О переводах и языке переводов восточных религиозно-философских текстов (1)
Среди тех, кто занимается санскритом и пытается переводить религиозно-философские тексты брахманизма или индуизма с санскрита на современные языки (например, на русский), бытует некая идиосинкразия: представление о категорической недопустимости использования в переводах слов или выражений, могущих натолкнуть гипотетического читателя на те или иные "христианские" аллюзии или теологумены.
Так, я то и дело к великому удивлению своему узнаю, что якобы "недопустимо" переводить санскритское слово "ишвара" (īśvara) и его многочисленныe производныe русским "Господь", санскритское "бхагаван" русским "Всевышний" или "Бог". Нельзя якобы переводить санскритское "паапам" (pāpa) русским "грех", санскритские "ракшаса" (rākṣasa), "асура" (asura) или "пишача" (piśāca) словом "демон" и т. п.
С моей точки зрения, налицо глубинное непонимание такими людьми того, как функционирует язык, и насколько глубоко всякий язык определяется культурной памятью его носителей, особенно причастных высокой книжной культуре. санскритское "атман" (ātman) русскими "душа", "дух" или словосочетанием "духовное начало".
То, что эти люди предлагают, есть ничто иное, как духовное оскопление языка (будь то русский, немецкий или любой другой из высокоразвитых современных европейских языков), насильственное лишение языка культурной памяти, создание некоего "новояза", по возможности лишённого отсылки к своим духовным корням. Духовные же корни европейских языков, нравится это кому-то или нет, сокрыты в глубине как тысячелетней библейской, так и эллинистически-христианской традиций. В особенности это характерно для русского языка, который на уровне практически всей своей языковой системы имеет многообразные русско-церковнославянские дублеты. Это, кстати, один из факторов, делающих русский язык таким богатым смысловыми оттенками и стилистическими нюансами. И никакие отсылки к чёрно-белым идеологическим клише или прискорбным особенностям нынешней политической ситуации этого не изменят.
Помимо серьёзных содержательных различий, религиозные и философские традиции человечества содержат и немало общего. Истоки этого общего - это наша "conditio humana", бытие человеком, пурушатвам (puruṣatvam) или джанатаа (janatā), как выразился бы санскритоязычный учёный. В Индии немало религиозных традиций, претендующих на всеобщий характер Бога, давно уже не являющегося племенным божеством. Всё многообразие их можно свести к религиям, где как высшему Божеству, Богу "per se", поклоняются Вишну или Шиве, причём каждый из этих богов может иметь разные имена и разные формы, некоторые из которых их последователи считают тем или иным "Богом", обладающим универсальным характером.
B отличие от позднебиблейских или коранических представлений, строго исключительного монотеизма в Индии так и не "случилось". То, что мы имеем в отличающихся друг от друга религиозных традициях, причисляемых, тем не менее, к так называемому "индуизму", это генотеизм или скорее, по утверждению немецкого индолога и теолога Пауля Хакера, так называемый "инклюзивизм". Третий вариант - высшим божеством считается Дэви, богиня в одной из её бесчисленных форм.
Разумеется, хороший историк индийских религиозно-философскких традиций, хорошо знающий санскрит и начитанный в текстах оригиналов, но также и знающий историю, к примеру, христианской католической теологии, понимает, что "паапам" (pāpa) - это не только "грех" как нарушение тех или иных нормативных предписаний (дхармы), которые могут пониматься как имеющим авторство Бога (к примеру, Вишну), но и "несчастье", "беда" в самом обыденном, физическом смысле, вроде болезни или землетрясения.
Да и сами санскритские учёные, переводившие в 19-20 вв. санскритские трактаты или великие эпические произведения, называют "ишвару" или "бхагавана" The Lord, то есть "Господь", разумея хоть Вишну, хоть Шиву, когда о них говорится в значении универсального "Бога".
