ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 51)
Оригинал взят у sergey_v_fomin в ТАРКОВСКИЕ: ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ (часть 51)
«Русская Голгофа». «Мать Иисуса» (Тамара Огородникова).
Русский Спас (начало)
«…Народный религиозный опыт […] исповедует русского Христа. Но “русский” - здесь только детский Христос, соответствующий тому “младенческому образу мыслей”, который величайший тайнозритель христианства Исаак Сирин, считает неопустимым условием “ведения Духа”. […]
…Этот путь ко Христу […] оказывается самым близким: приближает Христа, ставит Его за плечами. […]
Родись с Христом! - вот завет Русского Православия».
С.Н. ДУРЫЛИН.
По снежному склону медленно поднимается в гору небольшая процессия.
Так начинается эпизод «Русская Голгофа» в киноновелле «Страсти по Андрею».
«…Кинематографическая сцена распятия, - справедливо пишет культуролог А.Л. Казин, - сама по себе есть религиозная дерзость. Если слово (имеславие) и изображение (иконопочитание) церковно и культурно осознаны и освящены, то кинематографическая (или театральная) игра вокруг Евангелия по меньшей мере спорна».
Однако при этом, как он пишет далее, «достоверность такая, что видна каждая крупинка снега, каждое лицо».
И всё же «Христос» в фильме - это, конечно же, не Сын Божий, это - подчеркнуто Русский Христос.
Он идет по снегу. На ногах у него лапти. Остановившись, пьет воду из проруби…
Вот он и на кресте… Мастеровитые мужики деловито стучат молотками.
Дружинники вздымают крест.
Простоволосая «Мария Магдалина», опустившись у распятия на колени, жуёт снег.
Тот же Казин всё это также хорошо понимает. Пишет: «Прежде всего, перед нами - “русский” Христос, точнее - сама Русь на Голгофе. […] Проще говоря, в “Андрее Рублеве” человеческая (“русская”) ипостась Иисуса отделяется от Божественного лица Христа…»
При этом Русский Спас - это явление совершенно иного свойства, нежели провозглашенный в Германии 1930-х годов арийский (по человечеству) Христос.
Крестный путь.
Одним из первых о нееврейском происхождении Иисуса Христа подробно и основательно написал англо-немецкий философ и писатель Хьюстон Стюарт Чемберлен (1855-1927).
Этот высокообразованный человек, почитатель Рихарда Вагнера, женившийся на его дочери, по вероисповеданию был протестантом, с юных лет обладая одним важным качеством, которое подметил его знаменитый дядя, английский адмирал.
«Благодарю Бога, - писал он племяннику, - за то, что ты не только родился свободным, но и способным свободно говорить».
Похороны философа почтили своим присутствием сын пребывавшего в изгнании Императора Вильгельма II - Принц Август-Вильгельм Прусский и находившийся в ссылке Болгарский Царь Фердинанд. Был там и Гитлер, дважды (в 1923 и 1926 гг.) навещавший Чемберлена в Байройте и беседовавший с ним.
Именно во время его правления в Германии впоследствии развили идеи Чемберлена, который в своей книге «Основы XIX века», вышедшей в Мюнхене еще в 1899 г. (подчеркнем это), писал о нееврейском происхождении Иисуса Христа.
Книга эта, несмотря на то, что русский ее перевод вышел лишь в 2012 г., была хорошо известна в России, ибо заговорили о ней, начиная с 1906 г., сразу после отмены духовной цензуры.
Среди тех, кто писал тогда на эту тему, для нас важен, прежде всего, протоиерей Евгений Аквилонов (1861†1911), протопресвитер Русской Армии и Флота, профессор богословия Петербургской Духовной академии.
Именно отец Евгений развил мысли, содержавшиеся в книге Чемберлена, причем сделал это с опорой на Священное Писание.
При этом он также утверждал, что чистым евреем не был также и пророк и царь Давид, «в роде которого должен был появиться Мессия».
