Преодолевая интерсекциональность. Часть V. Заметки об амнезии и выдержки из «Outercourse»
Перевод поста Witchwind
Предыдущие части:
Часть I
Часть II
Часть III
Часть IV
Когда мы не можем рассматривать мужчин как угнетателей, мужское насилие вытесняется в область бессознательного (или в «подсознательное море»1) и то, что остается видимым и осознаваемым нами во внешней реальности2 - это предательство женщин-марионеток, организуемых и управляемых невидимыми господами/кукловодами.
Невозможность видеть мужское угнетение и перенаправление ярости на женщин имеет в своей основе амнезию: мы забываем геноцид со стороны мужчин. Это глубокое открытие пришло ко мне с мгновенной ясностью, когда мы с подругой рассуждали, почему некоторые женщины настолько готовы повернуться против других женщин даже в случаях, когда их мучили или насиловали их собственные отцы. Одна женщина несколько месяцев выражала возмущение своей матерью за все то, чему подверглась со стороны отца, и при этом сочувствовала ему. Ее мать была недостаточно такой-то, не сумела того-то и т. д. Долгий период издевательств она забыла, однако помнила всю ложь, которую отец говорил о матери, и это сохранилось. Однако, когда женщина начала возвращаться к воспоминаниям о том, что ее отец с ней сделал, ее гнев в сторону матери утих, она начала понимать, что мать тоже была жертвой ее отца как жена; и женщина начала выражать свой гнев в сторону отца.
Это действует на всех уровнях. Наша способность сопереживать женщинам, исправлять ошибки и приходить к согласию по поводу мужского насилия напрямую и глубоко связаны с восстановлением наших вытесненных воспоминаний о том, что мужчины сделали с нами. Когда мы забываем угнетателя, у нас нет другого выбора кроме как пойти против женщин, потому что так работает патриархат, так он создан: есть класс угнетателей - мужчины, и есть класс угнетенных - женщины, и если вы не против мужчин, то это автоматически означает, что вы жертвуете женщинами и собой. Здесь нет промежуточного или третьего выхода: женщины единственный контрапункт для мужского насилия. Либо мы воспринимаем мужчин как угнетателей и, следовательно, направляем ярость на них, либо мы вычеркиваем некоторых (или всех) из числа угнетателей, что автоматически означает направление агрессии на женщин за то или иное.*
Амнезия существует на индивидуальном и на коллективном уровнях.
На индивидуальном уровне мужское насилие и тактика психической войны, которые вызывают амнезию, происходят с каждой из нас. Нас всех заставляют подавить осознание и память о том, что какой-либо отдельный мужчина или мужские институты причинили нам и другим женщинам на разных этапах нашей жизни (насилие от наших отцов, мужей, братьев, других мужчин или институтов). На этом микроуровне амнезия поддерживается ложью и выворачиванием фактов наизнанку самими преступниками, террором и отрицанием от наших подруг по несчастью и соучастием всех окружающих мужчин в преступлениях.
Реальные истории насилия над нашими сестрами, матерями, тетями, бабушками, кузинами, дочерями замалчиваются. Мы никогда не узнаем, почему наша тетушка была алкоголичкой всю жизнь или почему наша мать то и дело начинала плакать и страдала нервными срывами, или почему наша подружка внезапно стала немой в 8 лет. Мужчины скажут нам, что они безумные, лживые, накажут этих женщин недоверием и презрением. Мы никогда или почти никогда не услышим о женщинах, которые смогли как-то ускользнуть, о лесбиянках, о феминистках, о старых девах, ни в школе, ни в семье, ни среди подруг.
Амнезия также формируется мужчинами коллективно: ложь преступников вряд ли имела бы такое влияние на нас, если бы мужское насилие не было так тщательно стерто из дискурса всюду, куда мы ни пойдем - во внешней реальности об этом не пишут, не говорят ничего, что хотя бы как-то подтверждало существование и глубину того, чему мы подвергаемся; это сверхъестественным образом вычищено отовсюду. Мужчины монополизировали власть давать наименования и тем самым ограничили пределами своих слов нашу возможность даже назвать наш опыт.
