Климов Василий Михайлович. Воспоминания. №3.
Предыдущие части воспоминаний моего прадеда Климова Василия Михайловича (1891 - 1978): 1-я ; 2-я ; 3-я ; 4-я ; 5-я ;
Орфография и стиль сохраняются.
[Том 3, лист 410]
Я прапорщик царской армии. Первые годы революции.
7 апреля 1976г.
Почти месяц не открывал этой тетради. Почему-то пропал интерес к описанию своей жизни. К чему это? Кто будет читать? Да и будет ли читать?
Итак, я рядовой 162 запасного полка расквартированного в Перми. Полк формировал маршевые роты и направлял их на фронт германской войны. Я, как и др. бойцы, расчитывал через 2-3 месяца с маршевой ротой напрвиться на войну с Германией. Но командование рассудило иначе. Нас, имеющих образование не ниже городского училища, выделили в отдельную команду и стали готовить для поступления в школы прапорщиков.
Действительно, в мае месяце 1916 года я попал в ряды юнкеров Оренбургской школы прапорщиков. Четыре месяца учебы, 4 месяца превращения нас в бравых офицеров, 4 месяца выколачивали из нас все светское, воспитывали в духе преданности самодержавному строю и пра[????]. В августе 1916 года я явился в город Пермь и был зачислен младшим офицеров в 107 запасного полка, во 2-ую роту.
Доволен ли я был этим? Да, доволен! Я был рад тому, что получил некоторую свободу, мог жить на частной квартире. Надоела мне до этого казарменная обстановка. Внешний вид мой тоже изменился. Хорошо подогнаные мундир и шинель, хорошо начищенные сапоги производили лучшее впечатление на молодых женщин, девушек, чем неуклюжее обмундирование солдата. На меня стали заглядываться девушки. Я старался ответить им тем же вниманием. В запасном полку я дольше, чем другие младшие офицеры задержался. Вскоре стал замещать командира роты.
В должности командира роты встретил февральскую революцию, вместе с ротой принял участие в демонстрации всех граждан города и воинских частей на верность временному правительству. Наша вторая рота стояла в здании акцизного управления, угол Покровской и Обвинской улицы, против ломара [?] В здании акцизного управления оказывается был штаб какой-то партии, который руководил революционной работой города. Я не знал ни одной партии, не имел связи ни с какой партией. Был рад революции, думал, как и многие, что будет скоро конец войне. Но проходит март, май, июнь, а войне конца не видно. Наконец, в июле 1917 года меня вместе с другими (20 чел.) офицерами полка срочно направили на фронт, на пополнение убыли в офицерском составе армии после июльского прорыва нашего фронта.
Через ряд передаточных пунктов я оказался офицером 23 стрелкового сибирского полка, стоящего в районе ст.Гус[?]дрино [?] на юго-западном фронте. В этом полку я встретил октябрьскую революцию. Вскоре меня солдаты выдвинули членом полкового солдатского комитета.
В полковом комитете нас интересовал один вопрос, сняться с позиции и направиться домой, в Сибирь. В первых числах января 1918 года на Украине появились гайдамаки, особые украиские части. Эти части не пропускали через Украину русские воинские подразделения, требуя сдать им оружие. Наши солдаты не хотели этого. Шла грызня.
Не помню, в январе ил феврале 1918 г. появился приказ главнокомандующего Советской Армией прапорщика Крыленко об отчислении из армии для работы в тылу школьных учителей. В силу этого приказа примерно в марте 1918 г. я оказался демобилизованным и прибыл домой в г.Оханск.
Уездный отдел народного образования, сразу после моего появления в Оханске, определил меня учителем в Зямаринское [?] начальное училище, Притынинской [?] волости.
Недолго мне пришлось быть на гражданке. В августе 1918 года, т.е. накануне нового учебного года, меня вновь призывают в Красную Армию. Я появляюсь в селе Ныроб Чердынского уезда в качестве военного руководителя волосного комиссариата. Отсюда пошла моя дорога по полям гражданской войны.
Участник гражданской войны 1918 - 1921 года.
Мое участие в гражданской войне можно разбить на следующие этапы:
26 апреля 1976 г.
Пропал интерес к писанию мемуаров. Нахожу, что они не представляю никакого интереса даже для самых близких для меня людей. В одно время даже решал - сжечь то, что уже написано. Сегодня решил не писать мемуары в хронологическом порядке, писать только об отдельных моментах жизни, представляющих некий интерес, о некоторых лицах, попадавших на жизненном перепутье.
Я уже писал, что в августе 1918 г. меня мобилизовали в Красную Армию. В связи с этим призывом, мне запомнился следующий факт. Почему то Оханский уездвоенкомат потребовал от Оханского уездного народного образования только одного из числа учителей моего возраста. Таких в распоряжении УОНО оказалось двое - я и сын законоучителя городского училища, протоиерея Знаменского, Александр Знаменский.
