Продолжение. Предыдущие части:Ч. 20
http://eho-2013.livejournal.com/542549.html Ч. 21
http://eho-2013.livejournal.com/549237.html ч.22
http://eho-2013.livejournal.com/556623.htmlЧ. 23
http://eho-2013.livejournal.com/567266.html Ч. 24
http://eho-2013.livejournal.com/580916.html Кроме устройства Братского кладбища в Москве, у Елизаветы Федоровны в годы войны было множество других дел, с которыми она столь же ответственно справлялась. Забота нужна была не только мертвым, но и живым, прежде всего - детям... Война порождала все новые и новые проблемы. Елизавета Федоровна никогда не оставалась в стороне от чужой беды. Сироты военного времени, больные дети, беспризорники с Хитровки давно находились под ее попечением. Но была и особая категория детей войны...
Публикация о юных героях
После начала боевых действий к воинским частям прибилось много обездоленных детей (в годы Первой мировой войны таких мальчишек называли "юные добровольцы", в годы Второй мировой - "сыновья полка"). Елизавета Федоровна решила заняться их судьбой и организовать для них новый приют. (В газете "Московский листок" 9 апреля 1915 года была опубликована заметка:
"Общежитие для юных добровольцев.
Мальчики, возвращаясь с войны, попадая в суету столичной жизни, нередко оказываются в печальном положении. Большинство из них не имеют даже места для ночлега и никаких средств. Естественно, дети или опять уходят на фронт, или попадают в разряд бездомных. За неимением иного места, большинство их сейчас содержится в тюрьме. Входя в положение подростков, увлеченных патриотическим порывом, из коих многие оказали в боевых действиях значительные подвиги, великая княгина Елизавета Федоровна изволит учреждать в доме № 14 по Трубниковскому переулку специальное для них общежитие, где мальчики-добровольцы найдут себе приют и подготовку к дальнейшей самостоятельной жизни".
Для юных фронтовиков был выбран красивый белый особняк близ Арбата, в тихом Трубниковском переулке. Дом быстро привели в порядок и оборудовали всем необходимым. Мальчиков нужно было обеспечить не только кровом и пищей, но и дать им возможность получить образование и специальность.
Маленький доброволец
Торжественное открытие общежития состоялось 2 мая 1915 года, но первые обитатели стали поступать в приют уже в апреле. Через год здесь проживало уже 65 подростков, как именовали их газеты - "юных героев". Многие мальчишки действительно были героями, их форменные гимнастерки украшали Георгиевские кресты и медали, хотя только старшему из мальчиков было 17, младшие едва достигли 9 лет. Юным добровольцам было разрешено ношение военной формы, для них были изготовлены специальные сапоги детских размеров и гимнастерки цвета хаки - георгиевские кавалеры не могли носить свои награды на детских рубашечках. Воспитанников старались обеспечить всем необходимым. В январе 1917 года в здании общежития юных добровольцев была освящена даже специальная походная церковь...
Что стало с юными добровольцами после 1917 года - неизвестно. В лучшем случае, они пополнили ряды беспризорных. А особняк в Трубниковском, приютивший первых сыновей полка, попал под снос при строительстве Нового Арбата).
Елизавете Федоровне всегда было присуще чувство глубокого такта и доброты, помогавшее в любых сложных ситуациях найти верный выход. Однажды в приюте для сирот, находившемся под ее покровительством, произошел курьезный случай.
Директриса, готовясь к визиту великой княгини, обучала маленьких воспитанниц тонкостям этикета: "Как только наша благотельница войдет в дверь, вы говорите: "Здравствуйте!" и целуйте ручку. Поняли?" Девочки послушно кивали.
