Коммуно-фашизм (часть 1)
Как известно, в эпоху "лихих девяностых" в российском так называемом "коммунистическом движении" имела место мода на сотрудничество с националистами в борьбе против Ельцина. За эту готовность вести диалог с крайне реакционными силами наши "коммунисты" получили от либералов обидные прозвища "красно-коричневых" и "коммуно-фашистов". Особенно обидным для наших "коммунистов" в кавычках был термин "коммуно-фашизм", причем обижались наши "коммунисты" не только за себя, но и за своих союзников - русских националистов, которых они упорно не желали признавать фашистами. "Никакого русского фашизма нет и быть не может, это клевета на патриотическое движение!" - заявляли наши коммунисты, обнаруживая тем самым свое фашистское лицо. Себя наши "коммуно-фашисты" считали пламенными "борцами против системы", готовыми в борьбе против Ельцина идти на союз с кем угодно, даже с самим чертом. Щеголяя своей фальшивой "антисистемностью", наши "коммуно-фашисты" на деле были встроены в буржуазную систему, представляя собой квазиреволюционное, буржуазное течение, находящиеся в обозе российского империализма. Несмотря на болтовню "коммунистических" вождей о благотворности и полезности "красно-белых" союзов для дела борьбы за социализм, союзы с националистами не только не принесли пользы коммунистическому движению, но значительно навредили ему. В выигрыше от красно-белых союзов остались исключительно националисты, которые эпоху "лихих 90х" не обладали массовой социальной базой, а поэтому, остро нуждались в коммунистической массовке. Коммунисты же в ту пору обладали большой социальной базой и в националистической массовке не нуждались, однако при этом идеологически были очень слабы. В условиях упадка марксистской теории создались предпосылки заражения сознания трудящихся буржуазно-националистической, реакционной идеологией. Будучи глубокими импотентами в интеллектуальном и теоретическом отношении, вожди коммунистического движения не нашли ничего лучше, чем кормить массы буржуазно-националистической блевотиной под названием "русская идея". Вместо того, чтобы радикально размежеваться с националистическими маргиналами и начать борьбу за возрождение марксизма, вожди коммунистов начали искать у националистов идеологического руководства. Как отмечают исследователи политической системы России, националисты в "красно-белых" союзах были "властителями дум", а коммунисты играли роль массовки для националистов: "Заметно уступая коммунистам в численности и организованности, "белые" антиреформисты тем не менее доминируют над своими "красными" союзниками в идейном плане. Это проявляется как в активном использовании коммунистами элементов "державнической" (КПРФ) и националистической (РКРП) идеологии, так и в том, что все имевшие место объединения "право-левой" оппозиции осуществлялись, как правило, на идеологической основе именно "державничества"... можно сделать вывод, что и национал-патриотическое, и "державническое" движения в России нежизнеспособны без союза с коммунистами, основательность социальной базы которых не вызывает сомнений. С другой стороны, глубокий идеологический кризис, переживаемый коммунистическим движением на протяжении уже нескольких десятков лет, создает почву для сотрудничества "красных" антиреформистов с гораздо менее многочисленными и не имеющими собственной социальной опоры, но зато более "перспективными" в программно-идеологическом отношении антиреформистами "белого" толка.. Действенность ФНС объяснялась прежде всего тем, что при его создании было произведено своеобразное разделение труда между "правой" и "левой" оппозицией: "правые" ("державники") занимались идеологическим обеспечением деятельности объединения, а "левые" (коммунисты) обеспечивали его массовость" (Ю.Г.Коргунюк, С.Е.Заславский. Российская многопартийность: становление, функционирование, развитие). Разоружившись идеологически перед буржуазным национализмом, коммунистическое движение в итоге лишилось и массовости, а националисты наоборот чрезвычайно усилились. Таковы плачевные результаты заигрывания коммунистов с русским фашизмом. С уходом ельцинской эпохи мода на коммуно-националистические союзы стала уходить в прошлое, однако тип красно-коричневого "системного антисистемника" не умер и продолжает существование по сей день. Яркий пример классического "коммуно-фашиста" явил
blanqi в своей статье " Зачем поддерживать Кадафи, Лукашенко и Аль-Каиду?". Нами уже отмечалась близость взглядов
blanqi к фашизму в ранее опубликованной статье " Дорога к рабству", где рассматривался вопрос о судьбе "пассионарного", "профетического" духа при коммунизме. Взгляды
