Оригинал взят у
shmandercheizer в
Прекрасное далеко постапокалипсиса (окончание). Жанр постапокалипсиса в самом широком смысле - это фантазия, в которой окружающий нас мир, внезапно исчез, и мы (практически без потерь) перенеслись в совершенно иные условия. Несложно заметить, что прошлое героя до катастрофы обычно дано пунктиром: в лучшем случае оно объясняет его мотивы (например,
Жак в «Automata» или Кёртис в «
Сквозь снег» в ключевых выборах зависят от прошлого), в худшем - просто незначимо. Еще более отчетливо это заметно в сюжетах о «попаданцах» из прошлого или тех, кто «проспал апокалипсис». Поэтому при всем стремлении к реалистичности, большая часть постапокалиптики - это грёзы дня сегодняшнего, замаскированные довольно нехитрыми эстетическими и психосоциальными декорациями (последние вообще могут отсутствовать). Кстати, эта структура делает жанр намного ближе виртуальной реальности компьютерных игр, нежели классическому нарративу книги или фильма. Со сменой реалий менялся и антураж, и таким образом жанр эволюционировал. Однако, как уже было сказано, начиная с середины ХХ века, он был актуален.
Если попытаться более вдумчиво обозначить истоки популярности данного жанра, то можно обратить внимание на следующие сопутствующие процессы.
1. Глобализация и связанные с ней страхи. В ХХ веке мир стремительно уменьшался за счет все более эффективных коммуникаций (радио, авиация, спутниковая связь). Первые приступы клаустрофобии появились только тогда, когда человечество осознало глобальность и необратимость последствий массового применения ядерного оружия. Несмотря на выдумки фантастов, бежать с Земли было некуда и не на чем. Ядерная угроза заставила ожидать тотальных последствий и при иных просчетах (демография, экология, индустриализация, политика, технология). Угроза атомной войны в конечном счете - штука не умозрительная. Когда государство
обстоятельно готовится к войне, создает систему гражданской обороны, проводит массовые учения, то закономерно на фоне тревог и страхов должны появиться мысли в духе «Ну окей, допустим мы выживем, а что дальше?». Фантасты, писатели и режиссеры откликнулись на этот немой вопрос, причем некоторые только когда подросли. В дальнейшем глобальный рынок и его культурная оболочка создали еще много интересных поводов для тревог и паранойи. Доминирующей идеей вновь стала неспособность контролировать технологии и последствия (она сыграла важную роль в появлении современных антиутопий и киберпанка). Эти самые последствия, начиная с 50-х, все чаще описываются не как «новые угрозы», а как «случилось страшное» - причем, обязательно в планетарных масштабах. И если в sci-fi всегда сохраняется нечто вроде веры в науку, то сама наука тех десятилетий по большей части радовала мрачными прогнозами (вроде «ядерной зимы», экстраполяций роста населения и подсчетов того, сколько раз можно уничтожить Землю современным арсеналом ЯО). В итоге в культуре смещались глобальные проблемы, христианский универсализм в идеей апокалипсиса и яркие картинки последствий ошибок в обращении с «ручным атомом» (Хиросима, Чернобыль, Фукусима, оазис Регган, Семипалатинск, полигон в Неваде,
инциденты с программой «
Хромовый купол» и мн. др.).
2. Разочарование в антиутопиях. Антиутопия привязана к настоящему с его конкретной политической и социальной ситуацией. Тут необходима тонкость: на мой взгляд, некорректно говорить, что например Замятин в романе «Мы» сатирически отобразил советское общество, но то, что он почувствовал имплицитный тоталитарный идеал модных тогда тейлоризма и позитивизма - бесспорно. Так сегодняшние американцы уже не столь убеждены, что «1984» - это изображение СССР, и некоторые с удивлением открывают, что в какой-то степени это произведение и об их обществе. Однако антиутопия нуждается в том, что она отрицает - будь то утопический проект или определенный идеал. В 70-80-е стало очевидно: жанр не справляется с социальной тематикой и превращается в род страшилки (либо для развлечения, либо для нагнетания экзистенциальной драмы). Конечно же, за цинизмом и прагматикой той эпохи скрывался бессознательный идеализм со своими мечтами и несбыточными проектами, но большинство авторов не смогли или не пожелали увидеть его, вынести на свет и беспристрастно препарировать. Апофеозом тренда стали киберпанк и таймпанки, в которых протест обернулся полным отсутствием ответов, предпочтительных проектов и Истории вообще. Бегство в альтернативную историю на какое-то время снимало похмелье от будней, но проблем явно не решало.
