10 лет моей книге об истории усадеб Боратынских. Воспоминания
Оригинал взят у marina_klimkova в 10 лет моей книге об истории усадеб Боратынских. Воспоминания
В октябре 2006 года в Петербурге, в издательстве «Искусство-СПБ», вышла в свет научно-популярная книга - «Край отеческий. История усадьбы Боратынских»: 623 страницы с черно-белыми и цветными иллюстрациями. Она связана с дорогими для меня и любимыми людьми, которых уже нет на этом свете.
Сегодня трудно представить, что книгу о Боратынских писала 8 лет, благо была такая возможность. Тогда я преподавала в Тамбовском государственном музыкально-педагогическом институте имени С.В. Рахманинова всего 8 часов в неделю, поэтому могла много времени посвящать науке и творчеству: работать в архивах Тамбова, Петербурга и Москвы, писать статьи в журналы, участвовать в конференциях. В книге об истории усадеб Боратынских я впервые опубликовала более 500 архивных документов, которые ранее не были востребованы.
Эту монографию посвятила памяти моего учителя - искусствоведа, профессора МГАХИ имени В.И. Сурикова Николая Николаевича Третьякова, который поддерживал меня в этой работе. После окончания института мы с ним не прервали связь, а общались по телефону и обменивались обычными письмами (электронной почты и «Скайпа» тогда ни у него, ни у меня еще не было). В институте Николай Николаевич читал у нас, у искусствоведов, лекции по древнерусскому искусству. У него я и писала диплом по иконе Дионисия. Третьяков очень любил искусство, свою работу, молодежь. С некоторыми студентами он сближался, устанавливая неформальные отношения, помогал, приглашал к себе домой, знакомил с интересными людьми, давал редкие книги из своей домашней библиотеки. Нам с мужем довелось попасть в число таких счастливцев, которые ощутили на себе поддержку и заботу Николая Николаевича.
Вернувшись после окончания ВУЗа в Тамбов, мне трудно было найти тему по своей специализации, поскольку ничего древнерусского здесь и в помине не было, хотя город и основан в XVII веке. Одно время я занялась изучением коллекции церковной деревянной скульптуры в фондах моршанского музея, опубликовала ряд статей, но потом встретилась с художником, коллекционером, краеведом Владимиром Георгиевичем Шпильчиным, который «перевербовал» меня, направив внимание на усадебную культуру, на Боратынских. Не знаю, что именно разглядел во мне Владимир Георгиевич, но он стал каждую неделю приезжать к нам домой. И всегда не с пустыми руками, а с каким-нибудь экспонатом из своей частной коллекции - фотографией или книгой. И часами рассказывал, рассказывал, рассказывал. Поначалу я заинтересовалась не столько Боратынскими, сколько самим Шпильчиным - удивительным по увлеченности своим делом и стремлению к правде человеком. Однако постепенно мое внимание стало переходить от Владимира Георгиевича к усадьбам, и сам собой возник вопрос: «А почему бы не посмотреть в архиве документы?» Тем более что архив находится через три здания от нашего дома, а я уже имела навык работы в нем. Какова же была моя радость, когда в архивных описях без труда нашла документы Боратынских! И потянулось все одно за другим: нахожу документ, изучаю, списываю, рассказываю подробности Владимиру Георгиевичу, который ранее и не подозревал, что можно так много узнать достоверного о предмете своей любви. А потом были московские, петербургские архивы и масса новой интереснейшей информации.
Когда Николай Николаевич Третьяков узнал о том, что я «изменила» древнерусскому искусству, переключившись на усадебную культуру, он вдруг живо и эмоционально меня поддержал. И, как оказалось, вовсе неслучайно. Через какое-то время он рассказал, что его отец был выпускником Татевской народной школы С.А. Рачинского - племянника поэта Евгения Боратынского. Не только рассказал, но и показал фотографию художника Николая Богданова-Бельского, с которым его отец вместе учился. На фото автограф: «Николаю Третьякову от Николая Богданова-Бельского». Вот так неожиданно отвлеченная история через судьбы людей разных поколений вошла в реальную жизнь.
Работая над книгой, я познакомилась с интереснейшими людьми - профессором МГУ, боратыноведом Алексеем Михайловичем Песковым, хранителем фонда А.С. Пушкина рукописного отдела Пушкинского дома Александром Владимировичем Дубровским. С кем бы я ни встречалась тогда, все помогали. А больше всех - мой муж Александр, который ходил со мной в архив, списывал документы, ездил со мной в Москву и Петербург. Иногда брали с собой в поездки и дочку Настасью, школьницу, которая, то сидела с нами в архиве, то самостоятельно гуляла по Васильевскому острову, пока мы работали в Пушкинском доме.
Книгу я издала на средства выигранного гранта Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Помню, как удивительно было ощущать себя, когда был опубликован список книг, одобренных для издания, и мне стали звонить из разных московских и петербургских издательств, предлагая свои услуги. Могла бы выбрать любое из них или предложить какое-то тамбовское, но я остановилась на «Искусстве-СПБ».
