Амортизаторы
Singraphus notitia Anamnesis vitae Status genealogica 1 2 3 4 5 6 Anamnesis morbi
Anamnesis morbi
Ганс пришел к Сидору товароведом, когда у Сидора был еще только один киоск-контейнер.
Ганс - гений логистики. Кто в колхозе дойче орднуг устанавливал, тот в жизни не пропадет. Первым делом он разбил всех поставщиков по уровням и типам криминальной составляющей. Криминальное происхождение имели все запчасти. Но схемы были разные, в тетрадях и амбарных книгах Сидора царили хаос и неразбериха, тормозившие прогресс предприятия и для оптимизации поставок ворованных запчастей он их разбил на несколько групп.
Вот, например, группа щипачей. Это мелкие воришки, как правило, водилы или рядовые механики. Форма собственности предприятия в этом случае не имеет значения. Будь то муниципальный автобусный парк или акционерное общество леспромхоза, а то и ИП какое. Принесет такой пару амортизаторов за бушлатом, получит за них четверть цены наличными - и доволен.
А это - челноки. Здесь уже партии покрупнее.
Приходит такой человечишко, невзрачный с виду, потолкется для порядка у прилавка, да и заявит вдруг вполголоса, уличив момент, когда других посетителей нет поблизости:
- Меня интересуют аккумуляторы ТС-190.
- Сы-слушаю. Сы-сколько надо?
- Двадцать
- Сы-сделаем, - Ганс знает, что у них только пять штук, но виду не подает - каждого клиента надо прорабатывать тщательно, с чувством и расстановкой. Двадцать штук аккумуляторов ТС-190 - это хорошая сумма, значит человечишко этот не просто так здесь, а является гонцом от серьезной конторы. Бабки не его - фирмы. Безнал.
Ганс выясняет, что за контора. Ага, золотушники. Сверху выделены средства на обновление акуммуляторов к грузовикам, не то чтобы сильно сдохших, просто срок им пришел. В солидной фирме всё должно быть с иголочки, так они там наверху рассуждают, чтобы никаких сбоев в работе.
«Как тебя? Лексеич? Слушай, Лексеич, а что, нужда большая?» «Да нет, не так, чтобы сильно. У нас на базе мужики-автослесаря и старые могут подшаманить и еще полгода протянут на них, руки-то золотые. Понимаешь?» «Понимаю» «Только мне наличные нужны, я ждать не хочу» «Лексеич, наличные через полторы минуты после сделки» «Вот это я понимаю, деловые люди! Какой хороший у вас магазин!»
Грузят аккумуляторы, везут на базу. Там их оформляют, списывают старые. Затем списанные меняют местами с новыми, грузят новые обратно на тот же борт и вывозят по документам как бы в утиль. Везут их обратно в магазин, оформляют уже на Лексеича, как частного сдатчика (вернее на третье лицо, чтобы фамилия Лексеича не палилась в накладных), Лексеич их снова покупает по безналу на базу, получает свои комиссионные наличными… И так четыре раза, всего двадцать аккумуляторов. Лексеич получает деньги за пятнадцать аккумуляторов. Магазин в результате продает пять аккумуляторов, плюс с каждой повторной сделки по тридцать процентов. Все в наваре. Есть ли кто в доле с Лексеичем на базе - это уже их дело. Скорее всего все все знают, иначе бы как по маслу не проходило.
В это время я с Гансом встречался часто. Он заходил в конце рабочего дня на Бутерку и я там тоже время от времени появлялся. Ганс сорил деньгами, угощал всю тусню водкой и икрой, потом ехал на такси в «Парус», садился за столик, за которым едал Ельцин и закатывал пир горой…
Как-то зашел я к Гансу в его магазин, денег занять. Мы попиздели немного в его конторке за жизнь. Они тогда уже переехали из контейнера в капитальное здание на Питомнике.
Пока пиздели, в торговом зале нарисовался человечишко. Весь такой в форменной защитной раскраски одежде, вроде комбинезона, усы аутентичные, ботинки армейские, взгляд бегающий. Ганс ржот - смотри, говорит, мой клиент. Мы разглядываем некоторое время этого прапора, пока Ганс дает мне определение вора. Нужна пауза, чтобы клиент дозрел. Потом он идет к нему, я наблюдаю за их общением издалека.
Лицо прапора - открытая книга. Вся жизнь его как в зеркале.
