Протодиакон А. Кураев_Как Инквизиция помогла науке (Ч.9)
Начало
Предыдущий текст, часть 8
«Науке угрожали пантеистический и панпсихический натурализм и магия. Однако ей не в меньшей степени угрожала и отвечающая на эти общие для религии и науки жесткая реакция западного христианства, особенно усилившаяся в эпоху Контрреформации и «подогретая», конечно, его расколом, в условиях недостаточной демаркации между позитивной наукой и паранаучной магией. Мы можем заключить, что кризис культуры и общества в 16-17 вв. был тотальным и глубоким: под вопрос было поставлено духовное единство европейского человечества - как его христианское ядро, так и традиционный рационализм. И тот союз науки и христианства, который тогда оформился, явился спасительным для судеб европейской культуры… От спиритуализма, анимизма и натуральной магии не было пути к новой науке, даже если бы вместе с этими учениями развился не только пантеизм, но и крайний атеизм. Антихристианство послужило всеобщему брожению умов и душ в эпоху Ренессанса, но науки не создало и не могло создать» [1][161].
Именно нескрываемый интерес диссидентской интеллигенции к коперниканству и философские спекуляции на нем и побудили Ватикан спустя полвека после публикации книги Коперника внести ее в индекс запрещенных книг. Правда - во второй ее раздел. Первый раздел составлял список книг, осужденных безусловно и подлежащих изъятию. А второй - книги, которые нельзя переиздавать без надлежащей правки (туда часто попадали книги католических богословов, в том числе и самих инквизиторов).
Так вот, эдикт 1616 г. не запрещал книгу Коперника; в нем четко указано, что разрешение на ее публикацию временно задержано вплоть до исправления, причем эти исправления должны были коснуться не научной сути, а теологических импликаций. Как сказал папа Урбан 8 флорентийскому послу в Риме Никколини, существует много католических догматов, однако неподвижность земли в центре вселенной не является одним из них [2][162]. Он же, будучи еще кардиналом Барберини, в 1615 г. говорил, что «хотел бы видеть в этих рассуждениях большую осторожность в использовании аргументов, не выходящих за рамки, предписанные Птоломеем и Коперником, а в конечном итоге не выходящих за пределы физики и математики; что же касается толкования Писания, то это дело богословов» [3][163]. Галилей так понимал суть этого дела: «Что касается самой книги Коперника, то из предисловия, посвященного папе Павлу 3, будут изъяты 10 строк, в которых ученый говорит о том, что его учение, как он полагает не противоречит Писанию. Как я понимаю, они могут убрать по слову там и сям, где два или три раза он называет Землю звездою. Исправление этих двух книг поручено кардиналу Каетани» [4][164].
Указ 1616 года был показан Галилею, которому и пришлось через 17 лет расплачиваться за Бруно. В концепции Галилея не было ничего языческого. Не собирался он и вступать в конфликт с вероучением. Понимал он и разницу между физическим и метафизическим контекстами. "Библия учит нас как взойти на небо, а не тому, как устроено небо» - приводил он слова кардинала Барония.
Согласно новейшим исследованиям его судебного процесса, проступок Галилея состоял не в утверждении гелиоцентризма, а в "евхаристической ереси".
[Spoiler (click to open)]
В инквизицию поступило обвинение Галилея в атомизме. Безобидное на сегодняшний взгляд, в контексте того века оно грозило самыми печальными последствиями.
Атомизм полагает, что есть "неделимые", атомарные основы веществ и стихий. Каждая качественность, следовательно, не может быть пространственно ужата дальше атомарного, предельно малого объема. Однако этот объем не равен нулю. Значит, для каждого вещества есть предельные размеры, уменьшение которых ведет к его деструкции и исчезновению. Элементарно малы атомы начальных веществ, первичных "стихий". Более сложные вещества, естественно, должны занимать больше пространства. Следовательно, сложно организованное тело не может быть ужато до бесконечно малого пространства. Например, поскольку человек есть "микрокосмос", вместивший в себя сплетение всех четырех стихий, то он не может быть ужат в минимум пространства.
Этот ход мысли вполне понятен. Но он оказался в зримом противоречии с догматами только что прошедшего Тридентского собора. Контрреформационный Тридентский Собор должен был формулировать такое понимание Евхаристии, которое ясно отличалось бы от протестантского. Для протестантов уже стал характерен "символический" подход к истолкованию главного христианского таинства. Евхаристия и Литургия лишь воспоминание о Тайной вечери. Реально хлеб не становится плотью Христа. В противовес этому католическое богословие выдвинуло догмат "пресуществления" (transsubstаntiatio). Хлеб сохраняет все внешние "акциденции" хлеба, но по сути становится... мясом [5][165].
