Усадьба Воронча.
Усадьба Воронча находилась в удивительно красивом и необычном для нашей страны месте. Здесь на Новогрудчине крутые склоны многочисленных покрытых лесом холмов и глубокие овраги со стремительными речками образуют пейзажи, привычные, скорее для Закарпатья или Трансильвании. Сама природа подготовила здесь благодатную почву для интересных легенд о таинственных замках на вершинах гор, старых шляхетских традициях, колоритных героях из давних родов. Всё это найдёт затем своё воплощение в поэмах Адама Мицкевича, для которого окрестности Ворончи были родным домом. Даже место действия одного из своих главных произведений «Пан Тадеуш» он назвал в честь шляхетской околицы в нескольких километрах от Ворончи - Саплицово. И происходящее на страницах этой поэмы - лишь небольшое художественное отражение того, что происходило в богатейших на исторические события окрестностях Ворончи в действительности.
Застенок Саплицово около Ворончи. Фотография 1894 года.
Род Курчов герба Радван не так на слуху у любителей белорусской истории, как, например, графы Чапские или Хрептовичи, князья Сапеги или Радзивиллы. Даже их фамилия - Курч - не слишком похожа на аристократическую. Однако же, это был знатный литовский род, чьи представители занимали серьёзные должности в Великом княжестве Литовском. Своё происхождение Курчи вели от придворного великого князя Жигимонта I Данилы Семёновича Курча, владевшего имениями в Гродненском и Лидском поветах. Его сын Мартин Курч воевал под командованием гетмана Романа Сангушко с ордами московского царя Ивана Грозного во время Ливонской войны, участвовал во всех ключевых событиях этой войны (битвах под Чашниками и Улой, осадах Великих Лук и Пскова) за что получил от великого князя Стефана Батория множество земельных пожалований и должность маршалка господарского. Его богатое наследство было впоследствии разделено между его одиннадцатью (по другим данным двенадцатью) детьми от двух браков. Воронча была во владении одного из младших сыновей Мартина Курча Станислава (между прочим, племянника Льва Сапеги), чья жизнь и деятельность были связаны с Лидским поветом ВКЛ. Там же в Лиде имел должность подкомория и сын Станислава Стефан Курч, который и заложил на высоких холмах Ворончи в 1660-х годах первый усадебный двор. Такой двор, который через несколько столетий стали называть в легендах «Ворончанским замком». К сожалению, до нас не дошли сведения о том, как на самом деле выглядел этот двор. Но не исключено, что в своей архитектуре он и в самом деле мог иметь что-то от замкового зодчества. Ещё в начале 20 столетия местные жители могли показать множество т.н. «подземных ходов», оставшихся от старого «Ворончанского замка», а может быть, что какие-то из них скрываются в лесах у Ворончи и до сих пор…
Огромный старый дуб на холме у Ворончи, по традиции называемый «дубом Мицкевича». Фотография 1923 года.
В начале 18 столетия двор в Воронче постигло несчастье. Во время Северной войны он был полностью разрушен шведской армией. У той была целенаправленная стратегия ровнять с землёй все укреплённые пункты на своём пути. Тогда же большие разрушения постигли замки в Новогрудке, Ляховичах, Несвиже. Но в этих обстоятельствах можно отметить, что такое «внимание» со стороны шведов свидетельствует о том, что ворончанский двор на самом деле был довольно внушительным - действительно чем-то вроде замка.
Сыновья Стефана Курча Ян и Франтишек, вероятно, решили, что в это нелёгкое время тратиться на восстановление двора им не с руки и поспешили продать своё владение. Покупателем стал смоленский каштелян Казимир Неселовский - человек интересной и противоречивой судьбы. В период Северной войны он был противником Августа II и Петра I, выступал против абсолютистских устремлений саксонского претендента на престол Речи Посполитой, поддерживал кандидатуру Станислава Лещинского. Впоследствии, однако же, он стал ярым противником последнего и напротив горячо поддерживал королей-скасонцев - и Августа II, и его сына Августа III. На своей «малой родине» в Новогрудских и Несвижских краях Казимир Неселовский первоначально конфликтовал с Радзивиллами, став участником их спора за т.н. «нойбургские владения». Но, как и в случае с королями, со временем он полностью перешёл на другие позиции став безоговорчным союзником и даже другом несвижских князей. Казимир Неселовский был литератором своего времени. В 1743 и 1752 годах он издал два сборника произведений своего творчества на польском языке, в который вошли различные стихи, торжественные речи, письма, воспоминания и даже местные легенды. Эти книги он торжественно посвятил важным для себя персонам - королям Августу II и Августу III а также князю Михалу Казимиру Радзивиллу. Историк и исследователь белорусской культуры Адам Мальдис предполагал, что Казимир Неселовский написал даже несколько стихотворений и на белорусском языке.
В Ворончу Казимир Неселовский пригласил монахов-иезуитов (возможно, из того же Несвижа), которые построили здесь деревянный костёл и здание миссии. На владение костёлу был отписан большой земельный участок из ворончанского имения.
У Казимира и его жены Теофилии не было детей, поэтому после его смерти Воронча перешла его племяннику Юзефу. В 1750-х годах он занимал скромную должность старосты в соседнем с Ворончей местечке Цирин. Но при выборах нового короля Речи Посполитой в начале 1760-х годов он горячо поддержал кандидатуру Станислава Понятовского, став первым шляхтичем Новогрудского воеводства, подписавшимся за него. И Понятовский впоследствии об этой поддержке не забыл. После избрания на престол Понятовский приглашает Юзефа Неселовского работать в свою канцелярию и даёт должности новогрудского каштеляна и великого чашника литовского. Женитьба на княгине Катерине Масальской, дочери великого гетмана ВКЛ Михала Юзефа Масальского, ещё больше упрочила авторитет Юзефа, а ко всему прочему принесла в его копилку Мышское графство (обширные земли с центром в местечке Новая Мышь). В 1773 году Юзеф получает должность новогрудского воеводы и официально становится первым лицом в повете. Кроме двух больших усадебных дворов в Воронче и Новой Мыши ему принадлежат 3 богатых местечка, 22 фольварка и 51 деревня - почти собственное небольшое княжество! Кстати, в одном из этих фольварков работал управляющим Тадеуш Чечот, отец известного поэта и фольклориста Яна Чечота. Король Станислав Понятовский благоволит Юзефу Неселовскому, включая в состав самых важных государственных комиссий. Среди новогрудской шляхты он также пользуется авторитетом, на грандиозные охоты в его имении в новогрудских лесах и на пиры съезжаются со всего Великого княжества. Многие говорят, что по размаху они сравнимы с радзивилловскими, а ведь в Несвиже в то время заправлял ни кто иной как Кароль Станислав Радзивилл «Пане Каханку»! В общем 1770-1780-е годы были золотой эпохой Юзефа Неселовского. В это время он закладывает в Воронче свою новую резиденцию неподалёку от старого разрушенного шведами «замка» и закладывает здесь же строительство нового каменного костёла. В 1784 году владения Неселовского во время своего визита в Литву посетил сам король Станислав Понятовский. Следом он поехал в Несвиж к Радзивиллам.
