Два брака Николая Гумилева... Продолжение
Начало: http://eho-2013.livejournal.com/703707.html
http://eho-2013.livejournal.com/704653.html
Женщины влюблялись в Гумилева безумно, без оглядки. Потеряла голову и Лариса...
Через несколько лет, в 1920 году, в разгар страшной Гражданской войны, когда Анна Ахматова голодала, Лариса Рейснер (имевшая доступ к продуктовым распределителям) приехала к ней, привезла мешок риса и... рассказала, как стала любовицей ее бывшего мужа. В условиях военного времени и недолгой командировки Гумилева в Петроград с фронта, романтика момента была сведена к минимуму. Он привез Ларису в недорогую гостиницу, использовавшуюся парочками для свиданий... "Я его так любила, что пошла бы куда угодно", - объясняла Лариса Ахматовой. Поэт, воин, герой, властитель дум... Гумилев был первым мужчиной Ларисы Рейснер, и особое отношение к нему она сохранила до своего смертного часа, пережив возлюбленного.
Но шла война... Гумилеву пора было возвращаться в свой полк на линию фронта. Роман с Ларисой перешел в эпистолярную форму... Стиль Сереряного века еще был жив, и Лариса с Николаем придумали друг для друга затейливые восточные имена. Он называл ее Лери, она его Гафиз.
Гумилев писал Ларисе с фронта:
"Лери моя, приехав в полк, я нашел оба Ваши письма. Какая Вы милая в них. Читая их, я вдруг остро понял то, что Вы мне однажды говорили,- что я слишком мало беру от Вас... Вы годитесь на бесконечно лучшее... На всё, что я знаю и люблю, я хочу посмотреть, как сквозь цветное стекло, через Вашу душу, потому что она действительно имеет особый цвет, еще не воспринимаемый людьми... Я помню все Ваши слова, все интонации, все движения, но мне мало, мало, мне хочется еще. Я не очень верю в переселение душ, но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой, Еленой Спартанской, Анжеликой из "Неистового Роланда", так мне хочется Вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю..."
Лариса Рейснер
Конечно, у влюбленного поэта начался творческий подъем, связанный с именем Ларисы. Он присылал ей канцоны:
Бывает в жизни человека
Один неповторимый миг:
Кто б ни был он, старик, калека,
Как бы свой собственный двойник,
Нечеловечески прекрасен
Тогда стоит он; небеса
Над ним разверсты; воздух ясен;
Уж наплывают чудеса.
Таким тогда он будет снова,
Когда воскреснувшую плоть
Решит во славу Бога - Слова
К всебытию призвать Господь.
Волшебница, я не случайно
К следам ступней твоих приник.
Ведь я тебя увидел тайно
В невыразимый этот миг.
Ты розу белую срывала
И наклонялась к розе той,
А небо над тобой сияло
Твоей залито красотой.
Лариса Рейснер
В феврале 1917 года Гумилев приехал в Петроград и сделал Ларисе предложение. Но она... не приняла его, сказав, что не посмеет причинить боль Анне Андреевне, которую очень любит. Гумилев ответил: "К сожалению, я уже никак не могу причинить Анне Андреевне неприятность". Его брак с Ахматовой себя полностью себя изжил (военные разлуки добили их отношения) и превратился в пустую формальность. Впрочем, когда у мужчины появляется молодая и красивая любовница, он частенько задумывается - а не изжил ли себя его брак?
А Лариса... Хотя она и заговорила об Ахматовой, задело ее другое - во время их безумного романа Гумилев встречался и с другими женщинами, например, с поэтессой Маргаритой Тумповской... Ему, как обычно, казалось, что это дело вполне естественное и непредосудительное.
Шел 1917 год. Время было неспокойное, переломное и опасное. Лариса Рейснер увлеклась революционными идеями. Прощаясь с Гумилевым, она написала:
"В случае моей смерти все мои письма вернутся к Вам. И с ними то странное чувство, которое нас связывало, так похожее на любовь. И моя нежность - к людям, к уму, поэзии и некоторым вещам, которая благодаря Вам окрепла, отбросила свою собственную тень среди других людей стала творчеством... Но будьте благословенны Вы, Ваши стихи и поступки. Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный... Ваша Лера".