Постапокалипис и не обещал решить все проблемы, но в нем появились важные темы и что более важно, гораздо меньшая доля иронии. В отношении истории появилась какая-никакая надежда и попытки осмыслить прошлое. Во-первых, любая разумная попытка построить что-то с нуля предполагает рефлексию, почему не получилось прежде. Удивительно, но герои постапокалипсисов действительно думают и высказывают свои версии о том, что было не так с прежней цивилизацией. Это отнюдь не всегда глубокомысленные фразы, и все-таки хороший прецедент. Во-вторых, как бы ни были плохи условия, выбор у персонажей невелик: либо еще немного пожить (просто потому что привык жить), либо направить свои действия на возрождение человеческого мира. Прием сей очень прост: сперва отсекается большая часть возможностей, а затем как в умственном эксперименте тестируются несколько шаблонов или проектов развития. Поэтому классика постнуклеара («Почтальон», серия игр Fallout и др.), в отличие от многих зомби-апокалипсисов, это всегда особый момент - точка, когда не только повсюду мы видим следы прошлого, но и вершится новая История. Это та самая реальная История, в которой есть случай, грязь, кровь и мечта (словом некое Реальное, которое так старательно исключено в современном медиа, повествующем нам «истории»). Естественно, не всякий постапокалипсис обращается к Истории, но эта возможность открыта. Например, в фильмах про зомби все строится вокруг поисков какого-то удачного местечка, временного выживания. Будущее там может и есть, но только благодаря какому-то чуду (вроде открытия вакцины или универсального средства против зомби). Складывается ощущение, что в протагонисте зомби-апокалипсиса, мы видим типичного
горожанина, который не знает, куда ему сбежать от работы, ипотеки, кредитов и навязчивых медиа, а в качестве чуда выступает то ли дауншифтинг и бегство на Таити, то ли нечаянное наследство или выигрыш в лотерею.
3. Психология эскапизма и индивидуализм. Натужная демагогия о том, что человек свободен, была необходимостью для идеологии обоих лагерей в период «холодной войны». Впоследствии она стала неотъемлемой частью потребительской риторики, ловко маскируясь под естественное положение дел. В реальности это приводит к тому, что среднестатистический горожанин зажат между принуждением быть социально успешным и эффективным и виной за нереализованную свободу. Получается хороший тоник, чтобы сделать из вас работоспособного яппи с перманентными стрессом и фрустрацией. Так что многие просто ведут «двойную жизнь»: днем - работник месяца или хотя бы послушный винтик, ночью - мечтатель и эскапист, уходящий в игры, клубы, алкоголь, наркотики, фантазии и т.п.
В такой среде запрос на истории про одиночек или вожаков группы, существующих в условиях первобытной анархии без всяких табу, очень высок. И по сути, в психологическом плане в постапокалипсисе фоном дается ощущение абсолютной свободы, приправленной адреналином от чувства опасности. По степени гиперкомпенсации в области культуры впереди только комиксы про супергероев и фэнтези про спасителей мира. В постапокалиптике сохраняется элемент реализма и все-таки компенсаторная часть у некоторых произведений просто выпирает. Представление о свободе как безнаказанности, отсутствии правил, а порой и просто независимости от других людей (кто из горожан не мечтал в час пик о том, чтобы на сказочном вертолете не прилетел такой же сказочный звездец и уменьшил популяцию до разумных пределов?) - часть стиля, своеобразная эстетическая конвенция жанра. Хорошо заметна вера в собственную уникальность и в других повторяющихся сюжетах - например, об избранности главного героя или опять же историях о тех, кто умудрился «проспать» конец света.