Елизавета Федоровна появилась в дверях... и сиротки с дружным криком: "Здравствуйте и целуйте ручку!" выстроились вокруг нее, протягивая ручонки для поцелуя... Трудно представить, как повела бы себя в подобной ситуации болезненно честолюбивая Александра Федоровна, но ее сестра с улыбкой перецеловала каждую протянутую ей детскую руку (к восторгу воспитанниц и к полному ужасу, отчаянию и стыду персонала приюта), а на следующий день прислала для каждой девочки игрушку в подарок.
Мария Павловна - сестра милосердия (фото из газет)
А для Марии Павловны война оказалась суровой школой. Став военной сестрой милосердия, она поначалу работала во фронтовом лазарете в Восточной Пруссии, не чуждаясь никакой, самой грязной работы и в полевых условиях совершенствуя свои медицинские навыки (со временем ей стали доверять даже несложные хирургические операции и эксплуатацию рентгеновской установки). Когда противник перешел в наступление, Мария под обстрелами и жестокими бомбежками (с цеппелинов, внушавших войскам ужас), эвакуировала раненых и едва не попала в плен... Попав к своим, она получила назначение в Псковский военный госпиталь в 200 км от линии фронта. Здесь почти не чувствовалась тыловая обстановка и служба была не менее тяжелой. Вывозя в мороз раненых, выгруженных у железной дороги, она обморозила ноги, из-за чего потом страдала всю жизнь, и заработала хроническую болезнь легких...
В начале декабря 1915 года Мария Павловна получила двухнедельный отпуск и навестила отца, проживавшего в Царском Селе, и тетю Эллу в ее московской Марфо-Мариинской обители. Тетю Мария нашла совершенно изменившейся. От светской красавицы не осталось почти ничего, это была подвижница в самом возвышенном, духовном смысле слова. "Вокруг нее образовалась такая дивная аура, что я, несмотря на все свое жизнелюбие, была очарована", - вспоминала Мария.
Елизавета Федоровна постоянно жила в монастыре, пыталась строить свою жизнь по строгим канонам древнего православия, но при этом активнейшим образом занималась благотворительностью и в условиях военного времени еще больше расширила круг своих обязанностей.
И все же Елизавета мечтала, когда позволят обстоятельства - ситуация в стране успокоится, война подойдет к концу, подлечатся раненые и подрастут сироты - уединиться где-нибудь в келье отшельницы и посвятить себя только общению с Богом. Марии показалось, что тетя надеется со временем передать ей управление монашеской обителью, всеми благими делами и уйти от мира.
"Как в Швеции в определенный период моей жизни, так и сейчас во время войны - хотя и совсем по другим причинам - эта идея казалась мне довольно привлекательной, и (...) если бы не революция, сейчас я могла бы быть настоятельницей Марфо-Мариинской обители", - признавалась позже Мария.
Манифестация в Москве 28 мая 1915 года, позже превратившаяся в антинемецкий погром. Большинство участников - молодежь и даже подростки, которых организаторы легко "накрутили" на беспорядки...
Годы войны не были легкими для великой княгини - беспокойство за приемных детей (и Мария, и Дмитрий постоянно рисковали собой, пребывая на фронте или в непосредственной близости от него), тяжелая работа в обители, уход за ранеными и помощь обездоленным войной людям (сироты, беженцы, вдовы, инвалиды - все могли найти у Елизаветы Федоровны поддержку и защиту), вечная тоска по слишком рано ушедшему мужу и отчаяние из-за происходящих в стране необратимых перемен дополнялись новыми, доселе неведомыми страданиями. Война вызвала рост антинемецких настроений в обществе. Великую княгиню, как и всех немцев (Элла была Гессенской принцессой, и об этом никто не забыл!), подозревали в шпионаже... Недоброжелатели тут же припомнили, что кайзер Вильгельм был влюблен в Эллу в молодые годы, настойчиво добивался ее руки, и вот уже самые невероятные сплетни закрутились по стране, обрастая все новыми деталями.