Уже Флорентийский Собор 1439 г. в декрете "Exultate Deo" установил: "Вещество хлеба превращается в Тело Христово и вещество вина - в Кровь Христову, однако, так, что весь Христос содержится под видом хлеба и весь - под видом вина" [6][166]. При этом речь не могла, конечно, идти о том, что верующий причащается какой-то одной части тела Христа, он приемлет его целиком - как бы мала ни была частица облатки, вкушаемая им. Утверждение присутствия всего Христа в каждой частице Причастия, а также утверждение того, что полнота сообщаемых даров не зависит от внешнего количества пресуществляемого хлеба (то есть любая крошка не менее полна, чем целая облатка) требовало вполне определенной физики. Предполагаемая тридентским догматом физическая модель считает, что пространство есть нечто внешнее по отношению к любой вещи, и потому любой предмет может занимать любой объем пространства. Это означает, что возможно сложно-окачествованное бытие в любой, самой минимальной точке пространства.
Поскольку пространство не есть сущность вещи, то любое тело может быть ужато - что и происходит в Евхаристии [7][167]. По сути причастие оказывается - в интерпретации Тридентского собора - чем-то вроде порошкового молока, чистая материальная субстанция без всякой протяженности.
Но это очевидно несовместимо с эпикуровским атомизмом, который полагает, что атомы просты, а не сложны, что сложноструктурированная вещь не может занимать минимум пространства.
Отсюда и родилось обвинение Галилея. Его атомизм оказался евхаристической ересью. По законам этого времени подобный проступок мог быть покаран смертной казнью. И, значит, сделав предметом судебного рассмотрения не атомизм Галилея, а его гелиоцентрические симпатии, инквизиция заменила более тяжкое обвинение менее тяжким - по сути тем самым спасая ученого.
Эта уловка была давно известна римским законникам. Еще Тертуллиан рассказывает о случаях, когда проконсулы после доноса с чьей-либо стороны под разными предлогами вопреки закону освобождали христиан от наказания. Но, чтобы не нарушить прямо закона, они прибегали к различным уловкам: так, правитель Пуденс искусным образом включил в судебный акт одного приведенного к нему христианина обвинение в притеснении и лихоимстве (в чем его на самом деле никто не обвинял). А так как при дальнейшем разборе дела не нашлось свидетелей, уличающих его в этом, то правитель объявил, что за сим дело продолжать нельзя [8][168].
Современный французский исследователь "дела Галилея" П. Редонди [9][169] показывает, что публичное обвинение Галилея в "ереси коперниканства" (в точном смысле ересью не являвшемся) маскировало собою идеологически наиболее уязвимое место концепции Галилея и таким странным образом защищало от гораздо более серьезного обвинения в действительной ереси - в подрыве евхаристического догмата [10][170].
Папа Урбан был слишком и публично близок с Галилеем. Иезуиты, с которым Урбан конфликтовал, решили ударить по папе через Галилея. Обвинение было серьезным. Но папа создал спецкомиссию во главе со своим племянником. Похоже, что перед комиссией [11][171] была поставлена цель не засудить, а, напротив, вывести друга папы из под обвинения.
Галилея обвинили в том, что он нарушил предписание инквизиции от 1616 года. В том году Галилей сам обратился в римскую инквизицию с просьбой выдать ему своего рода справку о благонадежности [12][172]. Это было сделано, но при этом он был уведомлен о недавно состоявшемся решении, касающемся гелиоцентризма. В документе, полученном им, значилось, что запрещается проповедь гелиоцентризма. Тем не менее он явно защищает эту идею в своей книге 1632 года. В оправдание Галилей говорит, что он это делает «в порядке дискуссии». Это и в самом деле было в порядке вещей в средневековых семинариях и университетах: разрешалось защищать любую позицию, вплоть до атеистической, но в качестве интеллектуально-риторического упражнения [13][173].
Инквизиторы из своих архивов достают свой экземпляр уведомления 1616 года и говорят, что там было сказано о запрете «в любом виде» (quovis modo), а, значит и в форме дискуссии и диалога. Галилей настаивает: на вашем экземпляре нет моей подписи, а значит, это подделка… Суд не настаивает на своем.
В итоге жестокий суд инквизиторов вынес Галилею такое наказание: два месяца прожить в загородном доме архиепископа Флоренции, с которым ученый был в дружественных отношениях, при этом ежедневно читая 7 покаянных псалмов [14][174].
Но благодаря стараниям масонской пропаганды и по сю пору «по результатам анкетирования, проведенного Европейским Парламентом среди студентов, почти 30% убеждены в том, что Галилей был брошен живым в костер церковью. Почти все (97%) убеждены в том, что он подвергался различным пыткам» [15][175].
Блаватская на полном серьезе уверяла, что «святые мудрецы, совсем недавно сожгли Галилея за его анти-духовное богохульство" [16][176], а перед этим “Галилей долгие годы томился в тюрьме за учение, что Солнце находится в центре Солнечной системы” [17][177].
