9/11 - 10 лет

Sep 12, 2011 00:41

К 10-летию 9/11 появилось много публикаций. Меня поразила одна.
Двое молодых солдат в компьютерной части ВВС, ей - 20, ему - 21.
«Шай очень выделялся. Он был высокий - 1.94, всегда улыбался, самый оптимистичный человек из всех, кого я встречала в жизни. Настоящий лидер с огромной душой, умевший вести за собой людей. Действительно, выдающийся человек, и меня коробит говорить так о нем, потому что я чувствую, что так всегда говорят о тех, кто умер…А что касается меня, то это больше везения, чем ума. В 20 лет я еще ничего не понимала в жизни и мне просто очень повезло встретить мою вторую половину, душу-бизнеца» - говорит Лиат Левинhер.

   

Сразу после армии они переехали в Нью-Йорк. Лиат работала в компьютерном отделе делегации минфина и учила биологию в Hunter College, а Шай работал в компьютерном отделе делегации минобороны и учил Comp. Sciences в том же колледже.
Шай окончил 1-ю степень и сразу стал учиться на 2-ю степень степень по менеджменту - MBA - в том же колледже. И параллельно стал работать в дочерней фирме Cantor Fizgereald. Очень быстро он стал менеджером, под ним работало 18 человек. «’Кантор-Фицджеральд’ увольняла работников через е-мэйл. А Шай был полной противоположностью, он ходил с большим блокнотом, где были записаны дни рождения всех его работников».
Лиат родила дочку Сапир в начале августа 2001-го, на 3 недели раньше срока - как будто подарок Шаю, на 3 недели больше наслаждаться дочкой. Шай старался возвращаться домой в 6 - очень рано по меркам Уолл-стрита. А 10-го сентября пришел даже в 4 - Сапир целый день плакала и Лиат была доведена до ручки. «Мы гуляли, ужинали в ресторане, был кайф».


