Кто стоял за восстанием Спартака? (12 из 13, часть I)
ДРЕВНИЙ РИМ ГЛАЗАМИ XXI ВЕКА
Предыдущая часть ***** Оглавление ***** Следующая часть
ГЛАВА 12. ЗАВЕТЫ АНТИЧНЫХ СТАРИЧКОВ.
ЧАСТЬ I. «МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА»
В предыдущих главах мы выяснили, что на первом, партизанском этапе восстания за Спартаком могли стоять южно-итальянские регионалисты, пострадавшие от сулланских репрессий и защищающие свои позиции перед лицом столичных рейдеров. На этапе похода в Северную Италию его могли усилить сторонники Лепида и Перперны, умеренное крыло марианской оппозиции. На этапе борьбы с Крассом те же силы могли поддерживать Спартака в рамках своего компромисса с Помпеем и умеренным большинством сторонников Суллы, утомленных тиранией кучки олигархов. Однако все это не означает, что Спартак, имея под рукой реальную военную силу, все это время оставался марионеткой, выполняющей капризы своих покровителей. У Спартака, очевидно, мог быть и собственный проект, который он мало-помалу старался осуществить. И, в свою очередь, этот собственный проект Спартака тоже мог иметь за собой группу поддержки в элитах того времени. Здесь, однако, мы вступаем в область «смелых» гипотез и сомнительных аналогий (хотя и остаемся в жестких рамках классической хронологии и ссылок на античные первоисточники).
С точки зрения позднеантичного христианского мыслителя Августина, этот собственный проект Спартака был вполне очевидным («О граде Божием», книга IV, глава V):
«О былых гладиаторах, могущество которых было подобно царскому достоинству… Пусть скажут, какой бог помог им из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в разряд как бы государства, которого пришлось страшиться римлянам со столькими их армиями и крепостями?»
Августин - единственный, кто употребил термин «государство» применительно к организации восставших, намекая на то, что это была не просто «бродячая армия». Вы возразите, что Августин жил через полтысячелетия после Спартака, в иной исторической реальности, и «просто не мог адекватно понимать» специфику спартаковской эпохи. А я скажу, что он в свою эпоху, наоборот, получил ключ, необходимый для истинного понимания намерений Спартака, - ключ, которого не было у более ранних авторов. У историков, живших в эпоху расцвета Империи, просто не было перед глазами адекватного прецедента. Между тем, Августин написал свою книгу уже после падения Рима и начала образования варварских королевств в западных провинциях Империи. Он мог собственными глазами наблюдать деятельность победоносных аналогов Спартака. Он увидел, что варварские армии, успешно отбившие атаки карательных римских сил, тут же начали строить собственную государственность на обломках Рима. В глазах Августина Спартак был предшественником победоносных германских племенных вождей (тем более, что его армия была не просто «рабской» или «гладиаторской», но и «варварской», фрако-галло-германской).
В более ранних источниках мы находим немало косвенных подтверждений «государственнических» устремлений Спартака. Особенно интересно упоминание имени Спартака историком Тацитом в контексте его рассказа о нумидийском повстанце Такфаринате ( «Анналы», Книга III, 73). Последний «требовал для себя и своего войска земель, на которых они могли бы осесть, и в противном случае угрожая беспощадной войной». Не этого ли требовал и Спартак для себя и своей армии, предлагая Крассу переговоры? Может быть, его рейды через всю Италию были нацелены именно на то, чтобы римляне поняли: откупиться будет дешевле?
Само по себе долговременное пребывание армии Спартака в Южной Италии было бы невозможным без определенных прото-государственных отношений с населением, хотя бы в формате «продовольствие в обмен на защиту от мародерства» (см. Главу 8). Иначе снабжение крупной армии было бы затруднительным. Аппиан сообщает, что Спартак даже учредил нечто вроде постоянной столицы в городке Фурии. Кроме того, спартаковцы охотно использовали атрибуты римской и, шире, италийской государственности.
Флор пишет (кн. 2, III, 20): «Отнятые у преторов фасцы они передали своему предводителю. И он не отверг их, этот фракийский воин».
