Ария Бизе из оперы Хозе и кое-что ещё
Девушка у метро продаёт игрушки - мелкие, невнятные и смешные. Просит какие-то гроши. Мальчик с разбега тормозит у прилавка.
- Мама, купи солдатика!
Мама быстро, испуганно отдёргивает сына за руку.
- Пойдём! Это не нам! Это для больных детей!
- Нет же, вы не поняли! - улыбается девушка. - Деньги от выручки пойдут на лечение больных детей. Вы не думайте, тут никакого обмана…
- А-а-а. - Мама в замешательстве, испуг на её лице растёт. - А можно, мы просто дадим деньги, а игрушки брать не будем?
- Ну.. пожалуйста. - Девушка улыбается, пожимает плечами. - А то - смотрите, можете выбрать. Смотрите, какая собака…
- Мам! Солдатика!
- Нет. Даже и не проси! - Мама сжимает губы, раскрывает кошелёк, выкладывает несколько бумажек на блюдечко. А потом опять резко хватает сына за руку и волоком тащит от прилавка.
- Серёжа, идём! Не оглядывайся! Не оглядывайся, я кому сказала!
Ёлки. Вряд ли тут дело в том, что у них дома уже ногу некуда поставить из-за этих… солдатиков.
Думаю, это страх.
Древний, дикий, безошибочный. Хотите - зовите его суеверием.
«Бери моё добро и горе-злосчастье впридачу». Вот чего она боится, зуб даю.
***
Соседка пяти лет от роду делится со мной вчерашними новостями:
- А мы с моим новым платьем вчера ходили на пруды. Ну, и чего? - в грязь упали, конечно. И все у-хрю-ка-лись.
Не «я в новом платье», а «мы с новым платьем».
Мы оба ходили. Оба упали и оба несём ответственность за содеянное.
Или это просто такая трепетная любовь, которая не может без персонификации?
***
- Почему у вас в библиотеке нету «Франкенштейна»? - спрашивает юноша, сникающий на глазах от жары и умственных усилий, как картонный человечек.
- Как - нет? Конечно, есть… Стоп. Стоп. Почему вы вбиваете «Франкенштейн» в графу «Автор», а «Мэри Шелли» - в «Заглавие»?
Он смотрит разморённо и недоумевающе:
- А как же ещё?
... Франкенштейн, создавший Мэри Шелли. Как Галатею. Как Элизу Дулиттл. И потом написавший о ней роман - только правду, ничего, кроме правды. А она потом напишет роман о нём - сплошные, между прочим, выдумки, хотя и впечатляющие.
Чёрт возьми, какие перспективы.
Мартин Иден пишет роман «Джек Лондон» - про другана-в-доску и вечного соперника на писательском поприще.
Пятилетний Тристрам Шенди, макая перо в чернильницу, выводит неописуемыми каракулями на листе дорогой, с вензелями бумаге: «Жызнь имнейнейя Лореннса Стерьна песаттеля.
Робинзон Крузо, плача от мстительной радости, тащит издателю рукопись о мытарствах Даниэля Дефо на необитаемом острове. С подробным описанием того, что бы с тем было НА САМОМ ДЕЛЕ, останься он там с тем подручным арсеналом, с которым он оставил своего бывшего героя, а ныне - автора.
Волкодав, стесняясь своей малограмотности, надиктовывает на телефон роман «Мария Семёнова» и заранее сокрушается о том, что до счастливой развязки героиня может не дотянуть.
Ну, и так далее. Продолжать можно долго. Это будет ещё одна библиотека на пять миллионов томов. Нет, что это я? - гораздо, гораздо больше.
Автор-то у книги чаще всего один. А персонажей, мечтающих с ним расквитаться его отблагодарить - как донов Педро в Бразилии.
- Мама, купи солдатика!
Мама быстро, испуганно отдёргивает сына за руку.
- Пойдём! Это не нам! Это для больных детей!
- Нет же, вы не поняли! - улыбается девушка. - Деньги от выручки пойдут на лечение больных детей. Вы не думайте, тут никакого обмана…
- А-а-а. - Мама в замешательстве, испуг на её лице растёт. - А можно, мы просто дадим деньги, а игрушки брать не будем?
- Ну.. пожалуйста. - Девушка улыбается, пожимает плечами. - А то - смотрите, можете выбрать. Смотрите, какая собака…
- Мам! Солдатика!
- Нет. Даже и не проси! - Мама сжимает губы, раскрывает кошелёк, выкладывает несколько бумажек на блюдечко. А потом опять резко хватает сына за руку и волоком тащит от прилавка.
- Серёжа, идём! Не оглядывайся! Не оглядывайся, я кому сказала!
Ёлки. Вряд ли тут дело в том, что у них дома уже ногу некуда поставить из-за этих… солдатиков.
Думаю, это страх.
Древний, дикий, безошибочный. Хотите - зовите его суеверием.
«Бери моё добро и горе-злосчастье впридачу». Вот чего она боится, зуб даю.
***
Соседка пяти лет от роду делится со мной вчерашними новостями:
- А мы с моим новым платьем вчера ходили на пруды. Ну, и чего? - в грязь упали, конечно. И все у-хрю-ка-лись.
Не «я в новом платье», а «мы с новым платьем».
Мы оба ходили. Оба упали и оба несём ответственность за содеянное.
Или это просто такая трепетная любовь, которая не может без персонификации?
***
- Почему у вас в библиотеке нету «Франкенштейна»? - спрашивает юноша, сникающий на глазах от жары и умственных усилий, как картонный человечек.
- Как - нет? Конечно, есть… Стоп. Стоп. Почему вы вбиваете «Франкенштейн» в графу «Автор», а «Мэри Шелли» - в «Заглавие»?
Он смотрит разморённо и недоумевающе:
- А как же ещё?
... Франкенштейн, создавший Мэри Шелли. Как Галатею. Как Элизу Дулиттл. И потом написавший о ней роман - только правду, ничего, кроме правды. А она потом напишет роман о нём - сплошные, между прочим, выдумки, хотя и впечатляющие.
Чёрт возьми, какие перспективы.
Мартин Иден пишет роман «Джек Лондон» - про другана-в-доску и вечного соперника на писательском поприще.
Пятилетний Тристрам Шенди, макая перо в чернильницу, выводит неописуемыми каракулями на листе дорогой, с вензелями бумаге: «Жызнь имнейнейя Лореннса Стерьна песаттеля.
Робинзон Крузо, плача от мстительной радости, тащит издателю рукопись о мытарствах Даниэля Дефо на необитаемом острове. С подробным описанием того, что бы с тем было НА САМОМ ДЕЛЕ, останься он там с тем подручным арсеналом, с которым он оставил своего бывшего героя, а ныне - автора.
Волкодав, стесняясь своей малограмотности, надиктовывает на телефон роман «Мария Семёнова» и заранее сокрушается о том, что до счастливой развязки героиня может не дотянуть.
Ну, и так далее. Продолжать можно долго. Это будет ещё одна библиотека на пять миллионов томов. Нет, что это я? - гораздо, гораздо больше.
Автор-то у книги чаще всего один. А персонажей, мечтающих с ним расквитаться его отблагодарить - как донов Педро в Бразилии.