Всю свою довольно стройную систему доказательств - со всеми полагающимися подробными ссылками - протопресвитер Аквилонов изложил в своей книге «Иудейский вопрос» (СПб. 1907), с которой каждый желающий может сегодня ознакомиться в интернете.
Весьма опосредованное касательство понятие Русский Спас имеет и к Даждьбогу и прочим языческим богам, известным нам, в частности, по «Слову о полку Игореве», о чем сегодня иной раз любят порассуждать.
Конечно, многое из этого вошло в Русское Православие, но, подчеркнем, лишь то, что не противоречило ему, что оно само включило в себя, преобразив при этом.
«Христос» (Игорь Донской).
О том, как это происходило, мы покажем, прибегнув к текстам известного религиоведа Мирчи Элиаде, пытавшегося вычленить исходную форму христианства, очищенного от наслоений не только чуждого, но, по сути, и враждебного ей иудаизма.
В созданном им в первой половине 1970-х итоговом трехтомном труде «История веры и религиозных идей» он показал механизм распространения христианства, учитывая иудейский фактор и выделяя в этом процессе Юго-Восточную Европу, из которой сам был родом:
«…Фарисеи благожелательно относящиеся к иерусалимским христианам (т.е. “иудеям”) проявляли враждебность по отношению к прозелитам, обращенным из евреев диаспоры (“эллинистам”), ставя им в упрек безразличие к Храму и Закону (Деян. 6, 13-14). […]
Как видим, уже обнаруживается определенное напряжение между “иудеями” и “эллинистами”. Первые - ортодоксы и законники […] Они сохраняют верность ритуальным предписаниям иудейского закона и представляют направление, определенное термином “иудео-христианство”. […]
…Трудно понять столь ревностное соблюдение раввинистического законничества теми, кто проповедовал Воскресение Христово и считал себя свидетелем этого Воскресения.
“Эллинисты” же представляли собой небольшую группу евреев, поселившихся в Иерусалиме и обратившихся в христианство. Они не были слишком рьяными приверженцами храмового богослужения. (Все эти группировки, пусть и под другими наименованиями, существуют и до сих пор. - С.Ф.) […]
Рассеяние “эллинистов” ускоряет миссионерский процесс среди иудеев диаспоры и, как исключение, среди язычников Антиохии (Деян. 11, 19). Именно в диаспоре станет развиваться христология.
Титул “Сын Человеческий”, который на греческом языке более не имел смысла, заменяется на “Сын Божий” или “Господь”; слово “Мессия” переводится на греческий как Christos и, в конце концов, превращается в собственное имя Иисус Христос.
Вскоре проповедники идут к язычникам. В Антиохии, в Сирии образуется первая большая община новообращенных из числа язычников; там-то впервые и прозвучало слово “христиане” (Деян. 11, 26)».
Описывая дальнейшие процессы в Церкви, получившие наибольшее развитие в западной ее части, приведшей ее со временем к папству, Мирча Элиаде использовал термин «ортодоксия». Слово это не должно нас вводить в заблуждение. Просто оно получило широкое распространение среди европейских религиоведов, не имея при этом никакого отношения к Православию.
Только учитывая указанное обстоятельство, можно понять дальнейшее развитие темы в труде Элиаде.
«Для отцов Церкви, - отмечал он, - ортодоксия была прочно связана с их ролью наследников апостолов: апостолы получили учение прямо из рук Христа и передали его епископам и их преемникам».
Далее он приводит слова французского историка религий Андре Бенуа (именно эта цитата и проясняет суть дела!): «Ортодоксия представляется последовательной и хорошо организованной системой мысли […] Победа ортодоксии есть победа последовательности, определенной логики, теологии, разработанной по принципам науки, над непоследовательностью, фантазированием и разрозненными доктринами…»
«Коротко говоря, - заключает Элиаде, - ортодоксию определяют: 1) верность Ветхому Завету и апостольской традиции, зафиксированной в документах; 2) неприятие эксцессов мифологизирующего воображения; 3) уважение к систематическому мышлению (а значит, к греческой философии); 4) важность, придаваемая общественным и политическим институтам, т.е. юридической мысли - категории, характерной именно для римского гения».