Всё проходит, прошли и золотые времена Юзефа Неселовского. В 1791 году он ещё был видной государственной фигурой Речи Посполитой, принимал непосредственное участие в разработке её Конституции, принятой 3 мая 1791 года. Однако сразу же коварные интриги Российской империи, внутреннее предательство и вторжение российских войск уничтожили все его усилия и практически уничтожили страну. В результате второго раздела Речи Посполитой Воронча Неселовского в один момент превратилась в приграничное имение в изрядно уменьшившемся по территории государстве. Юзеф Неселовский вместе с соратниками из шляхты, недовольными уничтожением своей страны, решительно примкнули к восстанию Тадеуша Костюшко.
Неселовский встал в авангарде сопротивления всей Литвы, возглавив Высшую Литовскую Раду восстания. Пророссийский коллаборант Шимон Коссаковский, по недоразумению занимавший в тот момент должность великого гетмана литовского, тотчас отдал приказ арестовать Неселовского. Но вместо этого люди, преданные восстанию, арестовали за предательство самого Коссаковского. Уже на следующий день повстанческий трибунал приговорил его к казни через повешение, которая была незамедлительно исполнена 25 апреля 1794 года. На этот приговор Коссаковский исправно нарабатывал 3 предыдущих года, в течение которых он разъезжал по Речи Посполитой прямо в составе российских войск, помогая им разрушать её государственность. Впоследствии Литовская Рада создала специальный орган контрразведки - депутацию публичной безопасности, - которая занималась розыском подобных пророссийских деятелей для последующего ареста и суда. Но главной задачей этой рады под руководством Неселовского была, конечно, организация и поддержка войска, а также объявление людям различных идейных постулатов восстания, как, например, равенство вероисповеданий или освобождение крестьян от крепостничества. Несмотря на все усилия, повстанцы оказались не в состоянии сопротивляться российской армии, которая разбила их последние силы уже осенью 1794 года. Юзеф Неселовский закономерно предполагал, что при российской власти его за все повстанческие дела не ждёт ничего хорошего и укрылся в лесах под Гродно, куда до этого отступили руководящие органы литвинов. Однако уже скоро он был найден и арестован там специально посланным казацким отрядом и доставлен в тюрьму в Вильне. Пребывающий там командующий российскими войсками князь Николай Репнин был в высшей степени счастлив заполучить себе фактического главу «литовских мятежников». Репнин небезосновательно считал и называл Юзефа Неселовского «душой и руководителем последнего литовского восстания», «первой знаменитостью в Литве». Он тут же принялся за «моральную обработку» бывшего новогрудского воеводы, грозя ему конфискацией имений, длительным тюремным заключением, а при определённых обстоятельствах и повторением судьбы Шимона Коссаковского. Для облегчения своей участи требовалось всего ничего - написать прошение о помиловании императрице Екатерине II и присягнуть ей на верность. И Юзеф Неселовский «сломался», написав довольно постыдный текст о том, что в восстании он участвовал только из личной неприязни к Коссаковскому, и вообще его заставили, а впредь он намерен верно и беспрекословно служить светлейшей императрице…
Благодаря этому прошению Юзеф Неселовский смог вернуться в своё поместье в Воронче. Но прежняя жизнь туда уже не вернулась. Ворончанский двор в Речи Посполитой был местом, где решались государственные дела, устраивались пышные приёмы и охоты. Теперь же вокруг усадьбы чаще всего царила тишина и уныние, здесь не происходило ничего. Неселовский в одиночестве переживал гибель своей страны и позор, на который он был вынужден пойти, чтобы не лишиться свободы и имущества. Контраст между двумя эпохами был столь велик, что о ворончанском затворнике пошли пересуды среди всей окрестной шляхты. Позже их передал Адам Мицкевич всё в той же упомянутой поэме «Пан Тадеуш»:
Што б Несялоўскі нам сказаў, які трымае
І зараз мо найлепшыя на свеце зграі
І мае сотні дзве стралкоў, звычаем панскім,
І сецяў сто вазоў у замку Варанчанскім,
А столькі год, як той манах, сядзіць удому,
І нельга упрасіць яго ўжо ў лес нікому -
Белапятровічу і то паслаў адмову!
Чаго ж яму чакаць ад сённяшяга лову?
Лидский ловчий и войсковой писарь Ежи Белопетрович был старым другом и соратником Неселовского по восстанию 1794 года. Как видно, даже ему не удавалось отвлечь его от грустных одиноких мыслей.
Единственным значимым событием начала 19 столетия в Воронче стало завершение строительства в 1809 году нового костёла, освящённого в честь святой Анны. В склепе под костёлом была устроена родовая усыпальница, в которой Юзеф в скором времени рассчитывал упокоиться сам. А в апсиду костёла было вмуровано каменное надгробие середины 18 века основателя первого костёла в Воронче Казимира Неселовского, которое перешло сюда, скорее всего, из старого деревянного храма.
Костёл святой Анны в Воронче. Гравюра 1878 года.
Кстати, до освящения костёла богослужения проходили в домовой часовне. Каждый день Юзеф Неселовский начинал в 8 утра с молитвы вместе со свитой из других шляхтичей.