В реальности же Галилей вообще не сидел в тюрьме и не подвергался пыткам: «Новейшие исследования опровергли известия о пытках и суровом тюремном заточении Галилея» [18][178].
Даже советская научная литература имела мужество сказать правду: «Картина художника Пилоти «Галилей в темнице» изображает Галилея в инквизиционной тюрьме. Мрачный каземат. Через единственное его окно, пропускающее в камеру тусклый свет, видны зловещие лица любопытствующих надсмотрщиков. На полу темницы чертежи, сделанные мелом. Художник стремился изобразить не только душевные муки Галилея, отраженные на его лице, но и физические лишения, которым его подвергали. Изобразить Галилея мучеником, - вот что хотел автор картины. Это благодарная тема для художника, но... это неверное изображение действительности. Галилей никогда не подвергался заключению в каземат. В самое тяжелое для него время, когда свобода его была ограничена, он все же через своего слугу сносился с внешним миром. В его распоряжении была обставленная всеми удобствами квартира, и ему не было никакой нужды чертить свои фигуры мелом на полу. Вот другая картина, пользующаяся большой известностью, - «А все же движется!» художника Гауссмана. На ней изображен Галилей, только что отрекшийся от „своего учения и проклявший его во всеуслышание при торжественном стечении народа в церкви «святой Марии над Минервой». Но в последнюю минуту семидесятилетний старец не выдерживает. Забыв об угрожающей ему опасности и исполненный негодования, он, топнув ногой, восклицает: «И все же Земля движется!». Все окружающие потрясены этой дерзкой выходкой, и торжествующая улыбка застывает на лице хитрого прелата. Здесь перед нами Галилей - безрассудный герой, и героем делает его идея, которая оказывается ему дороже жизни. Это тоже мотив, достойный полотна, но... это тоже фантазия. Галилей не был ни героем, ни безумцем, и сцена, изображенная художником, - продукт легенды. Легенда эта очень стара и упорно держится, несмотря на, что уже очень давно установлена ее несостоятельность. Именно эти фантастические версии создают в широкой публике совершенно неверное представление о процессе Галилея. Сплошь и рядом встречаешь развитых и образованных людей, которые убеждены в том, что Галилея сожгли на костре, хотя они, конечно, такого нигде не могли ни читать, ни слышать» [19][179].
Комиссия, расследовавшая дело Галилея, собиралась 5 раз в течение одного месяца. Три раза на нее приглашался Галилей. Обращаясь с к ней, Галилей просит снисхождения судей, ссылаясь «на жалкое состояние здоровья, до которого меня в возрасте 70 лет довели 10 месяцев постоянных душевных волнений и тяготы долгого утомительного путешествия в столь неблагоприятное время года» [20][180]). Как видим, в этой жалобе Галилея нет упоминаний о пытках и тюрьме. Почти все время процесса над собой Галилей провел во дворце посла Флоренции при Папе. Правительство Флоренции оплачивало ему питание и содержание слуги, посол предоставлял свою карету. Несколько дней Галилей и в самом деле провел в тюрьме (это было требование тогдашнего Уголовно-процессуального кодекса), но инквизиторы, сохранив верность букве закона, обошли его суть: на эти дни начальник тюрьмы освободил свою служебную квартиру, и Галилей жил в ней.
[1][161] Визгин В. П. Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, сс. 139-141.
[2][162] См. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987, сс. 186-187. Именно этот папа (в 1616 году он был еще кардиналом Барберини) воспротивился более серьезному осуждению книг и идей Коперника в 1616 г. Он был другом Галилея и при этом он же вынужден был организовать суд над ним.
[3][163] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 136.
[4][164] Цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 168.
[5][165] "Романизм, настаивая на существе таинства, то есть на действительности преложения земных элементов в небесное тело, истолковывает, по своей неизменной привычке, духовное действие как чисто-вещественное, и унижает таинство до того, что оно превращается в его понятиях в какое-то атомистическое чудо. Это стремление так явно, что раз, когда мне случилось переводить вслух рассуждение некоторых римских богословов в их полемике против протестантов, один благочестивый, хотя и неученый священник, бывший при том, воскликнул в ужасе: "Господи, что же это ни говорят такое? Они, кажется, принимают тело Христово за мясо Христово?» (Хомяков А. С. По поводу окружного послания парижского архиепископа. // Сочинения. Т. 2. Богословские и церковно-публицистические статьи. Петроград, б. г. сс. 120-121).
[6][166] См. Успенский Н. Анафора // Богословские труды. № 13. М., 1975, с. 137.