О том, какой «прибыток» может принести Православию западная «ортодоксия» (т.е. католицизм), еще в 1930 г. предупреждал А.Ф. Лосев: «…Только в своем извращении и развращении они могут сойтись, в особенности, если их синтезировать при помощи протестантско-возрожденческого иудаизма, который умеет истерию и формализм, неврастению и римское право объединять с разбойничеством, кровавым сладострастием и сатанизмом при помощи холодного и сухого блуда политико-экономических теорий».
В противоположность приведенным воззрениям православного мыслителя (каковым, несомненно, являлся А.Ф. Лосев), М.М. Бахтин и Мартин Бубер (сцепка, что и говорить, весьма красноречивая!) пытались в своих ныне хорошо известных работах, «отыскать», по словам В.Я. Петрухина (филосемитские взгляды которого также хорошо известны), «исторические основания для “диалога” разных культур и конфессий, как непременного [sic!] условия существования культуры мiровой, в народной “смеховой” культуре средневековья, “снижающей” [кавычки эти никого не должны вводить в заблуждение! - С.Ф.] высокие религиозные ценности…»
Тут мы имеем дело ни с чем иным, как с теоретическим обоснованием (пусть пока и в области светской мысли) необходимости/неизбежности продвижения иудео-христианского Троянского коня в Православный «Град ограждения».
О том же самом процессе, но уже с точки зрения внутрицерковных процессов, нам уже приходилось писать:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/11141.html
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/14690.html
Вернемся, однако, к научным штудиям Мирчи Элиаде.
Наряду с историей мiровых религий, особый интерес он проявлял к «народному христианству», полагая, что оно именно в восточной его форме (Православии) «впитало» (через народные обычаи и верования) архаические культы, основой которых был древний космогонический миф.
«Помимо богословия, опирающегося на Ветхий Завет и греческую философию, - читаем в его “Истории веры”, - необходимо рассматривать также “народное богословие”, пускай не столь четко разработанное, но впитавшее, в переосмысленном и христианизированном виде, различные религиозные традиции, начиная с неолитических и вплоть до восточных и эллинистических».
Румынское православное христианство он именовал «космическим», характеризуя его как самобытное, органическое и универсальное, противопоставляя его «историческому» иудео-христианству.
В лекциях, прочитанных им в 1934-1938 гг. в Бухарестском университете, Элиаде проводил мысль о том, что адепты еврейского мiра попытались нанести смертельный удар традиционным формам «космической религии».
Эти рассуждения присутствуют и в его «Истории веры», написанной в первой половине 1970-х годов, когда он был уже профессором Чикагского университета.
«…Никогда со времен Изгнания, - подчеркивал он, - космическая религиозность не подвергалась такой страшной атаке».
Однако, хотя христианство в целом и эволюционировало в направлении иудео-христианского мифа, изменения эти, полагал ученый, весьма незначительно, к счастью, затронули крестьянство в силу его «святого невежества».
«…Несмотря на шестнадцать веков христианства и разнообразные культурные влияния, - приходил к выводам религиовед, - в крестьянской культуре Юго-Восточной Европы можно еще и в наши дни опознать пережитки обрядов инициации».
Именно в крестьянском фольклоре Элиаде находил «духовность и тайную историю» своего народа.
Несмотря на естественные процессы размывания и другие свойственные современной эпохе всевозможные интеграционные процессы, Мирча Элиаде верил в сохранение этого духовного субстрата.
Залогом этого было, по его мнению, то обстоятельство, что одной из фундаментальных характеристик homo religious (человека религиозного) является стремление повторного слияния с космосом («реинтеграции в целое»).