Из событий тех лет можно отметить также недолгий период работы управляющим имения в Воронче Адама Чарноцкого - известного в будущем историка, археолога и этнографа, издававшего свои работы под псевдонимом Зориан Доленга-Ходаковский. Он проработал в Воронче несколько лет, после чего в 1809 году был арестован российской полицией за то, что в частном письме выразил намерение в будущем вступить в армию Наполеона - то, что в будущем на самом деле сделает почти вся литвинская шляхта. Кстати, Юзеф Неселовский также приветствовал приход французского императора в Литву, но был уже совсем не в том возрасте для каких-либо активных действий во имя свободы отчизны. Свой последний шанс он безвозвратно упустил в 1794 году. Уже в 1814 году, ставший живой легендой, последний воевода новогрудский тихо скончался в Воронче и был похоронен в усыпальнице построенного им костёла.
Костёл святой Анны в Воронче. Фотография начала 20 века.
Наследником Юзефа Неселовского был его сын Франтишек Ксаверий. Уже в 21 год он командовал пехотным полком в войске Речи Посполитой, сражаясь с интервенцией российских войск перед вторым разделом Речи Посполитой. Во время восстания 1794 года он также сражался на поле боя, получил от Тадеуша Костюшко звание генерала, но, к сожалению, также как и его отец, попал в плен. Но в плену, в отличие от отца, он с презрением отверг предложение всё того же Николая Репнина присягнуть Екатерине II. За это он, конечно, попал в число неблагонадёжных лиц и позже провёл несколько лет в тюрьме, однако впоследствии всё равно был отпущен на свободу. Здесь он только дожидался нового шанса выступить за возрождение Речи Посполитой, который предоставился в 1812 году во время похода Наполеона в Россию. Франтишек Неселовский поступил на службу ко французскому императору и был назначен инспектором пехотных частей Великого княжества Литовского в составе Великой армии.
По счастливому стечению обстоятельств смерть его отца совпала с амнистией, данной российским царём Александром I участникам пронаполеоновских формирований. Франтишек Ксаверий мог спокойно приехать в Ворончу и даже законно вступить в наследование родовым имением. Но он по каким-то причинам решает навсегда расстаться с ним. В том же 1814 году Неселовский ищет покупателя для продажи Ворончи, которым стал его товарищ по восстанию 1794 года и наполеоновской армии генерал Флориан Кобылинский. Последний должен был отдать за Ворончу 500 тысяч злотых и имение Юзефово в Королевстве Польском. Но тут Франтишек Неселовский повёл себя весьма странным образом. Получив от Кобылинского все причитающиеся средства, он наотрез отказался выезжать из Ворончи! Вместо этого он укрепил двор и посадил там вооружённый гарнизон, приказав не пускать в него нового владельца. Однако Флориан Кобылинский был также старый солдат, который не знал слов любви и который не захотел ввязываться в долгие судёбные тяжбы за имение. Вместо этого он во главе отряда из 50 своих солдат напал на Ворончу, загнал её гарнизон во двор и затем осадой заставил их сдаться и отдать ему причитающуюся усадьбу! Полное название поэмы Адама Мицкевича было «Пан Тадеуш или последний наезд на Литве». И мы можем сказать, что этот последний наезд на самом деле произошёл в 1819 году в Воронче, когда два генерала делили усадьбу таким старым, издавна известным в Литве, способом.
Сертификат масона 3-й ступени, выданный Флориану Кобылинскому во время его эмиграции во Францию после восстания 1794 года.
Как оказалось, вся эта упорная борьба за Ворончу нужна была Флориану Кобылинскому лишь для того, чтобы вскоре передать эту усадьбу в приданное одной из своих дочерей Юзефе. Но и она не особенно дорожила Ворончанским двором и продала его уже тем, для кого она станет по-настоящему родовым гнездом - Мержеевским. Это был род, исторически происходивший из украинского Подолья, но уже много лет имевший своих представителей и на землях Литвы. В 19 столетии несколько ветвей рода имели свои владения в разных частях бывшего Новогрудского воеводства. Ворончу приобрёл Антоний Мержеевский. Его сын Ян женился здесь же на представительнице старого местного рода из имения Снов Марии Рдултовской. К сожалению, Ян прожил на земле только 32 года и успел завести с женой только одного ребёнка - дочь Изабеллу. В конце 19 века она стала единственной наследницей усадьбы в Воронче.
Изабеллу ожидало довольно удачное замужество, даже несмотря на то, что её жених был почти на 20 лет старше. Зато он был старшим сыном крупного землевладельца и банкира, маршалка Ошмянского повета Яна Любаньского - его звали Александр Любаньский. Он был наследником крупных земельных владений в Вилейском повете, к которым теперь в приданое присоединилась ещё и Воронча. Александру очень понравилась усадьба своей жены, и именно её они решили сделать главной резиденцией своей семьи, как минимум на летние периоды. Значительные финансовые средства, которыми они располагали, позволили превратить имение в прекрасный уголок новогрудской земли. Тот период, пожалуй, можно назвать эпохой расцвета ворончанской усадьбы. На фотографиях тех лет можно увидеть прекрасный двор возле усадебного дома, устроенный по лучшим правилам садового искусства.
Усадебный дом в Воронче.
Аккуратные дорожки из песка и камня, безупречный английский газон на подъездном круге у дома, и здесь же - пышные клумбы с буйством разнообразных экзотических цветов. Также уютный декоративный плющ обвивал входные террасы и колоннады усадебного дома. Неудивительно, что вид с усадебным домом в Воронче в то время печатали даже на открытках.
Открытка 1906 года с видом усадебного дома в Воронче
Сам дом был деревянный с высокой вальмовой крышей, под которой помещался полноценный второй этаж. Он насчитывал более 20 комнат. Самой крупной из них был столовый зал, в котором ещё при воеводе Юзефе Неселовском заседала вся новогрудская шляхта. Здесь были большие камины, облицованные белым кафелем, атласный диван, массивный резной стол и стулья с высокими спинками, также изящной резьбы. Ещё два больших салона в усадебном доме назывались Портретный и Зелёный. В первом, кроме портретов, висело ещё множество живописных полотен, а также стояло фортепиано. А во втором стояло сразу несколько дорогих мебельных гарнитуров и висели хрустальные люстры. Гордостью усадьбы в Воронче была коллекция слуцких поясов, которая, вероятно, досталась в наследство от сарматской моды эпохи Юзефа Неселовского.
«Зелёный» салон в Воронче.