Отдел народного образования решил в военкомат передать меня, а не Знаменского. Мне, в тот период времени, это решение показалось обидным, подумал, что тут дело не обошлось не без влияния отца Знаменского. В последствии мое первое мнение об особой заботе сохранить в первобытном состоянии Знаменского, а не меня, пришлось изменить. УОНО, как и весь исполком уездного Совета депутатов трудящихся, доверял мне больше, как представителю трудящихся, а не Знаменскому. Надо было дорожить этим доверием. Моя политическая близорукость была далека от этой мысли.
Итак , я военный руководитель волостного коммисариата. Эта должность и место работы (на севере Пермской губернии) меня вполне устраивала. Фронт гражданской войны был где-то далеко за Уралом, в Сибири. Мы в коммисариате быстро взяли на учет всех военнообязанных, проживающих в Ныробской волости, изредка отдельных специалистов призывали в Армию, больше всего были заняты сбором теплых вещей для армии: тулупов, совиков [?], валенок, руковиц.
В то время, конечно, я не помышлял, что когда то окажусь на фронте, думал мирно прожить в Ныробе все время, пока не закончится гражданская война. Решил жениться. Выбор мой пал на молодую девушку, ученицу 8 класса Чердынской женской гимназии, дочери моего квартирного хозяина Марии Васкецовой - 16 лет. Отец её - священник Яков Васкецов [умер 29 августа 1922]. Свадьба состоялась в конце декабря 1918 г.
Прошло немного времени, как наше супружеское житье в доме отца жены было нарушено. Колчаковский фронт быстро продвигался к Перми, скоро взяли Пермь. Чердынский военный коммисариат, в ведении которого я находился, как военный руководитель, демобилизовался на запад, меня, как потом выяснилось, и других военруков не известили об эвакуации, не взяли с собой, оставил нас в тылу на произвол судьбы. Пришлось решать - как мне быть? Можно ли остаться на месте, не будут ли мне угрожать сторонники белых, когда фронт приблизится к Чердыни? На домашнем совете решили, что оставаться в Наробе мне опасно, нужно уезжать.
И вот в средних числах января 1918 г. [видимо ошибка, должно быть 1919 г.] я вместе с молодой женой едем в Чердынь, чтоб потом как то добраться до Перми и до Оханска к моим родителям. В Чердыни уже командовали бывшие офицеры, сторонники белых. К западу от города были поставлены караулы, запрещался выезд в сторону Красных. Мы с женой кое как на попутной подводе добрались до Соликамска. В Соликамске застряли, т.к. пропуска к Березникам не было, ж/д не работала.
Я с женой, без средств, без документов личности, не знал на что решиться. Скрываться от белых было безрассудно, власть в Соликамске уже находилась в руках колчаковцев. Прошу у коменданта города пропуск до ж/д станции Березники. Пропуск не дает, а мобилизует меня, вручает предписание явиться в 27 Верхотурский полк, расквартированный частично в Соликамске.
И вот я у белых. Скоро едем на подводах, мы с женой вместе с полком оказались в Перми. М.Я [Маря Яковлевна - жена автора] я устроил на квартире у моей крестной Евдокии Григорьевны Чудиной, родной сестры моей матери, а сам поехал с солдатами полка на фронт под Осу (через Кунгур). Полагаю, что наш выезд из Нароба был оправдан. Белые в Ныробе расстреляли моего комиссара Чагина, совершенно безобидного человека, никому никакого вреда он не причинил. Теплые вещи для Советской Армии от населения проходили через меня. Если винить волвоенкомат за сбор теплых вещей, то население виновником в этом считали меня, а не Чагина.
далее: Часть 4-я...
Дополнения и комментарии:
Общее по поводу воспоминаний:
Орфография и стиль сохраняются.
[Том 3, лист 410]
Я прапорщик царской армии. Первые годы революции.
7 апреля 1976г.
Почти месяц не открывал этой тетради. Почему-то пропал интерес к описанию своей жизни. К чему это? Кто будет читать? Да и будет ли читать?
Итак, я рядовой 162 запасного полка расквартированного в Перми. Полк формировал маршевые роты и направлял их на фронт германской войны. Я, как и др. бойцы, расчитывал через 2-3 месяца с маршевой ротой напрвиться на войну с Германией. Но командование рассудило иначе. Нас, имеющих образование не ниже городского училища, выделили в отдельную команду и стали готовить для поступления в школы прапорщиков.
Действительно, в мае месяце 1916 года я попал в ряды юнкеров Оренбургской школы прапорщиков. Четыре месяца учебы, 4 месяца превращения нас в бравых офицеров, 4 месяца выколачивали из нас все светское, воспитывали в духе преданности самодержавному строю и пра[????]. В августе 1916 года я явился в город Пермь и был зачислен младшим офицеров в 107 запасного полка, во 2-ую роту.