[7][167] Католический философ-иеузит Ф. Суарес так обосновывает соответствующую метафизику: "Телесная субстанция уже сама по себе актуально обладает составными частями. Количество является двояким: внутренним, которое состоит в делимости и распределении частей, так что одна часть разграничивается с другой, и внешним, которое состоит в распределении частей в пространстве, в силу чего части реально отдалены друг от друга, то есть являются актуально протяженными. Но внутреннее количество является сущностным, и не может быть отделено от телесной субстанции, нынешнее же количество, поскольку не является сущностным, может быть устранено божественным могуществом. Таким образом, Христос присутствует в евхаристии внутренним количеством, но не внешним количеством, ибо Его Тело всецело пребывает в каждой из частей каждого из евхаристического видов (т. е. хлеба и вина), но внешне протяженное тело не может существовать всецело в различных частях евхаристических видов, но распределено в пространстве... Итак, Тело, как бы сжатое в точку, так распределено в евхаристических видах, что пребывает всецело под видом каждой из его частей. Не следует утверждать, что невозможно, ибо все, что не относится к сущности вещи, по воле Божией может быть отделено от нее, но актуальная внешняя протяженность не относится к сущности тела, но является лишь одним из его природных свойств» (Тanquerey A. Synopsis theologiae dogmaticae t. 3. Paris. 1929. p. 503-504).
[8][168] Тертуллиан. Послание к Скапуле, африканскому проконсулу // Творения. ч.1.Спб 1849, с. 112.
[9][169] Redondi P. Galileo eretico. - Torino, 1983.
[10][170] См. Социокультурные факторы развития науки... С. 169-170. Вот почему дело Галилея породило некоторые достаточно неожиданные отголоски. Декарт воздержался после суда нал Галилеем от публикации своего атомистического трактата - «Трактат о свете» написан в 1633, а опубликован лишь посмертно в 1664. Похоже, что именно отсутствие евхаристического догмата оказалось причиной более быстрого распространения новоевропейской научной картины мира (механицизма) в протестантских странах (см. Социокультурные факторы развития науки... С. 172). А в самой католической мысли не прекращались попытки создать такую физическую модель, которая была бы более совместима с тридентским догматом. Это отчасти удалось двум выдающимся ученым священникам: о. Франческо Гримальди, создавшему волновую (то есть анти-атомарную) теорию света, и о. Леметру, создателю модели расширяющейся Вселенной (первоатом Леметра, несмотря на свою пространственную точечность, тем не менее внутренне сложен и структурирован). И, кстати, пора уже перестать смеяться над "бедными средневековыми схоластами", которые обсуждали вопрос - «сколько ангелов уместится на кончике иглы?". Это вопрос, с которого можно было подойти к дифференциальному исчислению: "кончик иглы» - синоним бесконечно малой точки пространства, математической точки, ангелы - существа принципиально непространственные, ибо нематериальные (точнее, материальны - но их телесность столь тонка, что для обычного обихода легче называть их просто "бестелесными духами"). Значит, вопрос об "ангелах" и "игле» - вопрос об исчислении бесконечно малых величин. Со времен трудов аббата Леметра "основной вопрос ангелологии" на языке современной космологии может быть поставлен так: сколько галактик умещается в первоатоме?
[11][171] В комиссию входили три эксперта: личный богослов-консультант папы. Второй - о. Пасквалиго - был за четкое разграничение физики и теологии в т.ч. в вопросе о евхаристии. Эти два члена - ярые враги иезуитов (сторонников осуждения Галилея). Лишь один - иезуит, о. Инхофер - но он сам профессиональный астроном. Инхофер был сам зависим от инквизиции, поскольку незадолго до этого он выпустил книгу, в которой отстаивал историческую достоверность письма, якобы написанного Девой Марией к жителям сицилийского города Мессины. Составители комиссии тем самы имели основания думать, что учитывая эти затруднения Инхофер ограничится выражением самого безобидного мнения» (Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, сс. 337-338).
[12][172] Кстати, декрет о запрете книг Коперника не упоминал Галилея, хотя его взгляды были известны.
[13][173] Панегирики рвоте, скуке и даже тараканам сочинялись как риторич упражнения еще в античной школе.
[14][174] См. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римо-Католическая Церковь. // Вестник истории естествознания и техники. 1993, N. 1.
[15][175] Мессори В. Черные страницы истории Церкви. Караганда, 1999, с. 93.
[16][176] Блаватская Е. П. Халдейские «Веды» или «ведические» халдеи // Блаватская Е. П. Карма судьбы М., 1999, с. 167.
[17][177] Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. М., 1994, Т. 2, с. 624.
[18][178] Галилей // Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. т. XII. СПб., 1899, с. 447.
[19][179] Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.-Л. 1934. сс. 3-4.