Кроме главного усадебного дома, двор состоял из деревянной официны и хозяйственного комплекса. Главным зданием на хозяйственном дворе был т.н. «скарбец» - административно-хозяйственный корпус. Это здание в стиле классицизма не уступало в архитектуре иным усадебным домам. В центральной части его венчала часовая башня, и таким образом двор в Воронче имел, можно сказать, почти собственную ратушу.
“Скарбец»
Особенной красотой отличался пейзажный парк вокруг усадьбы, расположенный на окружающем живописном рельефе. В нижней его точке находился искусственный пруд на речке Корчёвке, запруду на которой создавала плотина с мельницей. Через эту речку в парке были переброшены каменные арочные мостики.
Усадебный пруд и парк в Воронче.
Во времена 1910-х годов удалённость Ворончи от основных дорог и даже некоторая её затерянность среди холмов Новогрудчины позволили усадьбе сохраниться в огне войн и революций. Пропала только библиотека и некоторые ценности, вывезенные в эвакуацию вглубь России, а затем сгинувшие где-то посреди большевистского переворота.
Немецкое командование в гостях в Воронче во время 1-й мировой войны.
В семье Александра и Изабеллы родилось три дочери и единственный сын Ян, который умер в возрасте всего лишь 28 лет в 1922 году. Имение в Воронче стало домом для семьи старшей дочери Любанских Александры, которая в 1914 году вышла замуж за Адама Чарновского. Шляхтича из старого мазовецкого рода, осевшего в Виленской земле. В неспокойное время первой мировой и советско-польской войн у них родились четверо детей. Младший, Антоний, к сожалению, был слабовидящим, однако с детства проявлял музыкальные таланты.
Хозяйка усадьбы Изабелла Любаньская возле дома в Воронче.
Жизнь в усадьбе протекала своим счастливым чередом до самого 1939 года. После вторжения в край большевиков был сразу же арестован и заключён в тюрьму в Новогрудке Адам Чарновский, которому на тот момент было 63 года. Один из его сыновей, Александр, отправился к НКВДшникам, чтобы вместо отца взяли его - более молодого. В результате ни Александра, ни Адама Чарновского больше никто никогда не видел… Остальных членов семьи владельцев ворончанской усадьбы большевики просто не успели уничтожить до вторжения в СССР немецких войск. Что ж не успели до, значит нужно было успеть после.
В 1942 году, согласно директивам из Москвы, из сбившихся в кучки беглых военнопленных советской армии, был создан партизанский отряд под руководством уроженца Калмыкии Николая Заруднева. Буквально во второй своей боевой операции, во время нападения на полицейский гарнизон в усадьбе Сервеч недалеко от Ворончи, Заруднев погиб. На должность командира отряда заступил его заместитель уроженец Харьковской области Иван Чумаченко. В существенных антинемецких акциях его группа не участвовала, отсылая в «центр» в основном липовые сведения о якобы обстрелянных колоннах противника и уничтожении мостов, которые невозможно было проверить. Зато развернула хорошо налаженный террор местных жителей, которым они вменили в обязанность их кормить. Местная жительница Елена Хвалько вспоминала о тех «героических защитниках»:
«Я помню, як да нас прыехалі партызаны. Спалі мы, дзеці, на тапчану з саломы. Радком клаліся. Але былі падушкі добрыя. Мне было шэсьць гадоў. Дык яны ў нас тыя падушкі павыцягвалі ды пазабіралі. Сьвіньні хавалі, авечкі хавалі. Бо партызаны прыедуць, усё забяруць. У нас барана забралі. І зьвязалі дрэнна. Ён зьлез з воза і забраўся пад воз. Пайшлі да суседа, нешта ў яго забралі. Вяртаюцца, а барана няма. Тату паставілі да сьцяны. Наставілі стрэльбу. І дзякуй Богу, што ў гэты час забляяў баран пад возам. А так расстралялі б, і гаварыць няма чаго. Некаторыя да гэтае пары жывуць… Заслужаныя вэтэраны...».
А кто был настоящим защитником местных людей, так это Изабелла Любаньская. После одной из редких вылазок, когда партизаны Чумаченко действительно постреляли по немцам, те решили убить всех жителей Ворончи. Их согнали в коровник и намеревались уже сжечь заживо, но тут пришла пани Любаньская и поговорив на немецком языке с офицером, уговорила того отпустить людей. С точки зрения советских партизан это, вероятно, было вопиющим свидетельством «сговора с фашистами», да и просто портило образ коммунистов как единственных спасителей и благодетелей. Неудобную и несоветскую дворянскую семью Любаньских и Чарновских, пользующуюся, в отличие от партизан, уважением местных жителей, Чумаченко решил ликвидировать. Тем более, что это было также куда легче, чем воевать с немецкой армией. Временем убийства Чумаченко символично назначил ночь на 1 мая 1943 года - в честь 1 мая назывался его отряд. О трагической истории этого преступления рассказывает прекрасный фильм телеканала «Белсат» «Край светлых мрояў».
Убив почти всю семью Любаньских и Чарновских, советские преступники сожгли усадебный дом вместе с их телами. Заодно решили поджечь и ворончанский костёл (а то он, что-то тоже какой-то несоветский), но в каменном здании сильный пожар им устроить не удалось. Храм коммунисты добивали уже после войны в 1961 году. Тогда его пытались взорвать, но всё равно советским варварам не удалось полностью разрушить здание. Кстати, возможно это делал всё тот же Иван Чумаченко. После войны он не вернулся к себе в украинскую деревню, а в лучших традициях советских колонизаторов остался на руководящей работе в Кореличском районе. Там же, где грабил и убивал во время войны местных жителей. Впрочем, убийства и грабежи были востребованы советской системой и после войны. Как говорили местные жители:
«Для партызан у 44-м годзе скончылася вайна. І яны ўсе селі ля руля. Усе. Вярнуўся калі нехта паранены, уладкавацца няможна. Тут партызаны вельмі шчыльна пабралі партфэлі. І адзін аднаго падтрымлівалі. Нашы заходнія беларусы ішлі другім гатункам...».