Небось для облегченья совести бубнит про себя, как отче наш, мол, зарплаты маленькие, сдало нас проклятое правительство на откуп рынку. Перестройку бранит.
«По частям да по базам отвык прапор раскладывать, что завтра, что через год, да чем семью кормить. Обо всем за него начальство думает - оно, будто, и легче. А как на волю ступишь?...
Из рассказов вольных шоферов и отставных офицеров видит прапор, что прямую дорогу людям загородили, но люди не теряются: в обход идут и тем живы. В обход бы и прапор пробрался. Заработок, видать, легкий, огневой. И от своих войсковых отставать вроде обидно... Но, по душе, не хотел бы Петрович за те запчасти браться. Для них развязность нужна, нахальство, начальству на лапу совать. Петрович же сорок лет землю топчет, зубы уж все золотые вполовину и на голове плешь, никому никогда не давал и не брал ни с кого и в части не научился.
Легкие деньги - они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь. Руки у прапора еще добрые, смогают, неуж он себе на воле верной работы не найдет. Да еще пустят ли когда на ту волю? Не навалят ли еще до пенсионного возраста?..»*
А и то сказать Чубайсы там всякие непотребные с Гайдарами ограбили нас, простых работяг. Детишек кормить нечем. Однако, знамо дело, детишки то у прапора давно на тушенке ворованной морды наели, да поразъехались, неблагодарные - еще вся кладовка и лоджия гречкой забиты, да сахаром слипшимся, а они уж в институтах на бюджетках рыло воротят от папаши непродвинутого, темного.
А тут еще помощь эту гуманитаровую, американскую подвезли. Навроде как мука и навроде как молоко сухое. А куда её? Гараж сплошь укупорен валенками да тулупами, да банками с тушонкой и маслом топленым, на лоджии - опять же сахар слипшийся в мешках да крупица гречка до самого потолка. Попинал прапор мешки с помощью гуманитаровой американской, достал нож армейский и один пакетик-то и вскупорил, как в фильмах ихних полицейские делают. Попробовал на кончике ножа смеси белой из мешочка гуманитарового, на котором «сухое молоко» поднадчеркано маркером синим, сплюнул на пол. Попробовал из другого, где «мука», опять же сплюнул. И этим они вознамерились наших сирот в детдоме кормлять? Сволочи! Гады! Генонофондоубивцы! Я на них в суд подам! Так распалился Степаныч, негодуя. Потом поотпустило его малёха. Ладно, говорит, летом сарай побелю этой хуитой. А мука за шпаклевку сойдеть… «Однако нужды своей вперед не знаешь. Запасливый лучше богатого»*
Очень Степаныч те фильмы голивутские любит, у него и телевизер гольдстар в хате, и видючник есть, да. И кассет цельная коробка. Да разве ж нищету зрелищами превозмочь? Только еще больше душу разбередит. Какую страну развалили! Как насмотрится Степаныч фильмы этой голивутской со спиртом «Рояль» вприкуску, так и давай плакать - вона у них, и дороги, и небоскребы, и реклама кругом в глаза блеснит. И все-то есть у них, и даже негры со своими личными именными пистолетами по улицам ходят. И чего это мы так живем тут, как-будто в жопе гнием?
Так-то разобраться, оно конечно грех жалиться. Так-то все вроде есть. Да и сюда не на своих двоих пришкондыбал он, а на подержанной иномарочке. Кроунушка, кровиночка, вон она, родимая, на газоне аккуратно припаркована, между каруселькой детской и песочницей. Как бы не подкарябали лихачи эти… Понабрали иномарок, рэкитиры злоебучие, пока он Родине долг отдавал. Поднабрали и ездют, а он что, должен с голодухи загибаться?
Ну да, по правде то, вроде, ежели разобраться, не от голоду он здесь… Однако завхоз соседней части, Ашотович, уж давно на Крузаке рассекает, а у него всего-то какой-то Кроун старенький. Баба пилит: не мужик ты, говорит, Степаныч. Недобычливый ты. А вот Ашотович - мужик! Обидно! Вот и сподобился Степаныч упиздить укумуляторов. Не по злому умыслу, нет - от жизни убогой, беспросветной. А что делать? Государство само ведь людей в такое безвыходное положение поставило!