В мае 1917 Гумилева командировала во Францию. Там на Западном фронте вместе с союзниками сражался Русский экспедиционный корпус, и требовались офицеры разведки, свободно владеющие языками и хорошо знающие местные реалии.
В Париже Гумилев... знакомится с очаровательной девушкой, полурусской-полуфранцуженкой, дочерью известного хирурга, Еленой Дюбуше.
Весна, Париж, цветы, красивая барышня... и острый привкус продолжающейся войны и близкой опасности. Гумилев снова влюбился. Свою новую возлюбленную он называл "Синей звездой"...
Из букета целого сиреней
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.
Всё казалось мне, что в белой пене
Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
За кормой большого корабля.
И за огненными небесами
Обо мне задумалась она,
Девушка с газельими глазами
Моего любимейшего сна.
Сердце прыгало, как детский мячик,
Я, как брату, верил кораблю,
Оттого, что мне нельзя иначе,
Оттого, что я её люблю.
Стихотворения, адресованные Елене, поэт опубликовал в сборнике "К Синей Звезде"
А его Лери, оставшись в России, с головой окунулась в революцию, тем более, в 1917 и 1918 годах деваться от революционных потрясений все равно было некуда. Она вступила в партию большевиков, в 1918 году приняла участие в Гражданской войне, став легендарным комиссаром Волжской флотилии. И вышла замуж за "красного матроса" Федора Раскольникова (Ильина), имевшего дореволюционный партийный стаж и делавшего при большевиках стремительную карьеру... В 1920 году Раскольников стал командующим Балтийским флотом.
Федор Раскольников
Председатель Кронштадтского отдела трибунала Балтфлота Ассар писал о Раскольникове: "Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали прислугу, ели деликатесы и ни в чем себе не отказывали". Да и Надежда Мандельштам, жена поэта Осипа Мандельштама, поддерживавшая отношения с Ларисой, поражалась, как при тогдашней трудной и голодной жизни та сумела устроиться: "особняк, слуги, великолепно сервированный стол".
От своих литературных опытов Рейснер не отказалась, но и они были поставлены на службу политическим интересам.
Работая над очерком «Чем они жили», написанном в 1920 году, мадам комиссарша предприняла большое исследование, изучив личные письма, телеграммы и другие документы Николая II, чтобы изыскать все, к чему можно хоть как-то придраться. Результаты получились неубедительными; при всей публицистической злости в их изложении, аргументы товарища Рейснер слабоваты и критики не выдерживают: «Прежде всего поздравительные [телеграммы]: они абсолютно однообразны, писаны по общему шаблону, без признака индивидуальной мысли. Кому бы ни были адресованы деревянные поздравления, они неизменно серы и мертвы:
…Поздравляю с наступающими именинами. Ники»
… Обнимаем. Ники».
…Сердечно благодарим, обнимаем. Аликс. Ники».
Поздравления, написанные в кратком телеграфном стиле, вообще редко поражают блеском формулировок, кто бы их автором не являлся. Но в том, что бывший государь поздравил кого-то с именинами или поблагодарил, ничего предосудительного нет, как ни ищи.
«Изредка среди мусора пустых слов попадается что-нибудь деловое. В гробовое молчание врывается вихрь истории, и вместо вечного нравственного халата приходится одеть теплый мундир верховного судьи, законодателя, военачальника. Жизнь кулаком стучит в дверь. Нельзя же спрятаться, зажать уши, просто ответить, что «меня нет дома». Приходится решать, кому-то повелевать, кого-то судить. И тогда маленькая дрессированная обезьянка, которой тошно от человеческого языка, на котором ее против воли выучили говорить, становится в позу монарха и отвечает тоном Петра Великого:
Председателю Совета министров: «Согласен».
Статс-секретарю Танееву: «Разрешаю».
Министру иностранных дел: «Одобряю».
И все в том же духе. Краткость идиота, потихоньку показывающего язык своим министрам, когда они не видят».