Доволен ли я был этим? Да, доволен! Я был рад тому, что получил некоторую свободу, мог жить на частной квартире. Надоела мне до этого казарменная обстановка. Внешний вид мой тоже изменился. Хорошо подогнаные мундир и шинель, хорошо начищенные сапоги производили лучшее впечатление на молодых женщин, девушек, чем неуклюжее обмундирование солдата. На меня стали заглядываться девушки. Я старался ответить им тем же вниманием. В запасном полку я дольше, чем другие младшие офицеры задержался. Вскоре стал замещать командира роты.
В должности командира роты встретил февральскую революцию, вместе с ротой принял участие в демонстрации всех граждан города и воинских частей на верность временному правительству. Наша вторая рота стояла в здании акцизного управления, угол Покровской и Обвинской улицы, против ломара [?] В здании акцизного управления оказывается был штаб какой-то партии, который руководил революционной работой города. Я не знал ни одной партии, не имел связи ни с какой партией. Был рад революции, думал, как и многие, что будет скоро конец войне. Но проходит март, май, июнь, а войне конца не видно. Наконец, в июле 1917 года меня вместе с другими (20 чел.) офицерами полка срочно направили на фронт, на пополнение убыли в офицерском составе армии после июльского прорыва нашего фронта.
Через ряд передаточных пунктов я оказался офицером 23 стрелкового сибирского полка, стоящего в районе ст.Гус[?]дрино [?] на юго-западном фронте. В этом полку я встретил октябрьскую революцию. Вскоре меня солдаты выдвинули членом полкового солдатского комитета.
В полковом комитете нас интересовал один вопрос, сняться с позиции и направиться домой, в Сибирь. В первых числах января 1918 года на Украине появились гайдамаки, особые украиские части. Эти части не пропускали через Украину русские воинские подразделения, требуя сдать им оружие. Наши солдаты не хотели этого. Шла грызня.
Не помню, в январе ил феврале 1918 г. появился приказ главнокомандующего Советской Армией прапорщика Крыленко об отчислении из армии для работы в тылу школьных учителей. В силу этого приказа примерно в марте 1918 г. я оказался демобилизованным и прибыл домой в г.Оханск.
Уездный отдел народного образования, сразу после моего появления в Оханске, определил меня учителем в Зямаринское [?] начальное училище, Притынинской [?] волости.
Недолго мне пришлось быть на гражданке. В августе 1918 года, т.е. накануне нового учебного года, меня вновь призывают в Красную Армию. Я появляюсь в селе Ныроб Чердынского уезда в качестве военного руководителя волосного комиссариата. Отсюда пошла моя дорога по полям гражданской войны.
Участник гражданской войны 1918 - 1921 года.
Мое участие в гражданской войне можно разбить на следующие этапы:
- Работа в качестве волвоенрука, женитьба.
- Как попал в белую армию Колчака.
- Ранение, приезд в Оханск, встреча с женой.
- Отступление на восток, почему не остался дома.
- Последний этап отступления с белыми.Красноярский лагерь военнопленных.
- Гражданская работа в Петропавловске.
- Вновь в рядах Советской Красной Армии.
26 апреля 1976 г.
Пропал интерес к писанию мемуаров. Нахожу, что они не представляю никакого интереса даже для самых близких для меня людей. В одно время даже решал - сжечь то, что уже написано. Сегодня решил не писать мемуары в хронологическом порядке, писать только об отдельных моментах жизни, представляющих некий интерес, о некоторых лицах, попадавших на жизненном перепутье.
Я уже писал, что в августе 1918 г. меня мобилизовали в Красную Армию. В связи с этим призывом, мне запомнился следующий факт. Почему то Оханский уездвоенкомат потребовал от Оханского уездного народного образования только одного из числа учителей моего возраста. Таких в распоряжении УОНО оказалось двое - я и сын законоучителя городского училища, протоиерея Знаменского, Александр Знаменский.
Отдел народного образования решил в военкомат передать меня, а не Знаменского. Мне, в тот период времени, это решение показалось обидным, подумал, что тут дело не обошлось не без влияния отца Знаменского. В последствии мое первое мнение об особой заботе сохранить в первобытном состоянии Знаменского, а не меня, пришлось изменить. УОНО, как и весь исполком уездного Совета депутатов трудящихся, доверял мне больше, как представителю трудящихся, а не Знаменскому. Надо было дорожить этим доверием. Моя политическая близорукость была далека от этой мысли.
Итак , я военный руководитель волостного коммисариата. Эта должность и место работы (на севере Пермской губернии) меня вполне устраивала. Фронт гражданской войны был где-то далеко за Уралом, в Сибири. Мы в коммисариате быстро взяли на учет всех военнообязанных, проживающих в Ныробской волости, изредка отдельных специалистов призывали в Армию, больше всего были заняты сбором теплых вещей для армии: тулупов, совиков [?], валенок, руковиц.