К тому времени, когда книга вышла, ни Николая Николаевича Третьякова, ни Владимира Георгиевича Шпильчина с нами уже не было. И теперь, когда я смотрю на свое издание, всегда вспоминаю их и скучаю, потому что не могу поделиться с ними радостью новых открытий, получить совет или помощь, просто услышать знакомый голос. Правда иногда мне кажется, что они все-таки говорят со мной - через ту книгу, которую издала 10 лет назад…
В октябре 2006 года в Петербурге, в издательстве «Искусство-СПБ», вышла в свет научно-популярная книга - «Край отеческий. История усадьбы Боратынских»: 623 страницы с черно-белыми и цветными иллюстрациями. Она связана с дорогими для меня и любимыми людьми, которых уже нет на этом свете.
Сегодня трудно представить, что книгу о Боратынских писала 8 лет, благо была такая возможность. Тогда я преподавала в Тамбовском государственном музыкально-педагогическом институте имени С.В. Рахманинова всего 8 часов в неделю, поэтому могла много времени посвящать науке и творчеству: работать в архивах Тамбова, Петербурга и Москвы, писать статьи в журналы, участвовать в конференциях. В книге об истории усадеб Боратынских я впервые опубликовала более 500 архивных документов, которые ранее не были востребованы.
Эту монографию посвятила памяти моего учителя - искусствоведа, профессора МГАХИ имени В.И. Сурикова Николая Николаевича Третьякова, который поддерживал меня в этой работе. После окончания института мы с ним не прервали связь, а общались по телефону и обменивались обычными письмами (электронной почты и «Скайпа» тогда ни у него, ни у меня еще не было). В институте Николай Николаевич читал у нас, у искусствоведов, лекции по древнерусскому искусству. У него я и писала диплом по иконе Дионисия. Третьяков очень любил искусство, свою работу, молодежь. С некоторыми студентами он сближался, устанавливая неформальные отношения, помогал, приглашал к себе домой, знакомил с интересными людьми, давал редкие книги из своей домашней библиотеки. Нам с мужем довелось попасть в число таких счастливцев, которые ощутили на себе поддержку и заботу Николая Николаевича.
Вернувшись после окончания ВУЗа в Тамбов, мне трудно было найти тему по своей специализации, поскольку ничего древнерусского здесь и в помине не было, хотя город и основан в XVII веке. Одно время я занялась изучением коллекции церковной деревянной скульптуры в фондах моршанского музея, опубликовала ряд статей, но потом встретилась с художником, коллекционером, краеведом Владимиром Георгиевичем Шпильчиным, который «перевербовал» меня, направив внимание на усадебную культуру, на Боратынских. Не знаю, что именно разглядел во мне Владимир Георгиевич, но он стал каждую неделю приезжать к нам домой. И всегда не с пустыми руками, а с каким-нибудь экспонатом из своей частной коллекции - фотографией или книгой. И часами рассказывал, рассказывал, рассказывал. Поначалу я заинтересовалась не столько Боратынскими, сколько самим Шпильчиным - удивительным по увлеченности своим делом и стремлению к правде человеком. Однако постепенно мое внимание стало переходить от Владимира Георгиевича к усадьбам, и сам собой возник вопрос: «А почему бы не посмотреть в архиве документы?» Тем более что архив находится через три здания от нашего дома, а я уже имела навык работы в нем. Какова же была моя радость, когда в архивных описях без труда нашла документы Боратынских! И потянулось все одно за другим: нахожу документ, изучаю, списываю, рассказываю подробности Владимиру Георгиевичу, который ранее и не подозревал, что можно так много узнать достоверного о предмете своей любви. А потом были московские, петербургские архивы и масса новой интереснейшей информации.
Когда Николай Николаевич Третьяков узнал о том, что я «изменила» древнерусскому искусству, переключившись на усадебную культуру, он вдруг живо и эмоционально меня поддержал. И, как оказалось, вовсе неслучайно. Через какое-то время он рассказал, что его отец был выпускником Татевской народной школы С.А. Рачинского - племянника поэта Евгения Боратынского. Не только рассказал, но и показал фотографию художника Николая Богданова-Бельского, с которым его отец вместе учился. На фото автограф: «Николаю Третьякову от Николая Богданова-Бельского». Вот так неожиданно отвлеченная история через судьбы людей разных поколений вошла в реальную жизнь.
Работая над книгой, я познакомилась с интереснейшими людьми - профессором МГУ, боратыноведом Алексеем Михайловичем Песковым, хранителем фонда А.С. Пушкина рукописного отдела Пушкинского дома Александром Владимировичем Дубровским. С кем бы я ни встречалась тогда, все помогали. А больше всех - мой муж Александр, который ходил со мной в архив, списывал документы, ездил со мной в Москву и Петербург. Иногда брали с собой в поездки и дочку Настасью, школьницу, которая, то сидела с нами в архиве, то самостоятельно гуляла по Васильевскому острову, пока мы работали в Пушкинском доме.
Книгу я издала на средства выигранного гранта Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ). Помню, как удивительно было ощущать себя, когда был опубликован список книг, одобренных для издания, и мне стали звонить из разных московских и петербургских издательств, предлагая свои услуги. Могла бы выбрать любое из них или предложить какое-то тамбовское, но я остановилась на «Искусстве-СПБ».
К тому времени, когда книга вышла, ни Николая Николаевича Третьякова, ни Владимира Георгиевича Шпильчина с нами уже не было. И теперь, когда я смотрю на свое издание, всегда вспоминаю их и скучаю, потому что не могу поделиться с ними радостью новых открытий, получить совет или помощь, просто услышать знакомый голос. Правда иногда мне кажется, что они все-таки говорят со мной - через ту книгу, которую издала 10 лет назад…