Новая сословность?
Сам принцип сословности не вызывает во мне возмущения, если это разумная, "пористая" сословность, в которой для перемещения вверх по социальной лестнице нужны усилия, но не сверхусилия, а сам принцип перемещения хоть в какой-то мере приближается к меритократическому. В конце концов, формальное равноправие, заложенное в основу современной демократии, давным-давно извратили и поставили с ног на голову. В очень многих случаях демократия выродилась в олигархию, не успев толком встать на ноги. Кроме того, всё более ясно становится, что демократия, особенно прямая (т.е. наиболее действенная), хороша лишь для относительно малых общин, в которых она когда-то и зародилась.
Чем сильнее в рамках демократии элемент представительства, тем больше опасность ее олигархического перерождения. Поэтому, вероятно, должна народиться некая "новая сословность", которая не лишала бы человека его прав в обмен на истинную или мнимую защиту от внешних опасностей (как это делала сословность времен Старого порядка) и не превращала бы эти права в фикцию, как демократия эфемерного равноправия, а предоставляла бы ему возможность самому найти и выбрать те права и обязанности, которые он считает для себя нужными и возможными.
Вопрос, однако, в том, что критерием, по которому определяется принадлежность к сословиям, в традиционном обществе может быть только наследственность - или выдающиеся заслуги: когда-то в Венгрии короли возводили в дворянское достоинство жителей целых деревень, особо отличившихся в боях с турками. Как только в качестве такого критерия начинают предлагать деньги в той или иной форме (разговоры об имущественном цензе на выборах и т.п.), следует помнить: речь идет лишь о форме жесткого классового разграничения. В условиях посткоммунизма, прежде всего в бывшем СССР, это означает окончательное закрепление системы олигархического госкапитализма, сложившегося в последние 20 лет. Многие "успешные" времен Ельцина и Путина с радостью увековечили бы такие порядки, поскольку именно они отвечают их классовым интересам.
Ведь нынешняя постсоветская деловая "элита" как небо от земли далека от какой-либо меритократии, т.к. возникла в результате паразитирования на теле разлагавшейся империи - в тесном союзе с вовремя "перестроившимися" представителями элиты советской. "Жулики и воры" - это не столько политический ярлык, сколько вполне корректное описание способа формирования большей части постсоветских элит. Это, кстати, отличает их от элит раннекапиталистического Запада, которые скорее можно охарактеризовать как симбиоз производителей, торговцев и бандитов - при довольно пассивной роли государства.
Критерии "новой сословности", которой, вероятно, в том или ином виде не избежать, должны быть принципиально другими. Мне не приходит в этой связи в голову ничего, кроме создания децентрализованной системы, в которой иерархии будут множественными и взаимопроникающими. Т.е. такими, когда индивид сможет быть одновременно, скажем, членом органа местного самоуправления, сотрудником некой глобальной сетевой корпорации, гражданином определенного государства (не обязательно того же, на территории которого находится вышеупомянутый орган самоуправления), активистом, к примеру, экологического движения и великим магистром одной из масонских лож :-)
В какой-то мере нечто подобное уже происходит, но совершенно стихийно. Причем сохраняется стремление к унификации иерархий, когда одна или некоторые из них объявляются "главенствующими", определяющими, а остальные - второстепенными. (По старинке к числу "главенствующих" чаще всего относят категорию гражданства и связанную с ней национально-государственную иерархию). Думаю, эта ситуация продержится не очень долго, поскольку число и влиятельность наднациональных структур и институтов непрерывно растет. Правда, массовое сознание приспосабливается к этому процессу очень медленно и по-прежнему жестко ограничено государственной матрицей. А любая сословность воспринимается как воспроизведение под новым соусом "феодальной лестницы", известной по школьным учебникам истории.
Возможно, где-то здесь и зреет один из главных конфликтов нынешнего столетия: между социально-экономическими и политическими схемами, унаследованными от эпохи модерна, и современной реальностью. Для последней характерны две противоположные тенденции - глобализация и децентрализация, когда, с одной стороны, в конкурентной борьбе побеждают наиболее гибкие компании и структуры, организованные по сетевому принципу, а с другой - критически важной для человека становится среда обитания, что определяет его растущий интерес к своим, местным делам и проблемам. Этот конфликт тесно связан с другим, а именно - с тем, с чего я начал: со все более очевидным вырождением традиционной демократии и необходимостью ограничить влияние манипуляторских групп, использующих демократические механизмы в собственных интересах.
"Новая сословность", которая предоставляла бы человеку не некие единые и довольно абстрактные (учитывая политическую практику) права, прописанные во Всеобщей декларации ООН или в конституции конкретного государства, а совокупность разнообразных прав, связанных с положением человека в различных иерархиях, возможно, представляет собой выход из этого тупика. Естественно, о том, как достичь такого положения, надо еще думать и думать - и даже если какие-то шаги в этом направлении будут делаться (скорее всего, увы, стихийно), новых конфликтов тут не избежать. Тем не менее я почти уверен в том, что в ближайшие 15-20 лет, если не раньше, в развитом мире и его ближайших "окрестностях" традиционные (т.е. возникшие в последние примерно два столетия) механизмы распределения власти и собственности придут примерно в такой же упадок, в какой пришли к концу 18 - первой половине 19-го века структуры предыдущего, Старого порядка.