То есть, Спартак возвел сам себя в достоинство римского претора и окружил себя ликторами с фасциями. Это как если бы вождь антифашистского сопротивления напялил на себя форму группенфюрера СС, под восторженные крики остальных антифа. Фасций, отнятых в последующих сражениях, ему вполне хватило бы для возведения себя в достоинство консула (12 ликтора), а то и диктатора (24 ликтора). У Фронтина находим в описании разгрома Каста и Ганника («Стратагемы», кн. 2, V, 34): «Ливий передает, что в этом сражении убито было 35000 человек вместе с предводителями, отобрано 5 римских орлов, 26 знамен, много трофеев, в том числе 5 пучков фасций (fasces) с топорами». Очевидно, римские трофеи, захваченные у Каста и Ганника, не хранились в их обозе как музейные экспонаты, а использовались восставшими по прямому назначению. То есть, Каст и Ганник тоже «переоделись в фашистов», а захваченные у римлян «флаги со свастикой» стали знаменами подразделений спартаковской армии.
Казалось бы, для людей, восставших против римской власти, римские государственные и военные символы должны быть предметом ненависти и глумления. Мстительные рабы должны были уничтожать их, помещать в отхожие места (как Екатерина II - польский трон) и т.п. А теперь вообразим себе Спартака, торжественно открывающего «гладиаторские игры» с римскими пленными, облаченного в трофейные регалии римского военачальника и сопровождаемого ликторами на римский манер. Рядом в трофейных доспехах торжественно застыли спартаковские «преторианцы», гордо поднимая к небу легионные орлы. Что это напоминает? Классическое самозванство. Это «царь-император» Емельян Пугачев, копирующий, на своем уровне разумения, обычаи царского двора, знакомые ему лишь понаслышке.
В спартаковском «самозванстве», как и в случае с Пугачевым, прослеживается не только тривиальное «было ваше - стало наше», но и политический мотив: это попытка символически легализовать себя, обрядить свою нелегитимную власть в атрибуты, освященные временем и привычные для населения Италии. Как и в случае с Пугачевым, эта попытка «вписаться в культурный ландшафт» наводит на мысль о долговременных планах в отношении Италии и местного населения. Если сирийские, по преимуществу, повстанцы в Сицилии истребили местное население и оформили свою государственность в привычном для своей родины формате царской власти, то Спартак, наоборот, стремился подлаживаться к обычаям италиков. Для оформления своей власти он мог бы сослаться на фракийские, галльские или германские обычаи, или даже на все сразу, но взял за образец именно Италию. Интересно, был ли у Спартака свой сенат. Италийские союзники, восстав против Рима, а впоследствии и Серторий в Испании, обзавелись собственными сенатами.
«Италия Спартака» в своем развитии вполне могла бы превратиться в Италию Теодориха, с заменой «военной касты готов» на «военную касту гладиаторов». Нет никаких оснований предполагать, что Спартак-победитель, уже начавший встраивать себя в италийский культурный контекст, вел бы себя подобно диким варварам лангобардам, а не так, как культурные готские короли. Дабы не утруждать себя изложением побочной темы, для тех, кто не осведомлен об особенностях пребывания древних украинских мигрантов в Италии, ограничусь цитатой из Википедии:
«В Италии оставлен был почти нетронутым выработавшийся в Империи бюрократический аппарат, как центральной, так и областной администрации. Римляне сохранили свои судебные, финансовые и муниципальные учреждения и поставлены были в положение равноправное с казаками готами, за одним лишь исключением: только последние могли носить оружие и проходить военную службу. Даже более: Теодорих стремился подчинить и готов нормам римского права и устройства. …В управлении Италией возникли некоторые новые должности, например казацких старшин «готских графов», но они должны были лишь служить административными и судебными посредниками в делах и тяжбах между готами и римлянами. …Теодорих много жертвовал на восстановление в Риме памятников древности, улучшил городское управление, относился с почтением к сенату, заботился о развлечении народа пышными играми в Колизее. …Увлекаясь ролью «отца своих подданных» и не рассчитывая на добросовестность администрации, уже привыкшей притеснять управляемых, король объявил себя как бы личным опекуном и покровителем всех слабых. …Теодорих высоко ценил просвещённых людей, особенно писателей. …Культурная деятельность Теодориха получила в позднейшей науке название остготского возрождения».