После 1945 года Воронча из украшения и жемчужины всей Новогрудчины превратилось в захолустное сельское местечко с призрачными следами славного исторического прошлого, которое местами было уже не отличить от литературной легенды. В 1995 году местные жители смогли восстановить костёл святой Анны. Сегодня он является главной достопримечательностью и памятником прошлого деревни. Наряду с прекрасным старым кладбищем, на котором, наряду с многочисленными представителями новогрудской шляхты, покоятся останки последних владельцев усадьбы. Большинство же других следов богатейшего прошлого Ворончи осталось потерянным и заброшенным где-то на склонах заросших лесом окрестных холмов.
Остатки фундаментов бывшего усадебного дома в Воронче.
Застенок Саплицово около Ворончи. Фотография 1894 года.
Род Курчов герба Радван не так на слуху у любителей белорусской истории, как, например, графы Чапские или Хрептовичи, князья Сапеги или Радзивиллы. Даже их фамилия - Курч - не слишком похожа на аристократическую. Однако же, это был знатный литовский род, чьи представители занимали серьёзные должности в Великом княжестве Литовском. Своё происхождение Курчи вели от придворного великого князя Жигимонта I Данилы Семёновича Курча, владевшего имениями в Гродненском и Лидском поветах. Его сын Мартин Курч воевал под командованием гетмана Романа Сангушко с ордами московского царя Ивана Грозного во время Ливонской войны, участвовал во всех ключевых событиях этой войны (битвах под Чашниками и Улой, осадах Великих Лук и Пскова) за что получил от великого князя Стефана Батория множество земельных пожалований и должность маршалка господарского. Его богатое наследство было впоследствии разделено между его одиннадцатью (по другим данным двенадцатью) детьми от двух браков. Воронча была во владении одного из младших сыновей Мартина Курча Станислава (между прочим, племянника Льва Сапеги), чья жизнь и деятельность были связаны с Лидским поветом ВКЛ. Там же в Лиде имел должность подкомория и сын Станислава Стефан Курч, который и заложил на высоких холмах Ворончи в 1660-х годах первый усадебный двор. Такой двор, который через несколько столетий стали называть в легендах «Ворончанским замком». К сожалению, до нас не дошли сведения о том, как на самом деле выглядел этот двор. Но не исключено, что в своей архитектуре он и в самом деле мог иметь что-то от замкового зодчества. Ещё в начале 20 столетия местные жители могли показать множество т.н. «подземных ходов», оставшихся от старого «Ворончанского замка», а может быть, что какие-то из них скрываются в лесах у Ворончи и до сих пор…
Огромный старый дуб на холме у Ворончи, по традиции называемый «дубом Мицкевича». Фотография 1923 года.
В начале 18 столетия двор в Воронче постигло несчастье. Во время Северной войны он был полностью разрушен шведской армией. У той была целенаправленная стратегия ровнять с землёй все укреплённые пункты на своём пути. Тогда же большие разрушения постигли замки в Новогрудке, Ляховичах, Несвиже. Но в этих обстоятельствах можно отметить, что такое «внимание» со стороны шведов свидетельствует о том, что ворончанский двор на самом деле был довольно внушительным - действительно чем-то вроде замка.
Сыновья Стефана Курча Ян и Франтишек, вероятно, решили, что в это нелёгкое время тратиться на восстановление двора им не с руки и поспешили продать своё владение. Покупателем стал смоленский каштелян Казимир Неселовский - человек интересной и противоречивой судьбы. В период Северной войны он был противником Августа II и Петра I, выступал против абсолютистских устремлений саксонского претендента на престол Речи Посполитой, поддерживал кандидатуру Станислава Лещинского. Впоследствии, однако же, он стал ярым противником последнего и напротив горячо поддерживал королей-скасонцев - и Августа II, и его сына Августа III. На своей «малой родине» в Новогрудских и Несвижских краях Казимир Неселовский первоначально конфликтовал с Радзивиллами, став участником их спора за т.н. «нойбургские владения». Но, как и в случае с королями, со временем он полностью перешёл на другие позиции став безоговорчным союзником и даже другом несвижских князей. Казимир Неселовский был литератором своего времени. В 1743 и 1752 годах он издал два сборника произведений своего творчества на польском языке, в который вошли различные стихи, торжественные речи, письма, воспоминания и даже местные легенды. Эти книги он торжественно посвятил важным для себя персонам - королям Августу II и Августу III а также князю Михалу Казимиру Радзивиллу. Историк и исследователь белорусской культуры Адам Мальдис предполагал, что Казимир Неселовский написал даже несколько стихотворений и на белорусском языке.
В Ворончу Казимир Неселовский пригласил монахов-иезуитов (возможно, из того же Несвижа), которые построили здесь деревянный костёл и здание миссии. На владение костёлу был отписан большой земельный участок из ворончанского имения.
У Казимира и его жены Теофилии не было детей, поэтому после его смерти Воронча перешла его племяннику Юзефу. В 1750-х годах он занимал скромную должность старосты в соседнем с Ворончей местечке Цирин. Но при выборах нового короля Речи Посполитой в начале 1760-х годов он горячо поддержал кандидатуру Станислава Понятовского, став первым шляхтичем Новогрудского воеводства, подписавшимся за него. И Понятовский впоследствии об этой поддержке не забыл. После избрания на престол Понятовский приглашает Юзефа Неселовского работать в свою канцелярию и даёт должности новогрудского каштеляна и великого чашника литовского. Женитьба на княгине Катерине Масальской, дочери великого гетмана ВКЛ Михала Юзефа Масальского, ещё больше упрочила авторитет Юзефа, а ко всему прочему принесла в его копилку Мышское графство (обширные земли с центром в местечке Новая Мышь). В 1773 году Юзеф получает должность новогрудского воеводы и официально становится первым лицом в повете. Кроме двух больших усадебных дворов в Воронче и Новой Мыши ему принадлежат 3 богатых местечка, 22 фольварка и 51 деревня - почти собственное небольшое княжество! Кстати, в одном из этих фольварков работал управляющим Тадеуш Чечот, отец известного поэта и фольклориста Яна Чечота. Король Станислав Понятовский благоволит Юзефу Неселовскому, включая в состав самых важных государственных комиссий. Среди новогрудской шляхты он также пользуется авторитетом, на грандиозные охоты в его имении в новогрудских лесах и на пиры съезжаются со всего Великого княжества. Многие говорят, что по размаху они сравнимы с радзивилловскими, а ведь в Несвиже в то время заправлял ни кто иной как Кароль Станислав Радзивилл «Пане Каханку»! В общем 1770-1780-е годы были золотой эпохой Юзефа Неселовского. В это время он закладывает в Воронче свою новую резиденцию неподалёку от старого разрушенного шведами «замка» и закладывает здесь же строительство нового каменного костёла. В 1784 году владения Неселовского во время своего визита в Литву посетил сам король Станислав Понятовский. Следом он поехал в Несвиж к Радзивиллам.
