Когда я на почте служил ямщиком-5
Я уже раньше писал о том, как из рядового поэта рок-группы превратился в выдающегося преподавателя музыки. А незадолго до этого мне посчастливилось поработать свадебным музыкантом. Был конец восьмидесятых, времена стояли неласковые, поэтому отмечать бракосочетание в ресторане отваживались немногие. Не был исключением и начальник отдела баз данных вычислительного центра министерства геологии, где подрывала устои наша банда раздолбаев с гитарами.
В один из зимних вечеров, когда мы, как обычно, занимались склеиванием в кольца магнитной пленки для музейного ленточного ревербератора, дверь в нашу комнату распахнулась, и раздвигая телом табачный дым, вошел сам директор ВЦ Сергей Андреич. «Ну, вот что. Хватит ебать вола, у Джапаридзе через неделю свадьба. Устраиваем здесь, в столовой. Будете играть. Танцы, хуянцы, всё такое. Восемьдесят человек гостей. Курить, я говорил, надо на лестнице». Дверь хлопнула, директор исчез, ревербератор хрюкнул и порвал очередную пленку. Группа сникла. То, что мы умели играть, на десять процентов состояло из песен собственного сочинения, сомнительного музыкального и идеологического качества, а в остальном полностью совпадало с репертуаром «Аквариума», «Лаэртский-бэнд» и «Гражданской Обороны». В общем, для грузинской свадьбы все это подходило мало.
«По-моему», - сказал я уверенно, как человек, не умеющий извлечь никакого мало-мальски внятного звука ни из одного, существующего в природе инструмента, - «всё это ерунда. Надо хорошенько отрепетировать марш Мендельсона, лезгинку и «Сулико». А остальная танцевальная попса спокойно фигачится на трех аккордах». «Черт, логично», - ответил Олег, наш клавишник. «Ну, раз ты такой умный, будешь играть на бас-гитаре». А ведь никто за язык не тянул.
«Всё очень просто. Смотри на Славика. Допустим, он берет до-мажор. Это до, ми и соль. Вот и играй себе тихонечко до-ми-соль, до-ми-соль. Это, конечно, не совсем правильно, но для пьяных гостей, думаю, прокатит». Действительно, всё оказалось очень просто. Теоретически. Практически же, пока я распознавал аккорд в зеркальном отображении (так как смотрел не на свою гитару, а на гитару напротив), пока раскладывал его на составляющие ноты, пока находил и дергал их на басухе, то запаздывал на целый такт. Если один аккорд продолжался несколько тактов, всё было замечательно. Когда же случался переход, особенно если аккорды менялись с каждым тактом, получалась омерзительная тошнотворнейшая лажа. Мы сыграли «Замыкая круг», «Девочка моя синеглазая», еще какую-то хрень, и тонко организованный в музыкальном плане Олег запросил пощады. «Давайте перекурим, а то я сейчас проблююсь», - и первая репетиция на этом закончилась.
Главное, что бросалось в глаза при входе в столовую - неимоверный, во всю стену, советский бордовый ковер, на котором кусками ваты был тщательно выложен коленопреклоненный горец перед своей матрешкообразной дамой. Всю середину помещения занимала огромная, ломящаяся дефицитными яствами, «П» стола, а в красном углу возвышалась наша ударная установка «Энгельс», вокруг которой испуганно жались лабухи, подкручивающие, как в последний раз, колки. «Сосисочная», - произнес в микрофон Славик, и теряющийся в перспективе зал облитой кафелем столовки заполнился тугим свистом усилителей. «До-ми-соль», - гениально воспроизвел я посредством своего инструмента, и пространство монотонно откликнулось: «бу-бу-бу». «Сделайте басуху потише», - скривившись, проворчал припаивающий последние проводки клавишник.
Я оказался прав - после того, как мы сыграли тщательно разученную лезгинку, нам уже больше практически ничего, кроме неё, не заказывали. Мендельсон тоже не подкачал. Он оказался замечательным фоном к каждому эротическому действу, следующему за выкриками «Горько!» А под нашу «Сулико» прослезился даже разухабистый тамада, сорвавший голос уже на фразе «я твою могилку искал». Пять часов позора пролетели, как один миг. Наградой за пережитое явились тридцать рублей, две бутылки чачи и трехлитровая банка оливье. Ах, да, где-то в середине мероприятия нас ещё минут на двадцать отпустили на кухню перекусить.
Но всё хорошо, что хорошо кончается. Запершись в своей каморке, мы уже хотели поднять первый тост за здоровье молодых, как вдруг заметили отсутствие клавишника. Только была выбрана поисковая группа, в замочной скважине повернулся ключ, и пропавший член банды предстал перед нами, держа в руках малый барабан, накрытый искоцанной целыми поколениями палочек тарелкой. «Да где ты, блин, лазишь, завтра аппарат перетащим», - зазвучали возмущенные голоса, немедленно умолкшие после того, как из-под тарелки, из недр барабана появились на свет блюдо осетрины и хрустальная вазочка с черной икрой. «Что-то там все разошлись, а со стола никто не убирает», - смущенно проговорил Олег.
Вторая бутылка походила к концу, когда раздался требовательный стук, а ручка двери нетерпеливо задёргалась. Перед нами предстал величественно покачивающийся Сергей Андреич. «Так, блять. Распиваем в учреждении. В общем, молодцы, заебись всем понравилось. На кухне осталось дохера жратвы, утром приходите завтракать. Сейчас - вон отсюда. А курить, я говорил, надо на лестнице». Дверь захлопнулась, директор сгинул, а с утра началась, как говорится, совсем другая история.
Предыдущие серии:
Когда я на почте служил ямщиком-4
Когда я на почте служил ямщиком-3
Когда я на почте служил ямщиком-2
Когда я на почте служил ямщиком