Вопрос: что из перечисленного не стал бы делать Спартак, если бы у него получилось основать в Южной Италии собственное государство (с заменой Рима на Капую или Неаполь)? Уж точно с увеселением народа гладиаторскими играми не было бы никаких проблем, если он и в разгар войны про это не забывал. По сути, Спартак оказался бы даже в более выигрышной ситуации, чем Теодорих. Готы пришли уже на развалины античной цивилизации, когда она внутренне переродилась в восточную деспотию, утратила полисный дух и прониклась духом азиатских религий. Спартак же застал ее еще живой. Если бы Рим рухнул еще при Спартаке, когда Империя еще не успела высосать жизненные соки из эллинистической цивилизации, то на развалинах Рима начались бы не «темные века», а возрождение эллинизма. Средиземноморье вернулось бы к многополярности, к системе конкурирующих эллинистических государств, как в III веке до н.э. Одним из таких государств стала бы спартаковская держава в Южной Италии.
Карта. Великая Греция: греческие колонии в Южной Италии. Ко времени римского завоевания многие из них уже имели смешанное греко-италийское население.
Если Спартак действительно хотел основать государство, то его интерес к Южной Италии вполне понятен. Это была уже готовая «маленькая страна», где нацбилдинг не требовалось начинать с нуля. До римского завоевания Южная Италия, включая Сицилию, была известна как Великая Греция, - выделяющаяся из остального ландшафта культурно-историческая область, где происходил синтез италиотского (греки-колонисты) и италийского (аборигены-италики) начал. За семь веков римского господства эта общность не только не забылась, но наоборот, усилилась. После краха Западноримской империи и изгнания готов, Южная Италия долгое время находилась в орбите влияния грекоязычной Византии, а потом, с нескольких попыток, оформилась в отдельное единое государство (к концу XI в.). Это государство (с переменой правящих династий) продержалось вплоть до 1860 года, до объединения всей Италии. Великая Греция, возродившись уже после краха Римской Империи, оказалась поразительно живучим геополитическим образованием. Это вам не какая-нибудь эфемерная «Украина». Взгляните на карту Европы в в эпоху Карла Великого, во времена Крестовых походов, в 1240 г., в 1360 г., в 1400 г., в 1500 г., в 1580 г., в 1648 г., в 1721 г., после 1815 года, - все вокруг «течет и изменяется», а это «дежавю» упорно стоит на своем месте и при первой же возможности норовит восстановить свои естественные границы. И до сих пор Южная Италия сохраняет свою особость.
Карта. Великая Греция в середине XVIII века.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (culturgy.livejournal.com или kornev.livejournal.com).
Предыдущая часть ***** Оглавление ***** Следующая часть
ГЛАВА 12. ЗАВЕТЫ АНТИЧНЫХ СТАРИЧКОВ.
ЧАСТЬ I. «МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА»
В предыдущих главах мы выяснили, что на первом, партизанском этапе восстания за Спартаком могли стоять южно-итальянские регионалисты, пострадавшие от сулланских репрессий и защищающие свои позиции перед лицом столичных рейдеров. На этапе похода в Северную Италию его могли усилить сторонники Лепида и Перперны, умеренное крыло марианской оппозиции. На этапе борьбы с Крассом те же силы могли поддерживать Спартака в рамках своего компромисса с Помпеем и умеренным большинством сторонников Суллы, утомленных тиранией кучки олигархов. Однако все это не означает, что Спартак, имея под рукой реальную военную силу, все это время оставался марионеткой, выполняющей капризы своих покровителей. У Спартака, очевидно, мог быть и собственный проект, который он мало-помалу старался осуществить. И, в свою очередь, этот собственный проект Спартака тоже мог иметь за собой группу поддержки в элитах того времени. Здесь, однако, мы вступаем в область «смелых» гипотез и сомнительных аналогий (хотя и остаемся в жестких рамках классической хронологии и ссылок на античные первоисточники).
С точки зрения позднеантичного христианского мыслителя Августина, этот собственный проект Спартака был вполне очевидным («О граде Божием», книга IV, глава V):
«О былых гладиаторах, могущество которых было подобно царскому достоинству… Пусть скажут, какой бог помог им из состояния маленькой и презренной разбойничьей шайки перейти в разряд как бы государства, которого пришлось страшиться римлянам со столькими их армиями и крепостями?»
Августин - единственный, кто употребил термин «государство» применительно к организации восставших, намекая на то, что это была не просто «бродячая армия». Вы возразите, что Августин жил через полтысячелетия после Спартака, в иной исторической реальности, и «просто не мог адекватно понимать» специфику спартаковской эпохи. А я скажу, что он в свою эпоху, наоборот, получил ключ, необходимый для истинного понимания намерений Спартака, - ключ, которого не было у более ранних авторов. У историков, живших в эпоху расцвета Империи, просто не было перед глазами адекватного прецедента. Между тем, Августин написал свою книгу уже после падения Рима и начала образования варварских королевств в западных провинциях Империи. Он мог собственными глазами наблюдать деятельность победоносных аналогов Спартака. Он увидел, что варварские армии, успешно отбившие атаки карательных римских сил, тут же начали строить собственную государственность на обломках Рима. В глазах Августина Спартак был предшественником победоносных германских племенных вождей (тем более, что его армия была не просто «рабской» или «гладиаторской», но и «варварской», фрако-галло-германской).