«…От быстрой захватчивой работы прошел по ним сперва первый жарок - тот жарок, от которого под бушлатом, под телогрейкой, под верхней и нижней рубахами мокреет. Но они ни на миг не останавливались и пиздили дальше и дальше.
И часом спустя пробил их второй жарок - тот, от которого пот высыхает. В ноги их мороз не брал, это главное, а остальное ничто, ни ветерок легкий, потягивающий - не могли их мыслей отвлечь от воровства…»*
Говоришь, урон боеспособности может приключиться от этого? Да какой урон боеспособности? Это ж не он, Степаныч, армию то развалил, это они там армию развалили, сволочи. Вон, Василич, бывший помполка, рассказывал, как они там наверху миллиардами пиздят. Василич знает - он все газеты прочитал, а в прошлом году в командировке в Москве был. Они там в Кремле целыми городками военными пиздят. А это что - два десятка укумуляторов. Тьфу!
А и то сказать, подсел Степаныч на шлюх столбовых, проклятущих. Это которые объявления на столбах вешают, такие, где только номер телефона. Забурятся они с начальством в сауну, да и давай девок этих столбить. А куда деваться? Надо же как-то выживать в дурдоме этом, иначе с ума сойдешь от жизни такой, с тоски да безнадёги. А потом уже как с девками закончат, начальник Степанычу то и намекнет, мол, как там у нас с материально-техническим обеспечением боевого духа? А это уже, звиняйте, приказ. Мы люди подневольные, приказ не выполнишь - уволют. Такшта, не все так просто.
«А запчастишки кой-какие у Степаныча есть. Оторвал, скрутил, поднял амортизатор, скатившийся меж ног комбрига, - и потянул! и потянул! И кружь такая пошла по телу всему, и даже как будто хмель в ноги и в голову. Только первую упиздил, а уж через всю хозчасть на него глаза зеленые вспыхнули: замполит. Можно б и смиловаться, дать ему, шакалу, да уж он сегодня подстреливал, Степаныч видел. А лучше оставить заму по боевой. Он и не слышит, чего там прапор упиздил, сидит, горюня, перед техникой убитой, набок голову склоня.
Командира лицо рябое освещено из сауны. Рассказывает без жалости, как не об себе:
- Барахольце, какое было, загнал скупщику за четверть цены…»*
* Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича (слегка подрихтовано мной)
продолжение следует
Anamnesis morbi
Ганс пришел к Сидору товароведом, когда у Сидора был еще только один киоск-контейнер.
Ганс - гений логистики. Кто в колхозе дойче орднуг устанавливал, тот в жизни не пропадет. Первым делом он разбил всех поставщиков по уровням и типам криминальной составляющей. Криминальное происхождение имели все запчасти. Но схемы были разные, в тетрадях и амбарных книгах Сидора царили хаос и неразбериха, тормозившие прогресс предприятия и для оптимизации поставок ворованных запчастей он их разбил на несколько групп.
Вот, например, группа щипачей. Это мелкие воришки, как правило, водилы или рядовые механики. Форма собственности предприятия в этом случае не имеет значения. Будь то муниципальный автобусный парк или акционерное общество леспромхоза, а то и ИП какое. Принесет такой пару амортизаторов за бушлатом, получит за них четверть цены наличными - и доволен.
А это - челноки. Здесь уже партии покрупнее.
Приходит такой человечишко, невзрачный с виду, потолкется для порядка у прилавка, да и заявит вдруг вполголоса, уличив момент, когда других посетителей нет поблизости:
- Меня интересуют аккумуляторы ТС-190.
- Сы-слушаю. Сы-сколько надо?
- Двадцать
- Сы-сделаем, - Ганс знает, что у них только пять штук, но виду не подает - каждого клиента надо прорабатывать тщательно, с чувством и расстановкой. Двадцать штук аккумуляторов ТС-190 - это хорошая сумма, значит человечишко этот не просто так здесь, а является гонцом от серьезной конторы. Бабки не его - фирмы. Безнал.
Ганс выясняет, что за контора. Ага, золотушники. Сверху выделены средства на обновление акуммуляторов к грузовикам, не то чтобы сильно сдохших, просто срок им пришел. В солидной фирме всё должно быть с иголочки, так они там наверху рассуждают, чтобы никаких сбоев в работе.