Елизавета неимоверно мучалась от обиды, но знали об этом лишь самые близкие люди. Священник Митрофан Серебрянский, сподвижник, помощник и друг великой княгини, вспоминал: «Распускались неимоверные слухи о Елизавете и Вильгельме. Будто германцы стремятся в Москву только для того, чтобы пленить Елизавету и добиться ее брака с кайзером. Немолодую женщину превратили в какую-то царицу шемаханскую... И ладно бы, люди необразованные, темные говорили такое. Но ведь и среди офицеров мне доводилось слышать подобные благоглупости. А матушка (Елизавета. - Е.Х.) повторяла: «За что? За что?» Плакала даже. Я ей отвечал: «Терпите, Елизавета Федоровна. Самого кайзера вам сватают! По рангу, стало быть, жених». Пошутил, конечно, думал, как лучше. А она обняла меня и плачет, плачет».
Но самое страшное началось в мае 1915 года, когда по Москве прошла череда «антинемецких» погромов - одна из наиболее позорных страниц в истории древней столицы. Поднятые провокаторами толпы метались по городу, громя фабрики, клиники, аптеки, мастерские, магазины и дома немецких подданных, а заодно и всех обладателей иностранных фамилий. А таких людей оказалось в Москве множество, и большинство из них не только были православными, но и по праву считали себя русскими - основатели их рода перебрались в Россию лет триста-четыреста назад, и кроме немецкой фамилии и старинных семейных преданий, ничего немецкого у далеких потомков уже не было.
Всего за несколько дней в Москве, согласно сухим статистическим данным, разгромили 732 объекта, и можно представить, сколько горя стояло за каждым из этих случаев!
Дело дошло и до Марфо-Мариинской обители (ведь ее основала немецкая принцесса!). Толпа бесновалась на Ордынке у ворот монастыря и требовала выдать «германскую шпионку». Как же больно это было для Елизаветы, всю свою жизнь посвятившей новой родине и никогда не отделявшей себя от ее народа! Она не так давно писала Николаю II: «Может статься, я более русская, чем многие из русских, потому что не могу чувствовать себя космополиткой».
Елизавета Федоровна с насельниками и воспитанниками Камско-Березовского черемисского монастыря
Отец Серебрянский вспоминал «В те дни Елизавета Федоровна металась по обители, растерянная, удрученная, подавленная. Спрашивала беспрестанно: «Где же мне быть теперь? Зачем они делают такое?» Даже не могла выговорить - кто делает. Понимаю, ей было тяжело сказать - «русские». Ведь она считала себя русской. Но она родилась немкой.
Потом вдруг успокоилась. Долго молилась у себя в комнате, вышла, созвала сестер: «Я сейчас же иду в город, я должна успокоить, вразумить людей. Молитесь за меня». Мы стояли в растерянности, понимая, что останавливать ее бесполезно. Я понимал, что ее и убить могут под горячую руку. К тому же... Для нас она - матушка, для всех за воротами обители она - ее высочество, сестра императрицы... Ну да Бог спас».
Празднование 150-летия Елизаветы Федоровны в Дармштадте, Германия
И все же Елизавету Федоровну не раз пытались оскорбить, а то и закидать камнями. Так получилось, к примеру, в тот день, когда она возвращалась с похорон великого князя Константина Константиновича. Как только настоятельница Марфо-Мариинской обители сошла с поезда и села в поджидавший ее автомобиль, великую княгиню узнали - не каждая монахиня в 1915 году привычно пользовалась машиной.
В ветровое стекло автомобиля полетели булыжники, посыпались ругательства - в вину Елизавете Федоровне ставили и то, что она немка, и то, что ее сестра пляшет под дудку Распутина, значит, и московская монашка такая же… Смертельно бледная, с крепко сжатыми губами за всю дорогу до ворот обители Елизавета не проронила ни слова. Но потом все же взяла себя в руки и попыталась найти объяснение случившемуся. «Все очень устали», - без конца повторяла Елизавета, найдя универсальное объяснение для происходящего вокруг...
Продолжение следует...