Нашим современникам, изучающим санскрит и верящим в догму якобы "принципиальной непереводимости" тех или иных слов, которые они зачастую все подряд называют "терминами", нередко невдомёк, что многие люди ведь и те осколки христианской теологии, о которых они слышали, понимают совершенно недостаточно. Это касается таких многогранных, сложных теологуменов, как "душа", "грех", "Бог" и т. д.
Люди эти исходят из того, что любой блогер по умолчанию является специалистом в области религии, и что его "понимание" равно пониманию (а то и качественнее) того, кто, как В. п. с., закончил с двумя дипломами шестилетний курс университетского факультета теологии, а также жил в орденских и монастырских общинах в течение почти десяти лет, да ещё и является целый ряд лет аспирантом в научно-исследовательском институте истории монашеских орденов.
Однако простая отсылка к хронологии своих жизненных блужданий, а также к не совсем стандартному по длительности универститетскому, как и духовному образовательному пути, обычно не работает. Блогеры, а тем более те, кто считает себя "духовным практиком", всегда знают лучше. Они якобы это "знают изнутри", "из непосредственного опыта".
Однако никакой "опыт", не дополненный глубокой рефлексией над возможностями языка, с которого ведётся перевод, как и глубокой начитанностью в литературе на том языка, на который переводят, тут не поможет. Индивидуальные психические переживания, которые слишком часто самонадеянно отождествляют с "духовным опытом", если они не очищены в течение многих лет в горниле осмысленной, отрефлексированной речи, не станут опытом духовным, оставаясь лишь невнятным, косноязычным мычанием, вызывающим досаду или смех.
Так что же делать?
Остаётся лишь одна возможность: дотошно, терпеливо, снова и снова объяснять свою позицию. Моя позиция такова: теологические и философские тексты индуизма/брахманизма, как и буддизма в принципе переводимы (!) на любой из существующих так называемых "современных" языков. Не в последнюю очередь потому, что язык никогда не бывает "современным" себе самому! Язык как великая, многослойная сокровищница никогда не равен речи толпы на улице, речи улицы, какому-нибудь модному жаргону или лагерной фене, на которой теперь принято в РФ изъясняться, именуя её "современным языком". Не тождественен он и грязевому потоку речи журналистов, в которым торжественные славянские "дабы" и "ибо" соседствуют с простонародным "намедни", отвратительными "кейсами" и мерзкими эрративами вроде "над нами довлеет".
Когда мнящие себя знатоками пишут походя: "Препобедить? Нет такого слова!"; "Воссиявает? Нет такой формы в русском языке!", я могу лишь грустно вздохнуть, пожать плечами и посоветовать регулярно читать произведения 18-19 веков, особенно старинную церковную литературу (nota bene: я совершенно не желаю вести бесполезные дискуссии о "мракобесности" религии - люди, верящие в это, пришли явно не туда, заглянув на мою страницу).
В благородном и неспешном деле перевода старинных, древних произведений, сочинённых умнейшими, тончайшими из людей явно не для нас, со всеми нашими "повестками дня"... что же именно мы желаем? Чтобы наш перевод, при чтении его по диагонали, поверхностно понимала "масса", снующая на улице, или чтобы у утончённого читателя возникало желание остановиться в умном созерцании как формы, так и содержания?
Итак, в этом эссе я попытался сам для себя сформулировать некоторые субъективные и объективные предпосылки для успешной и осмысленной переводческой работы в области переводов религиозно-философских, теологических или художественных текстов с санскрита на русский язык, а также своё кредо принципиальной переводимости таких текстов в целом, так и отдельных слов, которые в том или ином контексте можно назвать техническими терминами.
Рефлекторная боязнь наших западных современников, нашедших свою веру в индуистских традициях и примеряющих к себе индийские культурные одежды, характерна для немалого числа духовных искателей. Из-за этого опасения якобы "христианизации" при помощи языка переводов они превращают свои пересказы и пeреводы (нередко ещё и крайне некачественные с точки зрения формальной корректности) в абсолютно нечитаемый воляпюк, где каждое второе слово взято в виде санскритской кальки без каких-либо пояснений.
[Продолжение следует]