Несколько работ Элиаде посвятил тщательному исследованию доримских верований в Дакии (на территории нынешней Румынии), в частности, культу Залмоксиса.
Результатом этих усилий явилась вышедшая в 1972 г. в Чикаго его книга «Залмоксис, исчезающий бог», частично переведенная на русский язык:
http://lib.ru/FILOSOF/ELIADA/zalmoxis.txt
«…По Геродоту, - читаем в этой работе, - Залмоксис обладал способностью наделять безсмертием с помощью инициации, которая предполагала нисхождение в ад […] и последующую […] ритуальную “смерть” и “воскресение”. […] Все аспекты религии Залмоксиса - эсхатология, инициация, […] аскетизм, - способствовали сближению с христианством.
Самое лучшее и самое простое объяснение исчезновения Залмоксиса и его культа следует искать в ранней христианизации Дакии (до 270 г. н.э.). […] …Верования, связанные с Залмоксисом и его культом, были радикально преобразованы и впитаны христианством. […] Его культ […] почти целиком влился в христианство, в отличие от других языческих верований».
Таким образом, механизм известной корреляции дохристианских верований с пришедшим им на смену Христианством, по Элиаде, заключался в известном внутреннем созвучии, что, в зависимости от меры совпадений, способствовало естественному (мирному) принятию новой веры.
«Мать Иисуса» (Тамара Огородникова).
Описание дальнейшего развития событий мы находим в его итоговом труде «История веры»:
«…“Христианизация” языческих религиозных традиций, а следовательно, и их сохранение в рамках христианского духовного опыта и мифологии, способствуют культурной унификации ойкумены. […]
...С одной стороны, христологическое таинство переносится на всю природу, а с другой - элементы истории в христианстве остаются в тени; напротив, подчеркивается литургический аспект существования в мiре.
Концепция космоса, искупленного смертью и Воскресением Спасителя и освященного поступью Господа, Иисуса, Богоматери и святых, позволила возрождаться, пусть спорадически и символически, мiру, полному добродетели и красоты, которых войны и ужасы лишили мiр исторический».
Продолжение следует.
«Русская Голгофа». «Мать Иисуса» (Тамара Огородникова).
Русский Спас (начало)
«…Народный религиозный опыт […] исповедует русского Христа. Но “русский” - здесь только детский Христос, соответствующий тому “младенческому образу мыслей”, который величайший тайнозритель христианства Исаак Сирин, считает неопустимым условием “ведения Духа”. […]
…Этот путь ко Христу […] оказывается самым близким: приближает Христа, ставит Его за плечами. […]
Родись с Христом! - вот завет Русского Православия».
С.Н. ДУРЫЛИН.
По снежному склону медленно поднимается в гору небольшая процессия.
Так начинается эпизод «Русская Голгофа» в киноновелле «Страсти по Андрею».
«…Кинематографическая сцена распятия, - справедливо пишет культуролог А.Л. Казин, - сама по себе есть религиозная дерзость. Если слово (имеславие) и изображение (иконопочитание) церковно и культурно осознаны и освящены, то кинематографическая (или театральная) игра вокруг Евангелия по меньшей мере спорна».
Однако при этом, как он пишет далее, «достоверность такая, что видна каждая крупинка снега, каждое лицо».
И всё же «Христос» в фильме - это, конечно же, не Сын Божий, это - подчеркнуто Русский Христос.
Он идет по снегу. На ногах у него лапти. Остановившись, пьет воду из проруби…
Вот он и на кресте… Мастеровитые мужики деловито стучат молотками.
Дружинники вздымают крест.
Простоволосая «Мария Магдалина», опустившись у распятия на колени, жуёт снег.
Тот же Казин всё это также хорошо понимает. Пишет: «Прежде всего, перед нами - “русский” Христос, точнее - сама Русь на Голгофе. […] Проще говоря, в “Андрее Рублеве” человеческая (“русская”) ипостась Иисуса отделяется от Божественного лица Христа…»
При этом Русский Спас - это явление совершенно иного свойства, нежели провозглашенный в Германии 1930-х годов арийский (по человечеству) Христос.