Здесь следует заметить, что постапокалипсис - не обязательно чистой воды фантазии инфантильного индивидуализма. Наоборот, в ряде случаев, именно этот жанр способен серьезно поставить вопрос о соотношении индивидуализма и коллективизма. Это не всегда рациональный баланс, необходимый для выживания, но всегда поиск (а не готовый ответ как часто бывает). Время от времени современный человек догадывается, что за комфортным и искусственным интерфейсом, отделяющим его от других людей, лежат вполне реальные отношения с последствиями. В благополучном обществе эти отношения отрегулированы и касаются в основном либо удовольствий, либо по большей части виртуальных прав. Но очевидно, что при другом раскладе те же самые механизмы отношений будут касаться вопросов жизни и смерти.
В условиях постапокалипсиса наиболее популярны две модели: индивидуализм одиночки (или одиночка + близкий, причем чаще
балласт, чем помощь) и стихийный коллектив под управлением харизматика. Модели имеют множество ограничений, а прочие и вовсе нестабильны. Каждый пример того или иного решения проблемы выживания, особенно если он сочетается с сопереживанием героям - важная часть понимания, что и в благополучное время поступок является ответственностью субъекта, которую не переложить на привычки и коды общества. Особенно хорошо тестирование таких моделей удается компьютерным играм, т.к. игра ретроактивно создает автора последствий. В этом плане для меня открытием стала игра «
Walking dead», которая, несмотря на все ограничения, вызывает очень сильное ощущение вовлеченности (я сам едва ли не холодным потом обливался вместе с героем, когда приходилось выбирать кому жить, а кому умереть, да еще и на глазах у второго главного персонажа - девочки Клементины). Зомби-апокалипсис - в принципе благодатная тема, чтобы осветить множество дилемм и нюансов выбора между индивидуалистской и коллективистской стратегией поведения. Единственный минус - это тяга неумных режиссеров к упрощениям в духе «дилеммы вагонетки» (как например, в убогом фильме «
Философы: Урок выживания»).
4. Эстетика постмодерна. Обычно вкруг этого слова много камланий, забегов с бубнами и прочих увещеваний о сложности и запутанности термина. Для меня в эстетике постмодерна все довольно просто - это либо эстетика странного, либо специфический mix-up, коллаж, совмещающий разные пласты культуры (по эпохам, стилю или уровню). Странность в эстетике постмодерна включает в себя всю палитру смыслов и коннотаций слова «странный»: от «причудливый», «курьезный», «подозрительный», «незнакомый» до «сверхъестественный», «вызывающий», «эротизированный», «исключительный» (в английском постмодерн также описывают и как strange, curious, bizarre, rummy, и как odd, weird, freak, peculiar). Отсюда несложно понять любовь к мутантам, зомби и всевозможным фрикам, заполняющим деградирующие города. Еще кинофанатастика 70-х уделяла большое внимание изображению в таком будущем двух аспектов:
насилия и эротики. Постмодерн очень точно определил, что чувство «странности» у современника легче всего вызывать либо эстетическим контрастом социальных страт, либо отличающимися практиками сексуальности. Впрочем, в этом есть своя логика: весьма вероятно что в будущем не будет места феминизму и толерантности. Так что неудивительно, что жанр считается крайне маскулинным (даже при обилии в произведениях женщин-воительниц большая часть из них выглядит нереалистично). К эффекту странного относятся также пустынные пейзажи без человека, а иногда и без городов, инфраструктуры, растительности или даже привычного вида неба.
Что касается техники смешения, то в постапокалипсисе как в калейдоскопе можно обнаружить элементы любых эпох и стилей. Например, тоталитарная власть религии и церкви («Пастырь»), работорговля и колонизация аборигенов (Fallout, «Планета обезьян»), каннибализм («Облачный атлас», «Дорога», «Деликатесы»), сегрегация («Голодные игры»), промискуитет и первобытные табу (а в постапокалиптическом романе Фриснер «Псалмы Ироды» люди и вовсе копируют структуру львиных прайдов) и т.д. В стилистике неплохо приживаются стимпанк («Город потерянных детей», «Сквозь снег»), дизельпанк и атомпанк («12 обезьян», «Безумный макс», опять-таки Fallout), киберпанк, готика и вообще средневековье, римская античность и самые разные выдумки про варваров.