blanqi в указанной статье были охарактеризованы как "спартанский или платоновский коммунизм". Сейчас же предметом нашего внимания будет другой вопрос, а именно: возможен ли союз между коммунистами и фашистами в борьбе против системы? Бланки решает этот вопрос следующим образом:
"При чём к перечисленным и другим, неназванным, социализм? - Такими вопросами задаются левые. Подобные вопросы - свидетельство упадка революционного сознания, утраты революционного инстинкта, унижения профессии революционера, выхолащивании революционера до левоблагожелательного мещанина-справедливца. Революционер обязан разрушать общество, его универсальные опоры, хорошие и дурные. Революционер обязан приветствовать нестабильность Системы, разжигать реальные и мифические противоречия внутри её. Есть крепость, её нужно снести - в такой задаче нет левых и правых, не бывает "не наших методов". Глобальный жандарм понимает ситуацию намного лучше левых: в список стратегических объектов США внесли не принадлежащие им предприятия по всему миру. США охраняют российские газопроводы, шахты в Конго и завод змеиного противоядия в Австралии. Жёстко, тотально, контролируются не только материальные объекты. Любая не укладывающаяся в господствующую парадигму идея подменяется, заглушается, запрещается к дискуссии. Жалкие левые в лице идеолога Бадью причитают - мир един, права и ценности универсальны. Адью, Бадью: революционеры расколотят ваше паршивое общее корыто. Всё, что ослабляет Систему - хорошо, что укрепляет - дурно, разъединяющее - благо, объединяющее - зло. Если коммунисты уравновешивают систему, а фашисты раскачивают лодку - революционер поддержит фашистов"
Тезис о якобы "революционности" фашизма (в одном месте Бланки прямо заявил, что "в фашизме БОЛЬШЕ социализма, чем в современном левом движении"), из которого выводится тезис о возможности союза с фашизмом в борьбе против "системы", который сильно сближает Бланки с коммуно-фашистами 90х. В первую очередь, следует отметить, что Бланки слишком идеализирует фашистов, изображая их "главными врагами системы" ("Если фашизм столь симпатичен и родствен капитализму, откуда ненависть и ожесточение правящего ТОТАЛЬНО капитализма к фашизму?" - пишет Бланки в комментариях). Бланки не видит глубокой встроенности фашистов в существующую систему, в отличие от того же Константина Крылова, который представляет "демократическое" крыло русского национализма и пытается размежеваться с авторитарными правыми. По словам Крылова, имеет место "органическая невозможность для патриота быть врагом режима, каким бы этот режим ни был и как бы он этих самых патриотов не давил. «Русский патриот» склоняется перед режимом при малейшем признаке заинтересованного внимания с его стороны, или хотя бы с появлением надежды на то, что режим смягчит свою антинародную политику. Неудивительно, что любой российский режим предпочитает иметь своим главным врагом именно русских патриотов, а более опасных противников ими запугивать: «поддерживайте нас, евреи и гомосеки, мы одни своими ОМОНом и телевизором защищаем вас от ярости этих бешеных псов». При этом режим прекрасно знает, что все эти псы будут глодать голые кости и терпеливо сносить побои, будут выть от боли, но никогда не укусят" (Старопатриотизм. Часть 2). Бланки упрямо не хочет признавать, что фашизм всегда был не антисистемной силой, а наоборот, оборонительной реакцией системы на пресловутое раскачивание лодки "слева", правой реакцией на большевизм. Как писал в свое время монархист Иван Ильин: "Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма - это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным" (О фашизме). Фашизм - это своеобразная "тяжелая артиллерия", которую капиталисты применяют против пролетариата в случаях, когда подавление эксплуатируемых классов демократическими методами становится невозможным. Врагом №1 у фашистов всегда является коммунизм, а в вовсе не демократия, и не капитализм, а поэтому ничего общего у коммунистов с фашистами (которые в наших широтах именуют себя "русскими националистами", "русским движением") быть не может. Неудивительно, что фашистские движения всегда набирали вес лишь в условиях "коммунистической угрозы". Это признает современный монархист А. Елисеев: "Пришествие настоящего коммунизма может дать мощный толчок развитию "фашЫзма" (не путать с историческим фашизмом, отягощённым огромным количеством ошибок!). Ведь и фашизм Муссолини и нацизм Гитлера были во многом реакцией на стремительно нарастающую волну большевизма. Лишь коммунисты с их яростным нигилизмом оказались способны вызвать столь же яростный традиционализм ... Да - именно либерализм и совковость являются нашими настоящими врагами - в плане онтологии. Но в ценностном, эстетическом плане таковыми могут быть только бешеные красные пассионарии, готовые положить жизнь во имя своей (безусловно, вредной) идеи" (Совки, демки и