Мы живем в этой реальности зоны военных действий, умирая внутренне и внешне, однако все, что можем увидеть на поверхности - эти дразнящие фальшивые улыбки, «секс», «брак» и пластмассовое счастье. Чтобы поддерживать это молчание, мужчины активно подавляют наше пере-именование геноцида и свидетельства о правде. Они стирают все улики своих преступлений, как в истории так и в наших душах, перепрограммируя наш разум. Они уничтожают нашу культуру, наши записи, наше искусство, наши открытия, нашу историю освобождения, наше существование и любовь к себе. В этом окружении мы забываем кто мы есть еще до того, как сумеем узнать кем были.
Амнезия - это также форма диссоциации. Это механизм противостояния продолжающейся травматизации, когда насилие одновременно неизбежно и неопознанно. Это один из многих способов, которыми «Я» разделяется в целях выживания - вот почему многие из нас в разной степени страдают расщеплением личности - из-за необходимости забывать событие за событием, жизнь за жизнью, постоянно уходя все дальше от тех, кем мы были и выстраивая пластиковую личность в попытке загримировать свое страдание.
Амнезия расщепляет наиболее травмирующие части нашей сознательной памяти и зарывает их глубоко в память бессознательную, что затем проявляется скрытыми путями: через вспышки, панические атаки, физические и психические расстройства, рак и т. д. Формулирование правды о мужском угнетении даже в мыслях - это невообразимое преступление, таинственные «симптомы» или приступы - это сообщения нам в попытке восстановить контакт и пробудить наше сознание, сбросить чары диссоциации и фаллического кодирования, чтобы мы воссоединились с собой и убежали от источника боли (от мужчин). Эти сообщения предназначены для того чтобы вернуть истину в наши осознанные мысли и направить наш гнев на мужчин вместо нас самих. Мы говорим себе «Привет, я тут. Опасно делать это со мной. Мне больно. Эти изнасилования/жестокости/оскорбления/физическое истощение ранили меня».
Я написала все это, чтобы сказать, что недавно поняла яснее, чем когда-либо, как важно видеть и называть связи, и что это первый толчок к освобождению, потому что искусственная амнезия - это базовая мужская форма психического, а затем и физического уничтожения женщин. Без осознания нет действия, и разрушая нашу способность видеть и знать (или загоняя в сферу подсознательного), мужчины парализуют наше действие и наше бытие.
Амнезия, стирание мужского прошлого и настоящего насилия, стирание прошлых и настоящих наших «я», приводит к безоглядному нападению на женщин, и, в более общем смысле, к тому, что Мэри Дейли называет афазией, «невозможностью Назвать как Скрытую реальность, так и ее фальшивые интерпретации во внешней реальности, а также связи между ними», и к апраксии, «невозможности действовать как Радикальные Феминистки» («Outercourse», стр. 6 и 195).**
Интерсекциональность, как и любая форма антифеминизма, просто часть фаллического мужского обмана и тактики глобального промывания мозгов, которое генерирует амнезию и хитро перенаправляет злость на нас самих и на других женщин. И снова, перефразируя Мэри Дейли: преодоление амнезии требует не-забывания и свидетельства, разоблачения и прорыва через внешнюю ложь к скрытому, внутреннему существующему. Задача радикальной феминистки - активно объяснять взаимосвязи, чтобы сделать искажение, разделение, разрушение и геноцид понятными и явными. («Outercourse», стр. 6-11)
«Знание [об ужасах патриархата]… обладает изгонящей мощью. Когда женщина действительно сталкивается с этим ужасом, она морально обязана Действовать (преодолеть апраксию) и начать меняться. Она становится достаточно сильной, чтобы изгнать демонического внутреннего само-цензора, который не дает ей действовать. Она осмеливается начать свое колдовство».***
________________________________________
1 Термин Мэри Дейли: Море подсознательного знания, невидимое знание. «Скрытое» знание, общее для женщин в патриархате («Outercourse», стр. 13).
Скрытый означает «Сферу Дикой Реальности, Родину Женского «Я» и остальных Других; Время/Пространство, где ауры растений, планет, звезд, животных и других живых существ соединяются» («Wickedary», Мэри Дейли и Джейн Капути).
2 Внешняя реальность определяется как «мужецентрированная и одномерная арена, где имеют место фальсификация, объективация и отчуждение; зона неизменных чувств, ощущений, поведения; элементарный мир: РАВНИНА» («Wickedary», Мэри Дейли и Джейн Капути).
