Отречение Николая II и Михаила Александровича: законность последних манифестов Романовых (часть 2)

[deda14]

Часть 1



2.5. Неизменность правил престолонаследия

Нормы, устанавливающие порядок престолонаследия, дореволюционными юристами признавались прецептивными (от лат. praeceptio - предписание, указание)[20].



В современной юридической терминологии подобные нормы именуются императивными. Применительно к рассматриваемой ситуации это означает, что законы о престолонаследии не подлежали расширительному толкованию, связывали волю самого императора и не могли быть им изменены. Требование прецептивности обеспечивалось механизмом присяг каждого лица царствующего дома, а также самих императора и императрицы при вступлении на престол и миропомазании.

Прецептивность норм о престолонаследии была установлена Павлом I в Указе: «Положив правила наследства должен объяснить причины оных. Они суть следующия: Дабы Государство не было без наследника. Дабы наследник был назначен всегда законом самим. Дабы не было ни малейшаго сомнения кому наследовать».

Ст.206 СОГЗ устанавливала: «При достижении совершеннолетия лицами обоего пола, по крови к Императорскому Дому принадлежащими, они приносят, по Высочайше установленным церемониалам, торжественную присягу, как в верности царствующему Государю и отечеству, так равно в соблюдении права наследства и установленного фамильного распорядка». Текст этой присяги составлял Приложение III к СОГЗ. В ней, в частности, говорилось: «Именем Бога Всемогущего, пред святым Его Евангелием клянусь и обещаюсь Его Императорскому Величеству, моему Всемилойстивейшему Государю, Родителю, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови…; в звании же Наследника Престола Всероссийского и соединенных с ним Престолов Царства Польского и Великого Княжества Финляндского обязуюсь и клянусь соблюдать все постановления о наследии Престола и порядок фамильного учреждения, в Основных Законах Империи изображенные, во всей их силе и неприкосновенности, как пред Богом и судом Его страшным ответ в том дать могу».

Ст.39 СОГЗ постановляла: «Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято наблюдать вышепоставленные законы о наследии Престола».

Смысл именно такого, религиозного, механизма обеспечения императивности и неизменности правил престолонаследия очевиден. Император обладает наибольшей в государстве полнотой власти (в силу ст.4 СОГЗ «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть», а до 1906 года его власть определялась как неограниченная[21]), следовательно, он по умолчанию был вправе в любой момент изменить порядок престолонаследия. В целях установления незыблемости порядка престолонаследия и во избежание ситуации, при которой воля императора изменит установленный порядок, Павел Iввел некое «обязательство» императора перед Богом соблюдать правила престолонаследия. Это «обязательство» принималось императором трижды: в качестве члена императорского дома, при вступлении на престол и при миропомазании. Безусловно, такое «обязательство» имело не правовой, а исключительно религиозный характер, но его связывающая сила тем самым не уменьшалась, а, напротив, в рамках правосознания того времени, она была наибольшей из всех возможных.

Ограничение власти императора в вопросах престолонаследия проявлялось в следующем.

Во-первых, император не мог изменить закон, устанавливающий порядок престолонаследия, то есть не мог путем принятия закона изменить текст статей главы второй и иных глав СОГЗ, в которые был инкорпорирован Указ Павла I, так, что после изменения был бы искажен их основной смысл. Выше приводились два случая, когда нормы о престолонаследии были дополнены (ст.36-38 СОГЗ) императором Николаем I Павловичем по сравнению с первоначальным текстом Указа, но эти изменения носили частный характер, и не противоречили общему смыслу норм о престолонаследии. Разумеется, на практике были возможны и иные дополнения порядка, при условии неискажения общего смысла правил престолонаследия - наследования исключительно по закону.

После реформы 1905-1906 годов власть Императора перестала быть неограниченной. Закон, который изменял бы порядок престолонаследия, перед его утверждением императором, должен был быть одобрен Государственной Думой и Государственным Советом. В силу ст.7 СОГЗ «Государь Император осуществляет законодательную власть в единении с Государственным Советом и Государственною Думою». «Государь Император утверждает законы и без Его утверждения никакой закон не может иметь своего совершения» (ст.9 СОГЗ). «Никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного Совета и Государственной Думы и восприять силу без утверждения Государя Императора» (ст.86 СОГЗ). В некоторых случаях императору предоставлялось право утвердить закон без получения одобрения Государственной Думы и Государственного Совета - это было предусмотрено на случаи, если «во время прекращения занятий Государственной Думы, чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке законодательном». Однако закон, утвержденный в таком чрезвычайном порядке, не мог изменять Основные Государственные законы, в том числе и правила о престолонаследии (ст.87 СОГЗ).