[20][180] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 317
Следующий текст, часть 10
Предыдущий текст, часть 8
«Науке угрожали пантеистический и панпсихический натурализм и магия. Однако ей не в меньшей степени угрожала и отвечающая на эти общие для религии и науки жесткая реакция западного христианства, особенно усилившаяся в эпоху Контрреформации и «подогретая», конечно, его расколом, в условиях недостаточной демаркации между позитивной наукой и паранаучной магией. Мы можем заключить, что кризис культуры и общества в 16-17 вв. был тотальным и глубоким: под вопрос было поставлено духовное единство европейского человечества - как его христианское ядро, так и традиционный рационализм. И тот союз науки и христианства, который тогда оформился, явился спасительным для судеб европейской культуры… От спиритуализма, анимизма и натуральной магии не было пути к новой науке, даже если бы вместе с этими учениями развился не только пантеизм, но и крайний атеизм. Антихристианство послужило всеобщему брожению умов и душ в эпоху Ренессанса, но науки не создало и не могло создать» [1][161].
Именно нескрываемый интерес диссидентской интеллигенции к коперниканству и философские спекуляции на нем и побудили Ватикан спустя полвека после публикации книги Коперника внести ее в индекс запрещенных книг. Правда - во второй ее раздел. Первый раздел составлял список книг, осужденных безусловно и подлежащих изъятию. А второй - книги, которые нельзя переиздавать без надлежащей правки (туда часто попадали книги католических богословов, в том числе и самих инквизиторов).
Так вот, эдикт 1616 г. не запрещал книгу Коперника; в нем четко указано, что разрешение на ее публикацию временно задержано вплоть до исправления, причем эти исправления должны были коснуться не научной сути, а теологических импликаций. Как сказал папа Урбан 8 флорентийскому послу в Риме Никколини, существует много католических догматов, однако неподвижность земли в центре вселенной не является одним из них [2][162]. Он же, будучи еще кардиналом Барберини, в 1615 г. говорил, что «хотел бы видеть в этих рассуждениях большую осторожность в использовании аргументов, не выходящих за рамки, предписанные Птоломеем и Коперником, а в конечном итоге не выходящих за пределы физики и математики; что же касается толкования Писания, то это дело богословов» [3][163]. Галилей так понимал суть этого дела: «Что касается самой книги Коперника, то из предисловия, посвященного папе Павлу 3, будут изъяты 10 строк, в которых ученый говорит о том, что его учение, как он полагает не противоречит Писанию. Как я понимаю, они могут убрать по слову там и сям, где два или три раза он называет Землю звездою. Исправление этих двух книг поручено кардиналу Каетани» [4][164].
Указ 1616 года был показан Галилею, которому и пришлось через 17 лет расплачиваться за Бруно. В концепции Галилея не было ничего языческого. Не собирался он и вступать в конфликт с вероучением. Понимал он и разницу между физическим и метафизическим контекстами. "Библия учит нас как взойти на небо, а не тому, как устроено небо» - приводил он слова кардинала Барония.
Согласно новейшим исследованиям его судебного процесса, проступок Галилея состоял не в утверждении гелиоцентризма, а в "евхаристической ереси".
[Spoiler (click to open)]
В инквизицию поступило обвинение Галилея в атомизме. Безобидное на сегодняшний взгляд, в контексте того века оно грозило самыми печальными последствиями.
Атомизм полагает, что есть "неделимые", атомарные основы веществ и стихий. Каждая качественность, следовательно, не может быть пространственно ужата дальше атомарного, предельно малого объема. Однако этот объем не равен нулю. Значит, для каждого вещества есть предельные размеры, уменьшение которых ведет к его деструкции и исчезновению. Элементарно малы атомы начальных веществ, первичных "стихий". Более сложные вещества, естественно, должны занимать больше пространства. Следовательно, сложно организованное тело не может быть ужато до бесконечно малого пространства. Например, поскольку человек есть "микрокосмос", вместивший в себя сплетение всех четырех стихий, то он не может быть ужат в минимум пространства.
Этот ход мысли вполне понятен. Но он оказался в зримом противоречии с догматами только что прошедшего Тридентского собора. Контрреформационный Тридентский Собор должен был формулировать такое понимание Евхаристии, которое ясно отличалось бы от протестантского. Для протестантов уже стал характерен "символический" подход к истолкованию главного христианского таинства. Евхаристия и Литургия лишь воспоминание о Тайной вечери. Реально хлеб не становится плотью Христа. В противовес этому католическое богословие выдвинуло догмат "пресуществления" (transsubstаntiatio). Хлеб сохраняет все внешние "акциденции" хлеба, но по сути становится... мясом [5][165].