«Как тебя? Лексеич? Слушай, Лексеич, а что, нужда большая?» «Да нет, не так, чтобы сильно. У нас на базе мужики-автослесаря и старые могут подшаманить и еще полгода протянут на них, руки-то золотые. Понимаешь?» «Понимаю» «Только мне наличные нужны, я ждать не хочу» «Лексеич, наличные через полторы минуты после сделки» «Вот это я понимаю, деловые люди! Какой хороший у вас магазин!»
Грузят аккумуляторы, везут на базу. Там их оформляют, списывают старые. Затем списанные меняют местами с новыми, грузят новые обратно на тот же борт и вывозят по документам как бы в утиль. Везут их обратно в магазин, оформляют уже на Лексеича, как частного сдатчика (вернее на третье лицо, чтобы фамилия Лексеича не палилась в накладных), Лексеич их снова покупает по безналу на базу, получает свои комиссионные наличными… И так четыре раза, всего двадцать аккумуляторов. Лексеич получает деньги за пятнадцать аккумуляторов. Магазин в результате продает пять аккумуляторов, плюс с каждой повторной сделки по тридцать процентов. Все в наваре. Есть ли кто в доле с Лексеичем на базе - это уже их дело. Скорее всего все все знают, иначе бы как по маслу не проходило.
В это время я с Гансом встречался часто. Он заходил в конце рабочего дня на Бутерку и я там тоже время от времени появлялся. Ганс сорил деньгами, угощал всю тусню водкой и икрой, потом ехал на такси в «Парус», садился за столик, за которым едал Ельцин и закатывал пир горой…
Как-то зашел я к Гансу в его магазин, денег занять. Мы попиздели немного в его конторке за жизнь. Они тогда уже переехали из контейнера в капитальное здание на Питомнике.
Пока пиздели, в торговом зале нарисовался человечишко. Весь такой в форменной защитной раскраски одежде, вроде комбинезона, усы аутентичные, ботинки армейские, взгляд бегающий. Ганс ржот - смотри, говорит, мой клиент. Мы разглядываем некоторое время этого прапора, пока Ганс дает мне определение вора. Нужна пауза, чтобы клиент дозрел. Потом он идет к нему, я наблюдаю за их общением издалека.
Лицо прапора - открытая книга. Вся жизнь его как в зеркале.
Небось для облегченья совести бубнит про себя, как отче наш, мол, зарплаты маленькие, сдало нас проклятое правительство на откуп рынку. Перестройку бранит.
«По частям да по базам отвык прапор раскладывать, что завтра, что через год, да чем семью кормить. Обо всем за него начальство думает - оно, будто, и легче. А как на волю ступишь?...
Из рассказов вольных шоферов и отставных офицеров видит прапор, что прямую дорогу людям загородили, но люди не теряются: в обход идут и тем живы. В обход бы и прапор пробрался. Заработок, видать, легкий, огневой. И от своих войсковых отставать вроде обидно... Но, по душе, не хотел бы Петрович за те запчасти браться. Для них развязность нужна, нахальство, начальству на лапу совать. Петрович же сорок лет землю топчет, зубы уж все золотые вполовину и на голове плешь, никому никогда не давал и не брал ни с кого и в части не научился.
Легкие деньги - они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь. Руки у прапора еще добрые, смогают, неуж он себе на воле верной работы не найдет. Да еще пустят ли когда на ту волю? Не навалят ли еще до пенсионного возраста?..»*
А и то сказать Чубайсы там всякие непотребные с Гайдарами ограбили нас, простых работяг. Детишек кормить нечем. Однако, знамо дело, детишки то у прапора давно на тушенке ворованной морды наели, да поразъехались, неблагодарные - еще вся кладовка и лоджия гречкой забиты, да сахаром слипшимся, а они уж в институтах на бюджетках рыло воротят от папаши непродвинутого, темного.