В то время, конечно, я не помышлял, что когда то окажусь на фронте, думал мирно прожить в Ныробе все время, пока не закончится гражданская война. Решил жениться. Выбор мой пал на молодую девушку, ученицу 8 класса Чердынской женской гимназии, дочери моего квартирного хозяина Марии Васкецовой - 16 лет. Отец её - священник Яков Васкецов [умер 29 августа 1922]. Свадьба состоялась в конце декабря 1918 г.
Прошло немного времени, как наше супружеское житье в доме отца жены было нарушено. Колчаковский фронт быстро продвигался к Перми, скоро взяли Пермь. Чердынский военный коммисариат, в ведении которого я находился, как военный руководитель, демобилизовался на запад, меня, как потом выяснилось, и других военруков не известили об эвакуации, не взяли с собой, оставил нас в тылу на произвол судьбы. Пришлось решать - как мне быть? Можно ли остаться на месте, не будут ли мне угрожать сторонники белых, когда фронт приблизится к Чердыни? На домашнем совете решили, что оставаться в Наробе мне опасно, нужно уезжать.
И вот в средних числах января 1918 г. [видимо ошибка, должно быть 1919 г.] я вместе с молодой женой едем в Чердынь, чтоб потом как то добраться до Перми и до Оханска к моим родителям. В Чердыни уже командовали бывшие офицеры, сторонники белых. К западу от города были поставлены караулы, запрещался выезд в сторону Красных. Мы с женой кое как на попутной подводе добрались до Соликамска. В Соликамске застряли, т.к. пропуска к Березникам не было, ж/д не работала.
Я с женой, без средств, без документов личности, не знал на что решиться. Скрываться от белых было безрассудно, власть в Соликамске уже находилась в руках колчаковцев. Прошу у коменданта города пропуск до ж/д станции Березники. Пропуск не дает, а мобилизует меня, вручает предписание явиться в 27 Верхотурский полк, расквартированный частично в Соликамске.
И вот я у белых. Скоро едем на подводах, мы с женой вместе с полком оказались в Перми. М.Я [Маря Яковлевна - жена автора] я устроил на квартире у моей крестной Евдокии Григорьевны Чудиной, родной сестры моей матери, а сам поехал с солдатами полка на фронт под Осу (через Кунгур). Полагаю, что наш выезд из Нароба был оправдан. Белые в Ныробе расстреляли моего комиссара Чагина, совершенно безобидного человека, никому никакого вреда он не причинил. Теплые вещи для Советской Армии от населения проходили через меня. Если винить волвоенкомат за сбор теплых вещей, то население виновником в этом считали меня, а не Чагина.
далее: Часть 4-я...
Дополнения и комментарии:
Общее по поводу воспоминаний:
- Номер полка указан разный - 162 и 163. Ошибка?
- У Василия Михайловича появляются здесь нотки сомнения в том, что кто-то будет заинтересован в чтении его воспоминаний. Далее эти сомнения у него еще более усилятся, о чем о напишет... Интересно, что когда я думаю о своей собственной жизни, то думаю точно также как и мой прадед. Хотя сам вчитываюсь в каждое написанное им слово! Значит это ложное, заблуждающее чувтство.
- А кто такой "главнокомандующий Советской Армией прапорщик Крыленко"? Местный босс Красной Армии в Пермском крае? Ответ: snakedzum: "Н.В.Крыленко - сов.парт.гос. деятель. нарком,верх. главнокоманд.С 1918 пред.верх.триб. прокурор РСФСР. В 1938 репрессирован,реабилитирован посмертно."
- Священик Яков Васкецов: По воспоминаниям внука - Ю.В.Климова: Окончил бурсу. Пел в архиерейском хоре в городе Чердынь. Был настоятелем храма Св.Николая Чудотворца и Богоявленского храма в поселке Ныроб (Пермская Губерния, Чердынский район). В 1920 году переведен настоятелем в Крестовоздвиженский (зимний) собор (1698-1709 гг. - автор неизвестен - Ул. Всевобуча, 65) города Соликамска. Умер от рака желудка и похоронен на кладбище своего собора. А вот как Крестовоздвиженский собор выглядел в 2006 году, а так в мае 2007.
- Село Ныроб Пермской губернии в 1910 году. Фотографии подписаны данными из альбомов Прокудина-Горского.
- г. Очер на Google Map.
- г. Оханск на Google Map.
- г. Чердынь на Google Map.
- поселок Ныроб на Google Map.
- деревня Петухово в Пермской области на Google Map.
- Пермский край день за днем.
- Российская Империя в фотографиях
- Фотосправочник-путеводитель по Русским Православным Храмам