То есть, начиная с 1906 года, император не мог утвердить закон, изменяющий порядок престолонаследия, во-первых, без одобрения такого закона Государственной Думой и Государственным Советом, а, во-вторых, если бы даже Государственной Думой и Государственным Советом был бы одобрен закон, вносящий изменения в порядок престолонаследия, император обязан был отклонить данный закон в силу данных им при совершеннолетии, при вступлении на престол и при миропомазании присяг.

Во-вторых, император не мог издать правоприменительный акт (акт в порядке управления), которым применительно к конкретному случаю устанавливался бы отличный от законного порядок престолонаследия. Например, император не мог в обход законного престолонаследника назначить другого престолонаследника. Этот запрет следовал как из указанных выше присяг, так и из введенной (1906) нормы о том, что акты, издаваемые императором в порядке верховного управления, должны соответствовать законам (ст.11 СОГЗ).

Как видим, с 1797 по 1906 год единственным механизмом, обеспечивающим соблюдение и неизменность законов о престолонаследии, были присяги императора (его «обязательства» перед Богом). Начиная с 1906 года, этот механизм был дополнен правилами о необходимости одобрения изменений законов о престолонаследии Государственной Думой и Государственным Советом, а также правилами о соответствии изданных в порядке управления актов императора закону.

Даже в условиях неограниченной власти монарха законы о престолонаследии носят императивный характер и должны соблюдаются монархами в силу установлений обычного (или «божественного») права. Вообще самодержавие (напомним: постулат о самодержавности власти императора не был исключен из СОГЗ в 1906 г.) в представлениях дореволюционных русских юристов отнюдь не противопоставлялось законности. Так, еще М.М.Сперанский писал: «…никакая другая власть,… ни вне, ни внутри Империи не может положить пределов верховной власти Российского Самодержца. Но пределы власти, им самим постановленные, извне государственными договорами, внутри словом Императорским, суть и должны быть для него непреложны и священны. Всякое право, а следовательно, и право Самодержавное, потолику есть право, поколику оно основано на правде. Там, где кончится правда и где начинается неправда, кончится право и начинается самовластие»[22].

Н.М.Коркунов достаточно подробно рассматривал отличия законности в Российской Империи и в Западной Европе. Отмечая различные исторические пути формирования государств в Европе и российского государства, он писал: «Начало правомерности получило в нашем государственном устройстве строго-объективную форму. Осуществление государственной власти регулируется у нас не субъективными правами отдельных сословий и личностей, а объективным правом, обычаем и законом. Правомерность установилась у нас не как продукт борьбы сословий и общественных классов за свои права, а как объективное требование порядка. Законность является в нашей государственной жизни не ограничением, извне навязанным, власти, а собственным ее созданием. Поэтому, развитие законности не обусловливалось у нас развитием политических прав. Мы имеем полную обеспеченность собственности, независимый суд, самоуправление и вовсе лишены политических прав…»[23]

С точки зрения М.Зызыкина «принцип законности является жизненным нервом самодержавного принципа в отличие от деспотической формы правления. Подчинение самой власти началам права содействовало развитию чувства законности и создания долга повиновения, на котором держится власть. Законность в России - создание самой верховной власти, а не результат ее ограничения посторонними политическими факторами»[24]. М.Зызыкин неоднократно подчеркивал принципиальное отличие петровского порядка престолонаследия, который не был ограничен законом, от порядка, введенного Павлом I. На его взгляд, ограничение самодержавной власти неразрывно связано с религиозным началом, с православным мировосприятием, и этим самодержавная власть принципиально отличается от власти абсолютной, деспотической. «С отменой Петровского указа 5 февр. 1722 года он сделал монархию тем выше воли человека стоящим учреждением, которое соответствует ее идее - быть выразительницей неизменного религиозного идеала, выращенного православным народом. Неизменности этого идеала соответствует и непоколебимость правил, регулирующих порядок преемства верховной власти… Ставя закон о престолонаследии выше воли монарха посредством присяги, которую каждый монарх должен дважды приносить: при вступлении на престол и при миропомазании, Император Павел выражал веру не в человека, свойственную закону Петра I, а в промысел Божий»[25].