Крестный путь.
Одним из первых о нееврейском происхождении Иисуса Христа подробно и основательно написал англо-немецкий философ и писатель Хьюстон Стюарт Чемберлен (1855-1927).
Этот высокообразованный человек, почитатель Рихарда Вагнера, женившийся на его дочери, по вероисповеданию был протестантом, с юных лет обладая одним важным качеством, которое подметил его знаменитый дядя, английский адмирал.
«Благодарю Бога, - писал он племяннику, - за то, что ты не только родился свободным, но и способным свободно говорить».
Похороны философа почтили своим присутствием сын пребывавшего в изгнании Императора Вильгельма II - Принц Август-Вильгельм Прусский и находившийся в ссылке Болгарский Царь Фердинанд. Был там и Гитлер, дважды (в 1923 и 1926 гг.) навещавший Чемберлена в Байройте и беседовавший с ним.
Именно во время его правления в Германии впоследствии развили идеи Чемберлена, который в своей книге «Основы XIX века», вышедшей в Мюнхене еще в 1899 г. (подчеркнем это), писал о нееврейском происхождении Иисуса Христа.
Книга эта, несмотря на то, что русский ее перевод вышел лишь в 2012 г., была хорошо известна в России, ибо заговорили о ней, начиная с 1906 г., сразу после отмены духовной цензуры.
Среди тех, кто писал тогда на эту тему, для нас важен, прежде всего, протоиерей Евгений Аквилонов (1861†1911), протопресвитер Русской Армии и Флота, профессор богословия Петербургской Духовной академии.
Именно отец Евгений развил мысли, содержавшиеся в книге Чемберлена, причем сделал это с опорой на Священное Писание.
При этом он также утверждал, что чистым евреем не был также и пророк и царь Давид, «в роде которого должен был появиться Мессия».
Всю свою довольно стройную систему доказательств - со всеми полагающимися подробными ссылками - протопресвитер Аквилонов изложил в своей книге «Иудейский вопрос» (СПб. 1907), с которой каждый желающий может сегодня ознакомиться в интернете.
Весьма опосредованное касательство понятие Русский Спас имеет и к Даждьбогу и прочим языческим богам, известным нам, в частности, по «Слову о полку Игореве», о чем сегодня иной раз любят порассуждать.
Конечно, многое из этого вошло в Русское Православие, но, подчеркнем, лишь то, что не противоречило ему, что оно само включило в себя, преобразив при этом.
«Христос» (Игорь Донской).
О том, как это происходило, мы покажем, прибегнув к текстам известного религиоведа Мирчи Элиаде, пытавшегося вычленить исходную форму христианства, очищенного от наслоений не только чуждого, но, по сути, и враждебного ей иудаизма.
В созданном им в первой половине 1970-х итоговом трехтомном труде «История веры и религиозных идей» он показал механизм распространения христианства, учитывая иудейский фактор и выделяя в этом процессе Юго-Восточную Европу, из которой сам был родом:
«…Фарисеи благожелательно относящиеся к иерусалимским христианам (т.е. “иудеям”) проявляли враждебность по отношению к прозелитам, обращенным из евреев диаспоры (“эллинистам”), ставя им в упрек безразличие к Храму и Закону (Деян. 6, 13-14). […]
Как видим, уже обнаруживается определенное напряжение между “иудеями” и “эллинистами”. Первые - ортодоксы и законники […] Они сохраняют верность ритуальным предписаниям иудейского закона и представляют направление, определенное термином “иудео-христианство”. […]
…Трудно понять столь ревностное соблюдение раввинистического законничества теми, кто проповедовал Воскресение Христово и считал себя свидетелем этого Воскресения.