_________________________________________
Мои примечания
* Вычеркивание му из списков угнетателей - это не какой-то там изящный словесный оборот, а вполне себе действительность. Это мы можем наблюдать в случае пробуждения национальных идей или сотрудничества в мужских идеологических группах, например левых. Если для женщины бытие и осознание себя женщиной не является первой и важнейшей частью идентичности, то неминуемо возникнет конфликт интересов и феминизм неминуемо кончится.
Как это выглядит: если женщина считает себя более итальянкой (киргизкой, новозеландкой), чем женщиной, то в случае столкновения, войны, политических игрищ (устроенных му и в интересах му, конечно же) она встанет на сторону своих - а это женщины и мужчины, и тем самым обратится против врагов (а это как мужчины, так и женщины). Мы можем своими глазами видеть, что патриотизм означает нечто вроде подсознательного присоединения, союзничества, перехода на сторону угнетателей. Так же, как и женщина-кммунистка - ей придется выбирать, с кем себя идентифицировать - с женами проклятых капиталистов или с мужчинами и женщинами из рабочих. Так же и черные женщины (феминизм или движение за права черных). Так и все остальные идентичности.
Я не говорю о практических действиях - женщинам так и так приходится участвовать в войнах, выбирать меньшее из двух зол, предпочитать ваню, который пьет-бьет - гансу, который вообще убьет. Но это не осознается как вынужденное действие или уступка - это становится идеологией. Соотечественники-мужики, которых феминистка вчера проклинала за изнасилования, запреты абортов, трудовую дискриминацию и бытовой сексизм - внезапно и бесповоротно становятся из врагов своими, хорошими, братьями, и бывшая (уже) феминистка добровольно и с улюлюканьем мчится клеймить «русских ымпериалисток», «сербских милитаристок» или «румынских оккупанток».
** Называние проблемы своим именем - одна из тяжелейших задач на данном этапе в наших интернетах. Это касается и скандалов «зачем вы постоянно об этом говорите», и глубокомысленных выводов «значит ничего нельзя сделать», и повальных развидений.
Говорить вслух казалось бы очевидные (для радикальных феминисток) вещи - означает массовые побеги в реформизм.
***Мэри Дейли - представительница направления, которое именуют культурным феминизмом и которое, как некоторые считают, пришло на смену активизму 60-70-х, вытеснив/продолжив его.
Предыдущие части:
Часть I
Часть II
Часть III
Часть IV
Когда мы не можем рассматривать мужчин как угнетателей, мужское насилие вытесняется в область бессознательного (или в «подсознательное море»1) и то, что остается видимым и осознаваемым нами во внешней реальности2 - это предательство женщин-марионеток, организуемых и управляемых невидимыми господами/кукловодами.
Невозможность видеть мужское угнетение и перенаправление ярости на женщин имеет в своей основе амнезию: мы забываем геноцид со стороны мужчин. Это глубокое открытие пришло ко мне с мгновенной ясностью, когда мы с подругой рассуждали, почему некоторые женщины настолько готовы повернуться против других женщин даже в случаях, когда их мучили или насиловали их собственные отцы. Одна женщина несколько месяцев выражала возмущение своей матерью за все то, чему подверглась со стороны отца, и при этом сочувствовала ему. Ее мать была недостаточно такой-то, не сумела того-то и т. д. Долгий период издевательств она забыла, однако помнила всю ложь, которую отец говорил о матери, и это сохранилось. Однако, когда женщина начала возвращаться к воспоминаниям о том, что ее отец с ней сделал, ее гнев в сторону матери утих, она начала понимать, что мать тоже была жертвой ее отца как жена; и женщина начала выражать свой гнев в сторону отца.
Это действует на всех уровнях. Наша способность сопереживать женщинам, исправлять ошибки и приходить к согласию по поводу мужского насилия напрямую и глубоко связаны с восстановлением наших вытесненных воспоминаний о том, что мужчины сделали с нами. Когда мы забываем угнетателя, у нас нет другого выбора кроме как пойти против женщин, потому что так работает патриархат, так он создан: есть класс угнетателей - мужчины, и есть класс угнетенных - женщины, и если вы не против мужчин, то это автоматически означает, что вы жертвуете женщинами и собой. Здесь нет промежуточного или третьего выхода: женщины единственный контрапункт для мужского насилия. Либо мы воспринимаем мужчин как угнетателей и, следовательно, направляем ярость на них, либо мы вычеркиваем некоторых (или всех) из числа угнетателей, что автоматически означает направление агрессии на женщин за то или иное.*
Амнезия существует на индивидуальном и на коллективном уровнях.
