь подобен песчаной струе и ослепляет всякого, кто в него попадает. Вечером 23-го в буре случилось затишье и мы с господином Петерсом, держа зажженные фонари, побежали по открытой всем ветрам ледяной бухте в темноте к месту, где была пришвартована “Америка”. Мы не увидели никакого света с трапа и когда мы добрались до места, где находился корабль, к нашему ужасу, мы обнаружили только дикие бушующие волны. Мы бегали туда-сюда, мигая нашими фонарями, но наш корабль с большей половиной экспедиционной компанией исчез! Свирепые порывы ветра предупредили нас о возвращении шторма, и мы опасаясь, что наши товарищи на борту судна погибли, поспешили обратно в лагерь, едва успев вернуться домой, как ветер начал снова неистовствовать. Мы зажгли несколько сигнальных огней и к нашей радости в конце концов обнаружили слабое свечение сквозь непрекращающийся вихрь, означавший ответный сигнал. Тем не менее, резкое усиление ветра сделало дальнейшее общение невозможным. В течение трех долгих дней бушевала буря. На четвертый день в сумерках полдня наш взор обрадовало видение нашего прекрасного корабля, приближающегося с севера, его блестящий от льда корпус, и медленно возвращающегося сквозь густую снежную кашу на свое старое место швартовки. Поднявшись на борт, мы узнали, что “Америка” сорвалась в первую ночь бури и пустилась в такой дрейф, что с тех пор никто на борту не понимал, где они находятся. Швартовые запутались в лопасти пропеллера, когда корабль шел по течению и команде во время шторма пришлось снизить скорость, чтобы отделить запутавшиеся части от колеса. Это была долгая и трудная работа. Температура была низкой и людям приходилось часто сменять друг друга. Тяжелый левый становой якорь с цепью в семьдесят саженей сначала спустили вниз, держали вертикально и, не имея возможности поднять его с оледенелого механизма, принесли в жертву, чтобы спасти корабль. Это был ужасный опыт, и я наслушался страшных рассказов об этом дрейфе во мраке и ветре.
В ноябре судно "Америка" со всех сторон сжало льдами.
21 декабря 1903 г.
Ранним субботним утром 21 декабря я проснулся от привычного уже хруста, сжатия льда и дрожи корабля. Пока я торопливо одевался, “Америка” начала трястись так, будто находилась в эпицентре мощного землетрясения; корабль вскрикнул как живое существо от боли; каждая деревяшка, казалось, была под страшным, предельным давлением. Первый помощник капитана, а затем сам капитан и главный инженер пришли ко мне в комнату, где я собирал записи и все ценные вещи, и сообщили, что следует быть готовым уйти, так как лед надвигается на корабль.
Во тьме я вышел на палубу, чтобы убедиться: “Америка” находилась в ее предсмертной агонии. По правому борту двигалось целое море льда, неслось огромными рядами и валами или рушащимися блоками, выраставшими и падающими друг на друга, словно армия гигантов, вознамерившихся уничтожить нас. Огромные глыбы льда подошли справа, раздробили борт как бумагу, и страшные звуки послышались снизу, как если бы судно разломилось надвое. Инженер сообщил, что вода быстро проникает и что насос в этой давке был выведен из строя. Тем не менее, ему все же удалось заставить его работать, и вскоре скачкообразное хлюпанье, похожее на мучительное движение какого-то раненого существа, раздалось по всему кораблю.
При непрестанном грохоте окружающих ледяных глыб мы все работали не покладая рук, перенося с корабля оборудование, одежду, постельные принадлежности и все ценное. Одного человека послали на берег позвать людей из лагеря, и они пришли с маленькими пони и санями, чтобы помочь перенести наши вещи в безопасное место на суше.
Около 7:30 инженер Харт подошел ко мне и со слезами на глазах сказал, что вода уже проникла в поддувало и он не может держать пары. Позже он объявил, что вода достигла колосников, что огонь потух и он отослал своих людей на берег. Вода постепенно поднималась, а давление льда прекратилось. При отсутствии пара электрические огни медленно угасали, пока не остался лишь тусклый отсвет. Насос, питавший котлы, молчал и подобная смерти тишина воцарилась над кораблем. Это был отход его души. При свете свечи я рассортировывал мелкие предметы по мешкам и только успел заполнить последний, и отдать его моряку отнести уже окончательно на берег, когда снаружи послышался крик: "лед открывается!" Снова появился инженер сказать мне, что он и я остались последними на судне и что лучше уходить, если я не хочу принять ванну. Вид с пустынной палубы корабля убедил меня, что если лед и ослабил давление, то совсем ненадолго, и что наводненный корпус вот-вот просядет вниз, поэтому оставаться на борту было не нужно и безрассудно, и мы вместе спустились по лестнице Иакова с кубрика на лед.