коммунисты). Коммунисты и фашисты - это злейшие враги, прямая противоположность друг друга, и никакого союза между ними быть не может. Для того, чтобы такой союз стал возможен, белые должны "покраснеть", перестать быть белыми, а красные должны "побелеть", то есть должна произойти определенная идеологическая конвергенция в сторону так называемого "национал-большевизма", или "русского социализма". Националист Юрий Горский пишет, что "уже сегодня базой для такого альянса могут являться начатки новой идеологии, сформулированной обоими субъектами предполагаемого альянса. Речь идет о русском социализме, как о новой политической теории, которую провозгласили - и националисты на страницах буклета «Русское ДПНИ» и социалисты на XIII съезде КПРФ устами Владимира Никитина, заявившего о необходимости партийного сдвига в сторону русской идентичности" (Пути Русского национализма). Оставаться же на позициях "чистого" революционного коммунизма и быть союзником правой, фашистской мрази невозможно, или крестик снимите, или трусы наденьте. Те "коммунисты", которые допускают возможность союза с фашней, как правило исповедуют далеко не "чистый" коммунизм, а с элементами традиционалистского консерватизма и национализма. Именно этот национал-консервативный уклон порождает у наших "коммунистов" толерантное, и даже сочувственное отношение к русским фашистам, которые рассматриваются не в качестве врагов, а идейно близких элементов ("мы с тобой одной крови, ты и я", говоря словами Маугли). Национал-консервативный дискурс красконами не только не отторгается, но рассматривается как органическая часть дискурса коммунистического. Главная причина толерантного отношения Бланки к фашизму, национализму состоит в том, что он сам националист, фашист, и весь его "красный коммунизм" является не более, чем фашизмом в лжекоммунистической обертке.
Для подлинных же коммунистов, а не "красконов" и "русских социалистов" аксиомой является следующее: если фашисты придут к власти, то система капиталистического угнетения усилится до крайней степени, диктатура буржуазии не только не исчезнет, но станет абсолютной, демократических свобод уже не будет, а следовательно возникнут огромные препятствия для борьбы за коммунизм. Коммунисты будут подвергаться массовым репрессиям, как это и происходило во времена всех фашистских диктатур, и в силу этого, вынуждены будут перейти на подпольное положение, исчезнет возможность открытой пропаганды коммунистических идей. В принципе, я не исключаю, что фашистская диктатура может оказать определенное положительное воздействие на коммунистическое движение (как в свое время оказал положительное действие на германскую социал-демократию так называемый "исключительный закон против социалистов"), а именно - способствовать ослаблению оппортунистического, "умеренного" крыла в коммунистическом движении, поскольку в условиях массовых репрессий в стане коммунистов должны остаться лишь самые стойкие оловянные солдатики. Но это очищение дается крайне дорогой ценой многократного количественного ослабления коммунистического движения, гибели многих талантливых его членов, которые могли бы принести значительную пользу революционному делу. Потому-то коммунисты-революционеры всегда были сторонниками максимального расширения буржуазных демократических свобод, которые дают революционерам возможность для полноценной борьбы за коммунизм. Коммунисты-революционеры поддерживают буржуазные демсвободы не потому, что они "в принципе за свободу", а потому, и лишь в той степени, в какой это выгодно делу борьбы за коммунизм. Буржуазно-демократические свободы нужны нам лишь в интересах коммунистической революции, для того, чтобы легче было свергнуть власть буржуазии и установить красную диктатуру. Никакой самостоятельной ценности у буржуазной демократии нет. Предположим, что в России победила оранжевая революция, которая в основном возродила те демсвободы, которые подверглись попранию при путинском режиме, выпустила на свободу Ходорковского, однако при этом положение собственно коммунистов ухудшилось - пришедший на смену Медведпутам либеральный режим начал проводить политику агрессивной "декоммунизации", проявляющейся в ликвидации памятников Ленину и коммунистической топонимики, объявил коммунистическую идеологию вне закона, признал "экстремистскими" сочинения Маркса, Энгельса и Ленина и т.д. Если ситуация сложится именно так, и оранжевая революция принесет пользу только либералам, а коммунисты наоборот проиграют, в таком случае, мы против оранжевой революции. Подобный исход "оранжевой революции" (если таковая вообще возможна в сегодняшней России, в чем у меня большие сомнения) вполне возможен, поскольку наши либералы всегда отличались более жестким и непримиримым антикоммунизмом, чем путинцы. В эпоху первого срока Путина наши либералы критиковали нового президента даже не столько за удушение демократии (демократия была превращена в фикцию еще при Ельцине, которого наши либералы не осмеливались критиковать), сколько за "раскулачивание бизнеса" (дела Березовского, Гусинского и Ходорковского), восстановление советского гимна и т.