В резолюции «Согласен», начертанной на очередном предложении премьер-министра, или одобрении дипломатической инициативы министра иностранных дел трудно углядеть что-либо, свидетельствующее о превращении монарха в «маленькую дрессированную обезьянку, которой тошно от человеческого языка». Со стороны Рейснер это лишь обычный прием "расчеловечивания противника", пусть уже погибшего, расстрелянного, но еще продолжавшего жить в людской памяти. Ведь убить обезьянку вместе с детенышами не так уж и страшно? Ведь обезьян не так жалко как людей, не правда ли?
«Но интереснее всего обращение к ревельскому губернатору, самое смешное и жуткое.
Это - письмо мертвеца к мертвецу, одного призрака, томимого неизбывной скукой и пустотой, к другому, более цепкому, мелкому и злостному. От палача, руки которого чисто вымыты, надушены и спрятаны в перчатки, к другому палачу, пахнущему уже живой кровью и телесным потом. И оба они поздравляют друг друга с гуманностью содержимого ими застенка.
… Передайте правлению и служащим Кренгольсмской мануфактуры, а также всем, бывшим на закладке больницы, мою благодарность за выраженные мне верноподданические чувства. Радуюсь такому проявлению заботы о рабочем люде со стороны администрации мануфактуры. Николай».
О мертвых или не говорят ничего, или только хорошее. Но иногда нужно сказать правду».
А правда, видимо, в том, что лишь палач и живой мертвец может порадоваться началу строительства рабочей больницы на предприятии… Да, традицию говорить о мертвых хорошее революционеры безжалостно отрясли вместе с прахом старого мира.
О гибели Гумилева Лариса узнала в Кабуле. Афганистан был первой страной, установившей дипотношения с Советской Россией. Раскольников был направлен туда на должность посла (руководителя дипломатической миссии). Узнав, что Гумилева нет, что он казнен как контрреволюционер, Рейснер пришла в отчаяние. Она металась по посольскому особняку, рыдала в голос... Ей казалось, будь она в России, сумела бы спасти поэта. Матери она написала:
«Никого я не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза, урода и мерзавца».
Вскоре она рассталась с мужем, вернулась в Москву и... сошлась с Карлом Радеком, еще одним видным большевиком...
В 1926 году Лариса умерла от тифа... Перед смертью она собрала, как и обещала, письма поэта и распорядилась вернуть их Гумилеву. Видимо, в тифозном бреду ей представилось, что он все еще жив.
Трудно сказать, что было бы с Ларисой, доживи она до 1937 года. И она сама, и ее ближний круг относились к тем, кого стали называть троцкистами... Неудивительно, ведь именно Троцкий возглавлял осенью 1917 года Реввоенсовет и руководил вместе со своим окружением и приближенными восстанием, названным Великой Октябрьской социалистической революцией, а потом был Наркомвоенмором, возглавляя Красную Армию и флот в годы Гражданской войны... И все "творцы революции" были так или иначе с ним связаны. И Ларису Рейснер Троцкий хорошо знал и высоко ценил.
"Внешность олимпийской богини, её иронический ум сочетался с мужеством воина", - писал Троцкий о Ларисе Рейснер.
Однако, как только революция окончательно победила, троцкисты с их революционной вольницей, полным пренебрежением законом в пользу "революционной целесообразности", склонностью к произволу, грабежам, террору и мечтами о Мировой революции стали казаться слишком левыми даже партийному большинству. И их объявили врагами народа, фашистскими прихвостнями и "троцкистскими собаками" (принцип расчеловечивания снова был задействован), чтобы можно было загнать в лагеря или поставить к стенке, освобождая места для новых, "правильных" советских начальников. Судьбы близких мужчин Ларисы Рейснер - и Гумилева, не принявшего революцию, и Раскольникова, и Радека, бывших революционными "творцами", очень показательны для своего времени...
Ну, а в 1917 году, когда революция еще только надвигалась, Гумилев пребывал во Франции во власти новой любви...
Продолжение следует...
http://eho-2013.livejournal.com/704653.html
Женщины влюблялись в Гумилева безумно, без оглядки. Потеряла голову и Лариса...