По всей видимости, нарушение императором законов о престолонаследии представлялось дореволюционным юристам ситуацией невозможной и отдельно не исследовалось. Можно сказать, что постулат о соблюдении монархом норм о престолонаследии относился к т.н. «правовым аксиомам», то есть к разновидности юридических норм, которые соблюдаются в силу их всеобщей очевидности и часто не закрепляются в писанном источнике права[26]. Из вышеприведенных концепций о законности и о самоограничении самодержавной власти следует, что нарушение императором ограничивающих его императивных норм являло бы собой переход от самодержавной власти к власти деспотической, не основанной на Божьем промысле. Вдобавок к этому нарушение императором законов о престолонаследии должно было быть расценено как совершение Императором клятвопреступления.

Клятвопреступление, или лжеприсяга по действовавшему до 1903 года российскому уголовному законодательству признавалось преступлением против веры (ст.236-240 Уложения о наказаниях). В Уголовном Уложении 1903 года такое преступление отсутствовало. Впрочем, в силу того, что особа Государя Императора по ст.5 СОГЗ была неприкосновенной, никакой уголовной ответственности он, естественно, подлежать не мог.

С религиозной точки зрения клятвопреступление по сей день является достаточно тяжелым проступком. Церковные нормы предусматривают разные последствия для клятвопреступления, совершенного духовным лицом, и для клятвопреступления, совершенного мирянином.

25-е Апостольское правило говорит о клятвопреступлении клириков: «Епископ, или пресвитер, или диакон… в клятвопреступлении… обличенный, да будет извержен от священного чина». То, что речь здесь идет не только о священнической присяге, но и о всякой клятве, подтверждается комментарием авторитетного толкователя канонов епископа Никодима (Милаша): «Если какое-либо духовное лицо, нарушит некую клятву, произнесенную по какому-либо важному вопросу именем Бога…»[27].

Мирянин-клятвопреступник только в случае «достойного покаяния», подвергается десятилетнему или одиннадцатилетнему отлучению от святого причастия (по 64-му и 82-му правилам святителя Василия Великого)[28]. Чтобы понять всю тяжесть преступления, следует отметить, что епитимия кающемуся клятвопреступнику строже епитимии отрекшемуся от Христа и принесшему жертву идолам - таковому, согласно 4-му правилу Анкирского Собора, полагается шестилетнее отлучение от святого причастия[29].

Отношение церкви к клятвопреступлению хорошо видно по следующему отрывку авторства архимандрита Рафаила (Карелина): «Самый страшный грех словом - клятвопреступление. Когда человек клянется ложно, особенно именем Божиим, и призывает Бога в свидетели своих слов, он как бы отдает в заклад свою собственную душу. Он подвергает себя суду Божию как в вечности, так и здесь, на земле. Поэтому грех клятвопреступления называется вопиющим грехом: как пролитая человеческая кровь, так и он вопиет к небесам об отмщении. Клятвопреступник продает свою душу демону, печать Иуды невидимо лежит на его устах…»[30]

Империя не являлась светским государством. Согласно ст.62 СОГЗ «Первенствующая и господствующая в Российской Империи вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного Исповедания». Император не мог исповедовать никакой иной веры, кроме православной (ст.63). После вступления императора на престол по чину Православной Греко-Российской Церкви совершались обряды священного Коронования и миропомазания (ст.57, 58 СОГЗ). Установленность власти императора Богом следовала из ст. 4 СОГЗ, согласно которой «повиноваться власти Его, не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». Особа Государя Императора признавалась священной (ст.5 СОГЗ). Отрицание священности власти императора являлось религиозным проступком, по тяжести равным отрицанию или хулению Бога. Согласно п.11 Чина анафематствования (список проступков, за которые следует провозглашение анафемы) в редакции 1869 года (просуществовала до марта 1918 г.) анафема провозглашается «помышляющим, яко православные государи возводятся на престолы не по особливому о них Божию благоволению, и при помазании дарования Святаго Духа к происхождению великого сего звания в них не изливаются; и тако дерзающим против них на бунт и измену». Миропомазание подавляющим числом богословов того времени признавалось таинством, дискуссии велись лишь на предмет того, является ли миропомазание особым, восьмым таинством, либо является оно повторением первого[31].

В Указе Павла I было формально узаконено фактически установленное при Петре Великом положение дел, при котором российский император являлся «Главой Церкви». В Основных Государственных Законах содержание этого главенства определялось следующим образом: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. В сем смысле Император, в акте о наследии Престола 1797 Апр. 5 (17910) именуется Главою Церкви» (ст.64 СОГЗ); «В Управлении Церковном Самодержавная Власть действует посредстом Святейшего Правительствующего Синода, Ею учрежденного» (ст.65 СОГЗ).