Уже Флорентийский Собор 1439 г. в декрете "Exultate Deo" установил: "Вещество хлеба превращается в Тело Христово и вещество вина - в Кровь Христову, однако, так, что весь Христос содержится под видом хлеба и весь - под видом вина" [6][166]. При этом речь не могла, конечно, идти о том, что верующий причащается какой-то одной части тела Христа, он приемлет его целиком - как бы мала ни была частица облатки, вкушаемая им. Утверждение присутствия всего Христа в каждой частице Причастия, а также утверждение того, что полнота сообщаемых даров не зависит от внешнего количества пресуществляемого хлеба (то есть любая крошка не менее полна, чем целая облатка) требовало вполне определенной физики. Предполагаемая тридентским догматом физическая модель считает, что пространство есть нечто внешнее по отношению к любой вещи, и потому любой предмет может занимать любой объем пространства. Это означает, что возможно сложно-окачествованное бытие в любой, самой минимальной точке пространства.
Поскольку пространство не есть сущность вещи, то любое тело может быть ужато - что и происходит в Евхаристии [7][167]. По сути причастие оказывается - в интерпретации Тридентского собора - чем-то вроде порошкового молока, чистая материальная субстанция без всякой протяженности.
Но это очевидно несовместимо с эпикуровским атомизмом, который полагает, что атомы просты, а не сложны, что сложноструктурированная вещь не может занимать минимум пространства.
Отсюда и родилось обвинение Галилея. Его атомизм оказался евхаристической ересью. По законам этого времени подобный проступок мог быть покаран смертной казнью. И, значит, сделав предметом судебного рассмотрения не атомизм Галилея, а его гелиоцентрические симпатии, инквизиция заменила более тяжкое обвинение менее тяжким - по сути тем самым спасая ученого.
Эта уловка была давно известна римским законникам. Еще Тертуллиан рассказывает о случаях, когда проконсулы после доноса с чьей-либо стороны под разными предлогами вопреки закону освобождали христиан от наказания. Но, чтобы не нарушить прямо закона, они прибегали к различным уловкам: так, правитель Пуденс искусным образом включил в судебный акт одного приведенного к нему христианина обвинение в притеснении и лихоимстве (в чем его на самом деле никто не обвинял). А так как при дальнейшем разборе дела не нашлось свидетелей, уличающих его в этом, то правитель объявил, что за сим дело продолжать нельзя [8][168].
Современный французский исследователь "дела Галилея" П. Редонди [9][169] показывает, что публичное обвинение Галилея в "ереси коперниканства" (в точном смысле ересью не являвшемся) маскировало собою идеологически наиболее уязвимое место концепции Галилея и таким странным образом защищало от гораздо более серьезного обвинения в действительной ереси - в подрыве евхаристического догмата [10][170].
Папа Урбан был слишком и публично близок с Галилеем. Иезуиты, с которым Урбан конфликтовал, решили ударить по папе через Галилея. Обвинение было серьезным. Но папа создал спецкомиссию во главе со своим племянником. Похоже, что перед комиссией [11][171] была поставлена цель не засудить, а, напротив, вывести друга папы из под обвинения.
Галилея обвинили в том, что он нарушил предписание инквизиции от 1616 года. В том году Галилей сам обратился в римскую инквизицию с просьбой выдать ему своего рода справку о благонадежности [12][172]. Это было сделано, но при этом он был уведомлен о недавно состоявшемся решении, касающемся гелиоцентризма. В документе, полученном им, значилось, что запрещается проповедь гелиоцентризма. Тем не менее он явно защищает эту идею в своей книге 1632 года. В оправдание Галилей говорит, что он это делает «в порядке дискуссии». Это и в самом деле было в порядке вещей в средневековых семинариях и университетах: разрешалось защищать любую позицию, вплоть до атеистической, но в качестве интеллектуально-риторического упражнения [13][173].
Инквизиторы из своих архивов достают свой экземпляр уведомления 1616 года и говорят, что там было сказано о запрете «в любом виде» (quovis modo), а, значит и в форме дискуссии и диалога. Галилей настаивает: на вашем экземпляре нет моей подписи, а значит, это подделка… Суд не настаивает на своем.
В итоге жестокий суд инквизиторов вынес Галилею такое наказание: два месяца прожить в загородном доме архиепископа Флоренции, с которым ученый был в дружественных отношениях, при этом ежедневно читая 7 покаянных псалмов [14][174].
Но благодаря стараниям масонской пропаганды и по сю пору «по результатам анкетирования, проведенного Европейским Парламентом среди студентов, почти 30% убеждены в том, что Галилей был брошен живым в костер церковью. Почти все (97%) убеждены в том, что он подвергался различным пыткам» [15][175].
Блаватская на полном серьезе уверяла, что «святые мудрецы, совсем недавно сожгли Галилея за его анти-духовное богохульство" [16][176], а перед этим “Галилей долгие годы томился в тюрьме за учение, что Солнце находится в центре Солнечной системы” [17][177].