На индивидуальном уровне мужское насилие и тактика психической войны, которые вызывают амнезию, происходят с каждой из нас. Нас всех заставляют подавить осознание и память о том, что какой-либо отдельный мужчина или мужские институты причинили нам и другим женщинам на разных этапах нашей жизни (насилие от наших отцов, мужей, братьев, других мужчин или институтов). На этом микроуровне амнезия поддерживается ложью и выворачиванием фактов наизнанку самими преступниками, террором и отрицанием от наших подруг по несчастью и соучастием всех окружающих мужчин в преступлениях.
Реальные истории насилия над нашими сестрами, матерями, тетями, бабушками, кузинами, дочерями замалчиваются. Мы никогда не узнаем, почему наша тетушка была алкоголичкой всю жизнь или почему наша мать то и дело начинала плакать и страдала нервными срывами, или почему наша подружка внезапно стала немой в 8 лет. Мужчины скажут нам, что они безумные, лживые, накажут этих женщин недоверием и презрением. Мы никогда или почти никогда не услышим о женщинах, которые смогли как-то ускользнуть, о лесбиянках, о феминистках, о старых девах, ни в школе, ни в семье, ни среди подруг.
Амнезия также формируется мужчинами коллективно: ложь преступников вряд ли имела бы такое влияние на нас, если бы мужское насилие не было так тщательно стерто из дискурса всюду, куда мы ни пойдем - во внешней реальности об этом не пишут, не говорят ничего, что хотя бы как-то подтверждало существование и глубину того, чему мы подвергаемся; это сверхъестественным образом вычищено отовсюду. Мужчины монополизировали власть давать наименования и тем самым ограничили пределами своих слов нашу возможность даже назвать наш опыт.
Мы живем в этой реальности зоны военных действий, умирая внутренне и внешне, однако все, что можем увидеть на поверхности - эти дразнящие фальшивые улыбки, «секс», «брак» и пластмассовое счастье. Чтобы поддерживать это молчание, мужчины активно подавляют наше пере-именование геноцида и свидетельства о правде. Они стирают все улики своих преступлений, как в истории так и в наших душах, перепрограммируя наш разум. Они уничтожают нашу культуру, наши записи, наше искусство, наши открытия, нашу историю освобождения, наше существование и любовь к себе. В этом окружении мы забываем кто мы есть еще до того, как сумеем узнать кем были.
Амнезия - это также форма диссоциации. Это механизм противостояния продолжающейся травматизации, когда насилие одновременно неизбежно и неопознанно. Это один из многих способов, которыми «Я» разделяется в целях выживания - вот почему многие из нас в разной степени страдают расщеплением личности - из-за необходимости забывать событие за событием, жизнь за жизнью, постоянно уходя все дальше от тех, кем мы были и выстраивая пластиковую личность в попытке загримировать свое страдание.
Амнезия расщепляет наиболее травмирующие части нашей сознательной памяти и зарывает их глубоко в память бессознательную, что затем проявляется скрытыми путями: через вспышки, панические атаки, физические и психические расстройства, рак и т. д. Формулирование правды о мужском угнетении даже в мыслях - это невообразимое преступление, таинственные «симптомы» или приступы - это сообщения нам в попытке восстановить контакт и пробудить наше сознание, сбросить чары диссоциации и фаллического кодирования, чтобы мы воссоединились с собой и убежали от источника боли (от мужчин). Эти сообщения предназначены для того чтобы вернуть истину в наши осознанные мысли и направить наш гнев на мужчин вместо нас самих. Мы говорим себе «Привет, я тут. Опасно делать это со мной. Мне больно. Эти изнасилования/жестокости/оскорбления/физическое истощение ранили меня».
Я написала все это, чтобы сказать, что недавно поняла яснее, чем когда-либо, как важно видеть и называть связи, и что это первый толчок к освобождению, потому что искусственная амнезия - это базовая мужская форма психического, а затем и физического уничтожения женщин. Без осознания нет действия, и разрушая нашу способность видеть и знать (или загоняя в сферу подсознательного), мужчины парализуют наше действие и наше бытие.