Весь вопрос в том, каким образом отжившее будет отправлено на слом - путем волны революций, как в прошлый раз, или же все-таки путем постепенной трансформации.
Чем сильнее в рамках демократии элемент представительства, тем больше опасность ее олигархического перерождения. Поэтому, вероятно, должна народиться некая "новая сословность", которая не лишала бы человека его прав в обмен на истинную или мнимую защиту от внешних опасностей (как это делала сословность времен Старого порядка) и не превращала бы эти права в фикцию, как демократия эфемерного равноправия, а предоставляла бы ему возможность самому найти и выбрать те права и обязанности, которые он считает для себя нужными и возможными.
Вопрос, однако, в том, что критерием, по которому определяется принадлежность к сословиям, в традиционном обществе может быть только наследственность - или выдающиеся заслуги: когда-то в Венгрии короли возводили в дворянское достоинство жителей целых деревень, особо отличившихся в боях с турками. Как только в качестве такого критерия начинают предлагать деньги в той или иной форме (разговоры об имущественном цензе на выборах и т.п.), следует помнить: речь идет лишь о форме жесткого классового разграничения. В условиях посткоммунизма, прежде всего в бывшем СССР, это означает окончательное закрепление системы олигархического госкапитализма, сложившегося в последние 20 лет. Многие "успешные" времен Ельцина и Путина с радостью увековечили бы такие порядки, поскольку именно они отвечают их классовым интересам.
Ведь нынешняя постсоветская деловая "элита" как небо от земли далека от какой-либо меритократии, т.к. возникла в результате паразитирования на теле разлагавшейся империи - в тесном союзе с вовремя "перестроившимися" представителями элиты советской. "Жулики и воры" - это не столько политический ярлык, сколько вполне корректное описание способа формирования большей части постсоветских элит. Это, кстати, отличает их от элит раннекапиталистического Запада, которые скорее можно охарактеризовать как симбиоз производителей, торговцев и бандитов - при довольно пассивной роли государства.
Критерии "новой сословности", которой, вероятно, в том или ином виде не избежать, должны быть принципиально другими. Мне не приходит в этой связи в голову ничего, кроме создания децентрализованной системы, в которой иерархии будут множественными и взаимопроникающими. Т.е. такими, когда индивид сможет быть одновременно, скажем, членом органа местного самоуправления, сотрудником некой глобальной сетевой корпорации, гражданином определенного государства (не обязательно того же, на территории которого находится вышеупомянутый орган самоуправления), активистом, к примеру, экологического движения и великим магистром одной из масонских лож :-)
В какой-то мере нечто подобное уже происходит, но совершенно стихийно. Причем сохраняется стремление к унификации иерархий, когда одна или некоторые из них объявляются "главенствующими", определяющими, а остальные - второстепенными. (По старинке к числу "главенствующих" чаще всего относят категорию гражданства и связанную с ней национально-государственную иерархию). Думаю, эта ситуация продержится не очень долго, поскольку число и влиятельность наднациональных структур и институтов непрерывно растет. Правда, массовое сознание приспосабливается к этому процессу очень медленно и по-прежнему жестко ограничено государственной матрицей. А любая сословность воспринимается как воспроизведение под новым соусом "феодальной лестницы", известной по школьным учебникам истории.
Возможно, где-то здесь и зреет один из главных конфликтов нынешнего столетия: между социально-экономическими и политическими схемами, унаследованными от эпохи модерна, и современной реальностью. Для последней характерны две противоположные тенденции - глобализация и децентрализация, когда, с одной стороны, в конкурентной борьбе побеждают наиболее гибкие компании и структуры, организованные по сетевому принципу, а с другой - критически важной для человека становится среда обитания, что определяет его растущий интерес к своим, местным делам и проблемам. Этот конфликт тесно связан с другим, а именно - с тем, с чего я начал: со все более очевидным вырождением традиционной демократии и необходимостью ограничить влияние манипуляторских групп, использующих демократические механизмы в собственных интересах.
"Новая сословность", которая предоставляла бы человеку не некие единые и довольно абстрактные (учитывая политическую практику) права, прописанные во Всеобщей декларации ООН или в конституции конкретного государства, а совокупность разнообразных прав, связанных с положением человека в различных иерархиях, возможно, представляет собой выход из этого тупика. Естественно, о том, как достичь такого положения, надо еще думать и думать - и даже если какие-то шаги в этом направлении будут делаться (скорее всего, увы, стихийно), новых конфликтов тут не избежать. Тем не менее я почти уверен в том, что в ближайшие 15-20 лет, если не раньше, в развитом мире и его ближайших "окрестностях" традиционные (т.е. возникшие в последние примерно два столетия) механизмы распределения власти и собственности придут примерно в такой же упадок, в какой пришли к концу 18 - первой половине 19-го века структуры предыдущего, Старого порядка.
Весь вопрос в том, каким образом отжившее будет отправлено на слом - путем волны революций, как в прошлый раз, или же все-таки путем постепенной трансформации.