В реальности же Галилей вообще не сидел в тюрьме и не подвергался пыткам: «Новейшие исследования опровергли известия о пытках и суровом тюремном заточении Галилея» [18][178].
Даже советская научная литература имела мужество сказать правду: «Картина художника Пилоти «Галилей в темнице» изображает Галилея в инквизиционной тюрьме. Мрачный каземат. Через единственное его окно, пропускающее в камеру тусклый свет, видны зловещие лица любопытствующих надсмотрщиков. На полу темницы чертежи, сделанные мелом. Художник стремился изобразить не только душевные муки Галилея, отраженные на его лице, но и физические лишения, которым его подвергали. Изобразить Галилея мучеником, - вот что хотел автор картины. Это благодарная тема для художника, но... это неверное изображение действительности. Галилей никогда не подвергался заключению в каземат. В самое тяжелое для него время, когда свобода его была ограничена, он все же через своего слугу сносился с внешним миром. В его распоряжении была обставленная всеми удобствами квартира, и ему не было никакой нужды чертить свои фигуры мелом на полу. Вот другая картина, пользующаяся большой известностью, - «А все же движется!» художника Гауссмана. На ней изображен Галилей, только что отрекшийся от „своего учения и проклявший его во всеуслышание при торжественном стечении народа в церкви «святой Марии над Минервой». Но в последнюю минуту семидесятилетний старец не выдерживает. Забыв об угрожающей ему опасности и исполненный негодования, он, топнув ногой, восклицает: «И все же Земля движется!». Все окружающие потрясены этой дерзкой выходкой, и торжествующая улыбка застывает на лице хитрого прелата. Здесь перед нами Галилей - безрассудный герой, и героем делает его идея, которая оказывается ему дороже жизни. Это тоже мотив, достойный полотна, но... это тоже фантазия. Галилей не был ни героем, ни безумцем, и сцена, изображенная художником, - продукт легенды. Легенда эта очень стара и упорно держится, несмотря на, что уже очень давно установлена ее несостоятельность. Именно эти фантастические версии создают в широкой публике совершенно неверное представление о процессе Галилея. Сплошь и рядом встречаешь развитых и образованных людей, которые убеждены в том, что Галилея сожгли на костре, хотя они, конечно, такого нигде не могли ни читать, ни слышать» [19][179].
Комиссия, расследовавшая дело Галилея, собиралась 5 раз в течение одного месяца. Три раза на нее приглашался Галилей. Обращаясь с к ней, Галилей просит снисхождения судей, ссылаясь «на жалкое состояние здоровья, до которого меня в возрасте 70 лет довели 10 месяцев постоянных душевных волнений и тяготы долгого утомительного путешествия в столь неблагоприятное время года» [20][180]). Как видим, в этой жалобе Галилея нет упоминаний о пытках и тюрьме. Почти все время процесса над собой Галилей провел во дворце посла Флоренции при Папе. Правительство Флоренции оплачивало ему питание и содержание слуги, посол предоставлял свою карету. Несколько дней Галилей и в самом деле провел в тюрьме (это было требование тогдашнего Уголовно-процессуального кодекса), но инквизиторы, сохранив верность букве закона, обошли его суть: на эти дни начальник тюрьмы освободил свою служебную квартиру, и Галилей жил в ней.
[1][161] Визгин В. П. Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки. М., 1997, сс. 139-141.
[2][162] См. Кирсанов В. С. Научная революция XVII века. М., 1987, сс. 186-187. Именно этот папа (в 1616 году он был еще кардиналом Барберини) воспротивился более серьезному осуждению книг и идей Коперника в 1616 г. Он был другом Галилея и при этом он же вынужден был организовать суд над ним.
[3][163] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 136.
[4][164] Цит. по: Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 168.
[5][165] "Романизм, настаивая на существе таинства, то есть на действительности преложения земных элементов в небесное тело, истолковывает, по своей неизменной привычке, духовное действие как чисто-вещественное, и унижает таинство до того, что оно превращается в его понятиях в какое-то атомистическое чудо. Это стремление так явно, что раз, когда мне случилось переводить вслух рассуждение некоторых римских богословов в их полемике против протестантов, один благочестивый, хотя и неученый священник, бывший при том, воскликнул в ужасе: "Господи, что же это ни говорят такое? Они, кажется, принимают тело Христово за мясо Христово?» (Хомяков А. С. По поводу окружного послания парижского архиепископа. // Сочинения. Т. 2. Богословские и церковно-публицистические статьи. Петроград, б. г. сс. 120-121).
[6][166] См. Успенский Н. Анафора // Богословские труды. № 13. М., 1975, с. 137.