Всё проходит, прошли и золотые времена Юзефа Неселовского. В 1791 году он ещё был видной государственной фигурой Речи Посполитой, принимал непосредственное участие в разработке её Конституции, принятой 3 мая 1791 года. Однако сразу же коварные интриги Российской империи, внутреннее предательство и вторжение российских войск уничтожили все его усилия и практически уничтожили страну. В результате второго раздела Речи Посполитой Воронча Неселовского в один момент превратилась в приграничное имение в изрядно уменьшившемся по территории государстве. Юзеф Неселовский вместе с соратниками из шляхты, недовольными уничтожением своей страны, решительно примкнули к восстанию Тадеуша Костюшко.
Неселовский встал в авангарде сопротивления всей Литвы, возглавив Высшую Литовскую Раду восстания. Пророссийский коллаборант Шимон Коссаковский, по недоразумению занимавший в тот момент должность великого гетмана литовского, тотчас отдал приказ арестовать Неселовского. Но вместо этого люди, преданные восстанию, арестовали за предательство самого Коссаковского. Уже на следующий день повстанческий трибунал приговорил его к казни через повешение, которая была незамедлительно исполнена 25 апреля 1794 года. На этот приговор Коссаковский исправно нарабатывал 3 предыдущих года, в течение которых он разъезжал по Речи Посполитой прямо в составе российских войск, помогая им разрушать её государственность. Впоследствии Литовская Рада создала специальный орган контрразведки - депутацию публичной безопасности, - которая занималась розыском подобных пророссийских деятелей для последующего ареста и суда. Но главной задачей этой рады под руководством Неселовского была, конечно, организация и поддержка войска, а также объявление людям различных идейных постулатов восстания, как, например, равенство вероисповеданий или освобождение крестьян от крепостничества. Несмотря на все усилия, повстанцы оказались не в состоянии сопротивляться российской армии, которая разбила их последние силы уже осенью 1794 года. Юзеф Неселовский закономерно предполагал, что при российской власти его за все повстанческие дела не ждёт ничего хорошего и укрылся в лесах под Гродно, куда до этого отступили руководящие органы литвинов. Однако уже скоро он был найден и арестован там специально посланным казацким отрядом и доставлен в тюрьму в Вильне. Пребывающий там командующий российскими войсками князь Николай Репнин был в высшей степени счастлив заполучить себе фактического главу «литовских мятежников». Репнин небезосновательно считал и называл Юзефа Неселовского «душой и руководителем последнего литовского восстания», «первой знаменитостью в Литве». Он тут же принялся за «моральную обработку» бывшего новогрудского воеводы, грозя ему конфискацией имений, длительным тюремным заключением, а при определённых обстоятельствах и повторением судьбы Шимона Коссаковского. Для облегчения своей участи требовалось всего ничего - написать прошение о помиловании императрице Екатерине II и присягнуть ей на верность. И Юзеф Неселовский «сломался», написав довольно постыдный текст о том, что в восстании он участвовал только из личной неприязни к Коссаковскому, и вообще его заставили, а впредь он намерен верно и беспрекословно служить светлейшей императрице…
Благодаря этому прошению Юзеф Неселовский смог вернуться в своё поместье в Воронче. Но прежняя жизнь туда уже не вернулась. Ворончанский двор в Речи Посполитой был местом, где решались государственные дела, устраивались пышные приёмы и охоты. Теперь же вокруг усадьбы чаще всего царила тишина и уныние, здесь не происходило ничего. Неселовский в одиночестве переживал гибель своей страны и позор, на который он был вынужден пойти, чтобы не лишиться свободы и имущества. Контраст между двумя эпохами был столь велик, что о ворончанском затворнике пошли пересуды среди всей окрестной шляхты. Позже их передал Адам Мицкевич всё в той же упомянутой поэме «Пан Тадеуш»:
Што б Несялоўскі нам сказаў, які трымае
І зараз мо найлепшыя на свеце зграі
І мае сотні дзве стралкоў, звычаем панскім,
І сецяў сто вазоў у замку Варанчанскім,
А столькі год, як той манах, сядзіць удому,
І нельга упрасіць яго ўжо ў лес нікому -
Белапятровічу і то паслаў адмову!
Чаго ж яму чакаць ад сённяшяга лову?
Лидский ловчий и войсковой писарь Ежи Белопетрович был старым другом и соратником Неселовского по восстанию 1794 года. Как видно, даже ему не удавалось отвлечь его от грустных одиноких мыслей.
Единственным значимым событием начала 19 столетия в Воронче стало завершение строительства в 1809 году нового костёла, освящённого в честь святой Анны. В склепе под костёлом была устроена родовая усыпальница, в которой Юзеф в скором времени рассчитывал упокоиться сам. А в апсиду костёла было вмуровано каменное надгробие середины 18 века основателя первого костёла в Воронче Казимира Неселовского, которое перешло сюда, скорее всего, из старого деревянного храма.
Костёл святой Анны в Воронче. Гравюра 1878 года.
Кстати, до освящения костёла богослужения проходили в домовой часовне. Каждый день Юзеф Неселовский начинал в 8 утра с молитвы вместе со свитой из других шляхтичей.
Из событий тех лет можно отметить также недолгий период работы управляющим имения в Воронче Адама Чарноцкого - известного в будущем историка, археолога и этнографа, издававшего свои работы под псевдонимом Зориан Доленга-Ходаковский. Он проработал в Воронче несколько лет, после чего в 1809 году был арестован российской полицией за то, что в частном письме выразил намерение в будущем вступить в армию Наполеона - то, что в будущем на самом деле сделает почти вся литвинская шляхта. Кстати, Юзеф Неселовский также приветствовал приход французского императора в Литву, но был уже совсем не в том возрасте для каких-либо активных действий во имя свободы отчизны. Свой последний шанс он безвозвратно упустил в 1794 году. Уже в 1814 году, ставший живой легендой, последний воевода новогрудский тихо скончался в Воронче и был похоронен в усыпальнице построенного им костёла.