Утром 11-го Шай ушел на работу, а Лиат позвонил отец из Израиля - спросил, говорила ли она с Шаем. «Я услышала голос мамы - и поняла, что что-то случилось - мои родители давно разведены. Отец сказал, что самолет врезался в Близнецов, но вроде легкий самолет. И со мной случилось что-то странное: с одной стороны, я думала, что, действительно, не о чем говорить - легкий самолет; с другой стороны, я, видимо, сразу все поняла. Не включила ТВ, не попыталась позвонить Шаю - только поспешила надеть на себя «поноску» для Сапир, чтобы пойти пешком к его офису. На мое счастье, мне позвонили из делегации и сказали подождать дома, пока ко мне не приедут.
Помню, как я стояла в салоне и думала, что надо выпрыгнуть из окна. Мы жили на 11-м этаже. И начался нереальный день. Дом наполнился людьми, проходили часы - а я все не пыталась позвонить Шаю и включить ТВ. Я не знала, что башни полностью разрушены и что был мегатеракт. После полудня позвонил один из работников Шая, которого он послал на курсы в центре Манхэттена, и рассказал мне, как он видел из окна самолеты, врезающиеся в башни, и что на самом деле Шай спас ему жизнь. Я только попросила его написать письмо Сапир, чтобы она знала, как погиб ее отец. Я знала, что он мертв.
Я ходила по улицам и искала его глазами, хотя мне было ясно, что я его больше не увижу, что все кончено. В следующие недели и прошла через все центры пропавших. Я стояла часами, чтобы получить листы с именами спасшихся, пролистывала их, не читая, и выбрасывала. Я пыталась как-то провести время, пыталась понять, что делать с собой. Я знала, что он мертв.
Я не была хорошей матерью. Сначала вообще не видела никакого продолжения. Я не знала, что делать. Вечером 11-го сентября я зашла в ванную, чтобы побыть несколько минут одной. Дом был полон людьми, и, поскольку у нас была крошечная ньюйоркская квартирка, мне было негде вздохнуть. Я села на пол, позвонила маме в Израиль и сказала, что я не могу жить без него. Я была окружена черной скорбью, я боялась, что она перекинется и на Сапир - и отдалилась от нее. Через 5 часов после того, как мне сообщили о теракте, у меня кончилось молоко - и я больше не могла ее кормить. Как будто она потеряла сразу обоих родителей. Люди вокруг меня заботились о ней. Я с трудом меняла ей памперсы.
Но это она вернула меня к себе. В один из этих дней у нее поднялась ужасная температура - и мне пришлось уложить ее в больницу. У нее ничего не нашли - это был ее путь вернуть себе мать. С тех пор и до сегодня я всегда рядом с ней.
Шай был стержнем семьи, большой и сильный, а я всегда была более слабой. Вдруг я обнаружила, что я должной быть в роли сильного. Наверное, из-за этого я никогда не плакала рядом с Сапир, даже на похоронах. Это не очень хорошо, т.к. она тоже чувствует, что должна быть крутой внешне. Он пытается быть как я, не плакать. Она не приходит ко мне, когда ей тяжело. Мне грустно видеть ее такой. Ей 10 лет, не должно быть так.»
Быстрее, чем за месяц, Лиат упаковала свою жизнь и вернулась в Израиль. Через несколько дней ей позвонили и сказали, что найдено тело Шая. Его тело было в ужасном состоянии - «я знала это, т.к., когда его впервые обнаружили, я попросила вернуть мне его обручальное кольцо, - и мне рассказали, в каком состоянии его нашли. Этот рассказ преследовал меня годы, но я никому не рассказывала - считала, что это повредит памяти Шая. Мы хоронили Шая 3 раза. Я очень переживала, что каждый раз мы хоронили еще часть его, но в конце концов поняла, что стыдиться надо не мне, а тому, кто проводил опознание.
А его обручальное кольцо нашлось, и я долго носила его на цепочке на шее - вместе с моим - пока  как-то перед Новым годом (рош а-шана) не решила, что оно должно быть «похоронено» в шкафу. Это был важный шаг по отделению меня от него.
Через некоторое время мне позвонили и сказали, что найдена его рабочая карточка и бумажник. В бумажнике было все на месте кроме фотографий меня и Сапир - я думаю, что он смотрел на них перед смертью.»
Бумажник, вырезки из газет, документы и фотографии - в том же ящике, что и кольцо.
«У моей мамы был брат, погибший в Аушвице, и в ее комнате висела его фотография. Черно-белое фото польского мальчика с пронзительным и гневным взглядом, которого я так боялась. Это было у меня в голове, когда я начала знакомить Сапир с Шаем. В комнате Сапир не было фото Шая. Я приготовила ей маленький альбом, и в нем - красивые фото его и ее, и оставила ей решать, когда смотреть фотографии.
Я накупила море книг о том, как справляться с потерями, и о помощи себе. У меня целая полка с ними, но я не прочла ни одной. Я нашла много помощи в Инернет-форумах - о том, как помочь детям, потерявшим родителей. Помощь была, в основном, от девочек, потерявших отцов в войну Судного дня. Я родилась во время этой войны - как раз, когда мой отец пропал без вести. Он был командиром базы в Шарме, получившей тяжелый удар, и связь с ними была прервана - до того, как обнаружили, что они живы. Мне было важно учиться из опыта матерей - моих ровесниц, потерявших отцов. Мне сказали, что важно говорить о нем и рассказывать о нем. Не оставлять отца как туманный образ, рассказывать о нем в коротких рассказах, вплетающихся в повседневность. Я хотела построить в ней внутреннее чувство, что она была с ним знакома. Вроде бы ее потеря меньше, чем у детей, помнящих отца. Но все же она потеряла отца. Когда ей было 3 года, в садике был праздник «День семьи», играли песню «У моего папы есть стремянка» - и она заплакала и убежала домой. Она всегда знала, что у всех, кроме нее, есть папа. Она также отказывалась в садике рисовать свою семью, потому что ее семья слишком маленькая.»
Новую жизнь - как 28-летняя вдова - Лиат строила постепенно. Сначала у нее не было понятия, как это сделать. Она искала других вдов, чтобы посоветоваться и учиться на их опыте. «После терактов я искала в газете, где сидят шив’у, и приезжала туда, чтобы поговорить с вдовой, чтобы помочь ей, если она захочет, и чтобы она помогла мне. Через 5 месяцев после теракта я сказала, что, с моей точки зрения, жизнь без Шая - это подарок смерти. Ко мне обратилось огромное число вдов со всего Израиля и одна из них, которую я особенно запомнила, рассказала мне, что она овдовела 8 лет назад и предостерегла меня - не идти по этой дороге - не хоронить себя вместе с ним. Она была права.
Я была частью группы поддержки молодых вдов. Мы прошли вместе большой путь - начали как вдовы с детьми, и постепенно присоединились партнеры, и большинство вновь вышло замуж. Это очень волнует - видеть, что жизнь сильна и в конце концов люди встают на ноги. Большинство людей сильнее, чем им самим кажется. На первых этапах моим спасением была Сапир, не позволявшая мне не встать на ноги. Сначала я продолжала жить из-за нее, потом продолжала жить, потому что хотела.
Однажды ночью мне приснилось, что мы с Шаем говорим по телефону, и он находится далеко от меня и говорит мне, что он женится. Я сказала ему: «Что это значит? Мы женаты, как ты можешь жениться?» - и он мне ответил: «Мы уже давно не женаты, я освобождаю тебя и двигаюсь дальше». И это в самом деле меня освободило. Я знаю, что есть люди, которые не понимают, как это я продолжаю жить. С их точки зрения, если я продолжаю жить, значит, я  все преодолела и все забыла. Но это неправда. Он со мной всегда, я все еще люблю его, но я не мертвая. Я осталась в живых и, следовательно, я должна жить. И все-таки мне всегда докучали мысли, что, может, я все-таки должна была упереться и быть образцово-показательной вдовой. Кем-то, кто не продолжает жить, кто остается в депрессивном, согнутом, убогом состоянии с умершим мужем и останавливает свою жизнь в 28 лет. Это клише, но именно потому, что он любил меня, я уверена, что он хотел бы, чтобы я продолжала, и я уверена, что он хотел для своей дочери живую, а не мертвую мать.
Я начала встречаться с кем-то через год после гибели Шая, но много лет я врала об этом. Говорила, что только через 2 или 2.5 года - потому что люди не поймут. Но как раз потому, что во мне разверзлась огромная дыра, я была должна попытаться ее заполнить. В течение 3 лет я была с партнером, которого скрывала большую часть времени. Через 1.5 год ко мне зашла подруга и увидела, что он играет с Сапир, и сказала мне: «Вау! Я еще не переварила, что Шай мертв, а ты уже с кем-то другим!» Конечно, она не могла переварить. Она не спала с ним каждую ночь и не дышала им каждое мгновенье. Только я это делала. Это была такая гигантская потеря, что я должна была заполниить мою жизнь. В любом случае, это не было нормальное партнерство - а процесс взаимного выздоровления. Мы были 2 вдовца, и у нас не было другой цели кроме выздоровления - мы не пытались обманываться. Мы взяли обломки нас двоих и пытались склеить из них что-то целое.
5 лет назад Лиат познакомилась с Эялем, режиссером и аниматором. Через 2 года они поженились и, кроме Сапир и его дочери от первого брака, у них есть общий сын - год и 3 месяца.