[7][167] Католический философ-иеузит Ф. Суарес так обосновывает соответствующую метафизику: "Телесная субстанция уже сама по себе актуально обладает составными частями. Количество является двояким: внутренним, которое состоит в делимости и распределении частей, так что одна часть разграничивается с другой, и внешним, которое состоит в распределении частей в пространстве, в силу чего части реально отдалены друг от друга, то есть являются актуально протяженными. Но внутреннее количество является сущностным, и не может быть отделено от телесной субстанции, нынешнее же количество, поскольку не является сущностным, может быть устранено божественным могуществом. Таким образом, Христос присутствует в евхаристии внутренним количеством, но не внешним количеством, ибо Его Тело всецело пребывает в каждой из частей каждого из евхаристического видов (т. е. хлеба и вина), но внешне протяженное тело не может существовать всецело в различных частях евхаристических видов, но распределено в пространстве... Итак, Тело, как бы сжатое в точку, так распределено в евхаристических видах, что пребывает всецело под видом каждой из его частей. Не следует утверждать, что невозможно, ибо все, что не относится к сущности вещи, по воле Божией может быть отделено от нее, но актуальная внешняя протяженность не относится к сущности тела, но является лишь одним из его природных свойств» (Тanquerey A. Synopsis theologiae dogmaticae t. 3. Paris. 1929. p. 503-504).
[8][168] Тертуллиан. Послание к Скапуле, африканскому проконсулу // Творения. ч.1.Спб 1849, с. 112.
[9][169] Redondi P. Galileo eretico. - Torino, 1983.
[10][170] См. Социокультурные факторы развития науки... С. 169-170. Вот почему дело Галилея породило некоторые достаточно неожиданные отголоски. Декарт воздержался после суда нал Галилеем от публикации своего атомистического трактата - «Трактат о свете» написан в 1633, а опубликован лишь посмертно в 1664. Похоже, что именно отсутствие евхаристического догмата оказалось причиной более быстрого распространения новоевропейской научной картины мира (механицизма) в протестантских странах (см. Социокультурные факторы развития науки... С. 172). А в самой католической мысли не прекращались попытки создать такую физическую модель, которая была бы более совместима с тридентским догматом. Это отчасти удалось двум выдающимся ученым священникам: о. Франческо Гримальди, создавшему волновую (то есть анти-атомарную) теорию света, и о. Леметру, создателю модели расширяющейся Вселенной (первоатом Леметра, несмотря на свою пространственную точечность, тем не менее внутренне сложен и структурирован). И, кстати, пора уже перестать смеяться над "бедными средневековыми схоластами", которые обсуждали вопрос - «сколько ангелов уместится на кончике иглы?". Это вопрос, с которого можно было подойти к дифференциальному исчислению: "кончик иглы» - синоним бесконечно малой точки пространства, математической точки, ангелы - существа принципиально непространственные, ибо нематериальные (точнее, материальны - но их телесность столь тонка, что для обычного обихода легче называть их просто "бестелесными духами"). Значит, вопрос об "ангелах" и "игле» - вопрос об исчислении бесконечно малых величин. Со времен трудов аббата Леметра "основной вопрос ангелологии" на языке современной космологии может быть поставлен так: сколько галактик умещается в первоатоме?
[11][171] В комиссию входили три эксперта: личный богослов-консультант папы. Второй - о. Пасквалиго - был за четкое разграничение физики и теологии в т.ч. в вопросе о евхаристии. Эти два члена - ярые враги иезуитов (сторонников осуждения Галилея). Лишь один - иезуит, о. Инхофер - но он сам профессиональный астроном. Инхофер был сам зависим от инквизиции, поскольку незадолго до этого он выпустил книгу, в которой отстаивал историческую достоверность письма, якобы написанного Девой Марией к жителям сицилийского города Мессины. Составители комиссии тем самы имели основания думать, что учитывая эти затруднения Инхофер ограничится выражением самого безобидного мнения» (Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, сс. 337-338).
[12][172] Кстати, декрет о запрете книг Коперника не упоминал Галилея, хотя его взгляды были известны.
[13][173] Панегирики рвоте, скуке и даже тараканам сочинялись как риторич упражнения еще в античной школе.
[14][174] См. Шрейдер Ю. А. Галилео Галилей и Римо-Католическая Церковь. // Вестник истории естествознания и техники. 1993, N. 1.
[15][175] Мессори В. Черные страницы истории Церкви. Караганда, 1999, с. 93.
[16][176] Блаватская Е. П. Халдейские «Веды» или «ведические» халдеи // Блаватская Е. П. Карма судьбы М., 1999, с. 167.
[17][177] Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. М., 1994, Т. 2, с. 624.
[18][178] Галилей // Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. т. XII. СПб., 1899, с. 447.
[19][179] Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.-Л. 1934. сс. 3-4.
[20][180] Фантоли А. Галилей. В защиту учения Коперника и достоинства Святой Церкви. М., 1999, с. 317
Следующий текст, часть 10