“Эллинисты” же представляли собой небольшую группу евреев, поселившихся в Иерусалиме и обратившихся в христианство. Они не были слишком рьяными приверженцами храмового богослужения. (Все эти группировки, пусть и под другими наименованиями, существуют и до сих пор. - С.Ф.) […]
Рассеяние “эллинистов” ускоряет миссионерский процесс среди иудеев диаспоры и, как исключение, среди язычников Антиохии (Деян. 11, 19). Именно в диаспоре станет развиваться христология.
Титул “Сын Человеческий”, который на греческом языке более не имел смысла, заменяется на “Сын Божий” или “Господь”; слово “Мессия” переводится на греческий как Christos и, в конце концов, превращается в собственное имя Иисус Христос.
Вскоре проповедники идут к язычникам. В Антиохии, в Сирии образуется первая большая община новообращенных из числа язычников; там-то впервые и прозвучало слово “христиане” (Деян. 11, 26)».
Описывая дальнейшие процессы в Церкви, получившие наибольшее развитие в западной ее части, приведшей ее со временем к папству, Мирча Элиаде использовал термин «ортодоксия». Слово это не должно нас вводить в заблуждение. Просто оно получило широкое распространение среди европейских религиоведов, не имея при этом никакого отношения к Православию.
Только учитывая указанное обстоятельство, можно понять дальнейшее развитие темы в труде Элиаде.
«Для отцов Церкви, - отмечал он, - ортодоксия была прочно связана с их ролью наследников апостолов: апостолы получили учение прямо из рук Христа и передали его епископам и их преемникам».
Далее он приводит слова французского историка религий Андре Бенуа (именно эта цитата и проясняет суть дела!): «Ортодоксия представляется последовательной и хорошо организованной системой мысли […] Победа ортодоксии есть победа последовательности, определенной логики, теологии, разработанной по принципам науки, над непоследовательностью, фантазированием и разрозненными доктринами…»
«Коротко говоря, - заключает Элиаде, - ортодоксию определяют: 1) верность Ветхому Завету и апостольской традиции, зафиксированной в документах; 2) неприятие эксцессов мифологизирующего воображения; 3) уважение к систематическому мышлению (а значит, к греческой философии); 4) важность, придаваемая общественным и политическим институтам, т.е. юридической мысли - категории, характерной именно для римского гения».
О том, какой «прибыток» может принести Православию западная «ортодоксия» (т.е. католицизм), еще в 1930 г. предупреждал А.Ф. Лосев: «…Только в своем извращении и развращении они могут сойтись, в особенности, если их синтезировать при помощи протестантско-возрожденческого иудаизма, который умеет истерию и формализм, неврастению и римское право объединять с разбойничеством, кровавым сладострастием и сатанизмом при помощи холодного и сухого блуда политико-экономических теорий».
В противоположность приведенным воззрениям православного мыслителя (каковым, несомненно, являлся А.Ф. Лосев), М.М. Бахтин и Мартин Бубер (сцепка, что и говорить, весьма красноречивая!) пытались в своих ныне хорошо известных работах, «отыскать», по словам В.Я. Петрухина (филосемитские взгляды которого также хорошо известны), «исторические основания для “диалога” разных культур и конфессий, как непременного [sic!] условия существования культуры мiровой, в народной “смеховой” культуре средневековья, “снижающей” [кавычки эти никого не должны вводить в заблуждение! - С.Ф.] высокие религиозные ценности…»
Тут мы имеем дело ни с чем иным, как с теоретическим обоснованием (пусть пока и в области светской мысли) необходимости/неизбежности продвижения иудео-христианского Троянского коня в Православный «Град ограждения».
О том же самом процессе, но уже с точки зрения внутрицерковных процессов, нам уже приходилось писать:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/11141.html
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/14690.html
Вернемся, однако, к научным штудиям Мирчи Элиаде.
Наряду с историей мiровых религий, особый интерес он проявлял к «народному христианству», полагая, что оно именно в восточной его форме (Православии) «впитало» (через народные обычаи и верования) архаические культы, основой которых был древний космогонический миф.