Через несколько лет, в 1920 году, в разгар страшной Гражданской войны, когда Анна Ахматова голодала, Лариса Рейснер (имевшая доступ к продуктовым распределителям) приехала к ней, привезла мешок риса и... рассказала, как стала любовицей ее бывшего мужа. В условиях военного времени и недолгой командировки Гумилева в Петроград с фронта, романтика момента была сведена к минимуму. Он привез Ларису в недорогую гостиницу, использовавшуюся парочками для свиданий... "Я его так любила, что пошла бы куда угодно", - объясняла Лариса Ахматовой. Поэт, воин, герой, властитель дум... Гумилев был первым мужчиной Ларисы Рейснер, и особое отношение к нему она сохранила до своего смертного часа, пережив возлюбленного.
Но шла война... Гумилеву пора было возвращаться в свой полк на линию фронта. Роман с Ларисой перешел в эпистолярную форму... Стиль Сереряного века еще был жив, и Лариса с Николаем придумали друг для друга затейливые восточные имена. Он называл ее Лери, она его Гафиз.
Гумилев писал Ларисе с фронта:
"Лери моя, приехав в полк, я нашел оба Ваши письма. Какая Вы милая в них. Читая их, я вдруг остро понял то, что Вы мне однажды говорили,- что я слишком мало беру от Вас... Вы годитесь на бесконечно лучшее... На всё, что я знаю и люблю, я хочу посмотреть, как сквозь цветное стекло, через Вашу душу, потому что она действительно имеет особый цвет, еще не воспринимаемый людьми... Я помню все Ваши слова, все интонации, все движения, но мне мало, мало, мне хочется еще. Я не очень верю в переселение душ, но мне кажется, что в прежних своих переживаниях Вы всегда были похищаемой, Еленой Спартанской, Анжеликой из "Неистового Роланда", так мне хочется Вас увезти. Я написал Вам сумасшедшее письмо, это оттого, что я Вас люблю..."
Лариса Рейснер
Конечно, у влюбленного поэта начался творческий подъем, связанный с именем Ларисы. Он присылал ей канцоны:
Бывает в жизни человека
Один неповторимый миг:
Кто б ни был он, старик, калека,
Как бы свой собственный двойник,
Нечеловечески прекрасен
Тогда стоит он; небеса
Над ним разверсты; воздух ясен;
Уж наплывают чудеса.
Таким тогда он будет снова,
Когда воскреснувшую плоть
Решит во славу Бога - Слова
К всебытию призвать Господь.
Волшебница, я не случайно
К следам ступней твоих приник.
Ведь я тебя увидел тайно
В невыразимый этот миг.
Ты розу белую срывала
И наклонялась к розе той,
А небо над тобой сияло
Твоей залито красотой.
Лариса Рейснер
В феврале 1917 года Гумилев приехал в Петроград и сделал Ларисе предложение. Но она... не приняла его, сказав, что не посмеет причинить боль Анне Андреевне, которую очень любит. Гумилев ответил: "К сожалению, я уже никак не могу причинить Анне Андреевне неприятность". Его брак с Ахматовой себя полностью себя изжил (военные разлуки добили их отношения) и превратился в пустую формальность. Впрочем, когда у мужчины появляется молодая и красивая любовница, он частенько задумывается - а не изжил ли себя его брак?
А Лариса... Хотя она и заговорила об Ахматовой, задело ее другое - во время их безумного романа Гумилев встречался и с другими женщинами, например, с поэтессой Маргаритой Тумповской... Ему, как обычно, казалось, что это дело вполне естественное и непредосудительное.
Шел 1917 год. Время было неспокойное, переломное и опасное. Лариса Рейснер увлеклась революционными идеями. Прощаясь с Гумилевым, она написала:
"В случае моей смерти все мои письма вернутся к Вам. И с ними то странное чувство, которое нас связывало, так похожее на любовь. И моя нежность - к людям, к уму, поэзии и некоторым вещам, которая благодаря Вам окрепла, отбросила свою собственную тень среди других людей стала творчеством... Но будьте благословенны Вы, Ваши стихи и поступки. Встречайте чудеса, творите их сами. Мой милый, мой возлюбленный... Ваша Лера".