Если считать одним из первых жестов постмодернизма «приколы» Дюшана (
писсуар в музее и
усы, подрисованные Джоконде), то в общем ничуть не удивительно, что на каком-то шаге это направление придет к созданию картины полуразрушенного музея, по которому шастают мутанты. В более культурном сознании - это нечто вроде истории из «Книги Илая». Постмодернизм высмеивает все наивное и натуральное, поэтому выжженный радиацией остов мегаполиса под затянутым черными тучами небом - самое то. Ну и конечно, как вишенка на торте - моральная деградация выживших. Потому что для постмодерна нет абсолютных ориентиров, тем более в ценностях, а как это продемонстрировать в эстетике, если не через яркие примеры поступков, которые больше не называются «дурными» или «аморальными»? Впрочем, иногда эти игры со смыслами и нарративами позволяют открыть необычный, порой весьма удачный, ракурс. Например, сериал «Во плоти» повествует о реабилитации людей, бывших зомби, а сериал «Оставленные» показывает, как даже минимальное вторжение необъяснимого разрушает нормальный ход жизни человечества.
Сложное развитие и переплетение этих факторов в итоге и сформировали лицо постапокалиптического жанра в самых разных его проявлениях. В целом же можно отметить, что постапокалиптический жанр довольно гибок, и каждый способен в нем найти что-то для себя: будь то философские обобщения, романтический экшн в экзотическом мире или глубины психологии (одиночество, отчаяние, надежда). Он легко вписывается в контекст других жанров. Например, довольно оригинально постапокалиптический распад вписан в космическую фантастику в «Пандоруме». И наоборот: историю мира после катастрофы можно подать как
нуар или слэшер, как
пеплум или вестерн. В нем найдется место для пародии и каммершпиле, боевым искусствам (
уся) и самураям (
тямбара). Постапокалипсис уже создал собственную субкультуру -
сурвивализм (особенно популярен
у нас и
американцев), а также серьезно повлиял на ролевиков, косплейщиков и даже
модельеров. Так что ни в форме, ни в содержании ожидать исчерпания темы не приходится.
Существует гипотеза, что человеческая культура изначально возникла и развивалась под влиянием
правого полушария. С ним связаны мифы и магическое сознание, тотемизм и сложный символизм ранних культур. Однако где-то в начале первых цивилизаций происходит что-то вроде «эмерджентной революции»: то ли случайно, то ли благодаря какому-то эволюционному механизму левое полушарие начинает отвоевывать себе ведущую роль. Если серьезно отнестись к существованию такой модели развития, то возникает две альтернативы: либо рано или поздно произойдет новый виток и возвращение к правополушарной культуре, либо человечество стоит перед задачей интегрировать оба полушария под эгидой ведущего (левого). И мне кажется, что постапокалиптическое будущее можно рассматривать и как «новый виток», и как встряску для человечества, забывшего о своей задаче. Наверное, я все-таки принадлежу к тому поколению, которое воспринимало будущее через оптимистическую рамку (вроде песен «Прекрасное далеко» и «Дорогою добра» или фантастических фильмов), поэтому постапокалипсис мне представляется скорее вызовом и возможностью, чем дотлевающим костром человеческой цивилизации. Кстати, точно такое же поколение все еще живет и на Западе. Кто знает, как изменится это «прекрасное далеко» для новых поколений?
P.S.: В качестве постскриптума, мало относящегося к теме, хочется сказать вот еще о чем. Лично для меня постапокалипсис давно стал интересен несколько необычной темой, а именно, специфическим вызовом для каждого. Суть его в том, что новые условия отправляют на свалку все адаптационные приспособления современного человека и делают востребованными множество иных, самых разных умений. Мы живем в мире, где люди чуть ли не молятся на профессионализм. Ограниченные умы, сподобившиеся освоить лишь одну специализацию, любят вешать ярлык «лузера» на любое стремление к расширению кругозора и навыков. Веселье заканчивается, когда внезапно экономика меняет свои предпочтения и профессия становится невостребованной. Или когда наступает Doomsday.