Подробно вопрос о правовом положении фигуры императора в православной церкви был разработан видным русским церковным юристом Н.С.Суворовым в «Курсе церковного права». С точки зрения Н.С.Суворова в Византийской и в Российской империи императору принадлежала верховная церковная власть[32]. При этом «Русский Царь ни богослужения ни совершает, ни на участие в богослужении, в проповедничестве церковном, в пастырстве не претендует, как это делали императоры византийские. Его власть… простирается на то, что в католическом церковном праве называется potestas jurisdictionis»[33].

Однако точка зрения о том, что российский император является главой Православной Российской Церкви, несмотря на то, что она основывалась на действовавших в империи законах, разделялась не всеми. Значительное количество исследователей (в основном из церковной среды и в основном в период после 1917 года) отмечали, что такая ситуация не соответствует постановлениям Вселенских Соборов. Но и те, кто разделяли позицию о том, что император является Главой Церкви, и те, кто отрицали ее, признавали, что чин императора являлся особым церковным чином. Так, М.Зызыкин, отрицавший точку зрения Н.С.Суворова о позиции императора в церкви, вынужден был признать: «Вследствие рукоположения и миропомазания Императора надо считать чином священным не в смысле вступления в духовную иерархию, ибо он не получает благодати священства, но в смысле особого освящения лица, открывающего ему правило на особые преимущества: входить в царские врата и причащаться наравне со священнослужителями; таким образом Царь при священнодействии ставится наряду со священнослужителями выше низшего клира и даже монашества»[34].

Итак, как видим, власть императора установлена Богом, император главенствует над православной церковью и является особым священным чином. Следовательно, на императора как на чин священный должны распространяться религиозные нормы о клятвопреступлении, совершенном священным чином, а не нормы о клятвопреступлении, совершенном мирянином. Последствие такого клятвопреступления одно - «извержение от священного чина». Ни светское, ни церковное законодательство периода империи не предусматривало практических механизмов осуществления подобной процедуры в отношении императора; что, однако, не могло превратить совершенное им клятвопреступление в нечто иное. Но, повторюсь, совершение клятвопреступления императором почиталось делом невозможным.

Примечания:

[20] «…нормы, имеющие безусловно обязательную силу, не предоставляющие определения способа разграничения интересов самим заинтересованным лицам, называются нормами прецептивными» (Коркунов Н.М. Лекции по общей теории права. Кн.2. Объективная и субъективная сторона права. По изданию 1914 г. С.130. URL: http://allpravo.ru/library/doc108p0/instrum110/item276.html).

[21] «Хотя власть Государя Императора по-прежнему называется самодержавной, самодержавие в современном государственном строе России не может быть понимаемо, как начало равнозначащее неограниченности. Государь Император при действии новых основных законов есть монарх ограниченный или, по установившемуся и употребительному выражению - конституционный, и государственный строй России есть строй ограниченной или конституционной монархии» (Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т.1. Дополнение к §20 гл.2 отд.1 URL: http://istmat.info/node/24997).

[22] Руководство к познанию законов / Сочинение графа Сперанского. СПб., 1845. С.56-57.

[23] Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т.1. URL: http://istmat.info/node/24997

[24] Зызыкин М. Указ. соч. С.76

[25] Там же. С.77.

[26] Например, «никто не может быть судьей в собственном деле», «никто не подлежит двойной ответственности за одно и то же нарушение».

[27] Никодим (Милаш), епископ. Правила Православной Церкви с толкованиями. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1996. Т.I. С.84.

[28] Там же. Т.II. С.440, 451.

[29] Там же. С.7.

[30] URL: http://rusk.ru/st.php?idar=25586

[31] См.: Зызыкин М. Указ. соч. Гл.XVI; Бабкин М. Указ. соч. Гл.1.4.

[32] Этой же точки зрения во времена Империи придерживался проф. П.Е.Казанский, в настоящее время ее разделяют протоиерей В.В.Асмус, А.М.Величко, М.А.Бабкин и др.

[33] Суворов Н.С. Курс церковного права. М.,1913. Т.1. С.216.

[34] Зызыкин М. Указ. соч. С.102.

Часть 3

Настоящая статья была опубликована в журнале «Россия XXI», 2014, №1 1.