В мае 1917 Гумилева командировала во Францию. Там на Западном фронте вместе с союзниками сражался Русский экспедиционный корпус, и требовались офицеры разведки, свободно владеющие языками и хорошо знающие местные реалии.
В Париже Гумилев... знакомится с очаровательной девушкой, полурусской-полуфранцуженкой, дочерью известного хирурга, Еленой Дюбуше.
Весна, Париж, цветы, красивая барышня... и острый привкус продолжающейся войны и близкой опасности. Гумилев снова влюбился. Свою новую возлюбленную он называл "Синей звездой"...
Из букета целого сиреней
Мне досталась лишь одна сирень,
И всю ночь я думал об Елене,
А потом томился целый день.
Всё казалось мне, что в белой пене
Исчезает милая земля,
Расцветают влажные сирени
За кормой большого корабля.
И за огненными небесами
Обо мне задумалась она,
Девушка с газельими глазами
Моего любимейшего сна.
Сердце прыгало, как детский мячик,
Я, как брату, верил кораблю,
Оттого, что мне нельзя иначе,
Оттого, что я её люблю.
Стихотворения, адресованные Елене, поэт опубликовал в сборнике "К Синей Звезде"
А его Лери, оставшись в России, с головой окунулась в революцию, тем более, в 1917 и 1918 годах деваться от революционных потрясений все равно было некуда. Она вступила в партию большевиков, в 1918 году приняла участие в Гражданской войне, став легендарным комиссаром Волжской флотилии. И вышла замуж за "красного матроса" Федора Раскольникова (Ильина), имевшего дореволюционный партийный стаж и делавшего при большевиках стремительную карьеру... В 1920 году Раскольников стал командующим Балтийским флотом.
Федор Раскольников
Председатель Кронштадтского отдела трибунала Балтфлота Ассар писал о Раскольникове: "Моряки голодали, а командующий Балтфлотом с женой жили в роскошном особняке, держали прислугу, ели деликатесы и ни в чем себе не отказывали". Да и Надежда Мандельштам, жена поэта Осипа Мандельштама, поддерживавшая отношения с Ларисой, поражалась, как при тогдашней трудной и голодной жизни та сумела устроиться: "особняк, слуги, великолепно сервированный стол".
От своих литературных опытов Рейснер не отказалась, но и они были поставлены на службу политическим интересам.
Работая над очерком «Чем они жили», написанном в 1920 году, мадам комиссарша предприняла большое исследование, изучив личные письма, телеграммы и другие документы Николая II, чтобы изыскать все, к чему можно хоть как-то придраться. Результаты получились неубедительными; при всей публицистической злости в их изложении, аргументы товарища Рейснер слабоваты и критики не выдерживают: «Прежде всего поздравительные [телеграммы]: они абсолютно однообразны, писаны по общему шаблону, без признака индивидуальной мысли. Кому бы ни были адресованы деревянные поздравления, они неизменно серы и мертвы:
…Поздравляю с наступающими именинами. Ники»
… Обнимаем. Ники».
…Сердечно благодарим, обнимаем. Аликс. Ники».
Поздравления, написанные в кратком телеграфном стиле, вообще редко поражают блеском формулировок, кто бы их автором не являлся. Но в том, что бывший государь поздравил кого-то с именинами или поблагодарил, ничего предосудительного нет, как ни ищи.
«Изредка среди мусора пустых слов попадается что-нибудь деловое. В гробовое молчание врывается вихрь истории, и вместо вечного нравственного халата приходится одеть теплый мундир верховного судьи, законодателя, военачальника. Жизнь кулаком стучит в дверь. Нельзя же спрятаться, зажать уши, просто ответить, что «меня нет дома». Приходится решать, кому-то повелевать, кого-то судить. И тогда маленькая дрессированная обезьянка, которой тошно от человеческого языка, на котором ее против воли выучили говорить, становится в позу монарха и отвечает тоном Петра Великого:
Председателю Совета министров: «Согласен».
Статс-секретарю Танееву: «Разрешаю».
Министру иностранных дел: «Одобряю».