д. Либералы считали своими врагами №1 коммунистов, а Путина - дрейфующим в сторону коммунизма. Режим Путина либералы называли "неокоммунистическим" а себя позиционировали как "правую оппозицию" путинцам, призывая буржуев создавать "комитеты защиты капитализма" и грозясь в случае прихода к власти провести маккартистскую "декоммунизацию" по польскому образцу. Вопреки распространившемуся в начале нулевых годов мнению, путинизм не был "левым поворотом" от ельцинизма, несмотря на использование Путиным в начальный период нахождения у власти "социал-демократической" риторики, а также попытки пропутинских сил в Госдуме (Единство, ОВР, затем - Единая Россия) занять промежуточное положение между "правыми" (либералы) и "левыми" (КПРФ), позиционируя себя как "центристов". Приход Путина положил конец горбачевско-ельцинской эпохе либерализма и вернул страну к консервативному, антидемократическому, государственническому капитализму, какой имел место в эпоху хрущевско-брежневского "совка". Что касается современной либеральной оппозиции, которая не чуждается союзов с коммунистами, то для нее опять же, главным врагом является не столько путинизм, сколько большевизм. Господа либералы выступают за "антипутинскую", "оранжевую", "бархатную" эрзац-революцию как альтернативу даже не столько самому Путину, сколько настоящей, красной революции, которая, как они считают, станет неизбежным результатом политики путинского режима. Либералы рассуждают следующим образом: если вовремя не уберем Путина, то грянет буря, подобная той, какая грянула в Октябре 1917 года, к власти придут радикалы, страна скатится обратно большевизму, который в десять раз хуже путинизма. Наиболее ярко этот либеральный страх перед большевистской "новой смутой" выразил один из лидеров "оранжевого" движения Борис Немцов: "Российский народ настолько устал от Путина и его команды, что рано или поздно он просто поменяет систему. Однако настоящая опасность для страны в том, что может случиться кровавая революция" (Лидер оппозиции предупреждает, что России грозит кровавая революция), а также Борис Стомахин в своей статье "От путинского чекизма - к военному коммунизму?" (эту статью мы рассматривали ранее в статье "Дорога к рабству"). Соратник Немцова по "Стратегии-31" Евгений Ихлов также опасается "кровавой революции", призывая к сплочению умеренно-либерального крыла оппозиции против радикалов, для предотвращения нового Октября: "Представители оппозиционных политических партий («Яблоко», «Рот-Фронт», «Партия народной свободы», «Родина», «Другая Россия») объявляют, что пойдут на выборы одним списком с главным лозунгом: «Долой путинизм, да здравствует свободная Россия!» Пусть на телепатический альянс любителей катастроф русская оппозиция впервые ответит политическим альянсом БОРЦОВ ПРОТИВ КАТАСТРОФ" (Двойной удар по либералам). Немцовым, Ихловым и Стомахиным одинаково нужен Февраль без Октября и против Октября. Но возможен ли "Февраль без Октября" в сегодняшних условиях? У известного своим либеральным пессимизмом Стомахина на этот счет имеют место большие сомнения, Ихлов же настроен более оптимистично, считая, что Октября можно избежать благодаря сплочению "умеренных сил" оппозиции, Немцов же в самой "оранжевой революции" видит главный способ предотвратить новый Октябрь. Я уже не раз замечал, что ненависть к Октябрю в конечном счете ведет к "антифеврализму" и апологетике царизма в духе сборника "Вехи" и Солженицына. Если Стомахин по своим взяглядам приближается к Солженицыну и другим консерваторам, то Ихлов и Немцов стоят на позициях керенщины, которую они надеются протащить между Сциллой большевизма и Харибдой корниловщины. В случае, если расчет Немцова окажется верным, и новый оранжевый "Февраль" станет не пролегоменой к Октябрю, а лишь способом аккумуляции революционной энергии масс в безопасное русло, мы должны не поддерживать "оранжевую революции" в России (подобно тому, как не поддерживает перестройку в СССР Алексей Трофимов, в чем я с ним категорически не согласен, но об этом речь пойдет в отдельной статье). Если Солженицыны и Стомахины готовы пожертвовать Февралем, чтобы не допустить Октября, то мы будем поддерживать Февраль во имя Октября. Если Немцовым нужен Февраль, чтобы не допустить Октября, то нам следует пожертвовать Февралем во имя Октября. Как бы то ни было, нас интересует только Октябрь, а Февраль нам нужен лишь в качестве пороха для социалистической революции.