В более ранних источниках мы находим немало косвенных подтверждений «государственнических» устремлений Спартака. Особенно интересно упоминание имени Спартака историком Тацитом в контексте его рассказа о нумидийском повстанце Такфаринате ( «Анналы», Книга III, 73). Последний «требовал для себя и своего войска земель, на которых они могли бы осесть, и в противном случае угрожая беспощадной войной». Не этого ли требовал и Спартак для себя и своей армии, предлагая Крассу переговоры? Может быть, его рейды через всю Италию были нацелены именно на то, чтобы римляне поняли: откупиться будет дешевле?
Само по себе долговременное пребывание армии Спартака в Южной Италии было бы невозможным без определенных прото-государственных отношений с населением, хотя бы в формате «продовольствие в обмен на защиту от мародерства» (см. Главу 8). Иначе снабжение крупной армии было бы затруднительным. Аппиан сообщает, что Спартак даже учредил нечто вроде постоянной столицы в городке Фурии. Кроме того, спартаковцы охотно использовали атрибуты римской и, шире, италийской государственности.
Флор пишет (кн. 2, III, 20): «Отнятые у преторов фасцы они передали своему предводителю. И он не отверг их, этот фракийский воин».
То есть, Спартак возвел сам себя в достоинство римского претора и окружил себя ликторами с фасциями. Это как если бы вождь антифашистского сопротивления напялил на себя форму группенфюрера СС, под восторженные крики остальных антифа. Фасций, отнятых в последующих сражениях, ему вполне хватило бы для возведения себя в достоинство консула (12 ликтора), а то и диктатора (24 ликтора). У Фронтина находим в описании разгрома Каста и Ганника («Стратагемы», кн. 2, V, 34): «Ливий передает, что в этом сражении убито было 35000 человек вместе с предводителями, отобрано 5 римских орлов, 26 знамен, много трофеев, в том числе 5 пучков фасций (fasces) с топорами». Очевидно, римские трофеи, захваченные у Каста и Ганника, не хранились в их обозе как музейные экспонаты, а использовались восставшими по прямому назначению. То есть, Каст и Ганник тоже «переоделись в фашистов», а захваченные у римлян «флаги со свастикой» стали знаменами подразделений спартаковской армии.
Казалось бы, для людей, восставших против римской власти, римские государственные и военные символы должны быть предметом ненависти и глумления. Мстительные рабы должны были уничтожать их, помещать в отхожие места (как Екатерина II - польский трон) и т.п. А теперь вообразим себе Спартака, торжественно открывающего «гладиаторские игры» с римскими пленными, облаченного в трофейные регалии римского военачальника и сопровождаемого ликторами на римский манер. Рядом в трофейных доспехах торжественно застыли спартаковские «преторианцы», гордо поднимая к небу легионные орлы. Что это напоминает? Классическое самозванство. Это «царь-император» Емельян Пугачев, копирующий, на своем уровне разумения, обычаи царского двора, знакомые ему лишь понаслышке.
В спартаковском «самозванстве», как и в случае с Пугачевым, прослеживается не только тривиальное «было ваше - стало наше», но и политический мотив: это попытка символически легализовать себя, обрядить свою нелегитимную власть в атрибуты, освященные временем и привычные для населения Италии. Как и в случае с Пугачевым, эта попытка «вписаться в культурный ландшафт» наводит на мысль о долговременных планах в отношении Италии и местного населения. Если сирийские, по преимуществу, повстанцы в Сицилии истребили местное население и оформили свою государственность в привычном для своей родины формате царской власти, то Спартак, наоборот, стремился подлаживаться к обычаям италиков. Для оформления своей власти он мог бы сослаться на фракийские, галльские или германские обычаи, или даже на все сразу, но взял за образец именно Италию. Интересно, был ли у Спартака свой сенат. Италийские союзники, восстав против Рима, а впоследствии и Серторий в Испании, обзавелись собственными сенатами.