Вспомним известную цитату из Хайнлайна:
Любой человек должен уметь менять пеленки, планировать вторжения, резать свиней, конструировать здания, управлять кораблями, писать сонеты, вести бухгалтерию, возводить стены, вправлять кости, облегчать смерть, исполнять приказы, отдавать приказы, сотрудничать, действовать самостоятельно, решать уравнения, анализировать новые проблемы, вносить удобрения, программировать компьютеры, вкусно готовить, хорошо сражаться, достойно умирать. Специализация - удел насекомых.
Не уверен, что понимаю эту фразу в точности так, как ее задумывал автор. Для меня это не просто свидетельство приспособляемости человеческого вида (в человеке вообще соседствуют хрупкость растения из оранжереи и крысиная способность выживать), скорее этико-эстетическое требование. Причем требование не от абстрактного идеала, а идущее от самой реальности. У многих первая реакция на эту фразу заключается в возгласе «Это невозможно!». Но общество, в котором это невозможно, никуда не идет, не развивается, не растет ни вглубь, ни вширь. Одним из тупиков, приводящим к этому, и одновременно точкой роста, на мой взгляд, является идея профессионализма.
Когда профессионализм становится синонимом самоутверждения, весь его смысл сводится к повторению успешных действий. Для меня профессионализм - нечто более широкое. Это желание или род решимости выполнить свой долг. Профессионализм - двойственная штука: его внутренняя составляющая - намерение (и только оно важно), а внешняя - это результаты, достижение цели (и только по ним другие оценят ваш профессионализм). Сегодня же все чаще можно видеть род подмены, когда профессионализм отождествляется только с одной стороной - это либо то, что тебе нравится и получается (сфера, где ты и так будешь развиваться), либо напротив суесловие на тему высоких стандартов, рейтингов и осчастливленных клиентов.
Именно эта однобокость, как мне кажется, и превращает профессионализм - в рабочий навык узкоквалифицированного спеца с таким же узким окном возможностей и крайне неопределенным будущим. Откройте эту двойственность, и вы поймете, что например, высокий уровень умений хирурга никак не оправдает его неспособность решить проблемы в коллективе. Если не хочет и не может, значит не профессионал, а всего лишь успешная реализация функции. Профессионал - это человек, а потом уже дело. Это сложно и порой нереалистично, но жизнь не спрашивает «был ли ты готов?». Постапокалипсис в какой-то степени вынужден подчеркивать этот вызов. Поэтому во время зомби-апокалипсиса для группы выживающих нередко попросту нет удачного выбора между «ты или хороший стрелок, или хороший дипломат», необходимо и то, и это, иначе вы все - трупы. В еще большей степени это касается одиночки на просторах Wasteland, который вынужден уметь исследовать местность, искать пищу, вести переговоры, сражаться, укрываться, штопать свои раны, использовать находки и имеющийся стафф по максимуму, анализировать ситуацию или в крайнем случае знать, где можно получить ту или иную помощь. Любое неумение запросто становится фатальным. Само собой такой герой должен быть профессионалом только в одном - в выживании. В последствии появятся и
специализации, но это будут прежде всего такие древние ремесла как плотник, кузнец, фермер, пастух, охотник, швея, сапожник, врач, а из не требующих особых навыков останутся разве что страж порядка и проститутка. Однако первоначально - это либо универсализм, либо сложный баланс умений группы. Я думаю именно многогранность выживания способна бросить правильный отсвет и на современный профессионализм.
Профессионализм в конечно счете не является прямым следствием таланта или времени, затраченного на навык, это нечто большее, чем способность лучше и быстрее других решить типовую задачку. Нет никаких секретов профессионализма вроде «уважение к клиентам», «любовь к делу» или «знание предмета на 100%», потому что жизнь потребует от вас то одно, то другое, то нечто большее, чем вам дано. И только профессионал увидит этот вызов и попытается на него ответить. И так день за днем. Вне зависимости от того, располагается за вашим окном позднекапиталистическая цивилизация, коммунистическая утопия или руины прежнего мира.