Амнезия, стирание мужского прошлого и настоящего насилия, стирание прошлых и настоящих наших «я», приводит к безоглядному нападению на женщин, и, в более общем смысле, к тому, что Мэри Дейли называет афазией, «невозможностью Назвать как Скрытую реальность, так и ее фальшивые интерпретации во внешней реальности, а также связи между ними», и к апраксии, «невозможности действовать как Радикальные Феминистки» («Outercourse», стр. 6 и 195).**
Интерсекциональность, как и любая форма антифеминизма, просто часть фаллического мужского обмана и тактики глобального промывания мозгов, которое генерирует амнезию и хитро перенаправляет злость на нас самих и на других женщин. И снова, перефразируя Мэри Дейли: преодоление амнезии требует не-забывания и свидетельства, разоблачения и прорыва через внешнюю ложь к скрытому, внутреннему существующему. Задача радикальной феминистки - активно объяснять взаимосвязи, чтобы сделать искажение, разделение, разрушение и геноцид понятными и явными. («Outercourse», стр. 6-11)
«Знание [об ужасах патриархата]… обладает изгонящей мощью. Когда женщина действительно сталкивается с этим ужасом, она морально обязана Действовать (преодолеть апраксию) и начать меняться. Она становится достаточно сильной, чтобы изгнать демонического внутреннего само-цензора, который не дает ей действовать. Она осмеливается начать свое колдовство».***
________________________________________
1 Термин Мэри Дейли: Море подсознательного знания, невидимое знание. «Скрытое» знание, общее для женщин в патриархате («Outercourse», стр. 13).
Скрытый означает «Сферу Дикой Реальности, Родину Женского «Я» и остальных Других; Время/Пространство, где ауры растений, планет, звезд, животных и других живых существ соединяются» («Wickedary», Мэри Дейли и Джейн Капути).
2 Внешняя реальность определяется как «мужецентрированная и одномерная арена, где имеют место фальсификация, объективация и отчуждение; зона неизменных чувств, ощущений, поведения; элементарный мир: РАВНИНА» («Wickedary», Мэри Дейли и Джейн Капути).
_________________________________________
Мои примечания
* Вычеркивание му из списков угнетателей - это не какой-то там изящный словесный оборот, а вполне себе действительность. Это мы можем наблюдать в случае пробуждения национальных идей или сотрудничества в мужских идеологических группах, например левых. Если для женщины бытие и осознание себя женщиной не является первой и важнейшей частью идентичности, то неминуемо возникнет конфликт интересов и феминизм неминуемо кончится.
Как это выглядит: если женщина считает себя более итальянкой (киргизкой, новозеландкой), чем женщиной, то в случае столкновения, войны, политических игрищ (устроенных му и в интересах му, конечно же) она встанет на сторону своих - а это женщины и мужчины, и тем самым обратится против врагов (а это как мужчины, так и женщины). Мы можем своими глазами видеть, что патриотизм означает нечто вроде подсознательного присоединения, союзничества, перехода на сторону угнетателей. Так же, как и женщина-кммунистка - ей придется выбирать, с кем себя идентифицировать - с женами проклятых капиталистов или с мужчинами и женщинами из рабочих. Так же и черные женщины (феминизм или движение за права черных). Так и все остальные идентичности.
Я не говорю о практических действиях - женщинам так и так приходится участвовать в войнах, выбирать меньшее из двух зол, предпочитать ваню, который пьет-бьет - гансу, который вообще убьет. Но это не осознается как вынужденное действие или уступка - это становится идеологией. Соотечественники-мужики, которых феминистка вчера проклинала за изнасилования, запреты абортов, трудовую дискриминацию и бытовой сексизм - внезапно и бесповоротно становятся из врагов своими, хорошими, братьями, и бывшая (уже) феминистка добровольно и с улюлюканьем мчится клеймить «русских ымпериалисток», «сербских милитаристок» или «румынских оккупанток».
** Называние проблемы своим именем - одна из тяжелейших задач на данном этапе в наших интернетах. Это касается и скандалов «зачем вы постоянно об этом говорите», и глубокомысленных выводов «значит ничего нельзя сделать», и повальных развидений.
Говорить вслух казалось бы очевидные (для радикальных феминисток) вещи - означает массовые побеги в реформизм.
***Мэри Дейли - представительница направления, которое именуют культурным феминизмом и которое, как некоторые считают, пришло на смену активизму 60-70-х, вытеснив/продолжив его.