«Италия Спартака» в своем развитии вполне могла бы превратиться в Италию Теодориха, с заменой «военной касты готов» на «военную касту гладиаторов». Нет никаких оснований предполагать, что Спартак-победитель, уже начавший встраивать себя в италийский культурный контекст, вел бы себя подобно диким варварам лангобардам, а не так, как культурные готские короли. Дабы не утруждать себя изложением побочной темы, для тех, кто не осведомлен об особенностях пребывания древних украинских мигрантов в Италии, ограничусь цитатой из Википедии:
«В Италии оставлен был почти нетронутым выработавшийся в Империи бюрократический аппарат, как центральной, так и областной администрации. Римляне сохранили свои судебные, финансовые и муниципальные учреждения и поставлены были в положение равноправное с казаками готами, за одним лишь исключением: только последние могли носить оружие и проходить военную службу. Даже более: Теодорих стремился подчинить и готов нормам римского права и устройства. …В управлении Италией возникли некоторые новые должности, например казацких старшин «готских графов», но они должны были лишь служить административными и судебными посредниками в делах и тяжбах между готами и римлянами. …Теодорих много жертвовал на восстановление в Риме памятников древности, улучшил городское управление, относился с почтением к сенату, заботился о развлечении народа пышными играми в Колизее. …Увлекаясь ролью «отца своих подданных» и не рассчитывая на добросовестность администрации, уже привыкшей притеснять управляемых, король объявил себя как бы личным опекуном и покровителем всех слабых. …Теодорих высоко ценил просвещённых людей, особенно писателей. …Культурная деятельность Теодориха получила в позднейшей науке название остготского возрождения».
Вопрос: что из перечисленного не стал бы делать Спартак, если бы у него получилось основать в Южной Италии собственное государство (с заменой Рима на Капую или Неаполь)? Уж точно с увеселением народа гладиаторскими играми не было бы никаких проблем, если он и в разгар войны про это не забывал. По сути, Спартак оказался бы даже в более выигрышной ситуации, чем Теодорих. Готы пришли уже на развалины античной цивилизации, когда она внутренне переродилась в восточную деспотию, утратила полисный дух и прониклась духом азиатских религий. Спартак же застал ее еще живой. Если бы Рим рухнул еще при Спартаке, когда Империя еще не успела высосать жизненные соки из эллинистической цивилизации, то на развалинах Рима начались бы не «темные века», а возрождение эллинизма. Средиземноморье вернулось бы к многополярности, к системе конкурирующих эллинистических государств, как в III веке до н.э. Одним из таких государств стала бы спартаковская держава в Южной Италии.
Карта. Великая Греция: греческие колонии в Южной Италии. Ко времени римского завоевания многие из них уже имели смешанное греко-италийское население.
Если Спартак действительно хотел основать государство, то его интерес к Южной Италии вполне понятен. Это была уже готовая «маленькая страна», где нацбилдинг не требовалось начинать с нуля. До римского завоевания Южная Италия, включая Сицилию, была известна как Великая Греция, - выделяющаяся из остального ландшафта культурно-историческая область, где происходил синтез италиотского (греки-колонисты) и италийского (аборигены-италики) начал. За семь веков римского господства эта общность не только не забылась, но наоборот, усилилась. После краха Западноримской империи и изгнания готов, Южная Италия долгое время находилась в орбите влияния грекоязычной Византии, а потом, с нескольких попыток, оформилась в отдельное единое государство (к концу XI в.). Это государство (с переменой правящих династий) продержалось вплоть до 1860 года, до объединения всей Италии. Великая Греция, возродившись уже после краха Римской Империи, оказалась поразительно живучим геополитическим образованием. Это вам не какая-нибудь эфемерная «Украина». Взгляните на карту Европы в в эпоху Карла Великого, во времена Крестовых походов, в 1240 г., в 1360 г., в 1400 г., в 1500 г., в 1580 г., в 1648 г., в 1721 г., после 1815 года, - все вокруг «течет и изменяется», а это «дежавю» упорно стоит на своем месте и при первой же возможности норовит восстановить свои естественные границы. И до сих пор Южная Италия сохраняет свою особость.
Карта. Великая Греция в середине XVIII века.
Продолжение
******
Примечание: данный текст написан в рамках эксперимента, в качестве ответного дара блоггерам. Допускается перепечатка любых его частей на любых площадках для бесплатного доступа, при условии сохранения авторства (Сергей Корнев) и ссылки на блог автора (culturgy.livejournal.com или kornev.livejournal.com).