Было бы ошибочным полагать, что мы в вопросе о демократии и фашизме исходим из каких-либо "нравственных принципов", согласно которым фашизм есть "абсолютное зло", "смертный грех". Именно этот убогий морализм хочет приписать нам г-н Бланки, считающий себя "политическим аморалом" в духе Нечаева. На самом деле, мы не меньшие "аморалы", чем г-н Бланки, и для нас в принципе нет ничего абсолютного, в т.ч. для нас не существует абсолютно неприемлемых по моральным соображениям тактических методов. Как писал в свое время отец русской социал-демократии Георгий Плеханов: "Если научный социализм даже о рабстве судит с точки зрения обстоятельств времени и места... то как прикажете относиться ему к тем или другим отдельным правилам политической тактики или вообще политики? Он, разумеется, и о них судит с точки зрения обстоятельств времени и места; он и на них отказывается смотреть как на безусловные. Он считает наилучшими те из них, которые вернее других ведут к цели; и он отбрасывает, как негодную ветошь, тактические и политические правила, ставшие нецелесообразными. Нецелесообразность - вот единственный критерий его в вопросах политики и тактики. - Но ведь это - верх безнравственности! - кричат хором наши противники научного социализма. Признаюсь, я никак не могу понять, - почему? Тут, как и везде, нет ничего безусловного... Не человек для субботы, а суббота для человека. Переведите это положение на язык политики, и оно будет гласить: не революция для торжества тех или других тактических правил, а тактические правила для торжества революции. Кто хорошо поймет это положение, кто станет руководствоваться им во всех своих тактических соображениях, тот - и только тот - покажет себя истинным революционером. Его силы могут быть малы; они могут быть очень велики, но и в том, и в другом случае он найдет для них наиболее производительное приложение. Если же у него не хватит логической отваги, если он побоится до конца усвоить ту мысль, что нет и не может быть безусловных тактических правил, то он, именно в меру своей непоследовательности и как бы в наказание за нее, будет, сам того не желая и не замечая, ставить себе препятствия на пути к своей цели. Позволительно ли социалисту вступать в буржуазное министерство? - Нет. - Ни при каких обстоятельствах? - Никогда и ни за что на свете Так рассуждали многие из моих друзей французских марксистов в эпоху первого приятия Мильераном министерского портфеля. Я не мог согласиться с этим... я не признаю безусловных практических правил, так как в политике все зависит от обстоятельств времени и места" (Буки Аз-Ба). Я, например, не вижу ничего аморального в пакте Молотова-Риббентропа, который многими леваками "антитоталитарного" направления осуждается как "соглашательство с фашизмом". Для нас решение вопроса о приемлемости методов борьбы зависит от конкретно-исторической ситуации. А поскольку для нас нет ничего абсолютного (в том числе "абсолютного антифашизма"), мы не можем полностью исключать такой ситуации, когда усиление фашистского движения, и даже установление правой диктатуры пойдет на пользу коммунизма. В теории такая ситуация возможна, и если для пользы коммунизма нужно будет временно спровоцировать фашистскую реакцию, устроить "поджог Рейхстага", мы обязательно должны пойти на этот рискованный шаг, каким бы "безнравственным" и "беспринципным" он не казался нашим моралистам. В данном случае, расчет делается на то, что фашистская реакция окажется слишком слабой: фашисты либо не смогут захватить власть, либо не смогут ее удержать, и будут сметены антифашистским цунами. Пытаясь пресечь коммунизм, фашисты на деле сыграют в его пользу, поскольку антифашистская волна должна в итоге перерасти в коммунистическую революцию. Идея "протащить коммунизм на гребне волны антифашизма" имеет в себе толику здравого смысла, поскольку коммунисты всегда стояли в авангарде антифашистских движений, таких как например, "Движение Сопротивления" эпохи Второй Мировой Войны. Эта авангардная роль коммунистов в антифашистском Движении Сопротивления привела к многократному усилению влияния коммунистических партий после ВМВ, как в странах Центральной и Восточной Европы, где компартии пришли к власти, так и в Западной Европе, где компартии стали одними из самых влиятельных политических сил (в первую очередь это касается Италии и Франции, где коммунисты обладали огромным