Костёл святой Анны в Воронче. Фотография начала 20 века.
Наследником Юзефа Неселовского был его сын Франтишек Ксаверий. Уже в 21 год он командовал пехотным полком в войске Речи Посполитой, сражаясь с интервенцией российских войск перед вторым разделом Речи Посполитой. Во время восстания 1794 года он также сражался на поле боя, получил от Тадеуша Костюшко звание генерала, но, к сожалению, также как и его отец, попал в плен. Но в плену, в отличие от отца, он с презрением отверг предложение всё того же Николая Репнина присягнуть Екатерине II. За это он, конечно, попал в число неблагонадёжных лиц и позже провёл несколько лет в тюрьме, однако впоследствии всё равно был отпущен на свободу. Здесь он только дожидался нового шанса выступить за возрождение Речи Посполитой, который предоставился в 1812 году во время похода Наполеона в Россию. Франтишек Неселовский поступил на службу ко французскому императору и был назначен инспектором пехотных частей Великого княжества Литовского в составе Великой армии.
По счастливому стечению обстоятельств смерть его отца совпала с амнистией, данной российским царём Александром I участникам пронаполеоновских формирований. Франтишек Ксаверий мог спокойно приехать в Ворончу и даже законно вступить в наследование родовым имением. Но он по каким-то причинам решает навсегда расстаться с ним. В том же 1814 году Неселовский ищет покупателя для продажи Ворончи, которым стал его товарищ по восстанию 1794 года и наполеоновской армии генерал Флориан Кобылинский. Последний должен был отдать за Ворончу 500 тысяч злотых и имение Юзефово в Королевстве Польском. Но тут Франтишек Неселовский повёл себя весьма странным образом. Получив от Кобылинского все причитающиеся средства, он наотрез отказался выезжать из Ворончи! Вместо этого он укрепил двор и посадил там вооружённый гарнизон, приказав не пускать в него нового владельца. Однако Флориан Кобылинский был также старый солдат, который не знал слов любви и который не захотел ввязываться в долгие судёбные тяжбы за имение. Вместо этого он во главе отряда из 50 своих солдат напал на Ворончу, загнал её гарнизон во двор и затем осадой заставил их сдаться и отдать ему причитающуюся усадьбу! Полное название поэмы Адама Мицкевича было «Пан Тадеуш или последний наезд на Литве». И мы можем сказать, что этот последний наезд на самом деле произошёл в 1819 году в Воронче, когда два генерала делили усадьбу таким старым, издавна известным в Литве, способом.
Сертификат масона 3-й ступени, выданный Флориану Кобылинскому во время его эмиграции во Францию после восстания 1794 года.
Как оказалось, вся эта упорная борьба за Ворончу нужна была Флориану Кобылинскому лишь для того, чтобы вскоре передать эту усадьбу в приданное одной из своих дочерей Юзефе. Но и она не особенно дорожила Ворончанским двором и продала его уже тем, для кого она станет по-настоящему родовым гнездом - Мержеевским. Это был род, исторически происходивший из украинского Подолья, но уже много лет имевший своих представителей и на землях Литвы. В 19 столетии несколько ветвей рода имели свои владения в разных частях бывшего Новогрудского воеводства. Ворончу приобрёл Антоний Мержеевский. Его сын Ян женился здесь же на представительнице старого местного рода из имения Снов Марии Рдултовской. К сожалению, Ян прожил на земле только 32 года и успел завести с женой только одного ребёнка - дочь Изабеллу. В конце 19 века она стала единственной наследницей усадьбы в Воронче.
Изабеллу ожидало довольно удачное замужество, даже несмотря на то, что её жених был почти на 20 лет старше. Зато он был старшим сыном крупного землевладельца и банкира, маршалка Ошмянского повета Яна Любаньского - его звали Александр Любаньский. Он был наследником крупных земельных владений в Вилейском повете, к которым теперь в приданое присоединилась ещё и Воронча. Александру очень понравилась усадьба своей жены, и именно её они решили сделать главной резиденцией своей семьи, как минимум на летние периоды. Значительные финансовые средства, которыми они располагали, позволили превратить имение в прекрасный уголок новогрудской земли. Тот период, пожалуй, можно назвать эпохой расцвета ворончанской усадьбы. На фотографиях тех лет можно увидеть прекрасный двор возле усадебного дома, устроенный по лучшим правилам садового искусства.
Усадебный дом в Воронче.
Аккуратные дорожки из песка и камня, безупречный английский газон на подъездном круге у дома, и здесь же - пышные клумбы с буйством разнообразных экзотических цветов. Также уютный декоративный плющ обвивал входные террасы и колоннады усадебного дома. Неудивительно, что вид с усадебным домом в Воронче в то время печатали даже на открытках.
Открытка 1906 года с видом усадебного дома в Воронче
Сам дом был деревянный с высокой вальмовой крышей, под которой помещался полноценный второй этаж. Он насчитывал более 20 комнат. Самой крупной из них был столовый зал, в котором ещё при воеводе Юзефе Неселовском заседала вся новогрудская шляхта. Здесь были большие камины, облицованные белым кафелем, атласный диван, массивный резной стол и стулья с высокими спинками, также изящной резьбы. Ещё два больших салона в усадебном доме назывались Портретный и Зелёный. В первом, кроме портретов, висело ещё множество живописных полотен, а также стояло фортепиано. А во втором стояло сразу несколько дорогих мебельных гарнитуров и висели хрустальные люстры. Гордостью усадьбы в Воронче была коллекция слуцких поясов, которая, вероятно, досталась в наследство от сарматской моды эпохи Юзефа Неселовского.
«Зелёный» салон в Воронче.
Кроме главного усадебного дома, двор состоял из деревянной официны и хозяйственного комплекса. Главным зданием на хозяйственном дворе был т.н. «скарбец» - административно-хозяйственный корпус. Это здание в стиле классицизма не уступало в архитектуре иным усадебным домам. В центральной части его венчала часовая башня, и таким образом двор в Воронче имел, можно сказать, почти собственную ратушу.