И все в том же духе. Краткость идиота, потихоньку показывающего язык своим министрам, когда они не видят».
В резолюции «Согласен», начертанной на очередном предложении премьер-министра, или одобрении дипломатической инициативы министра иностранных дел трудно углядеть что-либо, свидетельствующее о превращении монарха в «маленькую дрессированную обезьянку, которой тошно от человеческого языка». Со стороны Рейснер это лишь обычный прием "расчеловечивания противника", пусть уже погибшего, расстрелянного, но еще продолжавшего жить в людской памяти. Ведь убить обезьянку вместе с детенышами не так уж и страшно? Ведь обезьян не так жалко как людей, не правда ли?
«Но интереснее всего обращение к ревельскому губернатору, самое смешное и жуткое.
Это - письмо мертвеца к мертвецу, одного призрака, томимого неизбывной скукой и пустотой, к другому, более цепкому, мелкому и злостному. От палача, руки которого чисто вымыты, надушены и спрятаны в перчатки, к другому палачу, пахнущему уже живой кровью и телесным потом. И оба они поздравляют друг друга с гуманностью содержимого ими застенка.
… Передайте правлению и служащим Кренгольсмской мануфактуры, а также всем, бывшим на закладке больницы, мою благодарность за выраженные мне верноподданические чувства. Радуюсь такому проявлению заботы о рабочем люде со стороны администрации мануфактуры. Николай».
О мертвых или не говорят ничего, или только хорошее. Но иногда нужно сказать правду».
А правда, видимо, в том, что лишь палач и живой мертвец может порадоваться началу строительства рабочей больницы на предприятии… Да, традицию говорить о мертвых хорошее революционеры безжалостно отрясли вместе с прахом старого мира.
О гибели Гумилева Лариса узнала в Кабуле. Афганистан был первой страной, установившей дипотношения с Советской Россией. Раскольников был направлен туда на должность посла (руководителя дипломатической миссии). Узнав, что Гумилева нет, что он казнен как контрреволюционер, Рейснер пришла в отчаяние. Она металась по посольскому особняку, рыдала в голос... Ей казалось, будь она в России, сумела бы спасти поэта. Матери она написала:
«Никого я не любила с такой болью, с таким желанием за него умереть, как его, поэта Гафиза, урода и мерзавца».
Вскоре она рассталась с мужем, вернулась в Москву и... сошлась с Карлом Радеком, еще одним видным большевиком...
В 1926 году Лариса умерла от тифа... Перед смертью она собрала, как и обещала, письма поэта и распорядилась вернуть их Гумилеву. Видимо, в тифозном бреду ей представилось, что он все еще жив.
Трудно сказать, что было бы с Ларисой, доживи она до 1937 года. И она сама, и ее ближний круг относились к тем, кого стали называть троцкистами... Неудивительно, ведь именно Троцкий возглавлял осенью 1917 года Реввоенсовет и руководил вместе со своим окружением и приближенными восстанием, названным Великой Октябрьской социалистической революцией, а потом был Наркомвоенмором, возглавляя Красную Армию и флот в годы Гражданской войны... И все "творцы революции" были так или иначе с ним связаны. И Ларису Рейснер Троцкий хорошо знал и высоко ценил.
"Внешность олимпийской богини, её иронический ум сочетался с мужеством воина", - писал Троцкий о Ларисе Рейснер.
Однако, как только революция окончательно победила, троцкисты с их революционной вольницей, полным пренебрежением законом в пользу "революционной целесообразности", склонностью к произволу, грабежам, террору и мечтами о Мировой революции стали казаться слишком левыми даже партийному большинству. И их объявили врагами народа, фашистскими прихвостнями и "троцкистскими собаками" (принцип расчеловечивания снова был задействован), чтобы можно было загнать в лагеря или поставить к стенке, освобождая места для новых, "правильных" советских начальников. Судьбы близких мужчин Ларисы Рейснер - и Гумилева, не принявшего революцию, и Раскольникова, и Радека, бывших революционными "творцами", очень показательны для своего времени...
Ну, а в 1917 году, когда революция еще только надвигалась, Гумилев пребывал во Франции во власти новой любви...
Продолжение следует...