политическим весом вплоть до 80х годов). Можно также вспомнить историю корниловского мятежа в России, целью которого было предотвращение прихода к власти большевиков. Оказавшись слишком слабым, корниловский мятеж в итоге сыграл лишь на усиление большевиков, которые приняли активнейшее участие в ликвидации корниловщины. Это "взаимопритяжение противоположностей" в итоге и погубило Февральскую революцию, которой не удалось проскочить между Сциллой корниловщины и Харибдой большевизма, о чем глубоко сожалеет Евгений Ихлов: "Окончательную теоретическую победу над своими демократическими оппонентами Ленин одержал после августовского корниловского выступления. Мятеж это был или многоходовая провокация Керенского, не разобрали и по сей день. Факт, что, выступая, крепко поддатое, точнее, непросыхающее офицерье орало, что перевешает все совдепы (чего Керенский не хотел, хотел только припугнуть). Главное, что в один миг рухнули все заверения умеренных оппонентов Ленина, что новая революция не нужна, что социалисты и так возьмут власть мирно и демократично: скоро выборы в Учредительное собрание, оно все решит, все законы примет - подождем полгодика, и не надо ломать государственный аппарат. И вдруг истина обнажилась во всей своей срамной неприкрытости - либералы (кадеты, «Партия Народной Свободы»!!!) организовали путч вместе с монархистами и черносотенцами, а присягавшие революции генералы и офицеры готовили революции кровавую баню. Выходит, Ленин кругом прав - и нет веры в закон, в мирную демократическую эволюцию. Без слома машины буржуазного государства социалистам власти не удержать - оправившись от революционного шока, эта «машина» быстро перемелет формальных победителей, к ногам которых она еще недавно склоняла свои знамена... 29 августа (10 сентября н.с.) 1917 года полгода праздновавшие свою «бескровную победу» русские демократы внезапно осознали суровую истину: только сила может гарантировать революцию. И Керенский раздает оружие на контролируемых большевиками заводах. Керенского и его правительство это погубило... Очень плохо, когда публицистика ультрарадикалов сбывается... сложился такой незримый телепатический альянс между политическими антиподами - Лимоновым и Сурковым. Подобно тому, что возник в августе 1917 года между Милюковым и Лениным, когда они оба позарез нуждались в Корнилове, чтоб вывести ситуацию из инерционного сценария, в котором у них обоих не было будущего" (Двойной удар по либералам). Под влиянием ненависти к фашизму массы обязательно должны качнуться "влево", в сторону коммунизма, подобно тому, как "умеренные" буржуа под влиянием ненависти к коммунизму поворачиваются в сторону фашизма. Неудивительно, что наиболее последовательные антикоммунисты в либеральной (и не только либеральной) среде с недоверием относятся к "фашизмофобии", уже на подсознательном уровне чуя исходящий от антифашизма дух "советчины" и "коммунизма" (как выразился один либерал, "Совок - это такое существо, которое всю свою жизнь безостановочно побеждает фашизм. Как одноименная давно уже сгнившая страна"). Тактика провоцирования фашистской реакции в свое время использовалась боевиками Фракции Красной Армии (RAF) в ФРГ, которые пытались "разбудить призрак фашизма, который в свою очередь разбудит призрак коммунизма". Как говорила идеолог данной революционной группы Ульрика Майнхофф: "Необходимо спровоцировать латентный фашизм общества. Мы должны взрывом вызвать фашизм к жизни, чтобы все увидели его, и тогда народ обратится к нам в поисках руководства". Но была ли тактика RAF по "провоцированию фашизма" успешной? На этот вопрос у нас ответ отрицательный. Если в теории тактика "провоцирования фашизма" выглядит довольно красивой, то на практике все оказывается куда сложнее. Главная проблема данной тактики состоит в том, что она является слишком рискованной, поскольку крайне сложно предугадать, насколько сильной будет фашистская реакция и антифашистский ответ на нее. Если фашисты смогут захватить и удержать власть, это будет катастрофой для коммунистического движения, которое будет разгромлено на десятилетия. Одно дело - выпустить джинна по имени Фашизм из бутылки, а другое дело, его загнать обратно. Поэтому, нам следует всячески избегать авантюристических попыток открыть бутылку с фашизмом, более того, не давать открыть эту бутылку тем, кто мечтает натравить фашистского "джинна" на коммунистов.