«Фирма, где работал Шай, очень нам помогла. Она потеряла больше всех работников в теракте: 700 из 1,000. CEO фирмы в программе Ларри Кинга пообещал, что 25 % от доходов фирмы пойдут семьям погибшим. Несмотря на то, что все над ним смеялись - что он разорится и фирма закроется - он сдержал обещание. Мы каждые 3 месяца получали по почте то, что он обещал, и я также получала ежемесячное пособие от американского национального страхования. Это меня спасло. Я была дома с Сапир, пока ей не исполнилось 5 лет, и только училась на 2-ю степень MBA. Есть очень мало оказий в жизни, когда что-то резко останавливает тебя и заставляет переосмыслить продолжение пути. Я поняла, что компьютеры и программирование - не для меня, и повернула в совершенно другую сторону.»

   

Сапир: «Я  рассказала новым подружкам, что у меня есть приемный отец и приемная сестра, но мои родители никогда не разводились. Никто из них не понял, как это может быть. Тогда я рассказала им, что, когда я была совсем маленькой, мой папа работал в башнях Близнецов, и в них врезался самолет и убил моего папу. Я знаю всю эту историю.
Реакции были разные, в том числе: «Вау, какая бедняжка!» Я предпочитаю не говорить об этом - как раз из-за таких реакций.
Я знаю, что папа был очень хороший человек, очень усердный и работящий и очень высокий.
(Наама Лански, «Исрарэль hа-йом», 09.09.11)
Я писал/переводил этот пост 3 дня - и никак не мог закончить.

Исраэль hа-йом, 9/11, nine-eleven, Израиль, Израиль и Америка, США

Previous post Next post
Up