“Скарбец»
Особенной красотой отличался пейзажный парк вокруг усадьбы, расположенный на окружающем живописном рельефе. В нижней его точке находился искусственный пруд на речке Корчёвке, запруду на которой создавала плотина с мельницей. Через эту речку в парке были переброшены каменные арочные мостики.
Усадебный пруд и парк в Воронче.
Во времена 1910-х годов удалённость Ворончи от основных дорог и даже некоторая её затерянность среди холмов Новогрудчины позволили усадьбе сохраниться в огне войн и революций. Пропала только библиотека и некоторые ценности, вывезенные в эвакуацию вглубь России, а затем сгинувшие где-то посреди большевистского переворота.
Немецкое командование в гостях в Воронче во время 1-й мировой войны.
В семье Александра и Изабеллы родилось три дочери и единственный сын Ян, который умер в возрасте всего лишь 28 лет в 1922 году. Имение в Воронче стало домом для семьи старшей дочери Любанских Александры, которая в 1914 году вышла замуж за Адама Чарновского. Шляхтича из старого мазовецкого рода, осевшего в Виленской земле. В неспокойное время первой мировой и советско-польской войн у них родились четверо детей. Младший, Антоний, к сожалению, был слабовидящим, однако с детства проявлял музыкальные таланты.
Хозяйка усадьбы Изабелла Любаньская возле дома в Воронче.
Жизнь в усадьбе протекала своим счастливым чередом до самого 1939 года. После вторжения в край большевиков был сразу же арестован и заключён в тюрьму в Новогрудке Адам Чарновский, которому на тот момент было 63 года. Один из его сыновей, Александр, отправился к НКВДшникам, чтобы вместо отца взяли его - более молодого. В результате ни Александра, ни Адама Чарновского больше никто никогда не видел… Остальных членов семьи владельцев ворончанской усадьбы большевики просто не успели уничтожить до вторжения в СССР немецких войск. Что ж не успели до, значит нужно было успеть после.
В 1942 году, согласно директивам из Москвы, из сбившихся в кучки беглых военнопленных советской армии, был создан партизанский отряд под руководством уроженца Калмыкии Николая Заруднева. Буквально во второй своей боевой операции, во время нападения на полицейский гарнизон в усадьбе Сервеч недалеко от Ворончи, Заруднев погиб. На должность командира отряда заступил его заместитель уроженец Харьковской области Иван Чумаченко. В существенных антинемецких акциях его группа не участвовала, отсылая в «центр» в основном липовые сведения о якобы обстрелянных колоннах противника и уничтожении мостов, которые невозможно было проверить. Зато развернула хорошо налаженный террор местных жителей, которым они вменили в обязанность их кормить. Местная жительница Елена Хвалько вспоминала о тех «героических защитниках»:
«Я помню, як да нас прыехалі партызаны. Спалі мы, дзеці, на тапчану з саломы. Радком клаліся. Але былі падушкі добрыя. Мне было шэсьць гадоў. Дык яны ў нас тыя падушкі павыцягвалі ды пазабіралі. Сьвіньні хавалі, авечкі хавалі. Бо партызаны прыедуць, усё забяруць. У нас барана забралі. І зьвязалі дрэнна. Ён зьлез з воза і забраўся пад воз. Пайшлі да суседа, нешта ў яго забралі. Вяртаюцца, а барана няма. Тату паставілі да сьцяны. Наставілі стрэльбу. І дзякуй Богу, што ў гэты час забляяў баран пад возам. А так расстралялі б, і гаварыць няма чаго. Некаторыя да гэтае пары жывуць… Заслужаныя вэтэраны...».
А кто был настоящим защитником местных людей, так это Изабелла Любаньская. После одной из редких вылазок, когда партизаны Чумаченко действительно постреляли по немцам, те решили убить всех жителей Ворончи. Их согнали в коровник и намеревались уже сжечь заживо, но тут пришла пани Любаньская и поговорив на немецком языке с офицером, уговорила того отпустить людей. С точки зрения советских партизан это, вероятно, было вопиющим свидетельством «сговора с фашистами», да и просто портило образ коммунистов как единственных спасителей и благодетелей. Неудобную и несоветскую дворянскую семью Любаньских и Чарновских, пользующуюся, в отличие от партизан, уважением местных жителей, Чумаченко решил ликвидировать. Тем более, что это было также куда легче, чем воевать с немецкой армией. Временем убийства Чумаченко символично назначил ночь на 1 мая 1943 года - в честь 1 мая назывался его отряд. О трагической истории этого преступления рассказывает прекрасный фильм телеканала «Белсат» «Край светлых мрояў».
Click to viewУбив почти всю семью Любаньских и Чарновских, советские преступники сожгли усадебный дом вместе с их телами. Заодно решили поджечь и ворончанский костёл (а то он, что-то тоже какой-то несоветский), но в каменном здании сильный пожар им устроить не удалось. Храм коммунисты добивали уже после войны в 1961 году. Тогда его пытались взорвать, но всё равно советским варварам не удалось полностью разрушить здание. Кстати, возможно это делал всё тот же Иван Чумаченко. После войны он не вернулся к себе в украинскую деревню, а в лучших традициях советских колонизаторов остался на руководящей работе в Кореличском районе. Там же, где грабил и убивал во время войны местных жителей. Впрочем, убийства и грабежи были востребованы советской системой и после войны. Как говорили местные жители:
«Для партызан у 44-м годзе скончылася вайна. І яны ўсе селі ля руля. Усе. Вярнуўся калі нехта паранены, уладкавацца няможна. Тут партызаны вельмі шчыльна пабралі партфэлі. І адзін аднаго падтрымлівалі. Нашы заходнія беларусы ішлі другім гатункам...».
После 1945 года Воронча из украшения и жемчужины всей Новогрудчины превратилось в захолустное сельское местечко с призрачными следами славного исторического прошлого, которое местами было уже не отличить от литературной легенды. В 1995 году местные жители смогли восстановить костёл святой Анны. Сегодня он является главной достопримечательностью и памятником прошлого деревни. Наряду с прекрасным старым кладбищем, на котором, наряду с многочисленными представителями новогрудской шляхты, покоятся останки последних владельцев усадьбы. Большинство же других следов богатейшего прошлого Ворончи осталось потерянным и заброшенным где-то на склонах заросших лесом окрестных холмов.
Остатки фундаментов бывшего усадебного дома в Воронче.