Но судьба отложила полное уничтожение “Америки”. Еще одно сжатие подняло корабль высоко в ледяную колыбель и он вмерз в таком положении, буря атаковала его, пока он не стал неподвижным - черным, гигантским скелетом посреди ледяной пустыни Бухты Теплиц. Последующее обследование показало, что корабль был отнесен на некоторое расстояние к северо-западу, протащив с собой 1400-пудовый якорь, бороздивший себе путь через лед. “Америка” была вся страшно скручена и деформирована. Шпангоуты левого борта были переломаны от угольных бункеров на тридцать футов вперед и пять метров не доходя до нижней палубы, повсюду виднелись огромные застрявшие осколки льда. Большинство вертикальных подпорок между грот-мачтой и носовым люком были смещены, некоторые из них упали в трюм. Грот-мачта просела в бортовое отверстие, а оснащение правого борта было снесено и оборвано. Корабль практически развалился на части и у меня подступал комок к горлу, когда в ту ужасную ночь мы карабкались по кучам угля в трюме или пробирались по перекошенной палубе, чтобы осмотреть оставшееся разорение. Вода, заполнившая машинное отделение, начала замерзать и картина опустошения только подчеркивалась непрерывным стоном ветра.
Конец октября 1904 г., во время одного из походов.
Мы так часто передвигались по ледникам, что утратили бдительность в отношении скрытых опасностей трещин. Эти глубокие пропасти были скрыты под снегом на обманчивой поверхности ледника, так что обнаружить их было невозможно. На леднике острова Рудольфа я три или четыре раза проваливался, но мне всегда везло и я выкарабкивался с помощью рук. <...>
В одну из таких трещин я и попал, когда вышел вперед из-за саней и провалился под снег, повиснув над глубокой пропастью. Стюарт Спенсер выбежал из саней, пытаясь помочь мне. Он успел только пальцами коснуться моей руки, когда начался этот жуткий провал и я перестал что-либо соображать. В последовавшем полубессознательном состоянии я ощутил пронизывающий ужас от мысли, что оказался похоронен заживо. Но вернувшаяся память помогла мне понять, что я погребен во льду. Я оказался зажат между двумя кривыми выпуклыми поверхностями в стенах трещины, находящимися достаточно близко вместе, чтобы сдавить меня по обе стороны груди и спины, а левая рука находилась на уровне груди и предотвращала мое падение в горловину воронки. Подо мной была большая черная пустота, в которой я мог двигать ногами, не касаясь стен, а справа от меня впадина, наведшая меня на мысль о бездонной яме. <...>
Послышались голоса, призывающие сверху, и я в ответ попросил веревку, и попросил поторопиться, так как думал, что могу проскользнуть в дыру. До этого времени я не знал, что Спенсер тоже упал в пропасть. Когда спускалась веревка, я услышал ужасающие стоны подо мной в трещине. Моей первой мыслью было, что вместе со мной провалились собаки. Вскоре шум стал членораздельной речью, и я с ужасом понял, что в этой тюрьме, как и я, застрял между стенами льда другой человек. Это было Стюарт, который в попытке спасти меня упал следом. Я не мог видеть его в той черной яме, но понял, что его голос с ужасным эхом доносится откуда-то снизу. Он крикнул: "Начальник, ты тоже здесь?" Он лежал на боку, находясь в ужасном положении, и просил меня спасти его. "Какое ужасное место для смерти!" - повторял он вновь и вновь.<...>
Не имея возможности помочь Стюарту, я сказал ему, что будет лучше, если наши товарищи сначала поднимут меня, а затем спустят веревку для него. Он согласился, и я был вытащен на поверхность - очень вовремя, так как наверху я тут же потерял сознание. Стюарта вытащили следом за мной. Тут же поставили палатку и доктор Сейтз досмотрел нас. Кости были целы, но разрез на лице Стюарта потребовал наложения нескольких швов. Мы залезли в наши спальные мешки, так как температура упала до 27 градусов ниже нуля.
Измерив веревку, моряк Даффи обнаружил, что мы попали в трещину на глубину семидесяти футов. Это было настоящее чудо. Провались мы немного в сторону, где трещина расширялась, мы бы оказались за пределами досягаемости помощи.
Приложение 1. Еще одна важная мысль Энтони Фиалы
Приложение 2. Полистать оригинал