А тут еще помощь эту гуманитаровую, американскую подвезли. Навроде как мука и навроде как молоко сухое. А куда её? Гараж сплошь укупорен валенками да тулупами, да банками с тушонкой и маслом топленым, на лоджии - опять же сахар слипшийся в мешках да крупица гречка до самого потолка. Попинал прапор мешки с помощью гуманитаровой американской, достал нож армейский и один пакетик-то и вскупорил, как в фильмах ихних полицейские делают. Попробовал на кончике ножа смеси белой из мешочка гуманитарового, на котором «сухое молоко» поднадчеркано маркером синим, сплюнул на пол. Попробовал из другого, где «мука», опять же сплюнул. И этим они вознамерились наших сирот в детдоме кормлять? Сволочи! Гады! Генонофондоубивцы! Я на них в суд подам! Так распалился Степаныч, негодуя. Потом поотпустило его малёха. Ладно, говорит, летом сарай побелю этой хуитой. А мука за шпаклевку сойдеть… «Однако нужды своей вперед не знаешь. Запасливый лучше богатого»*
Очень Степаныч те фильмы голивутские любит, у него и телевизер гольдстар в хате, и видючник есть, да. И кассет цельная коробка. Да разве ж нищету зрелищами превозмочь? Только еще больше душу разбередит. Какую страну развалили! Как насмотрится Степаныч фильмы этой голивутской со спиртом «Рояль» вприкуску, так и давай плакать - вона у них, и дороги, и небоскребы, и реклама кругом в глаза блеснит. И все-то есть у них, и даже негры со своими личными именными пистолетами по улицам ходят. И чего это мы так живем тут, как-будто в жопе гнием?
Так-то разобраться, оно конечно грех жалиться. Так-то все вроде есть. Да и сюда не на своих двоих пришкондыбал он, а на подержанной иномарочке. Кроунушка, кровиночка, вон она, родимая, на газоне аккуратно припаркована, между каруселькой детской и песочницей. Как бы не подкарябали лихачи эти… Понабрали иномарок, рэкитиры злоебучие, пока он Родине долг отдавал. Поднабрали и ездют, а он что, должен с голодухи загибаться?
Ну да, по правде то, вроде, ежели разобраться, не от голоду он здесь… Однако завхоз соседней части, Ашотович, уж давно на Крузаке рассекает, а у него всего-то какой-то Кроун старенький. Баба пилит: не мужик ты, говорит, Степаныч. Недобычливый ты. А вот Ашотович - мужик! Обидно! Вот и сподобился Степаныч упиздить укумуляторов. Не по злому умыслу, нет - от жизни убогой, беспросветной. А что делать? Государство само ведь людей в такое безвыходное положение поставило!
«…От быстрой захватчивой работы прошел по ним сперва первый жарок - тот жарок, от которого под бушлатом, под телогрейкой, под верхней и нижней рубахами мокреет. Но они ни на миг не останавливались и пиздили дальше и дальше.
И часом спустя пробил их второй жарок - тот, от которого пот высыхает. В ноги их мороз не брал, это главное, а остальное ничто, ни ветерок легкий, потягивающий - не могли их мыслей отвлечь от воровства…»*
Говоришь, урон боеспособности может приключиться от этого? Да какой урон боеспособности? Это ж не он, Степаныч, армию то развалил, это они там армию развалили, сволочи. Вон, Василич, бывший помполка, рассказывал, как они там наверху миллиардами пиздят. Василич знает - он все газеты прочитал, а в прошлом году в командировке в Москве был. Они там в Кремле целыми городками военными пиздят. А это что - два десятка укумуляторов. Тьфу!
А и то сказать, подсел Степаныч на шлюх столбовых, проклятущих. Это которые объявления на столбах вешают, такие, где только номер телефона. Забурятся они с начальством в сауну, да и давай девок этих столбить. А куда деваться? Надо же как-то выживать в дурдоме этом, иначе с ума сойдешь от жизни такой, с тоски да безнадёги. А потом уже как с девками закончат, начальник Степанычу то и намекнет, мол, как там у нас с материально-техническим обеспечением боевого духа? А это уже, звиняйте, приказ. Мы люди подневольные, приказ не выполнишь - уволют. Такшта, не все так просто.
«А запчастишки кой-какие у Степаныча есть. Оторвал, скрутил, поднял амортизатор, скатившийся меж ног комбрига, - и потянул! и потянул! И кружь такая пошла по телу всему, и даже как будто хмель в ноги и в голову. Только первую упиздил, а уж через всю хозчасть на него глаза зеленые вспыхнули: замполит. Можно б и смиловаться, дать ему, шакалу, да уж он сегодня подстреливал, Степаныч видел. А лучше оставить заму по боевой. Он и не слышит, чего там прапор упиздил, сидит, горюня, перед техникой убитой, набок голову склоня.
Командира лицо рябое освещено из сауны. Рассказывает без жалости, как не об себе:
- Барахольце, какое было, загнал скупщику за четверть цены…»*
* Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича (слегка подрихтовано мной)
продолжение следует