«Помимо богословия, опирающегося на Ветхий Завет и греческую философию, - читаем в его “Истории веры”, - необходимо рассматривать также “народное богословие”, пускай не столь четко разработанное, но впитавшее, в переосмысленном и христианизированном виде, различные религиозные традиции, начиная с неолитических и вплоть до восточных и эллинистических».
Румынское православное христианство он именовал «космическим», характеризуя его как самобытное, органическое и универсальное, противопоставляя его «историческому» иудео-христианству.
В лекциях, прочитанных им в 1934-1938 гг. в Бухарестском университете, Элиаде проводил мысль о том, что адепты еврейского мiра попытались нанести смертельный удар традиционным формам «космической религии».
Эти рассуждения присутствуют и в его «Истории веры», написанной в первой половине 1970-х годов, когда он был уже профессором Чикагского университета.
«…Никогда со времен Изгнания, - подчеркивал он, - космическая религиозность не подвергалась такой страшной атаке».
Однако, хотя христианство в целом и эволюционировало в направлении иудео-христианского мифа, изменения эти, полагал ученый, весьма незначительно, к счастью, затронули крестьянство в силу его «святого невежества».
«…Несмотря на шестнадцать веков христианства и разнообразные культурные влияния, - приходил к выводам религиовед, - в крестьянской культуре Юго-Восточной Европы можно еще и в наши дни опознать пережитки обрядов инициации».
Именно в крестьянском фольклоре Элиаде находил «духовность и тайную историю» своего народа.
Несмотря на естественные процессы размывания и другие свойственные современной эпохе всевозможные интеграционные процессы, Мирча Элиаде верил в сохранение этого духовного субстрата.
Залогом этого было, по его мнению, то обстоятельство, что одной из фундаментальных характеристик homo religious (человека религиозного) является стремление повторного слияния с космосом («реинтеграции в целое»).
Несколько работ Элиаде посвятил тщательному исследованию доримских верований в Дакии (на территории нынешней Румынии), в частности, культу Залмоксиса.
Результатом этих усилий явилась вышедшая в 1972 г. в Чикаго его книга «Залмоксис, исчезающий бог», частично переведенная на русский язык:
http://lib.ru/FILOSOF/ELIADA/zalmoxis.txt
«…По Геродоту, - читаем в этой работе, - Залмоксис обладал способностью наделять безсмертием с помощью инициации, которая предполагала нисхождение в ад […] и последующую […] ритуальную “смерть” и “воскресение”. […] Все аспекты религии Залмоксиса - эсхатология, инициация, […] аскетизм, - способствовали сближению с христианством.
Самое лучшее и самое простое объяснение исчезновения Залмоксиса и его культа следует искать в ранней христианизации Дакии (до 270 г. н.э.). […] …Верования, связанные с Залмоксисом и его культом, были радикально преобразованы и впитаны христианством. […] Его культ […] почти целиком влился в христианство, в отличие от других языческих верований».
Таким образом, механизм известной корреляции дохристианских верований с пришедшим им на смену Христианством, по Элиаде, заключался в известном внутреннем созвучии, что, в зависимости от меры совпадений, способствовало естественному (мирному) принятию новой веры.
«Мать Иисуса» (Тамара Огородникова).
Описание дальнейшего развития событий мы находим в его итоговом труде «История веры»:
«…“Христианизация” языческих религиозных традиций, а следовательно, и их сохранение в рамках христианского духовного опыта и мифологии, способствуют культурной унификации ойкумены. […]
...С одной стороны, христологическое таинство переносится на всю природу, а с другой - элементы истории в христианстве остаются в тени; напротив, подчеркивается литургический аспект существования в мiре.
Концепция космоса, искупленного смертью и Воскресением Спасителя и освященного поступью Господа, Иисуса, Богоматери и святых, позволила возрождаться, пусть спорадически и символически, мiру, полному добродетели и красоты, которых войны и ужасы лишили мiр исторический».
Продолжение следует.